Читать книгу: «Жизнь на осколках», страница 3

– А вот умереть от голода они рискуют сильно. Поможешь мне картошки начистить?

Заняв мальчика делом, отвлекая от рвущегося внутрь зверя, Степа вышел в залу, потрепав между ушей собаку, успокаивая. И лай сменился тихим рычанием, позволяя определить: признав, что дверь человеческого логова ему не по зубам, хищник отправился туда, где сильнее пахло едой, где за дощатой, не в пример камню, стеной волновались перепуганные животные. Даже отсюда Степа слышал, как яростно дерут когти дерево и летят щепки.

– Их съедят?

Держа за руку зареванную названную сестренку, за спиной стоял Василий.

Судорожно вздохнув, принимая решение, Степан покачал головой и стиснул в руке винтовку.

– Я сейчас выйду, а ты закроешь дверь на засов, понял? – велел он мальчику, положив ладонь на плечо. Говоря, как со взрослым. – Откроешь, только если один из нас скажет, что все в порядке. Обещай мне.

– Обещаю, – столь же серьезно отозвался тот.

Идти не хотелось до жутиков. Только еще сильнее не хотелось смотреть в глаза товарищам, которые вернутся, чтобы посчитать очередные потери. Нет, это было недопустимо. И он сделал первый шаг в напоенный влагой внешний мир, с облегчением обнаружив, что дождь перестал. Обогнув развалины, на миг прирос к месту. Уже почти проделав дыру, в хлев рвался здоровенный тигр, которому повезло сбежать то ли из поврежденного землетрясением зоопарка, то ли из цирка. Убивать везунчика Степа не хотел, но когда речь идет о выживании, иногда приходится забывать о собственных желаниях.

Подобравшись на расстояние выстрела, он передернул затвор, взводя курок, и зверь стремительно повернулся, оскалив смертоносные клыки. Подобрался, не оставляя места сомнениям, и Степа прицелился. Спустил курок, но пуля ушла, вонзившись в стену хлева над головой хищника. Следом раздался еще один выстрел, в воздух, и обнаружив себя в меньшинстве, зверь поспешил ретироваться, скрывшись в чаще.

Степа повернулся, увидев пересекающего скотный двор от дороги Виктора, и снизошедшее было на него облегчение разом испарилось. Ну почему не Толик?..

– Ты самоубийца или идиот? – вопросил тот, приблизившись на расстояние двух вытянутых рук. – Не умеешь стрелять, не высовывайся.

– Но я целился ему точно в голову, – не понимая причин промаха, возразил Степа.

– А отдачу учел? Она ствол вверх уводит, дурила!

Услышав их голоса за дверью, Василий отодвинул засов, и в ноги им кинулась счастливая псина, вылизывая хозяину руки.

– Вот и оставь тебя одного дома… – проворчал Виктор, но голос его смягчился. – Хотя, должен признаться, не ожидал, что у тебя трусости не хватит отсидеться. Надо пневматики надыбать где-то, что ли, тренировки организовать, чтобы вас с Лехой в первой же стычке не грохнули… Пошли в дом, сейчас снова ливанет.

Так и не решив, воспринимать замечание как комплимент или как подколку, Степа поплелся следом. Прикрыв за собой дверь, таки задвинул засов, чувствуя, как пробивается изнутри запоздалая дрожь.

– А ты чего вернулся-то?

– Угадай с трех раз, – устало плюхнулся на диван Виктор. – Люба переживала, как вы тут без нее справитесь. Все же, женские предчувствия – это сильно.

Глава 3

В ожидании беды

Начавшее было подзабываться чувство надвигающейся беды разбудило Виктора среди ночи, оставляя лежать, пялясь в тонущий во тьме потолок. Уже через пару минут, земля не сильно, но ощутимо дрогнула. Инстинкты, что заставляют животных ни с того ни с сего срываться с насиженного места, а птиц подниматься в воздух, и на этот раз не подвели его. И только что-то человеческое, укоренившееся в них за века существования цивилизации, уговаривало не дергаться: толчок совсем слабый, может, обойдется. И он хотел бы в это верить, но толчок повторился, более сильный и тревожный.

Вскочив, поспешно натягивая джинсы и прихватив рубашку, надевая на ходу, Виктор бросился к ближайшей комнате.

– Люба!

А ударить в дверь кулаком не успел – та распахнулась сама, явив на пороге одетую в старомодную ночнушку, заспанную девушку. От вида дурацких рюшечек, под которыми вздымалась девичья грудь, перехватило дыхание. Эх! Если бы не землетрясение, вытолкнул бы обратно в комнату и закрыл дверь изнутри, но…

Очередной толчок поколебал равновесие, и, буквально толкнув его грудью, не накинув даже халата, Люба вылетела в коридор, кидаясь в детскую.

– Малыши!

Те уже проснулись и, освободив от мертвой хватки названного брата, Леночка кинулась ей на шею:

– Мамочка! Мне страшно.

И Люба погладила ее по черным кудряшкам, поцеловав в макушку. Быстро одев девочку, – да, хоть Васька уже был способен позаботиться о себе сам, – вывела обоих, чтобы отвести в общую гостиную, где по давнему договору, в экстренных ситуациях собирались все обитатели.

– Курточки захвати, – бросила она через плечо.

Послушно взяв с вешалки две детские куртки, на случай, если придется бежать из дома в холодную ночь, Виктор вернулся к ней. Скользнув в чужую спальню, куда ни разу не удавалось даже заглянуть, осмотрелся. Ожидаемо, среди вещей девушки преобладали книги, в основном по психологии, но была еще классика и, неожиданно, небольшая стопка женских журналов. А ему казалось, что такие вещи недотрогу совершенно не интересуют. На тумбочке, над которой висело овальное зеркало, шкатулка с украшениями, которые Люба почти не носила, расческа, шпильки и обгоревшее с одного угла фото в рамке. Люба на нем была еще совсем девочкой лет четырнадцати, рядом, судя по всему, родители и три мальчика, что называется, мал мала меньше. Братья? Что ж, тогда становилось понятно, почему она так хорошо управляется с детьми. Сердце неприятно екнуло – Люба никогда бы не оставила братьев или их поиски, если бы они были живы, значит…

Додумать мысль не дал вздрогнувший под ногами пол. Ругнувшись себе под нос, Виктор схватил платье, что висело на спинке стула, пальто Любы и рванул к выходу, застыв на миг в дверях. Вернулся, чтобы схватить фото. Так или иначе, пока, заменить возможно было все: разбитое зеркало, испорченную одежду или книгу, но не единственную память о близких.

Выскочив в гостиную, он застал всех в сборе возле самого крепкого в подвале перекрытия. Туда даже успели подвинуть один из диванов, на котором сидела Люба, успокаивая малышей.

– Ты что там, заснул? – недовольно спросил Толик, чья куртка покоилась на плечах Любы, маскируя за агрессией тревогу. Протянул винтовку.

Правильно, пожалуй, оружие и боеприпасы это еще одна, трудно восполнимая потеря.

Виктор передернул плечами:

– Да брось ты. Самое интересное еще не началось, – заметил он, отдавая девушке вещи.

Увидев фото, та подняла на него такой преданный взгляд, что стало не по себе. Из-за вечных ссор и грязных, низменных мыслишек. Из-за "Клавы", которая, нет-нет, а проскакивала в перепалках…

– И, надеюсь, не начнется, – протянул Лешка, крепко прижимая к себе Свету, что спрятала лицо на груди парня.

Двери оставались открыты настежь, чтобы иметь возможность выбраться, если все начнет рушиться, и снаружи доносились испуганные крики животных, которые такой возможности были лишены.

– Может, выпустить их? – предложил Степка, примостившийся на боковине. – Так у них будет больше шансов.

– Ага, – фыркнул Виктор, присаживаясь на корточки возле стены. – А ловить их потом по округе ты будешь, умник? Кроме того, не стоит забывать о тигре.

Подтверждая слова делом, дотянулся до цепи беспокойно топчущейся на месте Торы, но лишь для того, чтобы намотать конец на ладонь, не позволяя зверю спасаться бегством, и та ткнулась мордой ему в ноги, ища поддержки и утешения. Надо будет спросить у Любы, страдают ли посттравматическим синдромом животные. И он потрепал собаку по холке, ушам, убеждая, что бояться нечего. Прикрыл глаза, вспоминая день, когда все началось, а может, закончилось.

Тора первой почуяла неладное, заметалась от хозяина к дверям и обратно, показывая, что надо делать. Столкнувшись с человеческой тупостью, начала поскуливать, потом рычать, хватая за штанину. А они поняли, что происходит, только когда земля неожиданно и сильно содрогнулась, точно рвануло что рядом. Они еще успели выскочить на лестницу, сбежав на несколько этажей вниз, когда все начало рушиться. Тора скулила, Суслик наступал на пятки, изощренно ругаясь, на улице выли сигнализации припаркованных тачек, кричали люди… Какофония звуков, когда-то запрятанная подальше, вырвалась, вызывая желание зажать уши ладонями, но руки были заняты.

Земля не переставала содрогаться, на кухне посыпалась посуда, и звон битого стекла вытеснил отголоски прошлого, возвращая к реальности. Точно очнувшись ото сна, Виктор скользнул взглядом по напряженным позам, по застывшим в напряжении лицам, и поднялся. Придерживаясь за стену, преодолев несколько шагов до дивана, прислонил к нему винтовку и скользнул по руке Любы, судорожно прижимавшей к груди ребенка.

– Раздавишь, – заставил он губы сложиться в привычную усмешку.

В комнатах продолжало что-то падать, но, судорожно вздохнув, девушка ослабила хватку, позволяя Леночке нормально вздохнуть.

– Все обойдется, – пообещал он, набравшись наглости коснуться ее бледной щеки.

И его пророчество сбылось. Ближе к утру. Однако они не двигались с места до самого рассвета, ожидая повторных толчков, которых не последовало.

– Оставайтесь пока тут. Толик. Надо проверить комнаты, нет ли угрозы обрушения.

Тот кивнул, оставляя винтовку у стены.

– Вась, привяжешь? – вверил Виктор мальчику заботу о собаке, смывая с личика застывшее выражение, возвращая на него слабую, но счастливую улыбку. Тот любил, когда к нему обращались как к равному.

– Будьте осторожны, – попросила вслед Люба, румянец смущения которой не оставлял сомнений – она тоже вернулась из кошмара в реальность.

Страх потери

Удовлетворенно вздохнув, украв у жизни час ничем не омраченного счастья, Алексей погладил по волосам любимую, задремавшую у него на плече. Поцеловал в макушку, точно дитя, которым та, в сущности, оставалась до сих пор. Даже после всех потерь, что ей пришлось пережить, после того, как стала женщиной, подарив ему свою невинность. Удивительное и противоречивое существо, раскованное в постели, открытое новому, и одновременно настолько застенчивое, что в своей комнате они занимались этим от силы раз пять, когда оставались на хозяйстве совсем одни. Пришлось оборудовать любовное гнездышко вне территории общины. В здании почти не пострадавшей от катаклизма маленькой церквушки, что прежде стояла у лесопарка. Это тоже первое время смущало девушку, но ему удалось убедить ее, что раз бог оставил людей, наслав на них кару за их грехи, то оставил он и свои святилища.

А лучше и безопаснее места в шаговой доступности просто не имелось.

Так же задремав ненадолго, Лешка проснулся от непонятных, а оттого настораживающих звуков, доносящихся снаружи. Выскользнув из девичьих объятий, погладил любимую по щеке, будя прикосновением:

– Свет, – прошептал он, когда она распахнула глаза, накрыв рот ладонью, призывая к молчанию.

Она кивнула. Услышав странную возню, решительно откинула одеяло. Стерев с плоского живота подсохшее семя, потянулась за джинсами. Да, они жили вместе уже год, но Лешка еще ни разу не кончил в нее. Не представлял, как сможет появиться на свет их малыш, если Светка залетит, в условиях даже не средневековья. Не хотел потерять. Их обоих.

– Оставайся тут. Я посмотрю, что там, и сразу вернусь.

Однако Светка вцепилась в руку, что клещами:

– Я с тобой.

Лешка вздохнул. И даже не потому, что в случае серьезной переделки девушка может стать обузой, помехой. Сможет ли он защитить ее в момент опасности? Толик бы, наверняка, смог, и Виктор. А он? С другой стороны, оставить ее одну, беззащитную, тоже казалось не лучшей идеей. И он сдался, потянув ее за собой.

В зале, где прежде проводились службы, о чем до сих пор напоминали алтарь за иконостасом, канун для свечей и прочие детали, стало ясно, что звуки доносятся снаружи. Кто-то то ли скребся в запертую на засов дверь, то ли пытался открыть ее. Теперь можно было расслышать тяжелое дыхание и… стоны? Толкнув Светку за пилон, служащий опорой своду церкви, Лешка приложил палец к губам. Встав за дверью, поднял засов, позволяя ей открыться под весом навалившегося человеческого тела.

Чужак.

Облегчение и тревога смешались в причудливый коктейль. Быстро подскочив к неизвестному, он первым делом отбросил ногой обрез, выпавший из его разжавшихся пальцев, и только после склонился, переворачивая на спину.

Мужчина лет сорока, но с пробивающейся уже сединой, едва дышал. В области груди зияла огнестрельная рана. Одежда успела пропитаться кровью. И, как ни ужасно это звучало, сей факт обнадеживал: в него стреляли не здесь.

– Света! Помоги мне, – велел он, закрывая дверь обратно и снимая футболку, чтобы зажать рану. – Держи вот так. Я сбегаю за простыней.

Которую они безжалостно порвали на бинты, перевязав несчастного. Оттащили его в комнату, уложив на собственное ложе.

– Леш… Что нам делать? Кажется, ему нужна серьезная медицинская помощь.

Кажется… Не надо быть военным медиком, чтобы понять за отсутствием выходного отверстия, что пуля осталась в теле и ее необходимо вытащить. Но как это сделать?

– Надо сгонять в общину за лекарствами и Толиком. Он вроде немного кумекает в медицине. Вот только… раненого нельзя оставлять без присмотра.

Склонив голову, пряча лицо за волнистой огненно-рыжей челкой, Света задумалась на минуту, принимая решение. Вдруг отважно выпрямившись, улыбнулась:

– Я останусь.

– Это может быть опасно, – предупредил Лешка, однако протянув ей обрез раненого. И пусть девчонка совсем не умела стрелять, все-таки это был шанс. – Если что, просто спрячься, слышишь.

Света кивнула:

– Снаружи тоже может быть небезопасно, – напомнила она, усмиряя тонкой прохладной ладонью метания незнакомца, положив ее на лоб.

И была, несомненно, права. Если те, кто стрелял в мужчину, преследовали жертву, то кровавые следы могли привести их в окрестности церквушки. Возможно, они уже находились за стенами, которые являлись хоть каким-никаким, а укрытием.

– Закроешь за мной.

Алексей с минуту постоял, вглядываясь в окружающие заросли, дожидаясь, пока тихо лязгнет смазанный им лично засов, а потом поспешил знакомой, едва заметной тропой к дому. Он спешил, но не переставал оглядываться и прислушиваться – не хватало еще привести “воинственных соседей” в общину. Второй раз он такого маху не даст…

К счастью, Толик, обещавший Любе починить-таки хлев, наскоро забитый двумя скрещенными досками, не поменял своих планов, и он застал его за работой. Лишь завидев Лешку издали, тот прислонил к стене молоток и пошел навстречу. Мысли, что ли, читать умеет?

– Что-то произошло? – сходу влупил он, чтобы через минуту поспешить в дом за аптечкой и оружием.

Оставляя хозяйство и обитателей на Степку, поспешил за Лешкой, не останавливаясь до самых границ поляны. Только внимательно изучив обстановку, покинул наблюдательный пункт, совершая стремительный бросок до дверей, так, что он за ним едва поспевал. Долго никто не открывал, и сердце ушло в пятки. Если со Светой что-то случилось, он никогда себе не простит…

Наконец, после того, как они рискнули нарушить тишину более громкими звуками и позвали девушку по имени, наконец лязгнул засов. Едва они оказались внутри, Светка бросилась ему на шею, пряча заплаканное лицо на груди.

– Леш, – выдохнула она, всхлипнув. – Оставь мне частичку себя. Пожалуйста…

Он нежно погладил ее по волосам и промолчал.

– Где раненый? – нарушая момент их единения, потребовал Толик.

Их точно отбросило друг от друга, устыдившихся. Света указала рукой на маленькую дверь, бывшую некогда то ли трапезной, то ли комнатой отдыха. Опустила голову, вновь вызывая огненный водопад, скрывший лицо:

– Только он…

К несчастью ли, а может, наоборот, ведь они ничего не знали об этом человеке, незнакомец не дотянул до их прихода, скончавшись у Светы на руках. После чего она ревела до самого их возвращения. Когда в дверь начали стучать, перепугалась до смерти…

– Он что-нибудь говорил? – спросил Толик, закрыв мертвецу глаза. – Бредил?

Светка покачала головой, шмыгнув носом, и Толик, украдкой вздохнув, скользнул руками вдоль тела, обыскивая покойника. В ладонь Лешке легла сперва зажигалка, под бронзу, подарочная, с гравировкой. Вот только утверждать, что в тексте фигурировало имя мертвеца, было нельзя. Зажигалку могли найти, украсть, забрать у мертвого… Потом фото маленькой светловолосой девочки. Дочка?

– Подсоби мне.

Отдав найденные вещи девушке, закусившей нежную губу, Лешка помог перевернуть мужчину лицом вниз, но в задних карманах ничего не нашлось.

– Патронов нет, – не скрывая разочарования, вздохнул Толик.

– Может, он отстреливался и все израсходовал?

– Нет, – возразил сын военного, осмотрев чужое оружие. – Из него не стреляли. Возможно, обрез достался ему без боеприпасов. Украл или нашел.

– Что теперь?

Толик перевернул мертвеца обратно, придав соответствующее захоронению положение, пока не началось трупное окоченение, и накрыв с головой покрывалом:

– Вряд ли мы сможем что-то узнать о его убийце. Надо похоронить мужика по-человечески и убираться отсюда. И следы неплохо бы замести. От греха.

Так они и сделали, завернув тело в простыню вместо савана и, положив в могилу вещи покойного, кроме оружия, которое еще пригодится живым. Вырезав на доске, заменившей крест, имя с зажигалки. С минуту постояв над свежей могилой, поспешно направились прочь.

– Толь, может, нам сигналки какие расставить в округе, чтобы предупреждали о приближении чужаков?

Товарищ покачал головой:

– Палка о двух концах, – возразил он, озираясь по сторонам. – Если сигналки найдут, станет предельно ясно, что рядом чье-то жилье. А так, могут пройти стороной, даже если ищут целенаправленно. Но ты прав, бдительность надо усилить.

О чем он и сообщил за ужином всем членам общины: чтобы настороже были, да не демаскировали их весьма выгодно расположенное убежище. Например, развешенным на улице бельем или дымом. А также, запретил! без особой надобности покидать территорию двора. Все молча проглотили приказ, даже Виктор, хотя Лешка видел, как тот напрягся. Что поделать, когда в группе имеется два потенциальных лидера, замешанных на соперничестве конфликтов не избежать. Пока один не выйдет из этой борьбы победителем.

Когда они остались наедине в своей комнате, Света буквально повалила его на постель, бесстыже, как она умела, скользнув рукой ему в ширинку, лаская.

– Я хочу от тебя ребенка, – прошептала она на ухо, делая свое грязное дело.

– Прямо сейчас? – усмехнулся он, вспоминая знаменитый "монтаж" из "Бульвара Капуцинов".

Однако любимая осталась абсолютно серьезна:

– Да, – выдохнула она, седлая его бедра.

Он напомнил об отвратительной звукоизоляции помещения, которая так смущала Свету прежде, на что та лишь печально усмехнулась:

– Дура была, – призналась она, покрывая поцелуями его плечи. – Не знала… чего действительно бояться надо…

Теперь же в ней поселился тот же страх, что сжимал и его сердце. И, стремясь заглушить его, хоть ненадолго, Алексей подмял Свету под себя, исполняя нехитрое ее желание, с последствиями которого они будут разбираться когда-нибудь потом.

Милые бранятся…

Сперва Люба подумала, ей почудилось, но нет. Выйдя в общую залу, она застала Виктора за бутылкой дорогого портвейна и… сигаретой. Ядовитый дымок, ведомый воздушным потоком, потянул к ней серые щупальца, и она брезгливо отогнала их рукой.

– Мне казалось, ты бросил, – участливо заметила она, занимая стул визави к собеседнику и примешивая к палитре запах бодрящего свежесваренного кофе с корицей.

– Ага, бросил… – усмехнулся парень и глубоко, жадно затянулся. – Бросишь тут. Только не говори, что не слышала, как эта сладкая парочка трахалась всю ночь напролет. Как кролики, ей-богу.

Выдавая себя, девушка густо покраснела, пряча в чашке взгляд:

– Это от пережитого стресса, – попыталась она оправдать ребят, которые явно не выйдут сегодня к завтраку.

Виктор снова затянулся и залил табачную горечь алкоголем:

– Да-да, слышал: Жить надо так, чтобы депрессия была у других. Веришь, я в жизни столько не дрочил, аж рука отваливается… Зависть, конечно, плохое чувство, но я Лехе завидую.

От бесстыже откровенного взгляда, скользнувшего ей в вырез блузки, Любу точно окатило ледяной водой, навевая воспоминания, и она вскочила, точно готовая бежать прочь лань. Фыркнула, обвивая пальцами горячий фарфор:

– Я думала у тебя что-то случилось, а ты все об одном… Извращенец чертов!

Парень лишь усмехнулся и не подумав отвести взгляд:

– Да ладно тебе, извращенец… Подумаешь, пощупал разок в легкую. Между прочим, ты вообще не в моем вкусе.

– Вот и хорошо!

Что за невозможный человек! Щеки вновь предательски вспыхнули и, грохнув кружку на стол, расплескав благословенный напиток, Люба развернулась, чтобы вылететь прочь, и врезалась в Толика. Не позволив ей упасть, сжав ладонями поникшие от пережитого оскорбления плечи, тот усмехнулся, устремив взор на товарища:

– Милые бранятся?

– Вот еще… – она вырвалась, притворно нахмурившись. На Толика, всерьез, сердиться никогда не выходило. Промокнув тряпкой лужицу, чтобы сберечь полированную поверхность от неизбежного разрушения, присела перед ним с чашкой на краешек стола. – А ты чего так рано встал? Завтрак будет через час.

– Я по дороге перекушу, – ответил тот, неожиданно, ласково скользнув пальцами по ее щеке, но она не отдернулась. – Собери меня дня на два.

– На два? – встрепенулась Люба. Такого прежде не случалось, да и хватало еще всякого добра в округе, чтобы настолько отдаляться от убежища, рискуя нарваться на не дружественную группу выживших или найти еще каких-нибудь приключений на свою задницу.

– Да. На всякий случай. Хочу пройти по следу мертвеца. Не дает мне что-то покоя… А ты, Виктор, из общины не шагу, понял? – бросил он ей за спину.

– Есть, босс, – процедил извращенец сквозь зубы и вновь плеснул алкоголя в стакан.

Люба едва заметно качнула головой, предостерегая. Сам ведь призывал не давить… И Толик обошел стол, чтобы в примиряющем жесте положить товарищу руку на плечо.

– Вик, – смягчившимся тоном начал он. – Пойми, ну не могу я в такой ситуации общину на этих двух олухов оставить… Ты один, в случае чего, сможешь отстоять наш дом.

– А попросить слабо? – скинул тот чужую руку. – Кто дал тебе право отдавать мне приказы? Мы тут все равны. Или остальные провели тайное голосование, выбрав тебя лидером большинством голосов?

Люба закатила глаза. Понеслось… Как же с ним все-таки тяжело. Вот только мысль о том, чтобы отпустить Виктора, позволив идти на все четыри стороны в поисках лучшей жизни, не задерживалась в голове надолго, испаряясь вместе со вспышкой гнева или обиды. И дело было не только в том, что тогда они лишатся одного стрелка и пары крепких мужских рук. Он был одним из них, и за него так же болело сердце, как за любого члена их маленькой общины.

– Виктор, перестань чушь пороть, – как можно мягче попросила она, не сумев однако полностью подавить раздражение.

– Да уж куда мне до некоторых умников!..

Бросив окурок в недопитый портвейн, Виктор вскочил и сам покинул залу, прихватив с собой бутылку. Люба подалась было следом, но передумала, уважая право человека побыть одному. Успокоиться. Отойти. Коснувшись плеча Толика, попросила подождать немного и удалилась в кладовку, чтобы собрать походный паек, аптечку первой помощи и достать патроны.

Проводила и на кухню, завтрак готовить. Понеслось. Все же, как ни крути, а дом почти целиком на ней. У других тоже хватало работы: с животными, в огороде, разбитом на поляне через дорогу… Однако, когда Виктор не вышел даже к обеду, она отложила дела не первостепенной важности и отправилась искать. Начала с личной комнаты, оказавшейся на поверку пустой, потом вышла на улицу. Там мест, где можно укрыться от посторонних глаз, не покидая общины было, как ни странно меньше. И с каждым проколом становилось тревожнее.

– Меня потеряла?

Голос с небес прозвучал так неожиданно, что Люба едва не подпрыгнула, задрав голову вверх. Устроившись в проеме окна третьего этажа, зияющего в обвалившейся стене здания, сверху на нее смотрел Виктор. Ненормальный. А если стена окончательно рухнет?.. Не иначе, как прочитав ее мысли, усмехнулся, качнув зажатой в руке бутылкой. Надрался уже? Ну да, пьяным, говорят, и море по колено.

– Поднимайся сюда. Да не боись, тебя лестница выдержит.

Люба открыла было рот возразить, предложив, наоборот, ему спуститься вниз, но тот уже исчез. Вот же… Пришлось карабкаться по крошеву кирпича и взбираться по стремным ступеням, придерживаясь рукой за покрытую трещинами стену, поскольку перила давно обвалились.

Он ждал ее развалившись в старом, потрепанном кресле. Бутылка, как ни странно, оставалась еще почти целой, если, конечно, была все та же. Подвинулся, молча предлагая присесть, но Люба воздержалась.

– Голодный? – виновато спросила она. – Прости, я совсем не хотела тебя обидеть.

– Да я понял.

Усмехнувшись чему-то про себя, Виктор сделал глоток. Как можно пить эту дрянь?.. Да еще на голодный желудок.

– И Толик тоже.

– Ага, конечно. Даже когда, уходя, обозвал меня за глаза влюбленным идиотом, – слова собеседника едва не сочились ядом.

Люба поборола желание закрыть лицо рукой, боясь даже представить, что ждет их маленький мирок, когда Толик вернется. Напротив, заставила себя небрежно улыбнуться:

– Все мы можем, время от времени, глупость сморозить.

– Да, – глухо согласился парень, делая очередной глоток.

– Ну, хватит. – Сделав шаг к временному пристанищу Виктора, она забрала бутылку, немедленно отступая к стене, точно собиралась держать оборону. Однако вылить напиток не решилась, опасаясь бурной реакции парня. Напротив, попыталась прикрыть свои действия. – Ты мне трезвый нужен.

И ведь сработало. Выражение раздражения спало с лица Виктора точно маска. Он заинтересованно приподнял бровь и даже сел собраннее, жестом предлагая объяснить суть потребности.

– Тревожное время настало, – начала Люба издалека, оставляя бутылку портвейна у стены и таки присев на подлокотник кресла. – Вот я и хотела попросить научить меня стрелять, хотя бы в теории, чтобы я, в случае чего, могла воспользоваться тем же обрезом. Сковородками-то много не навоюешь…

Она ожидала любой реакции, от насмешки до отказа, в том числе на гендерной почве, но никак не серьезного, более чем трезвого взгляда.

– Жди тут.

Не бросив даже взгляд в сторону бутылки, Виктор покинул обжитой им наблюдательный пункт, чтобы вернуться буквально через пять минут. С обрезом. Пристроив его в проеме все того же окна, поманил рукой. Показав, как держать оружие, предложил почувствовать его, какого это, смотреть в прицел и как делать это правильно. Направляя, прижался сзади, возможно, чуть теснее, чем требовалось, но Люба стерпела, внимательно слушая и исполняя все наставления “учителя”.

– А потом ты жмешь на курок и…

Имитируя отдачу, Виктор подал отрез на себя, ударив прикладом в плечо, и они повалились назад себя. Очутившись в мужских объятьях, Люба дернулась. Не сразу осознав, что это по ее воле дуло оказалось у Виктора под подбородком.

– Быстро ты освоилась, – тихо и хрипловато от волнения засмеялся тот, не предпринимая попыток уйти с линии огня. – А выстрелить сможешь? В живое существо.

Она снова рванулась, и ее послушно отпустили, позволяя отскочить, точно ужаленной.

– Ладно. На сегодня хватит. Захочешь продолжить, обращайся.

Подмигнув и прихватив бутылку, Виктор удалился, оставляя Любу одну, закреплять пройденный материал. В прицел она видела, как, прихватив из корзины яблоко, он отправился “проверить периметр”, чтобы это не означало.