Читать книгу: «Дорога чародейки», страница 4

Каменорском называлась гномья слободка на окраине владений герцога Раумского. Я там еще не была, но была наслышана о каменорских ярмарках.

– Я в гномьей физиологии совсем плаваю, так что мне бы не помешал взгляд со стороны, – умоляюще проговорила Севила. – А завтра будет базарный день, заночуем там и погуляем по рядам, туда съезжаются купцы со всего края, может, что интересное присмотришь.

Тайрен выглядел расстроенным, и я почти начала отказываться, но лорд махнул рукой и сказал:

– Езжай, новолуние еще не скоро, погода сейчас ясная, так что до твоего возвращения таинственная девочка вряд ли покажется.

– А если покажется, заспиртуй ее мне для музея, – попросила я. – Никогда еще не видела душесосущих девочек.

– Я видел, – заверил меня Тайрен. – Только те, с которыми я знаком, вылезают не из колодцев, а из позолоченных карет.

Прощально махнув ему рукой, я развернула Тумана и отправилась вслед за Севилой. Дорога была неблизкой, но поговорить нам почти не удалось, ее кобыла пыталась то с места рвануть в галоп, то принималась теснить Тумана, а иногда просто сходила с дороги и начинала щипать траву, не реагируя на вдохновенные рывки поводьев.

– Вот чертова бестия, – жаловалась целительница. – Вымоталась так, будто я ее везу, а не наоборот. Вернемся – попрошу конюха дать мне самую старую и тихоходную клячу, которая есть в конюшне, потому что с этой разбойницей нам не по пути.

– Да тресни ты ее как следует, – жестокосердно посоветовала я. – Она почует тяжелую хозяйскую руку и угомонится.

– Я об ее зад… круп всю руку отбила, – Севила продемонстрировала мне поврежденную конечность. – А она только поржала надо мной.

– А магией попробовать?

– Пробовала. Больше не буду. Ужалила я ее легоньким разрядом, она хвост задрала и неслась, не разбирая дороги, две версты. Я боялась, что она сломает себе ногу, а из моей зарплаты вычтут стоимость лошади. Но кое-что я все-таки сделаю, подержи-ка ее.

Я слезла с коня и ухватила вредную кобылу под уздцы. Севила положила руку между конских ушей, закрыла глаза и что-то забормотала.

– Готово. Идти будет медленно, зато туда, куда я скажу.

Лошадь уставилась прямо перед собой стеклянным взглядом и побрела на негнущихся ногах.

– Ты ее загипнотизировала! – догадалась я.

– Пришлось, – со вздохом призналась целительница. – Я слишком устала, чтобы сражаться с ней за каждую сажень.

– Тебе бы шпоры и плетку, тогда бы эта злодейка быстро поняла, кто здесь правит, а кто везет.

– Не умею я ими пользоваться, – Севила больше не понукала лошадь, хотя та еле перебирала ногами. – Да и транс через часок придется снять, или чертова скотина окончательно рехнется.

Я быстро вскарабкалась в седло, и Туман зашагал рядом с вороной, опасливо косясь на внезапно присмиревшую подружку.

– Ты применила гипноз с полным подчинением? – уважительно присвистнула я. – Я так не умею, у меня почти нет способностей к ментальной магии.

– Меня даже хотели распределить на факультет Магии разума, но я отказалась, – похвасталась чародейка. Обычно магические способности проявлялись только в одной форме, и каждый волшебник имел только одну специализацию. Я была светлым магом, и хотя могла изучить какие-то боевые, целебные или ментальные чары, но они давались мне с большим трудом, и результат сильно отличался от идеального. Крайне редко появлялись маги, способные изучить в равной степени хорошо две школы магии. А маги-универсалы, которым легко давалось волшебство в любом своем проявлении, были просто мифическими созданиями, вроде грифонов.

В гномью слободку мы прибыли на вечерней зорьке. Вороная после сеанса гипноза резко изменила свое мнение о своей всаднице и перестала выкаблучиваться, так что для Севилы дорога оказалась приятней, чем могла бы быть.

Нас уже ждали. За околицей ошивался невысокий, но широкоплечий, как и все гномы, субъект с настолько рыжей бородой, что его хотелось окатить из ведра с водой на случай самовозгорания.

– Чаровницы? – спросил он. – Из большого замка?

Мы утвердительно закивали. Гном отвел нас на конюшню, где мы могли оставить своих лошадей под присмотром деревенского конюха. Понюха, поправила я себя, увидев ряды маленьких стойл и их обитателей. Это была горная порода пони, отличавшаяся выносливостью, лохматой шкурой и характером голодной пираньи. Лошадям пришлось пригнуть шеи, чтобы пройти в дверной проем, и стоящие в конюшне пони провожали новых соседей злобными взглядами из-под трогательных пушистых челок. Как мне показалось, один коник даже зарычал, скаля крепкие квадратные зубы.

Настоящей деревней это поселение было сложно назвать, вместо деревянных изб вокруг стояли приземистые каменные и кирпичные домики, крытые не соломой, а настоящей черепицей. Село было богатым и продолжало процветать. Дворики были отделены друг от друга коваными оградками, а дорога, пересекающая Каменорск с севера на юг, была вымощена меленькими разноцветными плиточками. Я восхищенно осматривалась, а гномы, высыпавшие на улицу в честь нашего прибытия, с любопытством глазели на нас.

У гномов была своя магия, тесно связанная с камнем и металлом. Историю магии иных рас я слушала вполуха, потому что не видела способа ее применения во благо «Цвета вероники», поэтому единственное, что я точно знала про гномью магию, это то, что магов в нашем понимании у них не было, но искусные кузнецы умели накладывать чары в процессе ковки. Зачарованное гномье оружие, гномьи доспехи и инструменты ценились крайне высоко. Низкорослый народец в свою очередь очень уважительно относился к человеческой магии. Это было приятным разнообразием по сравнению с суеверным страхом и даже презрением, которые порой выказывали наши соотечественники.

Я думала, нас сразу проведут к пострадавшему, но оказалось, мы пришли к большому, по гномьим меркам, дому в центре деревни. Строение было одноэтажным, и казалось еще более низким из-за непропорциональной длины.

– Общинный дом, – подсказала мне Севила. – Здесь походят деревенские собрания, и сюда они приводят гостей.

Мы прошли в просторную комнату с длинным столом, две молодые гномки принялись сноровисто накрывать угощение, а Севила, уже бывавшая здесь и привыкшая к гномьему гостеприимству уволокла меня в угол к железному рукомойнику. Смыв дорожную пыль, мы уселись на отведенные нам места, а гном-проводник сел напротив. Он оказался словоохотливым малым, он без лишних понуканий принялся излагать суть проблемы.

– Зовут меня Крастий, я голове помогаю, взялся вот вас проводить да объяснить, что тут к чему.

Мы одобрительно закивали, и он продолжил.

– Явилась, значит, год назад к нам девица из ваших, длинноногих. Худющая, бледная да оборванная вся, мы ее за нищенку приняли и решили было гнать в три шеи, а то ходят всякие, а потом у нас куры пропадают. Да девица оказалась непростая, по повадкам да говору видать, что из благородных. И одёжа на ней истрепанная, да дорогая. Стали ее пытать, кто такая.

Я удивленно на него уставилась.

– За что пытать? – не поняла я.

– Пытать, говорю, откудава она к нам приблудилась, говорю, – непонятно пояснил гном.

– А просто расспросить не могли?

– Это и значит расспрашивать, – вмешалась в наш невнятный диалог Севила. – Продолжайте, уважаемый.

– Ну вот, а она ни в какую не признается, молчит, как каменная. Даже имечко сказать не соизволила, только прозвание ее и узнали, Белоснежкой сказалась. Ну и прижилась Бела у нас, поселилась у старого Рудия, свояка моего, у него хозяйка уже лет пять, как скончалась, осиротила шесть его сыновей. Стала Бела у него по хозяйству помогать, да к кузне ее привадили, всякие женские штучки мастерить научилась. Потом призналась, что сбежала она из отчего дома из-за злыдни-мачехи. Ну дык чего ж, дело житейское, Рудий ее как дочь привечал, да и в слободке она своя стала, всегда приветливая, и поздоровкается, и как житье-бытье спросит, не забудет. Ласковая девка, носа не дерет, хотя и видно, что непривычная она к нашему житью.

– Ближе к делу, господин гном, – попросила Севила, видя, что рассказ заходит на второй круг. – Что случилось-то?

– А вот чего, – насупился гном. Он так нахмурил брови, что они самую малость не дошли до его кустистой бороды. – Уснула она. Приходит Рудий домой, а там бадья с водой посереди хаты брошена, тряпка уже высохнуть успела, а на полу Белочка наша лежит, как мертвая, только перси чуть колышатся, дышит стал быть. Уж и будили мы ее, все соседи сбежались помогать-советовать, так ревел Рудий да все семейство его. И по щекам хлопали, и водой окатывали, и лед прикладывали – не просыпается и все тут.

– Летаргия, – кивнула Севила. – Случается от сильного стресса и некоторых болезней.

– Укусы нескольких видов нежити способны вызвать продолжительный сон, – решила внести лепту в консилиум я.

– И никтошеньки ничего не видел, народ кто в шахте, кто в кузнях, кто на огородах был, – сокрушенно покачал рыжей бородой Крастий. – Вы уж вылечите нашу Белочку, а мы уж не поскупимся, как родная она нам.

Признаться, я была поражена. Гномы слыли недоверчивой расой, мало кто из них жил в человеческих городах, и с людьми они брататься не торопились, предпочитая исключительно коммерческие отношения. Конечно, по сравнению с эльфами, которые вообще не выходили за границы своего государства, гномы могли считаться дружелюбнейшими из соседей, но людей в свои поселения на постоянное проживание они не пускали. Девица действительно должна обладать всеми возможными добродетелями, чтобы покорить сердца целой гномьей деревни.

После ужина мы отправились в дом к Рудию. Белоснежка лежала в своей комнате на застланной кровати. Это была невысокая, в рост среднего гнома, девушка лет шестнадцати на вид.

Красотка, завистливо подумала я. Кожа гладкая, белая, как слоновья кость, на щеках пылал яркий румянец, свидетельствующий о полноте крови и о том, что в последнее время она не раз бывала в кузне. Вьющиеся волосы, в беспорядке разметавшиеся по подушке, черней эбенового дерева. Впрочем, всерьез завидовать я не могла. Черты ее лица были мягкими, нежными, наверняка, девушка была добрейшей души человеком. Но не бесхарактерная, это точно. Бежать из дома, без посторонней помощи добраться до нелюдского поселения и стать здесь своей – для этого нужна сила и решимость.

Севила послушала пульс, дыхание, простучала легкие, приоткрыла глаз девушки и при свете магического светлячка долго вглядывалась в зрачок, а затем покачала головой и уступила место у кровати мне. Рудий, приемный отец девочки, мялся на пороге комнаты и нервно покусывал кончик бороды, но ни о чем не спрашивал. За его спиной слышалась возня, там толпились названные братья Белоснежки, пытаясь заглянуть в комнату через плечо отца.

Я для начала осмотрела руки и ноги девушки, но никаких следов укусов не нашла. Затем я тщательно обыскала ее одежду, потому что сонные чары могли передаваться через заговоренный предмет, например, булавку, воткнутую в подол юбки, но снова ничего. Я включила «второе зрение» и отошла, позволив Севиле приступить к глубокой диагностике. Она начала медленно водить кристаллом розового кварца над телом больной, в полголоса начитывая заклинание. Я отстраненно наблюдала за ней, когда синее платье девушки вдруг выцвело, кристалл в руках целительницы стал каплей закатного солнца, а гном, стоящий в дверях превратился в собственную схему из тысяч пересекающихся острых граней. «Второе зрение» сработало.

– Она что-то съела, – в один голос заявили мы с Севилой. Я видела на бледной коже девушки темные, почти черные пятна у губ и на пальцах, прежде невидимые, теперь они казались дырами в ее потускневшей ауре.

– Что она ела в этот день? – спросила целительница.

– То же, что и мы, – пробасил Рудий. – Картоха с салом, жаркое с горошком, яблочки из сада…

– Яблочки? – переспросила я, вдруг сообразив, что пятна на девушке похожи на сок от какого-то сочного фрукта. – А где огрызки от них?

– Поросям кинули, понятное дело, – недоуменно ответил гном.

– И что свиньи, в порядке?

– Да что им сделается? – растерялся Рудий.

– Тятя, а это яблоко не из нашего сада, – кто-то пропищал из-за его спины. Рудий втиснулся в комнатку, в которой и так было не повернуться, и я увидела маленького гномика, очевидно, младшего сына хозяина дома. Он держал в руке надкушенное яблоко.

Но для меня это выглядело так, словно ребенок играет с сонной гадюкой, которая еще не выпустила зубы, но в любую секунду может случиться настоящая беда. Я молнией метнулась к мальчику и ударила его снизу по руке, яблоко – комок истекающего ядом зла – упало на половик и закатилось под кровать. Ребенок ошарашено посмотрел на меня, на вытянувшееся лицо отца, сморщился и приготовился зареветь, но я уже схватила его за плечи и толкнула его к одному из братьев.

– Быстро! – прошипела я. – Вымойте ему руки! С щелоком!

– Госпожа чаровница, что… – начал было Рудий, но обращался он уже к моим штанам. Я вытащила из кармана носовой платок и нырнула за опасным фруктом под кровать. Не касаясь его руками, я подняла плод и сунула его под нос гному.

– Откуда оно тут взялось? – спросила я, держа яблоко через носовой платок.

– И правда, не из нашенских. У нас сорт другой, «Русалий жемчуг» называется, мелкие, с кислинкой, жажду лучше колодезной водицы утоляют, да в пирогах хороши, – начал бормотать растерянный гном. Я не прерывала, хотя этот экскурс в садоводство начал меня утомлять. – А это в низинах растет, «Алое сердце». Сладкое да рассыпчатое, у нас такие не растут, их заморозки бьют.

– Это яблоко отравлено, – авторитетно заявила я, выключая «второе зрение». – Мы проведем анализ и узнаем, чем именно, и какое понадобится противоядие, а вы поспрашивайте, не видел ли кто-нибудь человека или гнома с этим сортом яблок.

– Только с утра придется, сейчас спят все уже, – кивнул гном, выходя из комнаты. – Мы вам в гостевом покое в общинном доме постелили, пойдемте, я вас устрою там.

Мы с Севилой пошли за ним, на ходу обсуждая все возможные зелья, которыми могло быть пропитано злополучное яблоко.

– Промывать желудок поздно, – с сожалением заметила целительница, разглядывая место укуса на фрукте. – Такой маленький кусочек уже давно растворился и впитался.

– Это не сонное зелье, – вслух думала я. – Оно во «втором зрении» дает совсем другую картину.

– Ее метаболизм замедлен, пульс ровный, но слабый, это не сон, а какая-то разновидность анабиоза, – поддержала меня Севила. – И кристалл не обнаружил присутствия ядов, так что о смертельной опасности речи пока не идет.

– Пока? – переспросила я.

– Ее тело медленно испаряет влагу, она продержится несколько дней без питья при нынешнем заторможенном обмене веществ, но затем придется думать над проблемой потери жидкости.

Я моргнула.

– Она может умереть от жажды, если не проснется, – пояснила целительница.

Я погрузилась в мрачную задумчивость.

Толком поспать мне не удалось. Я перебирала в голове все известные мне проклятия, которые имели хотя бы отдаленное сходство с нашим случаем. Судя по тому, как скрипели доски соседней кровати, Севила тоже не могла уснуть, ворочаясь и размышляя.

С самого рассвета мы развели кипучую деятельность. Выпросив полторы дюжины блюдец и тарелок, мы разрезали проклятое яблоко и стали увлеченно экспериментировать. Но нашего запала хватило только на пару часов, поскольку результат оставался неизменно отрицательным.

– Если мы ни разу не встречались с подобным, – глубокомысленно заметила я. – То высока вероятность того, что подобное нам ни разу не встречалось.

– Гениально, коллега, – язвительно отозвалась хмурая Севила. Она растеряла привычную доброжелательность и была крайне раздражена. – А что-нибудь кроме тавтологий у тебя имеется?

– Нет-нет, ты подумай, – настаивала я. – Если мы не можем опознать вещество, то может, оно не поддается нашим методам опознавания?

– Ты хочешь сказать, что у нас тут инопланетное яблоко? – саркастично заметила целительница. Мне она больше нравилась в своем обычном, жизнерадостном расположении духа.

– Не инопланетное. Эльфийское.

Севила задумалась. Об эльфийской магии было известно еще меньше, чем о гномьей. Эльфы не просто не хотели делиться своими волшебными технологиями, они жестоко карали всех, кто без спросу пытался разобраться в сути их чар. Те немногие, кто все-таки получал разрешение на исследования, быстро сдавались и заявляли, что для людей это волшебство не применимо.

– Тогда все, финита, – упавшим голосом заявила целительница. – Если тут замешаны эльфы, то мы не сможем даже понять, что произошло.

Я задумчиво пожевала губу, припоминая.

– А наш колдун нам не поможет?

– Какой? – не поняла Севила.

– Брег Бездомный.

– Безымянный, – поправила меня девушка. – Точно, он же изучал эльфов!

– Тогда я побежала седлать Тумана, поскачу прямо в замок, к вечеру успею вернуться, – вскочила я на ноги.

– Куда?! – дернула меня за рукав целительница. Севила принялась остервенело рыться в своей сумке, после чего показала мне свою находку: зеркальце в овальной раме. – Поскакала уже, скакунья. Сейчас прямо отсюда свяжемся, я же все-таки телепат.

Зеркальце сначала отражало ее сосредоточенное личико, затем подернулось дымкой, и вскоре в нем проявилось отражение хмурого небритого мага.

– Какого дьявола? – прорычал Брег, шаря где-то вне пределов видимости руками, очевидно, что-то застегивая и завязывая. – Ты в курсе, который час?

– Да, уже давным-давно рассвело, – сообщила в тон ему Севила. Она была не в настроении расшаркиваться.

– Я час назад лег спать, – взревел колдун. – За каким дьяволом меня разбудили? Если это какая-то ерунда, я…

– Господин Безымянный, – я ловко выдернула зеркальце из рук Севилы, которая намеревалась ответить что-то такое, после чего разговор наверняка закончится. – Нам срочно нужна ваша помощь как редкого эксперта.

– А, это вы, госпожа Глен, – успокоился маг. По какой-то причине он относился ко мне с большим уважением, чем к Севиле, хотя мы ни разу не разговаривали, но при встрече в коридорах он всегда почтительно здоровался и сейчас умерил свой гнев, чтобы выслушать меня.

– Мне кажется, что мы столкнулись с эльфийской магией, – перешла к сути я, описав симптомы болезни Белоснежки. Брег пригладил встрепанную гриву волос пятерней и принялся что-то высчитывать, беззвучно шевеля губами.

– У пациента нет лихорадки или судорог? – поинтересовался, наконец, он.

– Ничего такого, – уверила я. – Просто спит.

– Похоже на древнюю магию. Я встречал схожие описания в манускриптах Перворожденных, когда изучал их руины.

Тут я села. Несмотря на то, что я в Школе спустя рукава изучала предметы, не связанные с сельским хозяйством, про Перворожденных я слышала. Это была прараса, от которой произошли люди, эльфы, гномы, наги, орки, тролли и прочие более-менее разумные гуманоидные расы. Государству эльфов было более четырех тысяч лет, и они по праву считали себя древним народом, но города Перворожденных были воздвигнуты и стали руинами задолго до того, как выросло первое дерево эльфийских лесов. Вот, значит, о ком писал Брег свою книгу, не об эльфах, как я думала, а о Перворожденных!

– Есть какие-нибудь идеи, как развеять такое заклятие? – спросила я без особой надежды.

– Древняя магия основывалась на принципе «замок-ключ». Нужно подобрать подходящее воздействие, которое является частью матрицы заклинания и размыкает его. Обычно это что-то малодостижимое.

– Вроде омлета из яйца дракона? Или какой-нибудь абстракции, синий запах металлической волны? – безжизненно произнесла я.

– К счастью, нет, – улыбнулся Брег. – Такие заклятия завязаны на эмоции. Причина сна девушки в том, что кто-то ее ненавидит, достаточно сильно, чтобы желать ее смерти, причем смерти мучительной.

– Значит, ключом должна быть любовь? – догадалась я.

– Я бы сказал, что поцелуй истинной любви, – поправил Брег. – Да, это один из самых распространенных ключей к такого рода магии.

– Никогда бы не подумала, что Перворожденные были такими сентиментальными, – хмыкнула я.

– Никаких сантиментов, простая математика, – заверил меня колдун. – Сила любви должна соответствовать простой формуле L=(N±B)*Pl, где B – это постоянная Боггара, а Pl…

– Спасибо огромное, вы нас просто выручили, – затараторила я, делая за зеркалом знаки Севиле, чтобы она отключила связь до того, как на нас посыплется уйма малопонятной информации. Судя по блеску глаз Брега, он вознамерился прочитать целую лекцию о теории магии, а я этот предмет забыла в ту же секунду, как только перо преподавателя вывело мне отметку в экзаменационной ведомости.

– С любовью проблем не будет, – заметила Севила, когда вместо Брега зеркало отразило мою помятую физиономию. – У нее тут целая деревня обожателей.

Но что-то подсказывало мне, что трудности еще впереди.

Глава 6

Утро было знойным, а тучи, клубящиеся над вершинами гор, предвещали скорую грозу. Гномы уже разбрелись по своим дневным делам, когда мы вышли из общинного дома, поэтому улицы были полупустыми. Пара кумушек судачили о чем-то у колодца, но при виде двух хмурых магичек, замолкли на полуслове и проводили нас внимательными взглядами. Кажется, я знала предмет их беседы. Наше прибытие значительно пополнило их запас сплетен. Ничего, скоро мы еще подкинем тему для слухов.

Нравы гномьей общины нельзя было назвать распущенными. Гномихи до замужества жили с родителями, и любые отношения с гномом противоположного пола до помолвки считались позором на всю родню обоих семейств. Если гном хотел посвататься, то ему приходилось выдерживать традиционное испытание. Виды испытаний разнились от деревни к деревне, но основное отличие гномьих брачных обрядов от человеческих было в том, что жених состязался не со своими конкурентами и даже не с родней гномки, а со своей предполагаемой невестой. Таким образом и жених, и невеста, и их родня видели, что граждане брачующиеся – здоровые, сильные и трудолюбивые гномы, а не бездельники и тунеядцы. Обычно свадебными состязаниями были соревнование в кузнечном мастерстве, метании топора или скачки на пони. Если невеста была недовольна женихом, то она прилагала все силы, чтобы победить его и иметь право отказать.

Впрочем, об отказе всегда сообщалось заранее, поэтому крайне немногие женихи продолжали упорствовать в своих матримониальных намерениях. Жизнь в горах бывала опасной, а гномки работали наравне с мужчинами в шахтах, кузнях и мастерских, где могло случиться множество ужасных несчастных случаев. Таким образом свадебное испытание судьбу гномов решало редко, но все же оставалось важной традицией. Гном, не прошедший испытание, и думать не мог о том, чтобы поцеловать свою возлюбленную.

А Белоснежку здесь считали своей, и скорее всего, нам не удастся убедить традиционно настроенных гномов в том, что обычаи гномьей общины к человеческой девушке не применимы.

Рудий сегодня не ушел работать в шахте, он ждал на крыльце своего дома и был искренне обеспокоен.

– Значица, – начал он после приветствия. – Будете отпаивать Белу своими колдовскими зельями?

– Не будем, – вздохнула Севила и замолчала, не зная, как выдать полученные от Брега сведения.

– Господин Рудий, – пришла на помощь подруге я. – Заклятие на вашей приемной дочери очень древнее и могущественное, и разрушить его может только поцелуй истинной любви.

–Ты б его хоть подготовила к таким новостям, – шепотом возмутилась Севила. Она тоже была в курсе относительно гномьих свадебных обрядов и опасалась бурной реакции гнома.

– Ну так мы все любим Белочку, – просветлел лицом Рудий. – Сейчас же ее почеломкаю, и она проснется?

Мы переглянулись с целительницей. Поцелуй истинной любви представлялся нам чем-то более романтическим, чем отеческий чмок в лоб или щеку.

– А черт его знает, – пожала плечами я. – Может и сработает.

Гном протопал в комнату к спящей девушке, мы прошмыгнули следом. Рудий нежно взял тоненькую лапку Белоснежки в свою ручищу и торжественно запечатлел поцелуй на ее лбу, на мгновение скрыв ее лицо под своей бородой.

Мы подождали минутку. Потом еще пять минуток для верности. Ничего не произошло.

– Отеческая, материнская и братско-сестринская любовь исключаются, – кивнула Севила. – Нам нужен прекрасный принц.

– Кто? – изумилась я. После смерти старого короля наследником ровийского трона остался крон-принц Карвейн, но ему было всего десять лет, а его младшему брату едва исполнилось два года. Чем пацанята королевской крови могли помочь Белоснежке, я не понимала.

– Ты сказок в детстве не слушала? – Севила, кажется, сошла с ума от перенапряжения. – В сказках всегда является прекрасный принц и спасает попавшую в беду красавицу. А потом они женятся.

– Мы так мало спали, – я сочувственно положила руку ей на плечо. – Сходи, приляг на часок, а я еще подумаю.

– Да что тут думать? Девица-то огонь, наверняка, там, где она жила, остался хоть один влюбленный в нее мальчишка, нужно найти его и пусть целует, – разъяснила свои странные слова целительница.

– Отличная идея! – просияла я.

– Не отличная, – вмешался в разговор Рудий. – Не пущу никакого прыщавого паршивца к моей девочке!

Севила принялась убеждать гнома в том, что это единственный выход из нашей непростой ситуации, а я подумала, что гном действительно принял человеческую девочку в свою семью, иначе его не заботила бы ее честь и следование гномьим традициям.

– Ну вы поколдуйте еще над ней, – взмолился наконец гном. – Нехорошо это, приставать к спящей без ее ведома да согласия, как я потом в глаза ей посмотрю, если не уберегу ее от чужих лап?

Мы клятвенно заверили окончательно поникшего рудокопа в том, что прибегнем к этому методу только в самом крайнем случае. Вот только я опасалась, что этот крайний случай уже настал.

– Давай попробуем обряд Ана-Телль, – предложила Севила. – Ты светлый маг, у тебя он хорошо получится, если не хватит силы, зачерпнешь у меня.

– Общий обряд снятия проклятий, – задумчиво протянула я. – Вряд ли сработает. Его проводят, если проклятие видно «вторым зрением» как темная сетка с фиолетовыми и алыми искрами вложенной магии, а я видела только темные пятна на ауре. Может используем ритуал Мер’Тона? Усилим ее ауру до предела, чтобы она выжгла все лишнее?

Мы погрузились в профессиональный спор, а Рудий, подхватив на руки младшего сынишку, стоял поодаль с потерянным видом.

– Попробуем все по очереди, – решила Севила. Я только пожала плечами, сомневаясь в целесообразности таких мер. С магией Перворожденных нам не тягаться.

Один из сыновей Рудия по приказу целительницы расчистил место в самой большой комнате в доме, перенес спящую девушку в центр комнаты, и я принялась вычерчивать магическую звезду на полу мелом, повергнув Рудия в священный ужас, как мне показалось, перед таинством колдовства.

– Ох, мел-то от досок ни в жизнь не ототрешь, – запричитал гном, глядя на поругание его собственности.

– Или мел, или поцелуи, – поставила ультиматум я.

– Чертите, чертите, госпожа колдунья, это я так, – тут же пошел на попятный гном.

Младший из гномов заерзал на руках у отца.

– Какие поцелуи? – тут же прицепился он.

– Белоснежка проснется, если ее поцелует тот, кто искренне ее любит, – пояснила Севила.

– Я ее люблю! Я могу ее поцеловать! Или пусть Шарний целует, он умеет, – на голубом глазу заявило дитя.

Рудий выронил сына. Тот приземлился на ноги, благо падать было недалеко, и заскакал, как мячик, по комнате.

– Тарий, сынуля, – преувеличенно ласково заговорил старый гном. – Что значит, он умеет?

– Не скажу, я обещал, – надулся от важности мальчишка.

– Что обещал? – коварно переспросила Севила.

– Что никомушеньки не растреплю, как Шарний с Белой челомкались под вишнями.

Рудий на мгновение застыл, а затем метнулся к двери со скоростью, которую никак не ожидаешь увидеть от грузного коротконогого гнома. Мы с Севилой еле догнали его на улице, но проще было остановить шестерку взбесившихся коней, чем побагровевшего от ярости приемного отца девушки. Гном целенаправленно мчался по направлению к кузне.

Ворвавшись в помещение, в котором глаза слезились от жара, Рудий ухватил своего старшего отпрыска за ухо, и, не сбавляя скорости, поволок домой. Шарний шел покорно, как бычок, ухваченный за кольцо в носу, а в руке он нес здоровенный кузнечный молот. Что бы он там ни ковал, ему наверняка предстоит начинать работу заново.

Кумушки, все еще стоящие у колодца, были в экстазе от зрелища.

Только перешагнув порог дома, Рудий отпустил ухо сына, напоминавшее теперь спелый помидор и цветом, и формой, и, не сдерживаясь, заорал:

– Какого ляда ты творил с Белкой?!

Сплетницы, наверняка, были в эйфории. Этот рев было слышно не только у колодца, а даже в герцогском замке должны были дрогнуть стекла.

– Отец, мы…

– Ты совсем с ума поехал?! Или в кузне засадил себе по кумполу болванкой?!

– Я не…

– С человеком?! Без испытаний?! – на мгновение Рудий умолк не в силах решить, что из этого его возмущает сильнее.

– Да какой она человек! – наконец вклинился Шарний. Это было свежей новостью, поскольку при осмотре пациентки мы с Севилой довольно точно определили ее принадлежность к человеческой расе. – И испытание было, только мы о нем никому не рассказывали, хотели как-то постепенно, чтоб не сразу, как обухом по голове.

– Как это – не человек? – подала голос заинтригованная целительница. Я тихонько застонала. Правило выживания номер один: никогда не встревай в семейные скандалы. Родственники, которые минуту назад грызлись насмерть, мгновенно могут обернуться против любого чужака, чтобы растереть его в порошок совместными усилиями, после чего продолжат свою междоусобицу.

– Родилась, может, и человеком, – хмуро пояснил молодой гном. – Да только душа у нее из железа, как у любой гномихи. Разве человек такое может сделать?

Гном закатал рукав рубахи и стащил с запястья браслет. Рудий принялся вертеть его в руках, одобрительно разглядывая хитрое плетение двойных звеньев, инкрустацию мелкими аметистами и тончайший узор гравировки. На мой неискушенный взгляд, это была самая, что ни на есть, гномья работа по металлу. Я протянула руку, вопросительно глядя на старшего гнома, и тот подал мне украшение.

– В нем магия, – поразилась я. – Вплетена прямо в металл, люди так не умеют.

Севила тут же отобрала у меня браслет и чуть не уронила его от удивления.

– Действительно, гномья магия, – подтвердила она. – Он от чего-то защищает, но не могу понять, от чего.

– От ожогов, – пояснил Шарний. – Это свадебный браслет, значит, я принял ее дар, а она – мой, мы теперь по закону помолвлены.

Молодой гном выпрямился и уставился с вызовом на отца. Тот задумчиво потеребил бороду, снова осмотрел выкованный человеческой девушкой настоящий гномий браслет. А что, подумала я, Шарний – парень статный. Он был высоким для своего вида, немногим ниже меня, с буйно вьющейся шапкой черных кудрей и короткой, аккуратно подстриженной бородой гном производил приятное впечатление. Я разглядела, что у него, в отличие от большинства гномов, глаза не карие и не черные, а темно-серые, взгляд внимательный, потеплевший, когда он посмотрел на Белу. Юная девица вполне могла впечатлиться.