Читать книгу: «Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы», страница 5

Она прочла ее довольно быстро. И даже удивилась, почему эта книга произвела на ее умненькую и начитанную маму такое сильное впечатление. Простенький сюжет, довольно слезливая история и никаких особенных литературных изысков. В общем, не Лев Толстой. Когда она поделилась этой мыслью с Галчонком, та сразу же согласилась:

– Понимаешь, этот роман я прочла еще лет в двенадцать. Тогда он меня, конечно, поразил. Он ведь резко отличался от всего, что нам рекомендовали: от книг Шолохова и романов Горького. Для меня это был какой-то новый мир. Теперь-то я понимаю, что эта книга не классика, но она мне все равно мила, – как память о детстве.

– Понимаю, – задумчиво отозвалась Настя. – Мам, а у нас есть «Сага о Форсайтах»? Ася Смирнова так восхищалась этим романом. Ты его читала?

– Конечно! Это такая книга… такая! Кусок души! Как я тебе завидую, что она у тебя впереди. Но я смогла ее одолеть где-то лет в двадцать. До этого столько о ней слышала, но как ни пыталась начать, – не могла. Не доходило. А когда созрела, взяла однажды в руки и уже не смогла оторваться, пока все четыре тома не проглотила. Однако боюсь, тебе еще рановато за нее браться, подрасти чуть-чуть.

– Ладно. Но она у нас есть?

– Да, должна стоять в книжном шкафу, где-то в заднем ряду на верхней полке. Там четыре тома. А сейчас прочти лучше «Мастера и Маргариту» Булгакова, очень советую. Эта книга в твоем духе.

– О, я ее давно проглотила.

– И как она тебе?

– Чудо! Местами наизусть помню. А герои – просто вижу живыми. Воланд – это восторг! Вот ведь сатана, а неотразим. Море обаяния! Действительно, без тени нет света – как он прав! А Мастер! А Бегемот! Ой, какой он гений – этот Булгаков. Но я читала, что он в жизни был не очень счастлив.

– Да, ему досталось. И за эту книгу тоже: сочли, что проповедует поповщину. Сам Шолохов его клеймил. Жил Булгаков трудно и рано умер, а сколько мог бы еще написать, – настоящий талант был. Но в России таланты во все времена редко доживали до старости. Вот и сейчас – если ты не имеешь связей и имени, да еще не столичный житель, на одном таланте далеко не уедешь. Бедность и неустроенность любой талант губят.

– Мам, завтра родительское собрание. Классная просила всех быть. Пойдешь?

– Не, не пойду. Что там делать? Опять слушать, как тебя хвалить будут? Мне уже неудобно: вечно Костю ругают, а Настю хвалят, будто не о чем больше говорить. «Поделитесь, как вам удалась такую умницу воспитать?» А как я тебя воспитывала? Да никак, – какая уродилась, такая и воспиталась. Вон, твоя Наталья – ее сколько ни воспитывай один ветер в голове.

– Нет, мама, ты не права. Наташа в последнее время очень изменилась, это все учителя говорят. Она же хочет со мной в лицей поступать – старается изо всех сил.

– Не знаю, не знаю. Свежо предание, да верится с трудом. Лучше бы она оставалась в своей школе. А то начнет в лицее себя показывать, а тебе краснеть за нее.

– Мама, как ты можешь так говорить? Мы же с Наткой с ясельного возраста дружим. Буду ей помогать. Зато не так страшно будет вначале – среди чужих.

– Ладно-ладно, вы сначала поступите.

Глава 7. Гололед

Зима, предчувствуя скорый конец, совсем разлютовалась. Весь февраль ветер дул, не утихая, – даже при небольшом морозе на улицу было носа не высунуть. Особенным кошмаром для горожан стал гололед. Ветер выметал не успевавший нападать снег, и все улицы города блестели, как отполированные. Ладно бы лед был ровный – так нет же, сплошные бугры и рытвины, чуть не так ногу поставишь, и растянулся. «Вечерка» каждый день перечисляла, сколько горожан попало в больницу с переломами рук и ног – их количество росло в геометрической прогрессии.

В один из последних февральских дней вдруг резко потеплело – до плюс пяти. Тепло продержалось пару дней, и улицы потекли. Однако толстый слой льда не успел полностью растаять, – и едва намерзшиеся за зиму горожане воспрянули духом, как под утро грянул мороз. Да такой, что все улицы и даже ступеньки у подъездов снова моментально покрылись скользкой-прескользкой коркой льда.

Спешившие к первому уроку подружки, выскочив из подъезда, не успели сделать и пары шагов, как, взмахнув руками, дружно повалились на спину, и так прокатились несколько метров, пока не въехали в куст. Чертыхаясь, они попытались подняться, – но не тут-то было. Вышло только на четвереньки: едва они принимали вертикальное положение, как тут же падали. Наконец, цепляясь друг за дружку, они кое-как поднялись, но на большее не решились: было ясно, что малейшее движение приведет к потере равновесия и новым ушибам. Так они стояли, обнявшись, и пытались сообразить, что предпринять, пока из подъезда не вышла дворничиха.

– Тетя Лиза, вы бы хоть возле дома посыпали, – обозленно крикнула Наташка, потирая ушибленную коленку. – Шагу нельзя ступить.

– А что толку? – отозвалась дворничиха. – Я же всю улицу не посыплю. Шли бы вы домой, пока ничего себе не поломали.

Она постояла минуту, раздумывая, потом махнула рукой и скрылась в подъезде.

– Настя, ты как хочешь, а я сегодня в школу не пойду, – решительно заявила Наташка. – Мне еще жить не надоело. И тебе не советую.

Она встала на четвереньки и медленно поползла к дому. Настя, следуя ее примеру, села на пятую точку и, отталкиваясь руками, тоже заскользила к подъезду.

– Это что за фигурное катание? – Веселый голос заставил Настю поднять голову. Над ней склонился неведомо откуда взявшийся Вадим.

– Вот, – растерянно пробормотала Настя, краснея от смущения, – все время падаем. Бугры такие скользкие. Уже два раза растянулись.

– Не надевайте сапожки на каблуках в гололед. Цепляйтесь-ка за меня.

Поддерживаемые его сильными руками девочки с трудом поднялись.

– А ты сколько раз шлепнулся? – поинтересовалась Наталья.

– А меня гололед не берет, – засмеялся Вадим. – Площадь опоры широкая: сорок пятый растоптанный. Где твой братец?

– В лицее должен быть. А что, его там нет? – забеспокоилась подруга. – Он рано ушел.

– Нет, не появлялся. Вот я и отпросился узнать, куда Никита подевался. Звоню-звоню к вам, – никто трубку не берет.

– Значит, с ним что-то случилось. – Наталья встревожилась не на шутку. – Пойдемте, позвоним в «Скорую», может, он уже в больнице.

Еще на лестничной площадке они услышали, как трезвонят телефоны в их квартирах. Настя кинулась к себе.

– Настенька, ты еще не ушла? – В голосе отца сквозила тревога. – Сиди дома, никуда не выходи. В городе такое творится!

– Пап, мы с Наткой только вышли из дому и сразу шлепнулись. Двигаться совершенно невозможно. Нам Вадим помог, Никитин друг, иначе пришлось бы возвращаться в подъезд на четвереньках. А Никита еще утром в лицей ушел, но не дошел. Сейчас будем искать его.

– Немудрено, такого гололеда я не припомню. Ну, будем надеяться, что ничего страшного не случилось. А ты позвони в школу. Скажи, что не придешь, родители не пустили.

– Ладно, скажу. А как вы с мамой?

– Мы задержимся до вечера. Пообедаем в буфете. Синоптики обещают днем потепление, может, подтает. В крайнем случае, такси вызовем.

– Пап, если еще позвонишь, и меня не будет, не волнуйся, значит, я у Белоконевых. Господи, хоть бы с Никитой обошлось!

– В случае чего, звони мне, я у себя в кабинете.

Положив трубку, Настя пошла к подруге. Наталья с убитым видом сообщила, что родители уже все знают: им на работу позвонила классная руководительница Никиты. У них в лицее такое правило: если кто отсутствует на уроке, немедленно ставить в известность родителей.

Ничего себе строгости, подумала Настя. Вот бы и у нас так было, – а то наши прогульщики совсем обнаглели. Хотят, с литературы смываются, хотят – с английского. Знают, что им за это ничего не будет.

– Все, девочки, давайте звонить в милицию. Больше ничего не остается, – предложил Вадим.

– А, может, в «Скорую»? – робко спросила Настя. – Или по больницам?

При этих словах с трудом сдерживавшая себя Наташка, наконец, разревелась. И тут загремел телефон. Наталья схватила трубку.

– Это я! – услышала она голос своего братца. – Я в милиции. Еле упросил дать позвонить. Тут страшная авария, и всех свидетелей забрали. Но уже скоро отпустят, – я тогда в лицей.

– Марш домой! – закричала Наташка. – Никакого лицея! Мы тут умираем от страха. Я сейчас маме буду звонить, что ты нашелся. Вечно влипаешь во всякие истории. Свидетель какой выискался!

– Наталья, да ты что? Тут такой ужас! Грузовик занесло на остановку, а там толпа… Все, трубку отбирают. Ладно, еду домой – ждите.

Впервые за этот час они, наконец, перевели дух.

– Пойду к себе, позвоню папе, что Никита нашелся. – Настя направилась к двери. Присутствие Вадима волновало и одновременно сковывало ее. Выскальзывая в коридор, она бросила на него быстрый взгляд, и он тут же его поймал.

Жаркая волна захлестнула Настю. Опустив пылающее лицо, она выскочила из Наташкиной квартиры, отчетливо понимая, насколько глупо выглядит со стороны.

– Настя, не уходи! – крикнула ей вслед Наташка. – Давай дождемся Никиту. Чего-нибудь вкусненького приготовим, – он там, наверно, страху натерпелся, голодный, как волк, придет.

– У меня сало в холодильнике есть, – задержалась в дверях Настя. – Давай сжарим яичницу с салом: Никита ее любит. Помнишь, как он ее навернул, – из четырех яиц. Я сейчас принесу. А яйца у тебя есть?

– Есть, только пять штук.

– Ничего, я еще принесу, мама много купила.

Очутившись в своей квартире, Настя упала на диван и стала приводить в порядок растрепанные чувства. Странный ожог души, испытанный только что, испугал и озадачил ее.

– Что со мной? – спрашивала она себя. – Почему это так сильно? А вдруг – любовь?

Она представила себе лицо Вадима, его ответный взгляд – и снова невидимое пламя опалило ее, заставив вздрогнуть.

– Любовь, – подтвердил солнечный луч, заглянувший в окно. – Любовь, – улыбнулся синий просвет неба между облаками. – Ты влюблена.

Влюблена! – с пронзительной ясностью поняла Настя. Что же делать?

В дверь позвонили. На пороге стоял Вадим.

– Настенька, мы вас ждем-ждем. Наташа уже беспокоиться начала. Вы в порядке?

Господи, она же совсем забыла, зачем вернулась. А зачем? Да, яйца! И, кажется, еще что-то. Сало!

– Иду, – как можно спокойнее отозвалась Настя, хотя внутри у нее все дрожало. – Завозилась тут. Сейчас принесу.

– Может, помочь?

– Не надо, я сейчас.

– Настенька, а давайте на «ты». А то слишком официально получается. Вы же с Никитой на «ты». Может, попробуем?

– Давайте, – улыбнулась Настя. – Только, боюсь, с непривычки будет трудновато.

Она отрезала кусок сала и половину буханки «Бородинского», положила в кулек пяток яиц и, стараясь не смотреть на своего гостя, позвонила Наталье.

– Масло у тебя есть?

– Есть, – отозвалась та. – Чего ты там ковыряешься? У меня сковорода уже раскалилась.

– Прикрути, я иду.

Они поджарили большую яичницу с салом, посыпали ее зеленым луком и сделали бутерброды из черного хлеба с маслом, сыром и колбасой. И тут объявился Никита.

– Ой, мамочки, как вкусно пахнет! – счастливо завопил он. – У меня слюнки текут!

– Мой руки! – сурово приказала Наташка. – Искатель приключений.

– Что же там стряслось? – спросил друга Вадим, раскладывая яичницу по тарелкам.

– Грузовик пошел на обгон, и его занесло. Прямо на автобусную остановку. А там люди. Ну и… можете себе представить. Кровавая каша. Такой крик стоял – у меня до сих пор в ушах звенит.

– Что, и погибшие есть?

– А то! Двоих сразу: женщину и пацана. И куча раненых.

– А водитель?

– Живой, только стеклом порезался. «Скорая» увезла с остальными. А меня в милиции допросили, что видел, как было. Правда, пришлось долго ждать. Сказали, что если понадоблюсь, еще вызовут. А вы почему не в школе?

Наташка рассказала, как они катались на пятых точках по катку, в который превратился их двор. И как их спас Вадим.

– В общем, у вас сегодня внеплановый выходной, – подытожил Никита. – И чем вы собираетесь его заполнить?

– Сейчас посуду помоем и будем заниматься, – распорядилась Наташка. – У тебя или у меня? – обратилась она к Насте.

– Давай у меня. – Настя изо всех сил старалась не смотреть на Никитиного друга, но ее взгляд то и дело натыкался на его глаза, глядевшие на нее с немым вопросом.

– Нет, вы посмотрите, какой сознательной стала моя непутевая сестренка! – восхитился Никита. – Настя, ты заслуживаешь награды за воспитание подрастающего поколения. Но, может, все-таки останетесь? Мы вам поможем, если где непонятно.

– Правда, девочки, не уходите, – поддержал его Вадим. – Мы без вас будем скучать. Вы занимайтесь, а мы посуду помоем.

– Это пожалуйста, – согласилась Наташка. – Это по справедливости: мы готовили, а вы моете. Ладно, остаемся.

Настя подумав, что ее необоснованный отказ может показаться подозрительным, согласилась. Под упорным взглядом Никитиного друга она окончательно смутилась и уронила вилку. Молодые люди с готовностью кинулись ее поднимать и одновременно крепко стукнулись лбами под столом. Отпрянув, Никита вдобавок треснулся затылком о ножку стола. Наташка захихикала.

Настя встала, незаметно показала подруге кулак и молча направилась в соседнюю комнату. Наташка, продолжая хихикать, поплелась следом. Там Настя отвесила подруге звучный тумак, после чего они немного поборолись и, наконец, сели за уроки. Но мысль о том, что Вадим так близко, сильно мешала Насте сосредоточиться. Из-за этого она сделала две ошибки, – ответ никак не сходился. Наконец, Наталья разозлилась.

– Ты или решай, или мечтай! – раздраженно заявила она. – Вечно на меня ворчишь, а сама?

– У меня голова болит, – не придумала ничего лучшего Настя, чтобы отвязаться. – Знаешь, я лучше, домой пойду. – И не глядя на надувшуюся подругу, собрала книги. Дома легла на диван и стала заново разбираться в своих чувствах.

Главное, размышляла она, чтобы никто не догадался, что я влюбилась по-настоящему. Боже упаси проговориться Наташке. Она, конечно, поклянется, что будет молчать, как акула, и тут же проболтается Никите. Может, и не тут же, но не утерпит, – это точно. А он – Вадиму. Тогда хоть сквозь землю провались.

Она представила себе развитие событий: Наташка шепчет своему братцу потрясающую новость, тот – другу, друг… о, нет! Что он подумает про нее, Настю? Скажет, вот идиотка! Или что похуже. Нет, ни за что на свете… никто никогда не должен догадаться, что с ней происходит. Молчать, терпеть и по возможности не смотреть в его сторону. Может, само пройдет.

Хорошо Наташке, размышляла она. Как влюбится, сразу начинает вертеть перед парнем хвостом и хоть бы хны – совсем не боится, что тот догадается. Наоборот, даже жаждет этого. Почему же ей, Насте, так страшно? А может, пусть? Ну, догадается – и что здесь такого? Все влюбляются. Может, дать ему понять?

Она представила себе этот процесс: многозначительный взгляд, особую улыбку, вздох – и на нее нахлынула волна страха и восторга. А вдруг он ей ответит взаимностью? Как Борис. И тоже захочет ее поцеловать. Вот он протягивает к ней руки… прижимает к себе… его губы касаются ее губ…

Диван будто выскользнул из-под нее, и она ухнула куда-то в бездну. В ушах шумело, сердце стремилось выскочить из своей клетки, тело свела странная судорога. Потрясение было столь велико, что она долго приходила в себя.

«Ого! – испуганно подумала Настя. – Я ведь только представила. А если бы на самом деле? Может, я какая-то не такая? Наташка, наверно, уже сто раз целовалась, и хоть бы что. У кого бы спросить совета?»

Спросить совета было не у кого. Мама? Да ни за что на свете! Такое поднимется! Вообразит себе чего и близко нет. Папа? Но ведь он мужчина, он такого никогда не испытывал. Он не поймет. Да и что он посоветует? Скажет, держи себя в руках, ты девушка, тебе надо быть скромной. Может, с Соколовой – она уже все испытала. Может, она объяснит, что с ней, Настей, происходит, – и посоветует, как себя вести дальше.

А вдруг растреплется всему классу? Наверняка, растреплется. Нет, Ирочке нельзя.

Вадим! Вадим, что со мной? Вадим, почему ты все время перед глазами? И все время хочется тебя увидеть. А когда ты рядом, я как скованная. Почему так?

Что ты делаешь сейчас, Вадим? О чем думаешь? И что будет с нами дальше?

А предмет ее переживаний сидел с другом на кухне и вел беседу, – как вы думаете, о чем? Да все о том же. Потому что та же проблема их волновала больше всего на свете. Что поделаешь, такой у них был возраст.

– Похоже, мы с тобой тянемся к одному и тому же цветку, – ревниво сказал Никита, исподлобья глядя на друга. – Но учти: я давно на нее смотрю. Может, не будешь путаться под ногами?

– Мы друзья или мне показалось? – помолчав, спросил Вадим.

– Скажем так: приятели.

– А думал, друзья. Выходит, ошибался?

– Ты не увиливай. При чем здесь друзья? Я тебе ясно сказал: Настя мне нравится. Понял?

– Понял. Мне тоже.

– Так, – расстроился Никита. – И что теперь? Драться будем?

– Зачем драться? Мы что – неандертальцы? Кого она выберет, тот с ней и будет. И потом – она же еще девочка. Давай подождем. Обещаю со своей стороны ничего не предпринимать. Но если она сама… знай, я ей отвечу.

– А может, разойдемся по-хорошему? Ты исчезнешь, и все. Не будешь перед ней маячить.

– Нет.

– Ладно, ты прав: она еще школьница. Хотя… теперь такие школьницы! Больше нас с тобой знают.

– Не надо, Никита. Наш брат тоже хорош. Вон недавно пацаны девочку за гараж затащили и юбку ей задрали. Она стоит, плачет, а они… рассматривают. Хорошо, успел двоим дать по морде. Так они еще и угрожать начали: мол, какое мне дело, чего вмешиваюсь. В общем, так. Если хочешь, – могу к тебе больше не приходить. Хотя, если честно, – очень жаль.

– Нет, давай оставим все, как есть. По правде говоря, ты мне тоже… нужен. Жаль, что так получается. Ладно, забудем. А насчет тех пацанов, – их можно понять. Им же интересно. Хорошо у кого младшие сестры есть. Я все успел увидеть, пока Наташка росла. Как ее пеленали и сам трусы менял, когда заиграется. Она меня совершенно не стесняется.

– А Настя?

– Ну, Настя. Настя – другое дело. Она у нас принцесса.

– Хорошая девочка! – вздохнул Вадим.

– Очень! – грустно согласился Никита.

Глава 8. Туманы

– Настюха, ура! Дождались, дождались! Наконец-то! – Наташкин вопль по телефону заставил Настю продрать глаза и взглянуть на часы. Боже, еще только шесть утра! Как охота спать! И чего эта ненормальная дождалась?

– Чего ты дождалась? – зевая, спросила она.

– Как чего? Весны! Сегодня же первое марта – ты что, забыла?

– Натка, я тебя убью! Ты соображаешь, который час?

– Да какая разница?! Как ты можешь дрыхать, когда весна на дворе?

– Какая весна – минус восемь! Посмотри в окно – темень, хоть глаз выколи. Еще минимум час поспать можно.

– Ну и дрыхни, соня несчастная! А я музыку включу, – буду рассвет встречать. Первый весенний!

И Наташка бросила трубку. А Настя выключила свет, укрылась с головой одеялом и попыталась заснуть. Но сон пропал. Она полежала с закрытыми глазами, потом встала, снова зажгла свет и подошла к зеркалу. Из зеркала на нее смотрело худенькое взъерошенное существо: еще не девушка, но уже не девочка, – так, серединка на половинку.

«Никакой фигуры! – огорченно думала Настя, придирчиво рассматривая свое отражение, – скелет в ночной сорочке и патлы дыбом. И ты еще мечтаешь ему понравиться».

Она прислушалась, не встали ли родители, потом скинула сорочку, и голенькая, поминутно оглядываясь, снова подошла к зеркалу. Увиденное огорчило ее еще больше. Ключицы торчат, коленки худые, грудь нулевого размера и никаких бедер. То ли дело Наташка: плечики покатые, ключиц почти не видно и кофточка на груди так красиво оттопыривается.

– Почему я такая? – мысленно спрашивала она, пытливо вглядываясь в свое отражение. – Отчего мне стало трудно жить? Я должна стать женщиной, родить детей. Но откуда это все возьмется? Из ничего?

«… а потом их тела слились…» – внезапно всплыла в памяти фраза из недавно прочитанного романа. Господи, неужели… и с ней так будет? А вдруг… Вадим? Нет-нет, это невозможно. Значит – не Вадим? Другой? О нет, ни за что на свете!

Вот если бы кто меня сейчас увидел, подумала она, заливаясь краской, точно решил бы, что девка сбрендила. На неприличной почве.

– Настя, ты что, не слышишь? Возьми трубку! – Голос матери заставил Настю опрометью кинуться к кровати и нырнуть под одеяло. Еще не хватало, чтобы та застала ее в таком виде.

– Сейчас возьму, – сонным голосом отозвалась она. – Дай проснуться.

– А чего у тебя свет горит, если ты спишь?

– Да так – хотела вставать, а потом решила еще поваляться. Настя схватила трубку. Ну, она сейчас Наташке покажет!

– Ты уймешься, уродина! – тихо зарычала она. – Уже родителей разбудила. Еще раз позвонишь – убью!

– Настенька, с весною вас! – услышала она, холодея, голос Вадима. – Извините, что так рано, но уж очень не терпелось вас поздравить. Не знал, что вы еще спите.

– Ой, Вадим, простите! – залепетала Настя, пылая от смущения. – Я думала, это Натка, она мне уже звонила. Думала, снова она.

– Да мы уже все друг другу позвонили. Она и сказала мне, что вы проснулись. Еще раз, извините. У вас сегодня много уроков?

– Нет, всего четыре: алгебра, две литературы и химия. А что?

– Пойдемте вечером во Дворец культуры строителей? Там сегодня молодежная дискотека – весну отмечают.

– А кто еще? – спросила Настя, замирая от счастья. Неужели она с Вадимом – вдвоем?

– Никита с Наташей. Это его идея. У него там знакомый контрабас – он его и пригласил.

– А билеты?

– Сказал, проведет четверых бесплатно. Пойдешь? Завтра воскресенье – можно вечерок отдохнуть.

– Ладно, я спрошу у родителей. Если разрешат, пойду.

– А что, могут не разрешить?

– Да нет, это я так, для проформы. Раз Никита с Наташей идут, конечно, разрешат.

– Тогда до вечера? Зайду часиков в пять – ты будешь готова?

– Да, конечно.

И он отключился. А Настя, счастливо улыбаясь, стала заново переживать их разговор. Какое замечательное утро! Он позвонил – и так рано! Значит, ему не терпелось ее услышать. Как он обращается к ней: то на «вы», то на «ты». Какой у него голос – ласковый, глубокий и такой… проникновенный. Проникает прямо в сердце. Ни у кого из знакомых ребят нет такого голоса.

Сегодня вечером я его снова увижу, радостно думала она. И, наверно, буду с ним танцевать. Хоть бы ничего не помешало. Надо маме сейчас сказать, а то вдруг они задержатся на работе и будут волноваться, что меня нет.

Родители без слов отпустили ее, только попросили возвращаться не очень поздно и чтоб не одна. Уроки пролетели как один миг, а химичка даже умудрилась поставить ей на одном уроке сразу две пятерки – вот такой замечательный выдался день. Солнышко временами проглядывало из-за туч, температура к полудню поднялась до плюс десяти, и лед на асфальте быстро растаял. Народ сразу расстегнул пальто и поснимал шапки, а улицы заполнили толпы гуляющих горожан. В общем, первый весенний денек удался.

Весь день Настя летала, как на крыльях, в предвкушении встречи. Но перед самым вечером эта выдра Наташка умудрилась напрочь испортить ей настроение.

– Ну да! – ни с того, ни с сего вдруг заявила она. – Они, значит, оба будут за тобой увиваться, а я с боку припека? Меня это не устраивает.

– И что ты предлагаешь? – насторожилась Настя.

– Ты танцуй с Никитой, а я буду с Вадимом.

– А если Вадим меня пригласит?

– А ты ему откажи. Скажи, Никите обещала.

– Я что, все танцы ему обещала? С какой стати? Сама можешь танцевать со своим братцем.

– А какой мне интерес? Он мне и дома надоел. Нет уж, возьми его на этот вечер себе.

– Ах, так! В таком случае, я никуда не иду.

Настя представила себя танцующей весь вечер с Наташкиным братом, и у нее начисто пропала охота идти на эту дискотеку. Действительно, чего она там не видела? Натку в паре с Вадимом? Вот удовольствие! Лучше позанимаюсь, решила она, до экзаменов чуть больше четырех месяцев осталось. А когда повторять?

– Ладно, так и быть, давай танцевать с Вадимом по очереди, – пошла на попятную Наташка. – Просто, я не хочу, пока ты с ним танцуешь, стенку подпирать. Вдруг меня никто не пригласит. А Никита со мной сам не захочет: найдет себе какую-нибудь мымру.

– Нет, Наташа, я не пойду, – твердо сказала Настя. – Я уже расхотела. Буду заниматься – до экзаменов осталось всего ничего. Иди сама, и танцуй, с кем хочешь.

– Какая ты, Настя, гадина! – закричала Наташка и вдруг бурно разревелась. – Все должно быть только по-твоему! Только тебе должно быть хорошо! Знай, если не пойдешь, ты мне больше не подруга! Лучше с Соколовой буду дружить.

– Вот и правильно. Дружи с Соколовой, а меня оставь в покое. Вы с ней очень друг другу подходите.

При этих словах Настин голос предательски дрогнул: она почувствовала, что еще немного и тоже расплачется. С трудом сдерживаясь, Настя выскочила из Наташкиной квартиры и заперлась у себя, твердо решив не открывать дверь и не отвечать ни на какие звонки.

Сначала было тихо – но недолго. Когда затрезвонил звонок, Настя зажмурилась и зажала ладошками уши. Но это не помогло. Он звонил, звонил и звонил, не переставая, – потом вдруг смолк, и Настя услышала звук отпираемой двери. Только тогда до нее дошло, что это трезвонили родители: наверно, у них руки были заняты книгами или покупками.

И точно – выскочив в прихожую, она увидела своих папу и маму, державших в одной руке по набитому книгами портфелю, а в другой – по ручке от огромного кулька с чем-то тяжелым. Учуяв волнующий запах, в коридор вышел Федор и требовательно заорал. Родители дружно поставили портфели под вешалку, выругали дочь, что та им не открыла, и потащили кулек на кухню.

– Что там? – спросила Настя, втягивая носом запах сырости. – Посмотрите на Федора: сейчас в обморок грохнется.

– Толстолоб. – И отец вывалил в раковину здоровенную рыбину. Рыбина шевелила широким хвостом и вопросительно смотрела на Настю.

– Где вы ее взяли?

– Купили, где ж еще. Только из института вышли, – машина подъехала с живой рыбой. Ну, мы и разорились.

– И что с ней делать?

– Почистить и пожарить. Доверяем это тебе. Да, кстати – ты что, не идешь никуда? А говорила?

– Передумала. Но чистить я ее не буду. Как ее чистить? – она же совсем живая. Я не живодер, меня совесть замучает.

– Ладно, запусти ее в ванну. Вечером придем, и мама почистит. Почистишь, Галчонок?

– Попробую, – неуверенно отозвалась мать. – Но если она будет так же вилять хвостом и смотреть мне в глаза, я тоже не смогу.

– Да вы что, обалдели? – возмутился отец. – В том то и ценность, что она живая. Кто же ест дохлую рыбу? Ладно, тащи ее в ванну и налей побольше воды. Вернемся, разберемся.

И они быстренько умотали. А Настя наполнила ванну водой и запустила туда толстолобика. Пока она его тащила, рыбина не шевелилась, – Настя с облегчением подумала, что та уснула. Но у края ванны толстолобик дернулся и резво плюхнулся в воду, окатив девочку целым снопом брызг. В ванне рыбина походила кругами, обживаясь, потом поднялась к поверхности и пошевелила губами, словно хотела что-то сказать. Федор, опираясь передними лапами о край ванны, с интересом следил за ней.

Может, она есть хочет, подумала девочка. Дать ей крошек, что ли? И только она нацелилась пойти на кухню, как в дверь снова зазвонили.

– Настенька, откройте, это я, – прозвучал самый прекрасный голос на свете. – Открой, пожалуйста!

Настя, конечно, открыла, – как не открыть собственному счастью?

– Настенька, что случилось? – огорченно спросил Вадим. – Наташа сказала, что ты не идешь. Вы что, поссорились?

– Понимаешь, Вадим… – начала Настя, лихорадочно придумывая, что бы такое соврать поприличнее, – но тут из ванны послышался истошный вопль Федора. Настя метнулась туда, Вадим за ней.

Картина, представшая перед ними, заставила скорчиться от хохота. Федор с выпученными от ужаса глазами стоял на задних лапах и ожесточенно скреб передними по скользкому краю ванны, безуспешно пытаясь выскочить из нее, – а рыбина, пристроившись сзади, меланхолично жевала кончик его хвоста.

Вытащив мокрого и несчастного Федора, Настя замотала его в полотенце и отнесла в кресло. Затем пересадила рыбу в таз – та, свернувшись калачиком, еле поместилась в нем, – и поменяла воду. Снова опустив в ванну толстолоба, она покрошила булку, и они стали наблюдать за его действиями. Толстолоб, переплывая от одной крошки к другой, быстренько слопал все угощение и остановился у края ванны, просительно повиливая хвостом.

– Не наелся, – констатировал Вадим. – Надо дать ему что-нибудь посущественнее. Каких-нибудь насекомых.

– Мух сейчас нет, – улыбнулась Настя, – тараканов мы вывели. Может, колбасы?

– Попробуй.

Колбасу рыбина съела с не меньшим аппетитом, закусила ее кусочками вареного мяса и сосиски. После чего опустилась на дно ванны и замерла.

– Теперь спать пошел. И что вы с ним собираетесь делать?

– Понятия не имею.

– Ну ладно. Настенька, одевайся быстрее – времени до начала всего ничего.

– Вадим, я не пойду.

– Но почему? Ведь утром ты согласилась. Что случилось?

– Настроение пропало.

– Из-за чего? Из-за подруги? У нее вообще глаза на мокром месте. Вы что, поссорились?

Ну, как ему объяснить? Ведь не скажешь: тебя не поделили. До чего же он красивый, просто, Олег Меньшиков, только еще красивее.

Хочу пойти, вдруг поняла Настя. Пусть эта выдра как хочет, а я пойду. Иначе буду весь вечер жалеть.

– Ладно, уговорил, – обрадовала она Вадима и пошла в другую комнату переодеваться. Открыв шифоньер, Настя остановилась в нерешительности. Что надеть? Наташкино платье? Что-то не хочется. Старое бархатное? Но оно такое допотопное! А если что-нибудь из маминых нарядов?

Она порылась в материнском гардеробе и неожиданно наткнулась на платье невиданной красоты. Бледно-голубое из стрейча, поблескивающее разноцветными искорками. На груди вырез в виде трех длинных капель, и от плеча вдоль всего рукава тоже красивые разрезы. Ох, и платье! И где мать такое оторвала?

Торопливо натянув находку, она подошла к зеркалу. Почти впору, только в плечах и на бедрах чуть-чуть широковато. Но с тонким серебристым пояском почти незаметно, как будто так и надо.

Однако к платью нужна соответствующая обувь. А лапа у дочки уже побольше маминой. Что же делать? Надеть старые лодочки? Нет, к такому платью они, пожалуй, не подойдут.

Она открыла нижний ящик с обувью матери и сразу обнаружила новые серые туфли с серебряной пряжкой. И каблучок – просто загляденье! Но налезут ли?

Туфли налезли, правда, с трудом. Ну, ничего, до Дворца она дойдет в сапогах, а там потерпит. Подойдя к зеркалу, Настя попыталась с помощью маминой косметики сделать себе макияж. Но из этого ничего хорошего не вышло: лицо стало грубым и излишне взрослым. Нет, ей положительно нельзя краситься.

Она старательно стерла следы косметики, спрятала туфли в сумку и вышла в прихожую.