Читать книгу: «Изгнанник. Книга первая. Проснись, хранитель Юга, я с тобой», страница 4
Глава 2 Хранители. Знакомство с хранителями
336 год от создания мира Велина
Так я стал хранителем.
Сумман перенес меня в свой просторный и светлый деревянный дом. Большие окна светлицы были задернуты занавесками с вышитыми на них голубыми длинношеими птицами. Высокие потолки подпирали тяжеленные на вид балки, а весь угол занимала выбеленная каменная кладь. Она выглядела, как загадочная пещера с множеством больших и маленьких лазов, и уходила высоко в потолок. Массивный длинный деревянный стол, покрытый льняной скатертью, был уставлен графинами с ароматными компотами и вазами с румяными яблоками и грушами. В этом зале стоял запах дерева и сладости. Вдохнув первый раз полной грудью, я не почувствовал боли и потому даже опешил. Повторив попытку, я издал непонятный звук от облегчения.
Сумман следил за тем, как я медленно прошел по всей трапезной и вернулся к нему. Он стоял, опершись на дверной косяк, и довольно улыбался.
– На втором этаже, по коридору направо, вторая дверь. Эта комната будет твоей.
– Так п’осто? – я доверял Сумману, но не мог не усомниться в его таком скором расположении ко мне. Люди редко мне улыбались – да что там, почти никогда. Чаще же злорадствовали или в открытую смеялись над моей неловкостью или пытались поймать, чтобы пихнуть в бок.
– А зачем усложнять? Ступай, обустраивайся. Если что-то будет нужно, не стесняйся, я буду во дворе. У меня еще полно дел. Не бойся, тебя здесь никто не обидит, – он ласково потрепал меня своей лапищей по голове, взъерошив волосы.
– А я и не боюсь, – пожал я плечами. Ложь! Я боялся. Все внутри меня содрогалось от ужасной мысли, что я разочарую Суммана или натворю что-то и он меня выгонит. Бросит в страшном месте. А уж как я боялся, что он ударит меня или толкнет и мои маленькие косточки разлетятся в пыль.
Сумман вышел за дверь, оставив меня одного. Не решаясь пойти, куда мне указал хранитель, я сел у стола. В животе урчало, а запах фруктов так манил, но я не мог позволить себе вгрызться в сладкую мякоть – наверняка она именно такой и была: яблоки, словно светились изнутри и соблазняли укусить их, почувствовать, как, будоража все мое естество, растекается по языку сок. От этой мысли у меня даже голова закружилась. Я опустил голову на скрещенные пальцы, которые лежали на столе, и принялся рассматривать рисунок на кожуре, состоящий из полос разного размера и оттенка. Захлебываясь слюной, я все же решил уйти от манящих ваз с едой, чтобы не сорваться, и направился к лестнице в конце трапезной.
Мое внимание привлек вид за окном: вдали виднелись темно-зеленые в сизой дымке деревья. Их было настолько много, что в глубине они превращались в сплошную чёрную стену. Кругом росла ярко зеленая трава с разноцветными мелкими цветками. На небе кучерявые пышные белые облака сбивались в стайки, словно маленькие пушистые козлята. Невдалеке стояли деревянные дома, – чуть меньше, чем дом Суммана, с остроконечными крышами и резными окнами. Вдоль домов шли люди и переговаривались. Женщины были одеты в длинные платья и ходили с покрытой головой, почти как в СабКуа, но все же как-то иначе. Мужчины в штанах и рубахах, вроде бы тоже выглядели по-обычному, но все равно как-то не так. Дети бегали по поляне с палками в виде мечей и что-то кричали.
Я еще долго рассматривал жизнь, бурлящую вне стен дома Суммана. Мне было интересно все, я впитывал окружающий мир, как сухая тряпка. Перед окном пролетела разноцветная бабочка и скрылась из вида. Я, провожая ее взглядом, настолько увлекся, что воткнулся лбом в стекло.
Сладкий аромат яблок пленил и окалдовывал.
Раздосадованный, я вернулся к лестнице. Широкие перила обрамляли ступени, расходясь в разные стороны. Медленно поднимаясь наверх, я считал ступеньки, ожидая, что в дом кто-то войдет и отругает меня за своеволие. Я прокручивал в голове, как буду оправдываться. Нужно найти место в каждой комнате, куда меня будут пускать, чтобы можно было спрятаться или забиться в укромное место так, чтобы меня не смогли достать. Здесь нет тюранов, которые смогли бы меня защитить, и придется искать убежище самому.
За дверью послышались тяжелые шаги. Я замер. Сердце зашлось барабанной дробью. Но никто не вошел, и шаги стихли. Я бросился бежать наверх – направо. Первая дверь. Вторая. Я толкнул ее и, закрыв, привалился к ней спиной. Я оказался в скромной прямоугольной спаленке с узкой кроватью у стены, книжным шкафом и сундуком у изножья. На полу лежал домотканый коврик из красных и голубых ниток. В большое окно лил солнечный свет.
Я медленно сделал шаг и коснулся деревянной кровати. Столбики-шарики были настолько приятны на ощупь, что не хотелось отрывать от них пальцев. Я осмотрел свои несвежие одежды –выцветшие, потертые короткие штаны и серую от времени рубаху. Садиться на покрывало в такой одежде мне стало стыдно, и я просто провел руками по своей будущей постели. Она оказалась настолько мягкой, что на глаза выступили слезы.
В дверь тихонько постучали. Сердце провалилось в пятки. Кровь отлила от лица. Меня словно поймали за воровство. Я пришел в чужой дом и шныряю по чужим комнатам. Все еще трогая кровать, я отдернул от покрывала руки и спрятал их подмышки. Часто дыша, я осмотрелся, ища, куда бы спрятаться. Если залезу под кровать, вряд ли выберусь оттуда сам – слишком низкая. Да и узкая – меня будет видно. В сундук я не помещусь. В шкафу ни одной створки, которая закрыла бы меня полностью.
– Юга, – голос Суммана немного успокоил расшатавшиеся нервы, но страх все еще крепко держал меня в тисках и холодил спину липким потом. – Юга, ты здесь?
– Да, – пропищал я.
– Тогда… как будешь готов, спускайся. Я вещи тебе принес, и надо поесть, наверное. Ты голоден? Великий Велин, конечно, ты голоден! Спускайся, поедим, а потом решим, что делать дальше.
Удаляющиеся шаги оповестили о том, что Сумман ушел. А я так и остался стоять посередине комнаты, оборванный, босой, голодный и испуганный. О чем говорил Сумман? Я будто не слышал его слов. Только последняя сказанная им фраза засела глубоко в голове. Что он собирается делать дальше? Он выгонит меня. Выгонит прочь. Потому что я неправильный. Он еще не понял, какой я. Но ведь, наверняка, где-нибудь когда-нибудь я проявлю свою темную силу, и он напугается, так же как и отец. И прогонит. Скажет, что я волен поступать, как мне вздумается.
Терзаемый своими домыслами, я, понуро опустив голову, побрел в столовую. Сумман сидел за столом и накладывал по деревянным тарелкам похлебку, от которой шел пар. Живот скрутило от голода, и я громко сглотнул слюну.
– Ну же. Давай скорее, а то остынет и льдом покроется.
Я даже представить не мог, как еда может покрываться льдом. Я распахнул глаза и с любопытством уставился на мелкие блестки в бульоне. Сумман мелко искрошил в руках какую-то траву и бросил мне в тарелку. Терпкий аромат разнесся по всей трапезной. Я бросился к столу и, схватив деревянную толстогубую[1] ложку, принялся за еду. Обжигая губы и язык, я пыхтел над наивкуснейшей в моей жизни горячей едой.
– Не спеши так, обожжешься. Подуй. Губы есть? – Сумман потянулся к моей тарелке. Я закрыл ее плечом, отгораживаясь. – Не торопись, говорю, никто у тебя не отнимет! – он попытался отодвинуть миску, но я вцепился в ее края, обжигая пальцы. – Юга! – прикрикнул он, и я вжал голову в плечи, зажмурившись в ожидании удара. – Юга, прошу тебя, ешь осторожнее и не спеши, – громадная ладонь легла мне на шею, и большой палец погладил меня прямо по коже. Я недоверчиво распахнул глаза и притих.
– Ты меня уда’ишь? – я все еще не мог расслабиться. Но ложку не отпустил. Лицо мужчины вытянулось. Кажется, если Сумман замахнется, я просто схвачу миску и утащу ее с собой – только бы съесть содержимое.
– Зачем мне тебя бить? Разве ты слов не понимаешь? – Сумман нахмурился и потер лоб. – Значит так, – хмуро пробасил хранитель. Во мне все похолодело, но тарелку я не отпустил, а обнял ее и, развалившись на столе, принялся хлебать через край. – Это твой дом, так же как и мой. Потом, когда вырастешь, мы найдем тебе твое собственное жилище. А пока ты здесь такой же хозяин, как и я. Все, что хочешь есть – ешь. Где вздумаешь ходить – вперед. Только будь осторожен и не лезь туда, где опасно. Понимаешь меня?
Я не отвечал. Я захватывал губами овощи и куски мяса и втягивал в рот, стараясь набить его до отказа. Жевать я не успевал, просто проталкивал еду в горло и глотал.
Сумман тоже развалился на столе и, подперев голову кулаком, с уставшей улыбкой уставился на меня, как на смешного зверька.
– Фто? – пробубнил я с набитым ртом.
– Наступит день, и ты не будешь так себя вести. Ты насытишься и поймешь, что мир добрый. Не все окружающие тебя люди злые, поверь мне, – Сумман снова потрепал меня по голове и встал из-за стола, так и не притронувшись к еде.
– Сумман, а Ве’а доб’ая?
– Конечно. Почему ты спрашиваешь? – Сумман остановился и уперся кулаком в стол.
– Я чувствую… вот тут, – я показал на грудь, где чаще всего болело и тупыми ударами било изнутри, – что я ей не н’авлюcь.
– Ей никто не нравится. Ты привыкнешь находить с ней общий язык… – он снова повернулся, собираясь уйти.
– А тебе я н’авлюcь? – тихо спросил я, опустив глаза.
– Да, – только и ответил хранитель и снова сел за стол. – Ты мне не веришь? Хм… не чувствуешь?
– Я не знаю, – я принялся теребить край рубахи, не в силах поднять глаза. Их жгло, и даже частое моргание не помогало остудить их. – Я н’авился Нане. Гово’ила, что даже любит меня. Но она осталась в СабКуа.
– Я бы очень хотел стать для тебя другом.
Я вскинул взгляд и внимательно всмотрелся в лицо Суммана. Правду ли он говорит? Передо мной стояли его добрые глаза и мягкая улыбка. Его руки мяли край рубахи от смущения. Мне показалось это забавным. Он повторял мои движения.
Новый наряд мне очень понравился, хотя ботинки на кожаных шнурках были особой пыткой с непривычки. В пустыне я всегда ходил босиком – денег на добротные сандалии у отца не было (или он просто решил не тратиться на меня), поэтому кожаная обувь, которая смыкалась на моих ногах, раздражала. А тонкие веревочки, которые никак не хотели слушаться и вечно развязывались, словно развлекались в непослушных детских пальцах и заставляли тратить драгоценное время, отрывая меня от более приятных занятий – например, обеда.
Рубашка и штаны ладно сидели на тощем теле. Сумман пригласил девушку из деревни, чтобы она постригла меня, теперь с открытым лицом и расчесанный я почти не отличался от местных мальчишек, разве что был более загорелый и худой.
– Ну что? Как у тебя дела? Чем хочешь заняться? – Сумман со стуком вошел в приоткрытую дверь и, не переступая порога, наполовину ввалился в комнату.
Я сидел на кровати и проводил руками по покрывалу. Мне до сих пор не верилось, что все это происходит со мной. Еще утром мне казалось, что весь мир от меня отвернулся и сгинуть мне суждено в мертвой пустыне. А тут… сытный обед, мягкая постель с подушкой (подушка, к слову, стояла боком, оттопырив углы в разные стороны. К ней я еще не прикасался, считая нашу будущую вечернюю встречу таинством единения – я не хотел нарушать его раньше времени).
– Я не знаю.
– Ну да, ну да. Может, прогуляемся по деревне? Я тебя познакомлю со всеми. Или сразу приступим к обучению? Я принес книги. Ты умеешь читать? – я покачал головой: кто же мог меня научить? Наина слишком была вечно занята, только рассказывала о древних письменах в храме Яра. Книг в нашем доме не было вообще – старшие учились при храме или в отдельном здании, которое называли школой. Как по мне, она напоминала простой сарай с соломенной крышей, где дети сидели на полу и слушали стариков.
Интересно, заметила ли Нана, что меня больше нет рядом? Или только вечером поймет? Или ей вообще все равно? Ведь она столько дней ко мне не приходила – я слышал наказ брата, чтобы она не приближалась к «отродью амхи». А после событий в храме Яра она, наверное, теперь меня ненавидит. Как и все, видит во мне вора и разбойника.
[1] Деревянная утолщенная ложка с толстыми краями, она позволяет взять только верхний слой еды, который уже остыл. Чаще применяется для еды жидких или густых блюд. Жирный слой пищи остывает постепенно и чем жирнее, тем медленнее (в стародавние времена, пища готовилась насыщенно жирной, чтобы дольше усваивалась организмом и дольше оставалось чувство насыщения). Таким образом, с помощью подобной ложки, предотворащалась возможность обжечься, особенно неопытным детям.
Вера и Бибиойша.
В то время как Сумман наслаждался первобытностью, дикостью природы и некой отсталостью в развитии своих земель, Вера познавала области науки и техники. Ее зачаровывал новый мир: автоматизированная подача топлива, применение громоздких машин, которые резали, точили или плавили металл, и помогали создавать новую усовершенствованную технику.
Последних работников отпустили домой час назад. Лишь гудение остывающих станков сопровождало девушку, широко шагающую по цеху к своему рабочему кабинету. Под потолком летали маленькие птички, сопровождая хранительницу пересвистом и чириканьем. Высокие сапоги отстукивали каблуками по железной лестнице, ведущей на второй этаж. Вера обернулась, чтобы окинуть взглядом затихающий завод – рабочих не было, только ночной сторож сидел в углу в стеклянной коморке, помахал ей рукой. Вера улыбнулась и кивнула, продолжила свой путь.
– Би, ты все посмотрела? Запасы продовольствия, заказы на детали и оплаченные счета, договор с поставщиком надо перечитать – пара пунктов в конце меня напрягают, он загнул слишком высокий процент отката, поправь…
– Да, Вера, я все перепроверила и уже занимаюсь этим вопросом. Ты чего такая взвинченная? Что-то случилось? – девушка поправила на широком лице круглые очки, поднимая большие кукольные глаза на начальницу. Уже несколько раз Вера предлагала вылечить близорукость Бибиойши, но та отмахивалась, ссылаясь на наивность и беззащитность, которые придавали ей очки.
– Все хорошо. С чего ты взяла, что что-то случилось? – хранительница перегнулась через конторку и заглянула в амбарную книгу, где были выведены ровные столбики цифр, написанные пузатыми почерком.
Бибиойша была не просто подругой, которую Вера устроила к себе в помощницы по дружбе, но и отличным организатором – она запоминала все в мельчайших подробностях, была наблюдательна во время переговоров и поддерживала Веру в каждом начинании. Бибиойша была всегда на подхвате и стояла за спиной надежным тылом.
– Ну, не знаю, ты какая-то дерганая. Ворвалась в мастерскую, словно тайфун, волосы всклокочены, глаза горят. Ты странно себя ведешь.
– Странно?
– Да, не как обычно. Снова что-то сломала? – прищурив глаза, Бибиойша хитро улыбнулась.
– Ты слишком проницательна для простой помощницы.
Это была неправда. Би никогда не была простой помощницей. Да, порой приходилось идти ей навстречу и отпускать в рабочее время. У Бибиойши был маленький сын, который часто болел и боялся оставаться дома один. Отец мальчишки пропал, едва узнав о беременности девушки, а родственники не всегда горели желанием помогать воспитывать Алёнсо.
– Ты пытаешься меня обидеть или просто вывести из себя? За работу простой помощницы ты платишь мне неплохие деньги. А умение распознавать твои промахи и не лезть под горячую руку помогают задержаться на работе, за которую недурно платят.
– Да, прости. Я действительно не в себе. Как твои дела, Би?
Девушка нахмурилась и всмотрелась в лицо начальницы. Она что-то поняла у себя в голове и хмыкнула.
– Тебе нужно отдохнуть и перевести дух. Может сходим сегодня вечером в бар? Завтра выходной день, и приехал новый ансамбль: живая музыка, хорошие напитки, может, мужчины, – девушка мечтательно закатила глаза и откинулась на спинку стула, раскинув руки.
– Ой, тебе бы все веселиться. Поскакушка!
– А вот это действительно прозвучало обидно! – Би надула и без того пухлые губы и опустила грустные глаза на документы, затем поправила очки и понуро опустила плечи.
– Не злись на меня, – попыталась заглянуть в глаза подруги Вера, но та фыркнула, делая вид, что занята работой, – идем в твой бар. Только закончу в мастерской. А мальчонку куда денешь?
– Не переживай, сегодня на помощь придет соседка…
– Чем заняты, девчонки? – из-за арки показалось лицо Нерея. Дверей в этом широком коридоре не было. По просьбе помощницы Вера обустроила для Би рабочее место возле огромного, во всю стену, окна, подальше от мастерской, – от шума, пыли и снарядов в виде летающих деталей – и приходящие к начальству работяги или, как сейчас, другие хранители могли заглянуть к ней и пообщаться.
Нерей приблизился к столу и улыбнулся помощнице.
– Вот и шел бы мимо. Чего отвлекаешь от работы? – взвилась Вера, наблюдая за тем, как Бибиойша закусила губу и резко порозовела. В глазах мелькнула загадочная искра, а руки, спрятанные под стол, принялись теребить край плетеного ремешка, которым была подпоясана блузка. Лицо Нерея вытянулось от удивления: он не ожидал такой неоправданной грубости.
– А вот и ты, Нерей, – пролепетала Би елейным голоском, подавшись вперед, опустила на стол увесистую грудь, привлекая его внимание к декольте. – Какие планы на вечер? Мы вот с Верой решили в бар пойти. Не хочешь составить нам компанию? Там, говорят, весело сегодня будет. Новая команда песняров и поставка лиэйских вин, и еще выходной…
– Ну все, хватит! – не выдержала Вера и развернулась к мастерской. У Би было отвратительное качество: от отсутствия постоянного партнера и желания быть любимой она опрометчиво кидалась в новые отношения с мужчинами, больно обжигалась и все равно шла вперед к новым «приключениям».
– Что это с ней? – парень проводил Веру озадаченным взглядом.
– Устала, – Би сложила пальцы домиком на столе и опустила на них подбородок. – Ничего, сейчас отойдет. Ну так что? Ты с нами?
Нерей скрестил руки на конторке и приблизил к Би лицо, чтобы было лучше слышно его заговорщический голос. Девушка подалась ближе, непроизвольно раскрыв губы.
– Повеселитесь там, – подмигнул он и отстранился, а затем, выпрямившись в полный рост, бросил взгляд на мастерскую и молча ушел.
– Эх, какой мужчина! – протянула Бибиойша, бросив взгляд за окно, где закат окрашивал в яркие цвета небосвод. Девушка вернулась к работе.
Вера стояла, прижавшись спиной к стене, разделяющей мастерскую и стол подруги. Дверь закрывать она не стала, чтобы было лучше слышно разговор помощницы и хранителя.
И что все девчонки находят в этом парне – высоком, статном, стройном, с широкими плечами, с обветренным на морском ветру лицом, пронзительными голубыми глазами и бархатным голосом? Почему Би, только завидев его, превращается в слюнявую малолетку, готовую бежать следом и вдыхать пыль от его сапог? Ну ладно Би – все женщины любого возраста провожали его восхищенным взглядом. Ответ был очевиден.
Вера сморщилась и, пройдя вглубь мастерской, прикинула фронт работы на сегодня: на столе беспорядок: разбросаны карандаши, линейки, острые маркеры для отметки слабых мест в конструкции, планы, чертежи. Ящики с деталями выдвинуты и перепутаны. На полу тут и там разбросаны металлическая стружка и болты. Но желания что-то делать просто не было. Хотелось сесть прямо тут на полу и плакать, обнимая сломанную деталь – мертвый мотор светился своими начищенными боками, в которых отражались потолочные лампы, и словно насмехался над ней. Снова неоправданные затраты. Снова заказ деталей вслепую.
И все же что такого особенного в Нерее?
Ну кроме того, что он часто проводит время с ней. Смеется ее шуткам. В последнюю встречу галантно набросил ей на плечи свою накидку, когда ветер усилился и Вере стало некомфортно.
А что, если он приходит к Бибиойше, а не к ней? Так мило улыбался, баловал ее сладостями со своих островов, сувенирами из ракушек и коралловыми бусами, которые, к слову, она носила не снимая, только еще больше раздражая хранительницу.
Вера фыркнула и принялась за работу: взяла контейнер и сгребла в него всю канцелярию одним махом.
Ну и пусть общаются на здоровье. Ей никто не нужен. Но почему так щемит сердце?
Но самое интересное… – Вера остановилась как вкопанная у стола, наблюдая, как края чертежей неохотно скручиваются в рулоны, – самое интересное, что не только Би пускает по Нерею слюни. Каждый раз, когда он проходит по улицам с Верой, эти простолюдинки и торгашки из открытых палаток, не смущаясь, поедают его взглядом, несмотря на то что он идет не один, а в компании девушки. Что за безобразное распутство?
Да, хранитель воды мужественный, спокойный, даже красивый, но чаще грустный. А его глаза с длинными ресницами… Хочется смотреть в них постоянно, чтобы привлечь его внимание…
Ой! Что это за мысли такие? Вера тряхнула головой, отгоняя от себя глупости.
Туго скрутив схемы в рулоны, она сгрузила их в специально отведенную высокую плетеную корзину у стола и принялась укладывать по стеллажам и заполнять полки ящиками с деталями.
А интересно, смог бы Нерей работать тут у нее в мастерской? Закручивать гайки, изящными руками, вымазанными в смазке и масле, держать отвертку… Когда бицепсы на руках перекатывались бы от напряжения… Блестящая от пота спина поблескивала бы на свету, а натренированные мышцы ног обтягивал бы рабочий комбинезон с потертостями на бедрах…
Она мечтательно представила его красивое задумчивое лицо, сосредоточенно оценивающее свою работу.
Очнувшись, Вера разозлилась еще больше. Что за наваждение? Будто за спиной кто-то колдует.
Последний рывок: качнув пару раз метлой, в попытке смести мусор Вера все же остановилась.
– Би, я думаю, на сегодня хватит. Идем веселиться. Мне нужно выпить!
– Как скажешь, начальник.
***
Бибиойша кружилась в танце, взвизгивая, когда очередной ухажер подкидывал ее к потолку и ловил. Бешеный темп движения создавал общую атмосферу отрешенности, необузданности и даже первобытности.
Когда пляска окончилась, девушка вернулась к столу, чтобы смочить горло и перевести дух. Обдувая себя ладонью, Бибиойша опустилась на скамью рядом с Верой и припала к кружке губами, жадно глотая эль.
– Би, в продолжение разговора о поломках: надо заказать новый мотор, – Вера, пальцами обнимала запотевшую кружку с элем.
– Без проблем. Два?
– Что два?
– Может, лучше два мотора? На всякий случай, – девушка пожала плечами, рассматривая толпу мужчин задорно притопывающих в центре зала. Струны надрывались скрипучими напевами, им вторила дудка, в бешеном темпе подгоняя плясовую.
– Куражишься?
– Нет, поддерживаю разговор.
– Надо найти этого торгаша, который продал мне паленый мотор, и оторвать ему голову. А лучше запихать эту развалюху ему прямо в…
– Эй, смотри, а вот и тот продавец. Тоже скачет, как стрекончик[1].
– Сейчас я его…
– Подожди. Может, не надо? Может, все же это ты что-то сделала не так? Залила не то топливо или с напряжением перепутала?
Но Вера уже не слушала ее. Вцепившись в рубаху тучного, потного, слегка повеселевшего от хмеля мужчины, она встряхнула ее, благо силы хранителя позволяли это сделать, и сквозь зубы выдавила:
– Ты, поганое отродье, продал мне ломаный мусор!
Опешивший вначале мужчина напрягся и выпучил глаза, затем резко сменив растерянность на гнев.
– Я привез тебе первоклассный стальной агрегат. Надо очень постараться, чтобы его сломать. – он с трудом отцепил пальцы хранительницы от своей смятой теперь рубахи. – Я неоднократно говорил, что бабам не место рядом с техникой. Суп бы научилась готовить, ведьма!
– Ах ты! – Вера пнула мужика коленом в живот. Тот попятился и завалился на рядом стоящие столы. Посуда разлетелась в разные стороны. Со всех сторон послышались негодующие возгласы.
– Да я подам на тебя в высший суд! – вскочил на ноги, горбясь от боли, продавец.
– Это за что же? За то, что продаешь подпольно? Или за то, что сдираешь тройную цену за мусор?
– Я лучший поставщик редких товаров в этом городе! – яростно вопил торгаш. – Никто, кроме тебя, никогда не жаловался!
– Конечно, не жаловался, а если и пробовал, то был найден в сточной канаве! Ты, мерзкая падаль!
Мужчина попятился, выставив руку, чтобы защититься. Он озирался в поисках поддержки. Но окружающие зеваки с интересом наблюдали за диалогом, не спеша вызволять обманщика из передряги с хранительницей.
– В суд… В суд на тебя подам…
– Кажется, ты не очень понимаешь, с кем сейчас говоришь. Я и есть суд, доходяга. Я высшая сила на этой земле. Я Вера из семьи хранителей. Что ты на это скажешь?
Толстяк побледнел. На лбу выступила испарина. Потом он побагровел. И наконец, понял, что проиграл.
– Верну тебе деньги, – он поднял напуганные глаза и залебезил, – с процентами и надбавкой за испорченный по гарантии товар.
– Нет!
– Нет? Что же ты хочешь?
Вера понимала, что ставит себя в невыгодное положение: на глазах у всех она совершает новую сделку с нечестным человеком. Если она может так поступить, почему не смогут другие? И вместо того, чтобы предать лжеца суду, она снова нарушает свой же закон. Но мужик прав: никто, кроме него, не поставит ей недостающие детали, мотор и заграничные смазки и масла. Надеясь, что народ слишком пьян и не станет придавать значение ее поступку, Вера приняла решение.
– Ты привезешь мне еще два мотора. Нормальных, рабочих. А после удалишься, чтобы я тебя не видела. Иначе…
– Понял-понял, – облегченно вздохнув, с гадкой улыбкой выпрямился торгаш. – Завтра?
Вера кивнула. Она окинула взглядом толпу и улыбнулась.
– Ну что же вы? Веселитесь! Сегодняшняя сделка удалась на славу. Всем по чарке за сделку!
Ликующие вопли затопили зал. Музыка заиграла с новой силой. Вино лилось рекой, и только Вера забилась в угол стола и скуксилась.
– И что на этот раз тебя расстроило? – подскочила к столу Бибиойша в сопровождении подвыпившего парня, который не прекращая лапал ее за бедра. Она не с первого раза оторвала от себя его руки и отправила танцевать, пообещав присоединиться позже.
– А что, если и правда, это я допустила ошибку? Получается, оговорила человека.
– И поделом ему. Будет знать, как нос задирать. Он ведь и правда не чист на руку.
– Би, ты иди, отдыхай. А тут одна посижу. И попроси, пожалуйста, принести мне каньо[2].
Помощница кивнула и ускакала к подавальщице с просьбой начальницы, а сама вернулась к парню.
[1] Стрекончик – прыгающее летающее насекомое. Шевеля длинными ножками, стрекочет, привлекая самку для спаривания.
[2] Каньо – дерево, растущее в основном в пустыне Яра, также на Нерейских островах. Высотой около лема, имеет клубневидный ствол, в котором запасается и сохраняется влага для питания семян-плодов. Ствол шириной в два-три обхвата.
Листья длинные, жесткие, пучками растут прямо из ствола, оканчиваются колючками или шипами с ладонь. Выступающие на поверхность толстые, криво изогнутые корни имеют воздушные отростки для размножения. Обычно растут рядом по несколько десятков штук, на расстоянии до нескольких лем друг от друга, создавая тень и привлекая живность, насекомых.
Коричневые ворсистые плоды размером с голову младенца. Ярко-розовая плоть. Сочный, сладкий вкус, приманивающий ночных насекомых. Цветение круглый год. Цветки спрятаны под листами для защиты от палящего солнца, имеют форму изогнутых дудочек. В центре плода помещаются ядра-семечки с ноготь размером, осыпаются в сезон ветров и уносятся на дальние расстояния. Сбор урожая в сезон ветров, когда семена созревают. Мякоть используется в приготовлении множества блюд и гарниров. Семена жарятся, сушатся, завариваются и используются для приготовления бодрящих напитков, чаще с молоком коз. Из листьев плетут корзины и мешки.
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе
