Читать книгу: «Прошлого груз», страница 16

Похищение

Franken-Center – один из крупнейших торговых комплексов на окраине немецкого города Нюрнберга. В пасмурную, столь типичную для всей Германии, часто ненастную погоду бюргеры предпочитают фланировать в закрытом климатизированном помещении, среди галерей разнообразных магазинов и ресторанов, нежели осуществлять свои покупки в старой части города, под дождем, перебежками от бакалеи в галантерею, от галантереи в бутик и от бутика в парфюмерию.

Пенсионеры микрорайона Лангвассер, в котором находится Franken-Center, кажется, вообще днюют здесь безвылазно.

В этот роковой день на втором этаже комплекса за столиком в укромном уголке уютного и полупустого кафе элегантно одетая, с пышной прической «ванильный пучок» Татьяна Юрьевна читала книгу «Двенадцать напрасных смертей», не спеша попивая из большой чашки свой латте макиато. Напротив нее, взобравшись ногами на стул, играл в своем детском компьютере смуглый, с черными кудрявыми и по плечи длинными локонами Самуэль. В торце столика стояла бежевого цвета детская прогулочная коляска, в которой мирно посапывал второй ребенок. Судя по ярким краскам одежки и вплетенному в светлые, шелковистые волосы бантику, это была Абина. Бабушка периодически и рутинно придерживала ножку мальчугана на стуле, который в азарте игры на компьютере начинал пинать коляску.

В какой-то момент она отложила в сторону книгу, встала и направилась в сторону туалета. Без малейшего сомнения, видимо, в хорошо знакомом ей кафе Татьяна Юрьевна не побоялась оставить детей одних. Всего-то на пять минут!

Едва ее силуэт скрылся за дверью, как в кафе вошла и целеустремленно направилась к столику с детьми невзрачно одетая особа.

– Kommt zu Mama! – идите к маме! – во всеуслышание произнесла она и, подхватив детей на руки, так же цельно и быстро покинула помещение.

Спустя пару минут, едва переступив порог дверей уборной, Татьяна Юрьевна замерла как вкопанная. Она успела заметить, что возле столика пустовала коляска. Не было вблизи и мальчика с гаджетом. Насмерть испуганной пожилой женщине отказывались повиноваться ноги, затряслись коленки. А в мгновенно пересохшем рту не поворачивался язык, чтобы что-то сказать или позвать на помощь. Еле передвигаясь, буквально шатаясь на ватных ногах, она добралась до барной стойки и, постоянно тыча пальцем в сторону пустого столика, с трудом обратилась к выбежавшему ей навстречу из кухни работнику кафе:

– Meine Enkel! Sie sind weg! – сказала она, пояснив, что ее внуки пропали.

Молодой кельнер едва успел подхватить потерявшую сознание посетительницу кафе…

Лангвассер – большой по площади и численности населения микрорайон на юге немецкого города Нюрнберга в федеративной земле Баварии. В послевоенные годы на этой окраине массово селились гастарбайтеры из Турции, Греции и Италии. В начале же 90-х годов их там сильно потеснили Vertriebene – изгнанные, Flüchtlinge – беженцы, Aussiedler – переселенцы и Spätaussiedler – поздние переселенцы из СССР. Ни для кого не секрет, что к концу двадцатого столетия Германия стала одним из лидеров в мире по количеству иммигрантов с постсоветского пространства. Вот уже несколько десятилетий русскоговорящие немцы и евреи доминируют в этом районе. Лангвассер стал маленьким островком русского мира, узнать который можно по аутентичному названию магазинов, киосков и парикмахерских, вывесок ювелирных мастерских и турагентств: «Хозяин», «Алёнка», «Мишка», «Харчевня». Не хватит и пальцев обеих рук, чтобы пересчитать все русское в этом микрорайоне. Немецкими тут разве что названия улиц и номера автомобилей остались. Ну еще и Franken-Center.

Известие о пропаже двух детей мгновенно разнеслось по всем этажам торгового комплекса. Работники охраны первым делом вызвали полицию, полностью закрыли выезд с мест парковки и установили контроль на всех выходах из здания. Вместо фоновой музыки из динамиков громкой связи взволнованный ломкий женский голос теперь то и дело повторял приметы пропавших детей и призывал работников и посетителей «Франкен-Центра» к бдительности. Примечательно, что сообщение, помимо немецкого, дублировалось на русском языке. Наверное, впервые в истории торгового центра.

Оперативно сработала полиция. Сотни дополнительных полицмейстеров патрулировали вокзал, станции метро, речной и аэропорт. И не только в Нюрнберге, но и во всех ближайших населенных пунктах.

В одночасье, по только им известным каналам, о случившемся узнали журналисты. И если полиция не делала поспешных выводов, средства массовой информации уже вовсю трубили о киднеппинге.

Первым о похищении детей во всеуслышание передало одно из многочисленных местных радио Charivari, характерной музыкальной нотой которого была удачно продуманная смесь актуальных и классических хитов из 80—90-х годов, получившая широкую популярность среди Brummifahrer, как себя называют немецкие дальнобойщики. Модераторы просили своих постоянных слушателей держать ухо востро и сообщать в редакцию радио о всех подозрительных личностях с двумя малолетними детьми.

В тот же день первая страница городской вечерней газеты Abendzeitung под крупным заголовком «Куда пропали Абина и Самуэль?» опубликовала многочисленные фотографии светловолосой девочки и смуглого мальчика.

Последние известия регионального телевидения Franken TV показали прямой репортаж с места события, при этом явно не преминув, чисто по-немецки, заработать еще и на рекламе кафешки: перечислили количество столов и посадочных мест; назвали чуть ли не весь ассортимент напитков и кондитерских изделий; взяли короткое интервью у сотрудника, награжденного официальным знаком торгового центра «Самый вежливый официант года».

А последующая за выпуском новостей ночная программа Schlaf nicht! – Не спи! – подробно и смачно поведала не спящим зрителям все то, что корреспондентам удалось узнать о семье пострадавших.

Со слов особо не церемонящихся в выборе выражений журналистов, нерадивой бабушкой, «профуфукавшей» своих внуков, оказалась 64-летняя Татьяна Шмидт. «Татан» – с трудом выговаривали ее имя ведущие программы – надолго закрепится у них в эфире как нарицательное, олицетворяющее людей безалаберных и абсолютно безответственных…

***

Бесконечную ночь, насыщенную изматывающей тревогой и мрачными переживаниями, Татьяна провела не сомкнув глаз. У нее не возникло и мысли пойти в спальню и, как каждый божий вечер, расправить для сна кровать. Она сидела в полутьме за столом просторного зала, с высокими под потолок и на всю ширину стены, сейчас полуоткрытыми, ведущими в сад дверями-окнами. Было слышно, как ее пальцы бегло клацали по клавиатуре ноутбука. Этим звукам в унисон снаружи громко подпевал сверчок.

На одиноко стоящем посреди комнаты низком и широком мягком диване, укутав ноги в плед, полулежа смотрел телевизор хозяин дома. Не выпуская из рук пульт управления, машинально и отрешенно он то и дело переключал каналы. Кажется, это продолжалось даже тогда, когда под гнетом дремоты его гладкая лысая голова, в которой сейчас отражался свет телеэкрана, бессильно опустилась ему на грудь.

Внезапный, короткий и громкий храп нарушил тишину помещения и даже разбудил самого спящего. Пожилой мужчина вскинул голову, осмотрелся и, явно смущенный ситуацией, глухо пробормотал:

– Сто программ, а ничего толкового.

– Вить, шел бы ты спать, – не отрывая свой взгляд от экрана ноутбука, посоветовала Таня. – К утру распечатают листовки. Надо будет по городу расклеить.

– Ничего не слышно, – было непонятно, спросил или констатировал Виктор.

– Нет! – горестно, со вздохом отреагировала Татьяна. – Ник и Рая уже с ног сбились. Поди обивают пороги полиции и больниц. Даже в морг звонили.

– Типун тебе на язык, – в сердцах сплюнул супруг.

Таня промолчала. Пытаясь скрыть нахлынувшие слезы, она отвернулась к окну…

Десятилетия большой особняк Шмидтов одиноко располагался на отшибе. С птичьего полета можно было бы заметить, что дом вообще был вне границ Лангвассера. Его отделяло от городской черты огромное поле, чаще всего засеянное солнечного цвета рапсом. Вдобавок стоял он на опушке Reichswald – государственного лесного полузаповедника…

Миллионы мигрантов из Азии и Африки усугубили и так плачевную жилищную ситуацию городов Германии. Для бауэра (крестьянина), владевшего полем рапса, бедственное положение неожиданно обернулось счастливым выигрышем в лотерею. То, что раньше было на грани невозможного, стало вдруг приемлемым. Муниципалитет дал разрешение на переоформление пахотной земли под строительный участок, продав который, фермер получил сумму, наверняка многократно превышающую выручку от реализации урожая рапса минимум за сто лет.

Буквально за считанные месяцы вокруг особняка, в притык к нему, выросли многочисленные жилища, оставив Шмидтам свободный вид лишь на заповедный лес.

Получив в наследство солидную сумму денег, Виктор, как бывший советский агроном, решил заниматься почти знакомым ему делом. Нет, он не пошел в аграрии, а открыл свою фирму, занимающуюся экспортом зерна и мяса из стран СНГ.

Спустя несколько лет жизни в Германии Татьяна стала востребованным среди русскоговорящего населения города психологом.

Сын Николаус, а в семейном кругу просто Ник, с отличием окончил Технический университет Нюрнберга. Не успела просохнуть краска университетской печати его диплома, как он уже был принят на работу в Siemens, в «русский» отдел, специализирующийся на продаже фирменного оборудования и технологий в Россию и Казахстан.

К этому времени Николаус успел взять в жены красавицу Аэриэль, чья семья переселилась в Германию обходными путями: из литовского Вильнюса в Израиль, а уже оттуда в страну их мечты. Аэриэль даже не запомнила название кибуца, в котором они вынуждены были жить, ожидая разрешения на выезд. Зато молодая девушка там прочно усвоила одно правило – никогда не бери в долг и читай в договоре мелкий шрифт. Их переезд в Германию тогда застопорился на год лишь из-за того, что Аэриэль не могла досрочно расторгнуть договор мобильного телефона. А с таким долгом эмигрантов из страны не выпускают.

В Германии Аэриэль получила профобразование налогового консультанта и работала в компании разработчика программного обеспечения и поставщика услуг для налоговых консультантов, аудиторов и юристов.

С легкой подачи Тани Аэриэль переименовали в простое и краткое русское «Рая». У нее с Николаусом было двое детей: старший мальчик и на два года моложе девочка.

Модераторы телевизионной программы «Не спи!» почему-то именно в трудовой деятельности родителей и прародителей искали причины исчезновения Самуэля и Абины. Хором предсказывали, что похититель вскоре потребует солидную сумму выкупа…

Все еще сидя за ноутбуком в полутемной столовой, бабушка неустанно перебирала в памяти подробности сегодняшнего похода с внуками в торговый центр. Кажется, что все было как всегда: аллея небольшого сквера, лифт на верхний этаж, знакомое кафе, парочка воркующих как голубки в дальнем углу влюбленных, дремлющий завсегдатай старик, не выпускающий из рук полупустой пивной бокал. Никто и ничто не казалось ей подозрительным. Она все больше и больше приходила к мнению, что абсолютно ничего предвещающего беду она тогда не заметила и не почувствовала.

Ближе к полночи, smart tv выключился сам. Виктор, свернувшись дужкой, уснул на диване. Татьяну тоже стала временами одолевать сонливость. Но она была решительно настроена не спать. Тихо встав из-за стола, стараясь не разбудить супруга, хозяйка дома на цыпочках покинула столовую. Не включая свет, прошла в ванную. На ощупь нашла там умывальник и включила кран. По утрам она не любила умываться холодной водой, но сейчас эта живительная струя оказалась желанной. Женские руки плескали блаженственную прохладу в лицо, не боясь попасть в открытые глаза. Наоборот, пальцы старались промыть и протереть полуслипшиеся веки изнутри.

Приняв сеанс бодрости, Татьяна уже шла обратно в столовую, как в окне прихожей что-то привлекло ее внимание. Инстинктивно пригнувшись, она осторожно выглянула в проем. Свет низкой уличной латерны наводил десятиметровую, почти до крыльца их дома, тень стоящих у калитки двух силуэтов. Только по контурам темных фигур Татьяна догадалась, что это должны были быть женщина с девочкой. Хозяйку дома одновременно охватило чувство страха и тревоги. Но материнское чувство, бабушки пропавших сегодня детей оказалось выше разума. Что-то подсказывало ей, что не надо бояться ночных посетителей. Торопливо, не подчиняющимися руками хозяйка дома все же открыла дверной замок и выбежала во двор.

– Guten Tag, – невпопад пожелала хорошего дня Татьяна, спешно подойдя к калитке.

– Grüß Gott – Бог в помощь, – прокуренным грубым голосом ответила ей немолодая, небрежно и безвкусно наряженная женщина. Одета она была некрасиво – в широкое рыжее платье, вздувшееся на животе, и джинсовую безрукавку.

В другой день Татьяна даже взглядом не удосужилась бы ее одарить. Но в отчаянной надежде получить хоть какую-нибудь информацию о пропавших внуках она заставила себя не замечать исходящий от особы резкий и неприятный запах.

«У нее же в руках пионы, – обратив на это внимание, психолог по специальности мысленно настраивала себя на положительное. – Они хорошо пахнут».

– Это Абине, – чуть ли не одними губами, еле слышно промолвила стоящая рядом девочка и неуверенно, с легкой дрожью, протянула руку с куклой Барби, а чуть погодя другую – с плюшевым мишкой. – Teddybär для Самуэля.

Должно быть, она сейчас подарила, и даже с сожалением, так сказать, отрывая от сердечка, свои самые любимые игрушки. В слабом освещении улицы было видно, как в жалобной гримасе у ребенка опустились края губ и затрясся подбородок.

– Dankeschön! – ласково поблагодарила Татьяна и, присев, под стать легкому реверансу, обеими ладонями погладила девочку по щекам.

В тот момент, когда Татьяна все еще умилялась благородным поступком, мать незнакомой девочки нагнулась и положила к подножью ограждения цветы.

Заметив это, хозяйка дома резко выпрямилась и осуждающе спросила:

– А это зачем? Ты что делаешь?

– У нас так принято, – невозмутимо и обыденно ответила ночная гостья.

– Ты дура?! – выкрикнула Татьяна и резким движением ноги отпихнула букет от забора. – Детей украли, а не убили!

Потом, как бы одумавшись, она нагнулась и подняла с асфальта почти развалившуюся связку пионов.

Следившие за ситуацией любопытные жители близлежащих домов будут долго и страстно описывать эту картину. В перламутровом плюшевом халате и пушистых розовых домашних тапочках их русская соседка, размахивая оставшимся от благородных цветов веником голых стеблей, галопом, впереди себя гнала по улице молившую о пощаде и зовущую на помощь женщину. За ними, с куклой Барби и плюшевым мишкой в руках, громко плача, бежала девочка.

***

Вот уже второй день полицейские с розыскными собаками и добровольцы неустанно и напряженно вели поисковые работы: прочесали близлежащий лес и городские парки – заглядывали практически под каждый куст; обыскали в округе все доступные подвалы и детские площадки. Водолазы обследовали дно городских водоемов. Особенно много людей обследовали находящийся почти в городской черте, но запущенный и с трудом проходимый район бывшего учебного полигона американских войск.

Над городом постоянно кружил полицейский вертолет, оснащенный тепловизионными камерами.

Несколько свидетелей утверждало, что видели пропавших Абину и Самуэля. Но эта информация оказалась ложной. Ну что за люди! На что не пойдет обыватель, чтобы попасть в объектив телевидения или хотя бы на страницы бульварной прессы.

Семья Шмидтов развешивала по всему Нюрнбергу и раздавала случайным прохожим самодельные листовки с фотографиями и подробным описанием детей: светловолосая Абина в сине-красном комбинезончике и в розовых лакированных туфельках; смуглый Самуэль с пышной копной черных кудрей, одетый в голубую футболку и джинсы.

В полдень представитель полиции Освальд Джордан, беспомощно разведя руками, сообщил назойливым журналистам:

– Мы до сих пор понятия не имеем, где скрывают малышей.

***

– Да этот зеленый комби не ехал, а буквально полз впереди меня, – с раздражением в голосе вспоминал Доминик Буш. – Тупая свинья! Кто им вообще выдает водительские права?

25-летнего каменщика из приграничного с Чехией немецкого городка Вайден, в короткий перерыв спешившего забрать в знакомом китайском ресторане заказанный обед, явно бесила ползущая в узком переулке впереди его мотоцикла автомобильная кляча. Именно поэтому ему запомнились детали и даже номер этого автомобиля.

– Естественно – за рулем была баба! А на заднем сиденье белобрысая девчонка и негритенок мальчик.

На счастье, в китайском ресторане, где кипящему от раздражения Доминику вдобавок пришлось еще и ждать свой заказ, по телевизору показывали сюжет о пропаже Абины и Самуэля. Бегущая внизу экрана красная строка пестрела множеством нулей суммы награды за конкретную информацию о местонахождении пропавших.

– Так это ж дети из зеленого комби! – ошарашенный Доминик вскочил со стула и невольно присвистнул. – 10 000 евро у меня под носом проползло!

Еле удерживая в руках смартфон, он внезапно переставшими слушаться, дрожащими пальцами набрал номер 110…

В то же время в полиции уже давал свидетельские показания семнадцатилетний подмастерье повара Маркус Гипсон из деревни Паркштайн, что находится севернее городка Вайдена:

– Я вынес мусор и собирался покурить. Наш ресторан на окраине деревни. Отсюда хорошо просматривается проселочная дорога. Там редко кто ездит. А тут остановился зеленый комби фольксваген. Нервная мамаша, ругаясь, выпустила из машины светлую девочку и смуглого мальчика по нужде. Она постоянно их поторапливала. Когда я вернулся на кухню, посудомойщицы обсуждали киднеппинг Абины и Самуэля. Я не хотел верить своим ушам. От Нюрнберга до нас больше ста километров.

Модератор радио Charivari в прямом эфире принял звонок постоянного слушателя дальнобойщика Энрико Лошке:

– Они здесь! Я лично видел и комби, и похитительницу, и двух детей. Срочно! Им осталось десяток километров до чешской границы. Уйдет ведь, стерва. Я не могу с двойным прицепом развернуться, а то бы догнал и перегородил им дорогу.

– Не паникуй! Чехия – это тоже Европа. Мы сообщим пограничникам, – успокоил шофера ведущий и соединил Энрико с полицией…

Спустя тридцать два часа, проведенных в отчаянной надежде, пронизывающем до мозга костей страхе и бесчисленных сомнениях, семья Шмидтов наконец-то смогла облегченно вздохнуть. Немецкая полиция остановила зеленый комби буквально на последних метрах до государственной границы. Похитительница Эвелина С. (правоохранители откажутся разглашать ее фамилию) сдалась без сопротивления. Живыми и здоровыми вернулись к своим родителям Абина и Самуэль.

Kneipenfrauen

– Ну эта русская Татан точно bekloppt (сумасшедшая, ненормальная), – возмущалась официантка Бигги, рассказывая владельцу Kneipe (пивной), где она работала, о том, что с ней случилось. – Я как порядочная, после работы, с ребенком на руках пошла к ее дому на окраине города, чтобы выразить поддержку в связи с пропажей ее внуков. А эта дура как с цепи сорвалась, набросилась на меня, моими же цветами меня избила. Ну что за неблагодарный народ.

– Полиция куда смотрит? – проорал один из постоянных посетителей, сидя за круглым большим столом. Это был спившийся толстый мужчина средних лет, в тусклой футболке, на которой виднелись пятна от пива, которое он только что пролил.

– Понаехали сюда на все готовое, а совести – ноль! – продолжал он, отхлебывая из поллитровой кружки очередной глоток пива. Его реплики были не новыми и хорошо знакомыми для всех, кто хоть немного вникал в местные разговоры о проблемах «чужих» в стране.

Кабак "Die Bierhöhle", что можно перевести как “Пивная пещера” или “Пивной ад”, напоминал те старые русские трактиры, которые можно было найти в самых затененных уголках страны в начале 20 века. Здесь все дышало непритязательной, но упорной уютностью, оставшейся с тех времен, когда жизнь казалась проще и незамысловатеей. Стены обшарпаны, местами облезла краска, но все это словно сгладилось годами, создавая в пространстве некую свою атмосферу. На одной из стен, покрытой пятнами от прежних разливов, висит круглый щит для игры в дартс. Огрызки от сломанных стрел, застрявшие в нем, говорили о буйных баталиях его игроков за годы существования этого заведения. Рядом, с чуть поблекшими цветами, стоит старый музыкальный бокс. Он излучает тихий, но настойчивый металлический звук, когда завсегдатаи пивной кидают монеты в его щель и выбирают себе на выбор одну из песен. Чаще всего звучат композиции ирландской группы The Kelly Family. В их исполнении простые, но тронувшие сердца мелодии будто вписываются в атмосферу этого пространства, где время давно остановилось.

Тусклое освещение не спасает от затмения, и в воздухе висит слой дыма, от которого не уйдешь. Здесь пахнет пивом, жареными сосисками и картошкой фри, тем самым едва уловимым ароматом, который через несколько минут не хочется ощущать, но который впитывается в одежду и кожу так, что уходишь отсюда уже с ним, словно часть этого места.

– Не, в полицию я точно заявлять не стану, – уверенно сказала Бигги, рассмеявшись на весь зал. – У них на меня и так уже не одно дело заведено. Она поставила на Stammtisch (стол завсегдатаев пивной) шесть пивных кружек, с пенным золотистым содержимым.

Официантка была женщиной немолодой, с прокуренным, немного хриплым голосом, который всегда звучал как будто сгусток раздражения. Ее появление не обещало ничего хорошего: одета она была в старое рыжее платье, которое бесстыдно вздувалось на животе. На бедрах красовался широкий черный пояс с портмоне официантки – эта деталь, казалось, была единственным элементом ее одежды, который хоть как-то придавал значимость ее образу. В остальном же сочетание широкого платья с джинсовой безрукавкой создавали неопрятное и безвкусное впечатление.

Ее волосы – жидкие, как и сам ее вид – были тускло крашены в блонд и собраны в неаккуратный пучок. После нескольких лет химических завивок, волосы стали сухими, и сами по себе выглядели почти так же, как и ее взгляд – тусклым и потерянным. Она не замечала людей, ее глаза давно стали такими же как пиво в бокале – мутными и безжизненными. В том месте, где она работала, все сливалось в одно большое серое пятно, и Бигги была одним из его элементов.

Ее можно было бы принять за сестру-близняшку любой из женщин, сейчас сидящих за круглым столом с пивными кружками в руках: Хайди, Уши, Моник и Габи. Все они были типичными "Kneipenfrauen" – так немцы называют женщин, которые, как правило, часто посещают пивные и бары в компании мужчин. Эти дамы не обременяют себя излишней честностью, а жизнь их часто не укладывается в рамки привычных норм. Они как бы принадлежат улице.

Большинство из этих женщин никогда не работали, проживая на социальные выплаты от государства, и для них пивная стала вторым домом. Некоторые из них когда-то трудились официантками в таких же забегаловках, как та, где они сидели сейчас. Время было 10 утра, и, казалось, что весь их мир сосредоточен в этом месте, где бесконечно льется пиво, а разговоры скользят по поверхности, не затрагивая серьезных тем. В их глазах отразилась некая усталость от жизни, которую они приняли, но и скрытая уверенность, что здесь они на своем месте.

Про Kneipenfrauen часто говорят, что они уж слишком потерты жизнью и мужчинами. Такой стиль подчеркивает их изношенность и пережитые трудности, как будто каждый шаг и каждая ошибка оставили след на их внешности и характере. Это типичное замечание, которое можно услышать от завсегдатаев подобных мест, пытающихся объяснить их грубость и отчужденность.

Они все непременно курящие. Дымят, как старые паровозы, не думая о времени и месте. Пальцы их рук, испещренные безвкусными кольцами – от огромных золотых до маленьких, ярких, дешевых – не выпускают сигареты, которые так уверенно тлеют, когда они говорят или просто сидят, затягиваясь, как будто пытаясь затянуть в себя весь мир, который их окружают. Кажется, что дым – единственное, что помогает скрыть их разочарования и невысказанные мысли.

– Смотрите, это мне Рудольф вчера подарил, – хвасталась Уши, гордо показывая узкое колечко самоварного цвета на мизинце левой руки.

– Тот Руди? – уточнила Моник, прищурив глаза. – Которого ты вчера тут подцепила?

Уши кивнула, не отводя глаз от кольца, и с самодовольной улыбкой добавила:

– Он успешный маклер, торгует новейшими моющими пылесосами.

– Поди и тебе один всучил? – язвительно вставила Хайди.

Уши метнула на нее гневный взгляд, словно она обвинила ее в чем-то очень личном.

– По себе не суди. Я не такая дура, как ты. Меня так просто не обмануть. Он обещал мне бесплатно выставочный экземпляр завести.

– Но за кольцо-то пришлось как следует попотеть? – не унималась Хайди.

Уши слегка усмехнулась, подмигнув, будто делая скрытую поправку к их дурацкому разговору.

– Ты меня знаешь, – ответила она. – Я знаю свое дело.

Все вокруг не удержались и в один голос разразились смехом…

– А вы знаете, в европарламенте вообще с ума сошли? – неожиданно включился в разговор хозяин пивной, выбрасывая фразу, словно это было его дело. Он выглядел как типичный грек: короткие темные волосы, густые брови, усы, которые почти скрывали губы, и все это при полном отсутствии стыда за свою весело-печальную бородку.

– Хотят запретить курение в кнайпах, барах и ресторанах! – произнес он с трагической интонацией, словно лично был оскорблен этой новостью.

В ответ на его слова раздался гул возмущения, который мгновенно заполнил все помещение. Люди на мгновение перестали разговаривать, и каждый тут же бросил взгляд в сторону барной стойки, в ожидании продолжения.

– Не надо было лезть в Европу! – проорал тот же толстяк, сидящий за большим столом с пивом. Он успел расплескать столько пива, что сухого места на футболке не осталось. А ведь еще не было и 11 часов утра!

– Теперь нами будут иностранцы управлять! – продолжил он, обводя взглядом всех, кто сидел за столами. Бурное возмущение второй раз прокатилось по залу, и снова раздались возгласы недовольства, одобряющие мнение пьяного соседа.

Хозяин пивной сделал вид, что он тоже был против нововведений, обильно натирая барную стойку мокрым полотенцем.

Кто-то бросил монету в музыкальный бокс, и пивную мгновенно заполнила лирическая музыка, а затем зазвучал популярный хит – «An Angel»

Солистка группы, Катрин Келли, своим мягким и проникновенным голосом пела о любви и утрате, как всегда придавая особое ощущение тепла и душевности. Песня рассказывала о чувствах, возникающих при встрече с ангелом – неким символом надежды и защиты:

 
"I’m your angel, I’m your dream
I’ll be the one to light your way"
 

Песню сопровождали легкие аккорды на гитаре и скрипке, а с каждым поворотом мелодии в пивной становилось все тише, пока не раздался характерный звук очередной монеты, пролетевшей по боксу, наполняя комнату новым музыкальным фрагментом.

Это была официантка Бигги.

– Уснуть можно, – буркнула она, подняв глаза к музыкальному боксу. – Давайте что-то повеселее и ритмичнее. Мне до полночи тут пахать, наслушаюсь еще унылые баллады.

В ответ на ее слова вся компания Kneipenfrauen дружно закивала и затопала ногами, настроенные на праздник.

– Мы с тобой! – воскликнула Габи.

– Кто из мужчин желает угостить дам? – громко прокричала Моник, отчего все головы в заведении резко повернулись в их сторону.

– Следующий медленный танец с меня! – добавила она, подмигнув мужчинам у стойки.

Уже полностью пьяный толстяк в абсолютно мокрой от пролитого пива футболке, еле шевеля губами, проронил:

– Я угощаю. Всем пива и шкалик греческого узо. Пусть иноземец подавится…