Читать книгу: «Прошлого груз», страница 18

На посошок!

В южной части Нюрнберга, в микрорайоне Лангвассер, находится одноименный трехзвездочный отель. Вот уже двадцать лет подряд его владельцем являлся переселенец из казахстанского села Аккемир.

В неимоверно короткий промежуток времени пандемия, а следом и военный конфликт в центре восточной Европы обанкротили это предприятие. Ведь бизнес гостиницы в основном зиждился на клиентах из Китая и России.

Вот уже второй год стены гостиничных номеров не слышали голосов платежеспособных гостей. Руководство было вынуждено расторгнуть все договоры с поставщиками и уволило весь персонал. Отель «Лангвассер» официально прекратил свое существование…

В один из ноябрьских деньков на парковке у входа в здание бывшего отеля появилось несколько добротных внедорожников. Каждый со своим тяжело нагруженным крытым двухосным прицепом.

Жители близлежащих домов и работники соседней бензозаправки с недоумением и большим интересом рассматривали неожиданных посетителей.

Дверцы распахнулись и из некоторых автомобилей выскочили дети.

Бах! Бах! Бах! Заполнили округу звуки ударов мяча по асфальту. Мальчики и девочки стали играть в свою игру: смесь футбола и волейбола. Они то пинали его, то перебрасывали друг другу из рук в руки. Подростки постарше жонглировали им: выполняли броски сбоку, сверху, из-за спины.

Из одной машины спешно выбралась стройная и очень загорелая женщина с копной каштановых, льющихся до пояса пышных волос. С закатанной в гипс ногой она на костылях неумело, но упорно стала ковылять вдоль вечнозеленой ограды парковки из аккуратно подстриженных низкорослых туй.

– Осторожно, мама Люся, не торопись, – вслед ей выкрикнула из машины немолодая, пышных форм женщина. Стоя у дверцы автомобиля, она подняла руки вверх и, разминая затекшую спину, с наслаждением потянулась. – Рамагуа, ты зачем сняла курточку? Немедленно надень. Не хватало нам, чтоб ты простыла перед дорогой.

Из здания вышел владелец отеля. С распростертыми руками он приветствовал гостей. Если бы любопытные соседи знали русский язык, они смогли бы понять его слова:

– Все в сборе? Никто не передумал?

– Франц и Елена Мантлеры со своими детьми на двух машинах присоединятся к нам на чешской границе. Они сдали государственную квартиру и теперь живут у знакомых. Семья Светы Мюллер вот-вот еще подъедет, – за всех ответила Татьяна и, повернувшись к играющим детям, строго потребовала: – Немедленно марш все в отель! Чтоб я вас всегда видела!

– Ну, мама, зачем ты так с ними? – укоризненно сказала Аэриэль, тяжело высаживаясь с переднего пассажирского сиденья автомобиля. Можно было заметить, как она придерживает рукой огромный беременный живот. – Дай им перед дальней дорогой на свежем воздухе ноги размять.

– Успеют еще. Неизвестно, как долго нам здесь куковать придется. До сих пор не все документы оформлены.

– Кто ж знал, что все так быстро получится? Маклер боялся, что мы дом и за год не продадим. А видишь, покупатель буквально через день после объявления нашелся.

– Да уж, сейчас все скоротечно. Свете разрешили расторгнуть аренду квартиры в течение недели. Хотя по договору она обязана была сообщить на десять месяцев раньше. Это из-за огромного наплыва беженцев и нехватки жилья.

В это время мужчины отсоединили автомобильные прицепы и уже вручную припарковали их рядом с внедорожниками.

– А теперь добро пожаловать к столу! – громко оповестил владелец отеля. – Я приготовил легкий бранч.

– Иосиф, я думал, что перед обедом обычно накрывают ланч, – подал голос Виктор.

– Ну вот, тебя забыли спросить, – одернула супруга Татьяна. – С каких пор ты в ресторанном деле разбираться стал?

– Меня по работе часто приглашали на деловые ланчи.

– Не спорьте зря! – попросил владелец отеля. – Оба названия означают второй завтрак. Но в отличие от ланча бранч носит неофициальный характер. Типа семейного пикника. Без официантов. Шведский стол и самообслуживание.

В это время с главной улицы на парковку вырулил джип «Мицубиси».

– А вот и Света подоспела, – радостно сообщила Татьяна. – Теперь мы все в сборе…

– Это сколько же нас будет? – поинтересовался Виктор. – Человек десять?

– Больше, – ответила ему Татьяна. – Минимум пятнадцать. И это только взрослых.

– Ты что, еще кого-то уговорила переселиться в Россию? – удивился супруг.

– Все расскажу за столом…

Приезжие дружной гурьбой направились в ресторан при отеле. Там уже был приготовлен небольшой, но достаточно разнообразный шведский стол.

– На завтрак я лично испек свежие булочки, – похвастался владелец отеля. – Мы же в пандемию, помимо гречки да туалетной бумаги, еще муки и сухих дрожжей впрок закупили. Но вопреки предсказаниям пекарни не исчезли. Все исправно продолжили печь хлеб. Зато мне теперь приходится выкручиваться и хоть как-то все эти запасы в дело пускать.

– Не переживай, – успокоила его Татьяна. – Смотри, сколько нас тут. Мы за неделю все до крошки оприходуем. Надеюсь, ты нам по-родственному существенную скидку за ночлежку предложишь…

Следом за столом с хлебобулочными изделиями и сладкой выпечкой находились длинные буфеты с холодными и горячими блюдами. В первом были сырные и колбасные нарезки, селедка, поверх которой тонкими кольцами лежал лук, салаты и тарелки со свежими овощами и зеленью. Из горячих блюд были гречневая каша, котлеты, омлет и яичница, жареные нюрнбергские колбаски.

– Я, конечно же, слышала, что немцы экономный народ. Но не представляла, что жмоты до такой степени, – вслух рассуждала Люся, рассматривая колбаски длиной в семь – девять сантиметров. – Тут на один раз откусить.

– Их за маленький размер даже в книгу Гиннесса занесли, – со знанием дела пояснил владелец отеля. – Легенда гласит, что в Средние века это было вынужденным изобретением. Таким образом сердобольные жены подкармливали своих мужей сквозь замочные скважины тюрем. Вы же знаете, какие раньше замки были? Так вот колбаски не толще старинного ключа.

– И очень вкусные, – добавила Татьяна. – Туристы из Китая и Японии только ради этих колбасок к нам ездят.

– Дорогая, – обратился Виктор к супруге, – ты говорила, что нас больше десяти человек будет. Кого-то еще не хватает?

– Да все уже в сборе.

– Но я вместе с Мантлерами лишь тринадцать насчитал.

– Хабхабыч с Амалией тоже с нами едут.

В помещении восцарила тишина. Даже дети притихли.

– Бабуль, – подал голос Самуэль. – Ты что, забыла? Они же давно умерли.

– Тем более! Им теперь уже никто не запретит вернуться на родную Волгу…

***

В период пандемии перестали разносить почту. Письма могли стать рассадником вируса. Когда же почтальоны возобновили свою работу, одним из первых Татьяна получила письмо от администрации лютеранского кладбища на юге города Нюрнберга.

Послание запоздало на полгода. Еще в конце весны органы управления кладбища предупреждали, что оплаченные сроки аренды захоронений Герды Шмидт, Якова Шмидта и Амалии Лейс истекли. Родственникам предлагали оплатить следующие десять лет или отказаться от аренды. На решение отводились всего три недели.

– Что вы хотели? – пояснили обратившейся в администрацию кладбища Татьяне. – В пандемию ежедневно сотнями умирали. Мест тогда под захоронения катастрофично не хватало. Вы нам не ответили, и мы были вынуждены изъять останки ваших родственников.

– А ничего, что ваше письмо лишь вчера пришло?

– Это уже претензии к почте. Кстати, на нашем официальном сайте тоже были опубликованы списки имен, чьи захоронения нам задолжали.

– Вы это всерьез? – от злости побагровела Татьяна. – Неужели вы думаете, что кто-то действительно следит за кладбищенской страничкой в интернете?

– Все это закреплено в договоре, который вы лично подписали. Надо всегда читать условия. Кстати, вы где собираетесь хоронить урны с прахом?

– Так вы их не выбросили?

– Ну конечно, нет! Что мы – не люди?! По закону крематорий должен хранить останки в течение одного года.

– Какие есть варианты? – недоуменно спросила Татьяна.

– В Германии лишь два: произвести захоронение в землю на специальном кладбище или поместить в колумбарий. Хотите ознакомиться с прейскурантом ?

– Разве нельзя их просто забрать с собой? Я тут видела в одном фильме, как урны с прахом близкого человека держат на видном месте в доме.

– В Америке такое практикуют. В соседней Австрии прах сдавливают до прочного диаманта и носят потом как украшение. Но у нас в стране все подобное запрещено законом. За исключением земли Бремен. Но для этого вам необходимо там постоянно жить.

– А если мы захотим увезти прах в другую страну? Что тогда?

– Вам все это необходимо будет юридически оформить…

***

– Мам, так ты все три урны повезешь в Россию? – спросил Николаус.

– Да, три урны, но два праха.

– Это как? – поинтересовался Виктор.

– Думаю, что Герда не захотела бы ехать на чужбину. Я тайно развеяла ее прах вокруг любимой беседки в саду. А урну простым пеплом из камина заполнила. Вдруг на границе проверять станут, а по документам их-то три проходит.

– Да уж, бюрократия в Германии любого с ума свести может, – вслух посетовала Анна. – В завещании моего покойного мужа было конкретно написано, что я единственная и полноправная наследница. Так нет, пришлось все это еще и через суд доказывать. У Ахима нет родных, так государство хотело завладеть его деньжатами. Думали, что раз я русская, то не стану особо сопротивляться, испугаюсь волокиты. У меня порой действительно было такое настроение. Но, благо, рядом оказалась мама Люся. Она у меня по жизни упрямая. Не позволила и мне отступить.

– В каждой стране свои проблемы с бюрократией, – развел руками Виктор. – У меня еще в 1992 году в Актюбинском аэропорту отобрали советский паспорт и лишили тем самым казахского гражданства. Мы с Хабхабычем тогда еще четыреста немецких марок штрафа заплатили. Сейчас стали оформлять российское гражданство, и выяснилось, что казахстанское все еще на нас висит. На Татьяне-то ладно. Она там долго жила и официально не отказалась. А вот нашему Николаусу, Самуэлю и Абине оно автоматически передалось. Хотя они все уже в Германии родились. Представляете, какие бешеные деньги мы в казахстанском посольстве оставили?! Это просто ужас.

– Но мы все это преодолели, – пафосно воскликнул владелец гостиницы. – Давайте теперь уже к столу. У меня есть отличный самогон. Выпьем за успех наших планов.

Татьяна подошла и добродушно обняла его за плечи. Радостно воскликнула:

– Ёся, на посошок!

Восвояси

Хожденье по мукам, что видел во сне,

с изгнаньем, любовью к тебе и грехами.

Но я не забыл, что обещано мне

Воскреснуть. Вернуться в Россию…

Георгий Иванов. «В ветвях олеандровых трель соловья…»

И хотя предстоящий маршрут в Россию был рассчитан наперед, никто из переселенцев до конца толком не представлял, какими долгими и изнурительными окажутся эти многотысячные километры.

Караван из пяти внедорожников с прицепами выдвинулся из Нюрнберга на восток. На границе к ним присоединились еще два автомобиля семьи Мантлеров. Через Чехию и Польшу они направились к границе Калининградской области. Примерно через восемьсот километров переселенцы остановились в польском придорожном кемпинге на привал. Заночевали там и следующим утром двинулись дальше.

На пропускном пункте под названием Безледы перед ними уже образовалась многокилометровая очередь автомобилей. Переселенцам пришлось задержаться там почти на двое суток. Польская сторона сверхтщательно досмотрела тяжело груженые машины. Благо, что ничто из домашней утвари семьи Шмидтов и их друзей не подпадало под антироссийские санкции. Пограничники особое внимание уделили проверке документов. Но и тут у переселенцев все оказалось правильно оформленным.

Под всеобщие радостные крики караван дал по газам и уже по российской земле двинулся в направлении пристани порта Балтийск. Оттуда мигранты планировали по морю добраться до порта Усть-Луга в Ленинградской области.

Но информация и уверенность в том, что это можно будет сделать на огромном лайнере «Принцесса Анастасия», вмещающем до двух с половиной тысяч людей и более пятисот машин, оказалась неверной. Из-за обострившейся политической обстановки между Западом и Россией этот маршрут остался лишь в планах.

Между портами курсировали всего четыре и только грузовых парома: «Амбал», «Балтийск», «Маршал Рокоссовский» и «Генерал Черняховский».

– Пассажиров не берем на борт, – был ответ сотрудника паромной компании. – Наши паромы не предназначены для перевозки туристов. Летите самолетом.

– Какие там самолеты, – громко возмутился стоящий перед стойкой регистрации Франц. – Мы же на машинах. Переселенцы. С нами все, что осталось от нашей жизни в Германии.

– Так вам проще было через Финляндию ехать, – посоветовал служащий.

– Мы так и хотели! Но граница в Россию из-за миграционного кризиса уже на замке.

– Есть, конечно, вариант, – вслух рассуждал работник. – Но это займет очень много времени.

– Да знаем мы. Читали, что плыть почти сорок часов, – нетерпеливо перебил говорящего тут же стоящий Николаус.

– Не в этом дело. Вам места на паром ждать долго придется. Как исключение, мы можем брать на борт только людей, сопровождающих свой автомобиль. Но у каждого парома всего по шесть кают, и на них постоянная бронь Министерства обороны. Вас могут взять в последнюю минуту, только перед самым отходом. Говорю сразу, всем вместе у вас не получится плыть…

Через трое суток первым на борт парома попала семья Светы Мюллер. И хотя Николаусу, его беременной супруге с двумя детьми сложнее всего давалось длительное ожидание, но плыть без родителей они наотрез отказались.

Спустя десять часов всей семье Шмидтов плюс Анне с дочерью и мамой посчастливилось получить заветные места на пароме.

Последними и на разных паромах покинули Балтийск два автомобиля Мантлеров.

Пассажиров заранее предупредили, что паромы – это не круизные лайнеры и, помимо трехразового питания, особых развлечений на борту не стоит ожидать.

В отличие от Татьяны, которая постоянно читала книги, Виктора явно угнетала теснота каюты. Он часто уходил, поднимался на открытую верхнюю палубу. В переживаниях и раздумьях глава семьи мог часами вышагивать от борта к борту, между якорной лебедкой и грудой огромных литых цепей и толстых канатов. Пожилой мужчина с наслаждением вдыхал морской воздух и охотно подставлял свое лицо свежему бризу и холодным соленым брызгам, летевшим от форштевня на палубу.

В начале зимы море выглядело суровым. Несильно, но штормило. Виктор где-то слышал или читал, что Балтийское море так названо потому, что там постоянно болтало корабли. Сейчас он с этим полностью согласился.

Ему сейчас почему-то вспомнился рассказ Амалии о том, как она в детстве мечтала уплыть в Америку от пирса перевалочного пункта в Эйткуне – нынешнем посёлке Чернышевское в Калининградской области.

Тогда она мечтала под ручки с сестрами прогуливаться по палубе белого парохода, который увозит их по бирюзовым волнам Балтийского моря в далекую неизвестность.

Ее отец и дядя по-праздничному одеты в рубашки из белого полотна с отложным воротником, на них черные галстуки, короткие жилеты с металлическими пуговицами и длинные желтоватые нанковые кафтаны, которые почему-то назывались городскими, до блеска начищенные сапоги с голенищами поверх штанов, а на головах летние черные шляпы. Они в унисон весело напевают:

 
Под окном стоят телеги пред дверьми,
Мы едем с женами, с детьми!
Мы едем в славную страну,
Там столько злата, как песку!
Тру-ру-мо-мо, тру-ру-мо-мо,
Скорей, скорей – в Америку!
 

Бабушки, мама и тетя, а также все девочки Лейс, как по воскресеньям в церкви, красуются в одинаковых шерстяных с красными разводами юбках. Поверх белых бумажных рубах с длинными и широкими рукавами, собранными у кисти рук буерами, на них надеты короткие синие с блестящими пуговицами на шнуре душегрейки. Буфами в талии и вокруг шеи из-под этих корсажей выглядывали рубашки. У взрослых плотно на шее висят белые или желтые бусы, которые мама называла кораллами. Головы девочек прикрывают вязаные чепцы, завязанные под заплетенными косичками, а у взрослых – под подбородком. На всех праздничные белые кисейные с большими цветами фартуки и низкие башмаки без каблуков, надетые на вязаные белые, а у кого и синие, чулки.

Люди в черных фраках, накрахмаленных манишках и кипенно-белых перчатках угощают их кофеем и бельгийским шоколадом…

– Баб Маль, – против ветра громко прокричал Виктор. – Вот ты и оказалась на этом море. Только не серчай, но мы тебя везем не на чужбину в Америку, а восвояси, домой в Россию…

В Санкт-Петербурге внедорожники Шмидтов сопроводили автомобиль Анны и ее семьи до трехэтажного здания на Октябрьской набережной вблизи Финляндского железнодорожного моста через Неву. Дореволюционной постройки дом с лоджиями был окружен тесным кольцом, несмотря на декабрьский заморозок, все еще не до конца опавших деревьев.

– Представляю, как здесь красиво летом, – на прощанье вслух размышляла Аэриэль. – Наверняка все утопает в зелени, поют птицы и благоухают цветы.

– А почему именно сюда? – поинтересовалась Татьяна. – У кого вы собираетесь жить?

– У себя, – уверенно ответила Анна. – У нас тут квартира.

– Наш родной дом! – радостно воскликнула Люся и на костылях поспешила в подъезд. – Я здесь родилась…

Шипари

За Нижним Новгородом Шмидтам пришлось остановиться, чтобы в придорожном кафе спросить дорогу в деревню немецких переселенцев. Современный навигатор не имел еще понятия, что такая уже существует.

– А я знаю, где это, – подтвердила добродушная пожилая владелица кафе. – Езжайте десяток километров прямо. После огромного поля зимовых перед березовой рощей свернете направо в сторону Шипарей.

– Там стоит указатель? – спросил Виктор.

– Нет.

– А как же мы узнаем, где свернуть в это село Шипарей?

– Да нет же. Такого села вообще не существует. Раньше, в древности, там были монастыри, где жили монахи-шипари. С тех пор в народе ту местность Шипарями и кличут.

– А что означает это слово? – поинтересовалась Татьяна.

– Ну как же, – ответила ей местная жительница. – От характерного звука, которое издает раскаленный металл при погружении в воду. Шипарь – это кузнец по-нынешнему.

Обернувшись в сторону автомобиля, где за рулем сидел ее сын, Татьяна неожиданно спросила:

– Ник, а как Сёба хочет назвать нашу деревню?

– Кажется, Рудо или Руде. От слова «руссланддойтче».

– Шипари больше подойдет. Тут прям целая история.

– Ну ты, мать, даешь! – произнес, улыбнувшись, Виктор. – Уже и тут свои порядки устанавливаешь. Все под себя подстраиваешь. Как говорил Хабхабыч: «Шмиден шмиден Шмиден», что означает: «Кузнецы куют кузнецов». Так, может, деревню сразу немецким Шмидт назовем?

– А это уже точно ни к чему, – задумчиво произнесла Татьяна, направляясь к внедорожнику. – Пусть наш поселок немецкий, но на исконно русской земле. И не нам ее переименовывать…

от автора

Однажды я прочитал замечательный абзац, написанный моим земляком, уроженцем казахстанской деревни Моисеевка, расположенной на берегу реки Иртыш в Павлодарской области. Эвальд Кальман, мой соратник по движению советских немцев «Возрождение», выразил мысль, которая меня глубоко зацепила:

– Когда нам исполнится 100 лет, большинства из нас уже не будет. Мир изменится, и станет совершенно другим. Я надеюсь, что он станет лучше, красивее, здоровее и разумнее…

Мог ли мой первоначальный герой (роман «Чужбина») тогда, в далеком XVIII веке, хотя бы на миг задуматься о том, что уготовила судьба его роду? Кузнец Вольфганг Шмидт, спасаясь с семьей бегством из Ганновера в Россию, не мог предвидеть, какую долгую череду испытаний, потерь и надежд за два столетия жизни вдали от родины предстоит пройти его потомкам. И что они однажды вернутся на землю предков – лишь для того, чтобы спустя несколько десятилетий снова оставить ее, уже на исходе другого времени, вновь отправившись в обратный путь…

Нам остается только молиться и надеяться, что их усилия и пути окажутся оправданными…