Читать книгу: «Верь/не верь», страница 6

6

Книжки под порогом множились. Каждые три дня Алина находила новую и читала с огромным удовольствием, радуясь, что теперь ей доступен хотя бы такой способ общения. Домой провели новый телефон, и мать висела на проводе часами, пока не кончились каникулы. Морозным январским утром Алину разбудил звонок, она спросонья споткнулась о стул, выматерившись от души, и взяла трубку, только потом поняв, что не знает, что говорить. На другом конце кто-то очень сосредоточенно сопел.

– Да? – Алина задумчиво наматывает спираль провода на палец, зевает в кулак.

– Здравствуйте! А Алину можно услышать? – Помехи сжирают голос, она не может понять, кто это.

– Это я. А вы кто? – Ей раньше никто не звонил. Такой волнующий момент. Может?..

– Это Гриша. Я у Глеба сейчас живу, приходи в гости. Я привез много историй из армии.

– Ух ты! Круто! – Алина улыбается. Наконец вся эта тягомотина с письмами закончилась. В этом было что-то очень трогательное, но в последний год Гриша никому не отвечал. Надежда была только на то, что письма ему просто не отдавали. – А почему ты замолчал? Ну мы все ждали ответа, как будто вникуда все улетало.

– Меня в другую часть перевели. Я тебе лично все-все расскажу, обещаю. – Заболоцкий громко кашляет.

– Что, дед, легкие прокурил? Я пока под домашним арестом, как только смогу выйти, сразу к вам приду. И чтоб все истории не забыл!

– Да, немного прокурил. Тогда будем тебя ждать, мы по вечерам дома бываем, учти. Глеб помог мне с работой, я теперь гордый работник ларька. Все, давай, мне пора бежать, очень ждем.

Связь обрывается короткими гудками. Алина вешает трубку и идет привычным маршрутом до двери, уже буднично обнаруживая книгу. На этот раз ничего нового, старый Женькин «Сильмариллион». Еще один философский трактат она бы не осилила при всем желании. В книгу вложена салфетка, видно, в ресторане писал, когда дочитал.

Vindica te tibi, et tempus quod adhuc aut auferebatur aut subripiebatur aut excidebat collige et serva.

Lucius Annaeus Seneca.

Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило мимо.

Седьмой дом, пятый подъезд, 14:00.»

Алина переводит взгляд на часы. 13:00. Отец вернется к ужину, мать со второй смены придет к пяти, в принципе… Никто же не узнает. Она бы с удовольствием сходила к мальчишкам, но все заняты своими делами, в каком конкретно ларьке сейчас работает Гриша, она спросить забыла, а любопытство так настойчиво точило ее мозг все эти дни, что она бежит чистить зубы и собираться. Свою козырную помаду матушка припрятала, сколько ни пытайся найти, только время зря потратишь, поэтому Алина рисует губы коричневым карандашом и одевается потеплее, пешком тут идти минут двадцать. Главное, чтобы никто не узнал. Ключи у нее так и не забрали, мало ли, может, придет кто из соседей или в магазине что-то понадобится; ее «арест» распространялся в основном на вечерние прогулки. А днем-то кто на свидание в своем уме позовет? Она не повторяет своих прошлых ошибок, вместо шубы надевает толстую болоньевую куртку и чуть не ломает ложку с лошадиной головой о здоровые ботинки. Было подозрение, что папаня их из своих ментовских закромов добыл, с другой стороны, откуда им взяться на маленькие девичьи ножки… Женька бы точно сказала, что они принадлежали гномам. В рюкзак аккуратно складывает все тероевские книги, не забыв надеть вязаные варежки, мама ведь так старалась для нее. Как в детстве.

Она жмурится от яркой белизны улицы, торопится, стараясь не поскользнуться на льду, покрытом мягким снежным покрывалом. На улице все замерло в зимней тиши: пушистые от инея деревья, огромные серые валуны снега по обе стороны дороги, спящие машины во дворах. Алина вертит головой в поисках дорогих сердцу патрульных тачек, холод забирается в нос, замораживая волоски, и дышать становится немного непривычно от ощущения стянутости. К счастью, милиция сегодня занимается своими делами, а не шастаньем по дворам.

У нужного подъезда тормозит, но там никого нет. Ни машины, ни самого Андрея. Хочется ударить себя по голове тяжелым тупым предметом, как в отцовских делах, это ведь точно какая-то ловушка, а не просто обмен книгами. С вором в законе, ха-ха. Алина немного тосковала по детству, когда Анатоль организовал книжный клуб и каждую неделю они собирались, чтобы обсудить очередное произведение какого-то классика. Дольше всего, как водится, читали «Войну и мир», трактовали ее совсем не так, как в школьных учебниках. Глеб вон предположил, что история с дубом наглядно показывает, как действует злоупотребление морфием, впрочем, от него никто ничего другого и не ждал. Анатоль настаивал, что в Ленинграде у всех есть книжные клубы и они не должны отставать от моды, хотя он же утверждал, что у них в Ленинграде всем сигареты бесплатно выдают… Но идея собираться раз в неделю и обсуждать что-то кроме дворовых передряг тогда казалась почти гениальной.

Это потом все выросли, и их встречи стали редкими и более алкогольными. Но это было потом.

– Давно ждешь? – Алина вздрагивает, выныривая из своих мыслей. Андрей снова подкараулил ее глубоко в воспоминаниях и анализе, это становится традицией.

– Нет. Я книги принесла. – Шмыгает носом.

– Это хорошо. Поедешь со мной в библиотеку? Мне туда нужно Аристотеля занести. Надеюсь, что доблестная милиция не сочтет это очередным похищением. – Он улыбается, она зеркалит улыбку. Очередное разочарование, снова никакой лесополосы. Они ведь просто общаются, что в этом такого?

– Поеду. Главное, чтоб меня в машине не заметили, а то город маленький. – Она нагло вручает Тероеву рюкзак. Тот выглядит еще более нелепо, чем в прошлый раз, огромная кожаная куртка, похожая на коричневый мешок, шапка-ушанка, шарф явно вязанный вручную.

– Не переживай. Мы поедем на «девятке», ни к чему лишнее внимание.

Алина улыбается шире. Хитро, очень хитро. Андрей кивком указывает на машину, Алина сгружает книги в багажник, садится на всякий случай на заднее, чтоб наверняка. Неправильный он какой-то бандит, как ни крути, папаня всякое рассказывал, но о воспитанности и интеллигентности как-то забыл упомянуть. Тероев с третьего раза заводит машину, и они медленно выезжают из лабиринта дворов.

– Вижу заинтересованность на твоем лице. Спрашивай. – Андрей ухмыляется, намеренно выворачивая на главные улицы. Алина чешет мокрый нос.

– А где татуировки и зоновские слова? Ругаться научите нормально? А то я пока тургеневская дама, меня не устраивает. – Обнимает рюкзак, положив голову на спинку переднего сиденья и с интересом наблюдая за дорогой.

– Татуировки под одеждой. Мне казалось, что мы не достигли того уровня близости, чтоб я их демонстрировал. – Он намеренно издевается, но беззлобно. – А зоновским ругательствам я тебя научу, если хочешь козырнуть перед дворовыми друзьями. Но я такое не одобряю.

Алина закатывает глаза. Начинается…

– Как будто меня волнует, что вы там одобряете. Вы еще скажите, что вы рыцарь в сияющих доспехах. Я читаю криминальные сводки и примерно представляю, сколько у нас покойничков по лесам зарыто. В Петербурге так вообще швах.

– Понимаешь, в чем фокус. Бандиты тоже различаются. Не тем, что кто-то образованный, а кто-то нет, скорее кастами. Вор в законе ведь что такое? Генерал криминального мира, совесть криминальных элементов. У нас есть кодекс, называемый понятиями. Бандиты новой формации ему не следуют. Например, у нас нежелательно иметь жену, употреблять наркотики и мешать обычному люду жить. Красть предпочтительно у обеспеченных, а еще люд не должен страдать от наших разборок и дележки территории. – Тероев заворачивает в проулок. – Нельзя иметь больше, чем требуется для жизни. Это самое важное. Подлость тоже наказуема.

Алина щурится.

– Ага, и в тюрьмах все невиновные сидят, как же. Вас послушаешь, так все блатные просто ангелы, нимба не хватает, – фыркает. – Вы мне зубы не заговаривайте, гражданин Тероев.

Андрей смеется, обнажая зубы.

– Слышу товарища Отегова. Наследственность все-таки великая вещь. Зов крови. Но я не осуждаю, Абрам Вениаминович хороший мент, странно вообще, что мент. Понимаешь, Алина, жизнь очень странная штука. Часто черное оказывается белым и наоборот, хуже всего, когда базовые принципы смешиваются в серую гнилую жижу. С такими людьми дел иметь нельзя.

– Это-то ладно, я вам зачем? Папаню шантажировать? – Алина откидывается на сиденье, расслабившись, когда машина свернула с главной улицы.

– Если бы я хотел его шантажировать, я бы точно не присылал книги. Они довольно редкие, не хотелось бы ими рисковать. Украсть кого-то из квартиры гораздо проще, чем ты думаешь. – Останавливаются у библиотеки. – В моей деятельности есть один существенный минус: поговорить решительно не с кем о высоких материях, а очень хочется. Все, с кем можно было, сейчас сидят. А ты…

– Умна не по годам, ага. Я читала «Лолиту», не получится. – Алина вылезает из машины, оставив рюкзак в салоне. Тероев качает головой, только глаза смеются.

– Если бы я хотел поставить тебя в неудобное положение, поверь, уже поставил бы. Ты юна, но не настолько, чтоб это было проблемой, а общение с красивой девушкой, у которой в голове не только соболиные шубы, для меня редкость. – Достает сигарету из пачки, предлагает Алине, та кивает.

– Знаете, я, как любая девушка моих лет, люблю читать любовные романы. Но вы не тянете на условного принца, да и из меня принцесса не получится. Хотелось бы убедить себя, что я не такая, как все, но не получается. Я в своей голове рисовала себе много нереалистичных картинок первого свидания, «Астория» там, все дела, я килограммов на десять худее, мой избранный обязательно сын какого-нибудь Ельцина и красив, как господь, но это же бред. В этом нет жизни. Я обычная женщина земли, как написано в ваших умных книгах, и теперь я понимаю, что это от детской наивности такое в голове водится. – Андрей открывает перед ней дверь, она намеренно распрямляет спину, делая вид, что они как минимум заходят в Кремль.

– Ты все прочитала? – Тероев удивленно вскидывает брови.

– Да. Чем еще под домашним арестом заниматься? Вашими молитвами, Андрей Павлович, – усмехается. – У меня есть часа два, потом точно надо быть дома. И желательно не как в прошлый раз.

Они раздеваются в гардеробе и заходят в молчаливый зал. Алина с жадностью смотрит на стеллажи, в последний раз захаживала сюда, когда готовилась к экзаменам. Библиотекарша, эффектная Яна Валерьевна с высокой прической приветственно кивает.

– Какие люди! – Поправляет круглые очки на носу. – Я думала, ты давно в Петербурге. Или на каникулы приехала?

Алина теряется. Стыд снова проступает красными пятнами на лице, она понимает, что не придумала отговорку.

– Дай угадаю. – Яна Валерьевна складывает руки на груди. – Они сказали, что тебе надо варить борщи и рожать детей. Понимаю. Я так на математика не поступила, о чем, правда, ни капли не жалею, филологический стал моей отдушиной, хоть это и было трудно. Социализм всех уравнивает, как же. Всех, да не всех.

Забавно. О прошлом библиотекарши ей было ничего не известно, она как будто тут была всегда, сколько девушка себя помнит. Вечный страж знаний города.

– Андрюшенька, ты принес мне Гегеля? Благодарю. Я уже начала волноваться, что ты этого идеалиста не дочитал, больно мудрено пишет. И Аристотеля сюда давай, я по нему соскучилась. – Она с трепетом проводит тонкими, длинными пальцами по ветхой обложке. – Кстати, я хотела пожаловаться. Мы так похитителя книг и не нашли, хотя и сторож тут сидел всю ночь, и я оставалась, а они воруют и воруют. И назад не возвращают, представляешь? Я уже думаю, что это домовой. Раз в месяц стабильно пропадает семь книг, – она понижает голос, – с самого открытия библиотеки.

Андрей жует губы.

– Я пришлю человечка, поймаем мы вашего злодея. Ему, небось, уже не двадцать лет, не сбежит.

Тероев удаляется вперед вдоль стеллажей, Алина семенит следом, она почему-то уверена, что Яна Валерьевна не будет звонить отцу. Эта странная женщина отличалась спокойным характером и была матерой библиофилкой, ее часто приглашали в школу читать разнообразные умные лекции за неимением желающих. К книгам она относилась как к своим детям и очень ругалась за загнутые уголки страниц и жирные пятна на бумаге, а проблемы живых людей ее не волновали и не интересовали.

– Ты хочешь почитать что-то конкретное? – Андрей вдруг останавливается, будто вспомнив, что пришел не один. Алина курьезно врезается в него, тут же отскакивает.

– Да. Я хотела сходить в раздел истории города, мне интересно, почему большевики не разрушили церковь. Отец говорил, что там была какая-то мистика, но ничего конкретного не уточнял. Хочу посмотреть, есть ли свидетельства.

Тероев кивает, они выходят к нужному стеллажу довольно быстро, как будто он тут знает каждый раздел наизусть. Алина бы не удивилась. Первым на глаза попадается «Линдград как культурное явление с древности и до наших дней». Тероев тоже берет книгу, девушка не видит какую, но потом обязательно поинтересуется. Алина усаживается за стол.

«На территории Тихвинского района…»

Листает дальше. Древность ее не особенно интересует, хотя о ней и была добрая половина книги. Раскопки курганов и могильников, чертежи, зарисовки найденных вещей древних людей. Все это не имеет никакого отношения к церкви. Ее ж еще реставрировать придется, она обещала помочь! Вдруг там фрески какие закрасили важные, и лучше краску сковырнуть, а не сверху новое мазать. Рисовать Алина не умела и не особенно стремилась, но Володю это не смущало, он готов был молиться на авангардных ангелов на стенах, лишь бы они там просто были.

«Весь (в некоторых источниках вису) – древнее племя, проживавшее на территории Тихвинского района, предки нынешних вепсов и каре…» Алина листает дальше. Да где ж эта церковь проклятая. «Деревня Линдашка впервые упоминается в 1710 году, она находилась через реку от деревни Шимверь. По легенде, в Шимвери жили нойды, переселившиеся с севера, они могли воскрешать мертвых и лечить живых, поэтому деревня стала известна на все тихвинское поселение. Больше всего легенд связано с пропажей людей в лесу при неизвестных обстоятельствах, обычно связанных с сезонными миграциями. По другой версии, жители Шимвери были прямыми потомками саамских шаманов, которых изгнали за их темное начало, и они долго скитались по миру в поисках нового пристанища. Почему они осели именно здесь и в чем на самом деле заключался их колдовской талант, неизвестно, но местные традиции впитали в себя как вепские, так и русские, например, легенды о заложных покойниках. Культ мертвых…»

– Ты нашла, что искала? – Алина отрывается от чтения, моргнув несколько раз, чтобы глаза перестроились от яркого света лампы.

– Пока нет, но тут интересно. А вы?

Андрей показывает ей обложку: «Обрядовые традиции жителей Линдграда и окрестностей».

– Утерянная традиция может быть реставрирована и оживлена только благодаря контакту с духом живой Традиции, – Алина цитирует «Кризис современного мира», который заставил ее надолго погрузиться в себя, чтобы хоть что-то осознать.

– Верно. Что ты знаешь о веселении покойника?

Алина моргает.

– В смысле? – Хочется спросить, может, речь идет о каких-то тюремных обычаях, но она не решается.

– Это такая традиция. Если погибает неженатый мужчина или незамужняя барышня, на похоронах принято веселиться, играть на инструментах, петь и плясать. Ты видела такое когда-нибудь?

Алина отрицательно мотает головой.

– Тут бабку одну недавно хоронили по всем канонам, мне копщики аж позвонили. Говорят, там целая толпа пела и плясала до утра, гроб осиновый по правилам, даже носилки из еловых ветвей смастерили. Интересно, кто это был, я бы с удовольствием пообщался. – Андрей откидывается на стуле. Алина задумчиво смотрит в пустоту.

– Ее звали Александра Лебедева, я ее знала как баба Шура. Моя подруга живет рядом с ней в соседнем подъезде, они с друзьями-толкиенистами тогда рано на тренировку поехали и видели… Это бабушка моего друга детства. Но он не знает ничего про традиции, он не местный. Есть у меня подозрение, кто это все устроил. – Алина хмурится. От всей истории с похоронами бабы Шуры явно попахивало гришиным влиянием, который хоть и был замечательным другом, но вечно пропадал по лесам то с бабкой своей, то с операми потом, чует он этих пропавших, что ли? Становится немного обидно. Если он вернулся в декабре, то почему не дал знать? Неужели был настолько занят? Ладно Глеб, он взрослый и занятой, но Толя-то почему не сказал ничего, даже в гости не зашел… Володя пропадал в церкви, и виделись они последний раз еще осенью, к нему вопросов никаких. Опять у мальчишек свои дурацкие тайны.

– И кто? – Тероев смотрит очень внимательно, девушке вдруг становится неуютно.

– Не уверена, что стоит говорить. С вашей-то репутацией. – Улыбается уголком губ.

– Я же интересуюсь чисто с научной точки зрения. Это на самом деле интересно.

Алина недовольно отворачивается.

– Нет. Я не хочу его напугать. Он просто кладезь старых баек и всех этих поросших мхом традиций, мы с ребятами шутим, что он колдун. – У нее внезапно вырывается смешок. – Потому что все, кто ему не нравится, страдают продолжительной болезнью кишечника с одними и теми же симптомами. Но это какой-то странный колдун, нет же в магии раздела «анальная». Я извиняюсь за свою прямоту.

– Значит, твой друг анальный колдун похоронил бабу Шуру в традициях девятнадцатого века, потому что иначе?.. – Тероев сжимает губы.

– А шут его знает, зачем он это сделал. Он странный.

– Скажи хотя бы имя, чтоб в случае чего город не лишился столь нужной достопримечательности. – Тероев наконец придает лицу сдержанно-расслабленное выражение.

– Гриша. Фамилию не скажу, мало ли что.

– Разумно, – Андрей утыкается в книгу.

«До революции богатый помещик решил помочь местным жителям, которые из-за влияния шимверских нойдов углубились в язычество, принять христианство. На некотором расстоянии в разных концах леса он построил пять строений, которые теперь имеют статус исторического архитектурного объекта. Зачем он это сделал, выяснить не удалось, он же построил Линдградскую церковь в надежде, что местные обратятся к истинному Богу. Нашли его мертвым в той же церкви, седого, с лицом, искаженным от ужаса. С церковью связаны жуткие истории: когда город строили на месте Линдашки, там погибло много строителей при невыясненных обстоятельствах. Все, кто пытался разрушить церковь, были найдены мертвыми в лесу без следов насильственной смерти, говорят, постарался злой дух помещика, которого видели то тут, то там».

– Я нашла. Тут написано, что церковь не разрушили из страха перед духом погибшего в ней богача. Скучно. – Алина закрывает книгу. – А у вас что?

– Читаю про священные деревья нойдов. Очень интересные свидетельства о захоронении детей под можжевеловыми крестами. Я такие видел в старой части кладбища. – Подпирает щеку ладонью. – Не хочешь съездить в Ленинградскую библиотеку? Там столько материалов по Приладожью…

Алина вздыхает.

– Я никак не объясню это отцу. Да и что мы будем там искать?

– Как звали того духа, например. Где-то же здесь он похоронен, кладбище в лес уходит с давних времен. И про Шимверь я бы узнал, может, потомки нойдов все еще живут здесь.

Алина наклоняется через его плечо, заглядывая в текст книги.

– Вы слишком верите в сказки для вора в законе.

– А ты для дочери начальника милиции. Так поедем? В конце февраля. Будет весело, может, встретим в «Астории» сына Ельцина.

Алина отстраняется.

– У него дочери, не вариант. Я подумаю, что можно сделать. Идея заманчивая.

Алине кажется, что она расследует какую-то загадочную древнюю тайну, но ей не хочется ее разгадать, ей хочется крутить ее в руках, как бриллиант, наблюдая, как она переливается всеми гранями. Сердцевина должна остаться нетронутой, иначе секрет потеряет свое магическое значение.

– Спешу тебя разочаровать, я арендую два здания из пяти, и там никогда не было никакой мистики. Я бы с радостью потешил тебя историями, но увы. – Андрей разводит руками.

– Я боюсь этого кладбища. Там ходит кто-то иногда, как будто не совсем человек… – Алина прикрывает глаза. – Я его на похоронах бабушки видела и после. Может, это и есть дух помещика.

– Может быть. Уверен, в областной библиотеке есть все ответы. – Тероев смотрит хитро-хитро. Странный, конечно, он мужик.

– А в архив попадем?

– Я договорюсь.

– По рукам.