Читать книгу: «Мистические истории доктора Краузе. Сборник 5», страница 4

– Истома умер, – сообщил Самсон и описал подробности.

Эриха заинтересовала последняя просьба Истомы и он переспросил:

– Выходит, что Истома заключил союз со смертью?

Самсон не спешил отвечать, и Эрих уточнил:

– А как вы поняли последнюю просьбу Истомы?

– Я тоже ее не понял.

– Выходит Истома жил двойной жизнью?

– Скорее, он поддерживал на людях тот образ, который был принят тогда в обществе. Если ты не ходишь в храм – тебе не подадут на милость.

Такого короткого экскурса в прошлые жизни Эрих не припомнил, но все же вывел Самсона из гипноза и дал время прийти в себя.

***

После сеанса Самсон и Эрих расположились в просторной гостиной. Стройный мужчина лет тридцати в униформе официанта поставил кофе с закусками на стол и оставил гипнолога и пациента наедине. Самсон набросился на еду, сетуя на голод, а Эрих просмотрел записи, сделанные вовремя сеанса, и спросил:

– Я так и не понял, почему Истома возился с брошенными детьми?

Самсон не спешил отвечать, делая вид, что поглощен едой, но Эрих видел, как тщательно он подбирает слова, из чего сделал вывод, что пациент озвучил не все аспекты из жизни скудельника.

– А нам важно это обсуждать? Не хочу показаться грубым… Как видите, – он обвел рукой сервированный стол, – я гостеприимный хозяин. Просто меня не впечатлило это прошлое воплощение. Мне противно его обсуждать. Не хочу портить себе аппетит. Скажите, а я мог сам это придумать?

– Это исключено. Вы находились под гипнозом. А что вас конкретно разочаровало?

– Все. Время, в котором я жил. Страна. Профессия. Наконец, нация. Русский? Я не мог быть русским. Я уже сомневаюсь в выбранном пути. Кажется, регрессивный гипноз не для меня.

Эрих улыбнулся и сказал, что понимает его.

– Как бы нам хотелось быть кем-то важным, непременно титулованным и богатым. К сожалению, мы не выбираем кем и когда родиться. Это удел высших сил.

– У Бога хорошее чувство юмора, – Самсон вытер губы салфеткой и отбросил ее на стол. – Он меня сегодня рассмешил. Какая же это убогая жизнь – среди адского смрада наваленных в кучу разлагающихся тел и вечным воем детей. Как хорошо, что у меня нет детей. У вас есть дети?

– Нет.

– Хотите сказать, что у вашей жены не было потомства? – лукаво осведомился пациент, заранее предвосхищая ответ.

– Именно так.

– Это ложь! – с горячностью воскликнул Самсон. – У нее был сын. Они жили в Париже. Она и об этом вам не сказала? Что она вам говорила? Поеду с подругой шопиться? Лгунья! Она ходила к сыну.

Эрих вскочил так резко, что его стул завалился на бок.

– Я не позволю вам говорить в таком тоне о моей покойной жене!

– Простите, Эрих! Я не хотел вас обидеть. Не понимаю, что на меня нашло.

В комнату заглянул Петр Семенович.

– У вас все в порядке?

Минуту Краузе стоял, выпучив глаза на пациента, и думал: «Если был муж, может был и ребенок?». Эта мысль подкосила его окончательно. Он плюхнулся на стул, который поднял подскочивший к нему официант, и уставился в одну точку.

Двери закрылись, в гостиной воцарилась тишина. Пациент решил исправить ситуацию и заговорил речитативом:

– Вы хотели знать, почему Истома возился с брошенными детьми? Так записывайте, – Самсон поднял с пола блокнот, ручку, очки и положил перед Эрихом. – В скудельнице хоронили отбросов общества: самоубийц, пьяниц, разбойников, иноверцев, утопленников и всех тех, кто не смог перед смертью сознательно исповедоваться в своих грехах. Это считалось позорной смертью. Детей подкидывали на скудельницу и в храм. В основном ночью. Были сироты, которых оставляли вместе с телом родителя, который погиб внезапно, и дети оставались без дома и пропитания. Истома жалел их.

Еле оправившийся от потрясения Эрих надел очки и тут же решил воспользоваться разговорчивостью пациента.

– Расскажите о союзе со смертью.

Бравада Самсона тут же испарилась, он откинулся на спинку кресла и с шумом выдохнул.

– Ох, дался же вам этот союз. Давайте так, если в следующем воплощении всплывет та же схема, тогда я вам расскажу. Договорились?

– Что-то мне подсказывает, что вас это не удивило. Выходит, в вашей жизни тоже заключался некий союз. Расскажите мне об этом.

– Осторожнее, Эрих, вы идете прямо на минное поле.

– Вы не оставляете мне выбора.

– Я бывал в вашем доме! – выпалил пациент и зажмурился, открыл один глаз, потом другой. – Вы на меня злитесь?

– Так вы познакомились с моей женой?

– Нет! – замахал руками Самсон. – Я был в доме ваших родителей. Хотел познакомиться с вашей матерью, ну и с вами, конечно. Я хотел бы иметь такую семью. Вашего отца я любил как родного.

– Осмелюсь предположить, что мой отец не разделял ваших устремлений, и был не в восторге от вашего прихода, мать же наоборот, пригласила в дом и накормила своим фирменным яблочным пирогом.

– Вы правы, пирог был.

– Поговорим о союзе?

– Не сегодня.

– Хорошо. Тогда до следующего сеанса. Сообщите, когда будете готовы.

***

Покидая апартаменты и следуя за телохранителями к машине, Эрих судорожно выстраивал план дальнейших действий. Роль элитной персоны придала ему смелости и чувства безопасности. Не мешкая он набрал телефон старшей сестры Елены и, услышав ее голос, осведомился, где он может застать ее мать.

– Ох, Эрих, ты так не вовремя. Они с папой разругались в пух и прах. Она собрала вещи и ушла. Я не знаю, где она.

– Чушь. Ты знаешь, где она. Как, впрочем, и я. Не смей ее предупреждать. С тобой я отдельно встречусь и все выскажу.

– Что на тебя нашло?

– Ты знала о первом замужестве Елены, ты знала Андрея, знала, что у них совместный ребенок и молчала.

Воцарилась пауза, Эрих понял, что своим напором пробил железобетонную стену, которой все семейство оградилось от него еще до смерти Елены.

– Утаить такое… – его голос дрогнул, – я не знаю какими людьми надо быть…

– Любящими. Эрих, это была ее просьба. Боже, даже не просьба, а заклятье. Она хотела начать жизнь с чистого листа. Андрей был неустойчивым еще до смерти сына, а уж когда они потеряли ребенка… Это не моя тайна. Я понимаю твои чувства.

– Понимаешь? Я сомневаюсь. Это Андрей убил Елену?

– Нет. Он уехал в Штаты, женился, у него двое детей. С Еленой они общались только через адвокатов.

– Кто-то входил в наш дом по ночам, когда мы мирно спали. Кто-то нанял для Елены коуча из Штатов, который потом организовал ее поездку в Париж. Как я понимаю, все это было из-за потери ребенка и раннего климакса. В Париже она жила с мужем?

– У них было много недвижимости. Но да, в Париже они жили большую часть их семейной жизни.

Мелькнувшая мысль прожгла как кипяток, он прочистил горло и спросил:

– А в Ницце?

– Да, и там тоже. Кажется, был домик в прибрежной зоне.

– Скажи, он когда-нибудь владел отелем, в котором ее убили?

– Они там познакомились, а позже купили отель. После развода он его продал. Он отдал наконец-то ее долю вырученного имущества как раз перед ее смертью. Но полиция его проверила. У него алиби.

«Чемодан с деньгами. Она отдала ему деньги. Все дело в деньгах. Так говорил Симагин», – размышлял Эрих.

– Прости, это не моя тайна. Полиция обо всем знает. Не знал только ты. Поэтому тебя и подозревают. Думают, что ты узнал и…

– Я что? Даже если бы я узнал, и что? Она же мне не изменяла? Или изменяла? Сейчас ты можешь мне сказать?

– Я о таком не знаю. Мне она всегда говорила, что ты ее вторая половина и она жалела только об одном, что не встретила тебя раньше, – в трубке послышались детские голоса. – Извини, я не могу больше говорить.

– Подожди, скажи, как умер их ребенок?

– Задохнулся во сне. Ему был всего годик. Там темная история. Он винил ее, а она – его.

– А где он похоронен?

– Под Парижем.

Закончив разговор, Эрих повернулся к Петру Семеновичу и спросил:

– Откуда Самсон знает про ребенка Елены?

– Понятия не имею. Мы об этом не знали.

– Так узнайте. Он имел доступ к своей истории болезни. Принес мне ее в гостевой дом в саквояже отца. Он пытался наладить между ними родственную связь, преследовал его, приходил домой. Я помню, мать рассказывала мне о навязчивом пациенте, но из-за конфликта с отцом я не придал этому значения.

Петр Семенович тут же застрочил кому-то сообщение.

– Только что Самсон мне признался, что хотел иметь такую семью. А что если он и есть убийца Елены? Вам надо лично его допросить, а меня отвезите к Маргарите Павловне. Она у художника Власова.

– Мне пока не дали адрес.

– Я знаю адрес. Заказывал у него портрет Елены на ее день рождения.

***

Квартира художника находилась в элитном комплексе «Гранатный Палас». Обнесенный трехметровым забором восьмиэтажный клубный дом в стиле сталинского ампира находился рядом с Патриаршими прудами. Если бы не Петр Семенович, Эрих не смог бы даже подойти к зданию, не то чтобы войти и подняться на этаж. Махнув генеральской корочкой, Петр Семенович пошел на хитрость и сказал, что ему поступила информация о том, что художник обманом удерживает родственницу его друга, и показал на Эриха.

Палладия выманили из квартиры под предлогом получения срочной корреспонденции. Пока он спускался в фойе, Петр Семенович и его сподручные обследовали апартаменты и обнаружили в одной из спален обнаженную и мертвенно бледную Маргариту Павловну, лежащую лицом вниз и не подававшую признаков жизни. Петр Семенович взял ее запястье:

– Пульс слабый.

Увиденное в квартире настолько поразило Эриха, что он не сразу сообразил, что от него в первую очередь нужна помощь врача. Мастерская и гостиная были завалены портретами Елены. Между картинами валялись бутылки из-под элитного алкоголя, самокрутки, шприцы, таблетки и пепельницы, полные окурков, большинство из которых были со следами помады.

В этот момент вернулся хозяин квартиры и, увидев скопление секьюрити, истерично заголосил:

– Что вы тут делаете?! Я закрывал квартиру, как вы взломали замок?! Как вы тут… – он запнулся, увидев, как в холл вышел Эрих. – А вы тут каким боком?

Брезгливо оглядев клетчатый халат, кожаные шлепки и шарфик на шее возрастного ловеласа, завсегдатая элитарных тусовок, на которых тот выискивал себе клиентов, Эрих кивнул на многочисленные портреты.

– Думаю, вы не будете отрицать, что были слегка помешены на моей жене.

Присутствие Краузе Палладия мгновенно преобразило. Без страха и колебаний он встал рядом и, с гордым видом сообщил:

– Я готовился к выставке. Заказ Марго.

Эрих с напускным пониманием закивал, потом заглянул за картину.

– Вот эта висит давно. Судя по тому, как выгорела рама и обои под ней, могу предположить, больше пяти лет. Не надо со мной играть.

– И что вы сделаете? Я рисовал самого президента… – усмехнулся Палладий, с напыщенным видом поправил шарф и в следующий момент глухо вскрикнул от резкого удара.

С перекошенным от гнева лицом Эрих занес кулак для повторного удара, но Петр Семенович его оттащил.

– Займитесь ею, а его мы возьмем на себя.

Эрих закатал рукава рубашки и нырнул в спальню. К ярости примешивалось чувство досады и стыда. Видеть тещу обнаженной было тем еще испытанием. Он прикрыл ее пеньюаром, проверил зрачки, пульс, потом принюхался. От ее тела исходил кисло-мускусный запах. Эрих огляделся и заметил на тумбочке остатки наркотического порошка.

– Он накачал ее наркотиком, скорее всего, кокаином!

Из кухни послышалась возня и перепалка. Художник отрицал, что наркотик его, и просил убраться из его дома вместе со старой каргой.

Эрих решил действовать: набрал теплую воду в ванну, влил пену и перенес туда Маргариту Павловну. От контакта с водой она начала приходить в себя. Контролировать себя она еще не могла, и он примостился на маленький пуф, чтобы придержать ей голову. Через пару минут она открыла глаза и заморгала.

– Где я?

– У Палладия.

– А ты тут как оказался? Ох, – она поморщилась, – голова сейчас лопнет.

– Приехал за вами.

– Зачем я тебе?

– Надо поговорить.

– Я уже все всем сказала. Больше мне нечего сказать.

– Можете сидеть? Мне нужно послать в аптеку гонца.

– Так ты с гонцами? Как интересно.

– Маргарита Павловна! – он слегка пошлепал ее по щекам, но она опять впала в забытье. – Мне нужна помощь!

В ванну заглянул Петр Семенович. Эрих попросил поддержать голову тещи, а сам быстро нацарапал в блокноте название растворов для капельниц.

– Они зависают уже три дня. Учитывайте это при дозах.

На Эриха накатила очередная волна гнева, он выругался. Его так и подмывало повторно приложиться кулаком к роже опухшего от алкоголя забулдыги.

– Вы видели сколько там портретов? Он спятил.

– Он сказал, что она заказала двенадцать портретов для выставки, посвященной дате гибели Елены.

– Парочка висит давно, а на счет двенадцати я проверю.

– Вы заказали портрет, он сделал три, лучший отдал вам, два других хотел продать Марго, но она не горела желанием их выкупать.

Эрих набрал телефон Ольги и изложил суть дела. Попросил ее приехать и привести сменные вещи матери. Она сказала, что в гостях и на это уйдет примерно пару часов.

– Я поставлю ей капельницу, чтобы к твоему приезду она уже оклемалась.

***

Взгляд Маргариты Павловны скользнул по бордовым обоям с золотыми лилиями и задержался на озабоченном лице Эриха.

– Если бы мне сказали, что спасать меня приедет зять-гипнолог – никогда бы не поверила.

– Вообще-то, я не за этим сюда пришел.

– Мне было пятнадцать, когда я встретила его… такого красивого, импозантного, талантливого… Мы хотели пожениться, даже назначили дату. За неделю до свадьбы я пошла с подружками на концерт. А там Роберт… Я потеряла голову. Один взгляд – и мир перестал существовать. Ты не представляешь, каким он был красавчиком в молодости. Яркий, мощный как торнадо, всегда одет с иголочки. Не помню, как оказалась в Крыму… Солнце, песок и море! Любовь была такая возвышенная, что Палладий стерся из памяти. Потом, конечно, я извинялась, плакала, выпрашивала прощения на коленях. Он простил. Он всегда меня прощал, потому что любил.

– Почему вы мне не сказали о первом браке Елены? Почему не сказали, что у нее был ребенок?

Не обращая никакого внимания на вопрос, Маргарита Павловна продолжала:

– Мы опять назначили дату свадьбы, а через день приезжает Роберт. Мама ему говорит: забудь ее, она выходит замуж, живет у жениха. Торнадо взял курс на подмосковную дачу, в которой я готовилась к свадьбе, и буквально пронесся по ней, оправдывая свое прозвище. Конечно, Палладий выглядел бедно перед ним – ни заработка, ни жилья, а Роберт постоянно гастролировал за границей. Иномарка, солидные накопления в валюте, трехкомнатная квартира. Он закидал меня подарками, усадил в машину и увез в Прибалтику. Через три месяца я забеременела, и он сделал мне предложение.

– Не уходите от темы. Париж. Андрей. Ребенок. Расскажите мне все, – устало попытался вклиниться в рассказ тещи Эрих.

– После рождения Леночки Роберта как подменили. Сначала интрижки, потом романы, потом содержанки. Любовницами я их не могу назвать. Любовницу любят, а Роберт любил только себя. Месяцами я ждала его у разбитого очага. Потом поняла, что никакие тряпки, побрякушки и курорты не заменят мне любви, и ушла к Палладию.

– Чем я заслужил такое отношение к себе? – с отчаянием в голосе пробормотал Краузе и, вскочив на ноги, стал расхаживать по комнате.

– Сначала мы просто ужинали, болтали об искусстве. Он видел, как я несчастна, и с радостью подставлял мне плечо. Потом мы вместе путешествовали и рисовали. Ты знал, что я закончила художественную школу? Когда-то я хорошо рисовала. Интима между нами никогда не было: я хотела быть ему музой, а не любовницей. Только сейчас, когда ушла от Роберта, я поняла, что все получилось так, как и должно было получиться. Палладий совершенно не понимает женщин, не знает, что такое чуткость и уместность, и никакое наставление ему не помогает.

Отчаявшись получить ответы на прямые вопросы, Эрих попытался сменить тактику.

– Вы жили с Робертом, а сердце отдали Палладию. Роберт это чувствовал и находил утешение в объятиях других женщин. Заметьте, он вас не бросил. Почему? Потому что до сих пор любит. А вы оставляли детей и бежали к любовнику. Девочки всегда жаловались на вас отцу.

– Я могла часами смотреть, как он рисует.

– А в это время муж возил дочек по врачам и секциям, а потом взмыленный бежал на репетиции. Разве это не любовь?

– После смерти дочери я будто очнулась. Поняла, что не могу так больше жить. Ее запись еще больше меня отрезвила.

– Не похоже, что вы сейчас трезвая. Спиртное еще как-то можно простить, но кокаин… Давно вы его принимаете?

– Я решила, что хватит фарса. Я отдала мужу и детям все, что могла. Теперь хочу пожить для себя.

– Это для себя вы в наркотическом угаре буянили в этой квартире? Оставьте иллюзии. Посмотрите реальности в глаза, Маргарита Павловна. У вас есть муж, все еще горячий красавчик. У вас есть две дочери, которые скорбят по Елене, так же, как и вы. Вы нужны семье, как и семья нужна вам. Вернитесь домой. Подпитайте вашу любовь с мужем и не покидайте его ни на минуту, даже на гастролях. Устраивайте романтические вечера, дарите ему себя без остатка. Боритесь за него. Вы вместе сколько?

– Сорок лет.

– Сделайте так, чтобы дожить до золотой свадьбы. Кто будет с вами в плохие дни? Дочери, внуки и, если постараетесь, то и муж. Верните себе то, что было до смерти Елены: семейные ужины по праздникам, пикники, домашние концерты и творческие вечера. А художник всегда останется художником. Ему нужна не семья, а естественный свет и вдохновение.

– Я думала, ты будешь злорадствовать, – она взглянула Эриху в глаза, во взгляде чувствовалась теплота и сожаление.

– Вы мать моей возлюбленной. Как я могу?

– Елена умерла. Теперь я тебе никто.

Внезапно ему захотелось ее поддержать:

– Смерть – это переход из земной временной жизни в вечность. Мы все там окажется, я бы хотел в этой вечности остаться с ней.

Это было бездумно, устало и вымученно.

– Она бы тоже этого хотела.

Эрих коротко взглянул на нее и предпринял последнюю попытку получить нужные ему ответы.

– Андрей. Ребенок. Париж и Ницца. Расскажите мне все.

***

Ольга усадила мать в машину и помахала Эриху, в ответ он сдержано кивнул. В тусклом свете подземной стоянки Краузе видел, как Маргарита Павловна, боясь посмотреть в его сторону, накрылась пледом и что-то тихо ответила дочери. Со смертью Елены они вычеркнули зятя из жизни. Застывшая на его лице маска трагической скорби раздражала, выставляла их бессердечными, быстро забывшими о семейном горе. Ольга завела машину, сдала немного назад и вырулила со стоянки. Глядя на то, как мимо проплывает, словно круизный корабль, белый внедорожник, наконец-то пришло ощущение реальности событий. До этого момента он отвергал мысль о первом замужестве Елены, теперь же эта информация заняла место в памяти как непоколебимо-правдивый факт.

Когда машина с родственниками скрылась из виду, Петр Семенович в нетерпении спросил:

– Есть что-то для расследования?

– Моя жена взяла клятву с родни, чтобы те не говорили мне о предыдущем браке. В какой-то степени я сам виноват. Друзьям я ни раз говорил, что никогда не женюсь на разведенной женщине. Кто-то из них, видимо, донес это до ушей Елены, и она решила тщательно спрятать от меня предыдущее замужество. Мне очень жаль, что она потеряла сына, но ложь всегда порождает проблемы. Тайна обрастает недоверием и, в конце концов, отчуждением и враждебностью. Ты ненавидишь человека, от которого что-то скрываешь. Елена чувствовала вину за смерть сына, и это долгие годы подтачивало ее психику. Правду через пятнадцать лет брака она открыть не могла, это разрушило бы наши отношения. История мести началась с момента, когда Андрей увидел нас с Еленой в Штатах на презентации новой марки вина. Наверное, он ожидал, что бывшая жена будет вечно скорбеть по разрушенному браку и потерянному ребенку, но жестоко ошибся. Тогда Елена была на пике своей привлекательности. Он решил подмешать мне в бокал вина снотворное и ночью поговорить с ней.

Петр Семенович слушал и тут же отсылал распоряжения своей команде.

– Ночью он выманил ее из отеля и увез на винодельню. Сказал, что она невероятно похорошела, но тут же добавил, что не понимает, как она может беззаботно колесить по миру и даже смеяться, когда их сын лежит в земле. Разговор закончился взаимными обвинениями и скандалом. Она пригрозила, что расскажет все мне, если он еще раз появится в ее жизни. Это угроза возымела обратный эффект. Он буквально съехал с катушек, узнав, что ее новый муж не в курсе первого брака. Стал ее преследовать, посылать ей недвусмысленные посылки с портретом их сына и его могилы. Она почувствовала, что сходит с ума, и пошла к психологу, но та ей не помогла, а отбросила в еще большую душевную смуту. Тогда Елена стала искать ей замену и нашла американца, я думаю, тоже не без помощи Андрея. Скорее всего, он также подключился к нашим гаджетам и следил за ней в Сети. Психолог посоветовал поехать к могиле ребенка и провести некий ритуал прощения и освобождения, что Елена успешно выполнила. Об этом она поведала подруге Кристине. Потом она поехала в Ниццу, чтобы уладить вопрос с Андреем, и вроде они примирились и разрешили все споры. Думаю, она отдала ему деньги, которые он выручил за отель. Не знаю по какой причине, похоже, что откупалась за его молчание. Кристина сказала Маргарите Павловне, что последнее сообщение пришло перед их прощальным ужином. Дальше след ее обрывается. После пропажи Елены Кристина позвонила Андрею, но тот сказал, что ужин отменил и по семейным обстоятельствам срочно улетел в Штаты.

– Я проверю, улетел ли он и был ли вообще тогда во Франции. Но Европол не рассматривал его даже как подозреваемого, значит, у него железобетонное алиби.

– Крюков сказал, что он не фигурировал в деле, вот что странно. Нет даже его свидетельских показаний.

– Согласен, это странно. Они должны были его опросить.

Оба сели в машину и продолжили беседу.

– Полное имя бывшего мужа вам сказали?

– Анри Аристофф. Потомок первых русских эмигрантов.

– Какое у него гражданство?

– Американское и французское.

– Я подключу людей к его поиску.

Несколько минут Петр Семенович раздавал указание, а Эрих отвечал на сообщения Крюкова. Время будто ускорилось, закрутилось, подстегивая события. Эрих чувствовал, что они на финишной прямой, но как завершится расследование, даже сейчас не мог предположить. Глава безопасности решил подвести промежуточный итог:

– Будем работать по трем направлениям. Первое: привязанность Самсона к вашему отцу могла принять психические отклонения, почему бы ему не отыграться на невестке? Второе: Анри Аристофф – лично я не считаю его убийцей, скорее всего, он хотел помучить жену из-за потери ребенка; наверняка, его второй брак стал таким же неудачным, как и первый, потому как дело не в женщинах, а в нем самом. И третье: Виктор Николаевич Стрелков – это главный подозреваемый; мотив, многолетние преследования, разрушенный брак, потеря работы, озлобленная обида, нестабильная психика, суррогат – все указывает на него. А вы что думаете?

– Недоумеваю, как полиция не задержала Анри? Если такой человек способен проникнуть в наш дом…

– У вас нет доказательств, что это он. Это мог быть Стрелков или нанятый им сообщник.

– Рихтер! Не забывайте, что он был на той презентации, а позже взял вину за ее убийство.

– Рихтер мог преследовать ее из-за вас, ведь он тоже был учеником Майера.

– Он опоил меня в Штатах. Увез Елену на винодельню.

– Опоить могла она сама.

– Зачем? – сконфужено спросил Эрих.

– Чтобы поговорить с бывшим, узнать его намерения.

– Вздор, – неуверенно запротестовал Эрих, но он и сам понимал, что события могли развиваться по любому сценарию. Глупо строить догадки. – И все же он не выходит из моей головы.

– Это можно понять, только сутки назад вы узнали о его существовании, теперь и Марго подтвердила это.

– Откуда вы ее знаете? Или мне показалось?

– Лет пять назад она занималась благотворительностью с Ларисой.

Этот факт обескуражил Эриха.

– Она видела нас вместе. Может сложить дважды два и указать полиции, что я у вас.

– Может, но не будет. У нас есть еще неделя. Потом мне придется явить себя и дать показания.

Это заявление заставило Эриха содрогнуться.

– Если за неделю мы не распутаем этот клубок, – продолжил Петр Семенович, – вам придется уехать из страны под другой фамилией, и сделать это надо, не дожидаясь следующего воскресенья, к примеру, утром в субботу. Мы выбрали Австралию.

От этой мысли Краузе втянул голову в шею и тоскливо посмотрел на мелькающий за окном столичный ландшафт. Он любил Москву всем сердцем, здесь он вырос, учился, женился и создал карьеру.

– Надеюсь, этого никогда не произойдет.

– И все же. Надо поговорить об этом. Мы решили подстраховаться и подготовить вам документы. Нужно согласовать имя и легенду.

– Только не сегодня. Я вымотан и выжат как мочалка.