Читать книгу: «Первая крепость», страница 5

Глава 6. Движение

На операцию по снятию осады с раскрытого пункта наблюдения и управления роботами (ПНУР) уже в час ночи выдвинулись два армейских внедорожника. Выдвигаться можно было бы и раньше, но ушло несколько часов на согласование маршрута с картами оператора, которые он в свою очередь согласовывал с другими пунктами наблюдения, большей частью также нуждавшимися в помощи. Оказалось, что не все мосты и переправы были порушены и разбиты. Часть авиация не успела разбить, либо диверсанты из числа военных специалистов, чьей задачей являлось подорвать мосты, были перехвачены гнусом. Два ПР127, имевшихся в наличии под командованием Овчинникова, на ходу и при боеприпасах, имели их в количестве двух-трех десятков выстрелов, и речи о том, чтобы помочь себе при помощи собственных ПР, быть не могло. Кроме того, функционирующий ПР, способный обозревать обстановку, тактически был гораздо важнее, чем его пулеметы и циркулярка. Также нужно сказать несколько слов о том месте, где находился ПНУР. Потерянный в лесах на территории Брянской области насыпной холм, поросший соснами и кустарником, скрывал в себе недостроенную ракетную шахту, заброшенную в девяностые годы, а после переоборудованную под станцию радиоразведки и дальнего обнаружения. Переоборудованную, но опять не до конца. Радары по какой-то причине уже в двадцать первом веке устанавливать не стали, но куча неподключенной аппаратуры сохранилась за бетонными стенами и стальными воротами, укрытыми от постороннего взгляда. На скорую руку в течение отведенного времени эта и многие другие такие же шахты были переведены под командование Первой Роботизированной Армии, но очень скоро оказались в глубоком тылу у гнуса, в то время как остальная часть этой самой армии была уничтожена, а командующие генералы спрятались в подземельях, теперь уже потеряв и возможность командовать остатками.

Пункт младшего лейтенанта Овчинникова за номером четырнадцать находился почти в двухстах пятидесяти километрах от подстанции Жукотки и в десяти километрах от никому не известной деревеньки Кокоревка. За успехи в военных действиях против гнуса Овчинникову полагалось внеочередное повышение, но с учетом стремительности заразы до этого дело и не дошло. Тогда вообще ни до чего не дошло. Генералы еще болели с похмелья после празднования победы над первой крупной волной гнуса и над демонами, а гнус уже ударил с троекратной силой под командованием кадровых военных, включивших в нападение и ужасающих, невероятно живучих и безобразных валдарнийцев. Гнус смял все артиллерийские заслоны, нашел и обезвредил взлетно-посадочные полосы и безудержной, страшной, молниеносной волной прокатился по городам, захватывая в свои ряды новые миллионы. Кто остался жить после такого? Только невероятно везучие человечки в порядке погрешности общей статистики, либо ушедшие настолько глубоко в землю, чтобы достать их не могли даже смертельные объятья валдарнийского танка.

Но невозможность достать не означала прекращение попыток. Чувствуя наличие потенциальных носителей, зараженные собрались толпами над замаскированными убежищами. Они ложились и слушали землю, пытались рыть ее руками, ощущая своими невероятными способностями нахождение жизни там, глубоко внизу. По мере того как биологическая жизнь вокруг заканчивалась и начинался голод, часть гнуса уходила на восток, туда, где, как они чувствовали и понимали, есть все возможности для расширения. Но некоторые оставались. Они, руководствуясь интеллектом носителя, подгоняли землеройную технику, экскаваторы и бульдозеры и начинали свою неорганизованную, но страшную работу, чтобы добраться до тех, кто, не подозревая о происходящем, находился внизу.

* * *

К ночи небо расчистилось от облаков, и близкая к нулю температура сделала воздух прозрачным и чистым. Высокие звезды острым светом пронизывали воздух, споря яркостью с неполной луной, катящейся на краю небосвода. Первая машина, в которой находились Сахарок, Сержант и Хруст, имела кузов с находившимся там ПР127. Во второй машине находился Яков, Сагитай и, куда уж без него, Жмот, уговоривший Коваля послать его вместо Зимы. В такую вылазку нужны были лучшие. Если относительно первой тройки вопросов не было ни к молчаливому убийце Сахарку, ни к воскресшим Хрусту и Сержанту, то во второй тройке имевшим нерушимый авторитет Сагитаю и Якову мог подойти только Зима, но Жмот, чуть ли не кулем повисший в ногах у Коваля, с молчаливого согласия бойцов был допущен к операции. Пока составлялись карты дорог и согласовывались безопасные маршруты, для сталкеров для их пистолетов были сделаны дополнительные боеприпасы. Пуля была высверлена на две трети, а в нее залита кровь мертвецов. Снаружи пуля аккуратно герметизировалась, и теперь у людей было то, что давало им значительные шансы на успокоение полуживых. К слову сказать, на всех постах вокруг Зоны и в самой Зоне начали готовить подобные вещи. По сообщениям южного поста, значительная группа гнуса в пятнадцать существ была отстреляна подобными боеприпасами. Еще до того, как сталкеры успели приблизиться к упавшим объектам, большая часть из них была не в состоянии передвигаться. Пуля, вошедшая в плоть, работала как разрывная. Выворачиваясь металлическим цветком, она выбрасывала все содержимое в тело и, поскольку гнус был очень прочным на разрыв и порез, оставалась внутри, с гарантией передавая некровирус объекту.

* * *

В отличие от предыдущей поездки, теперь Якову, сидящему за рулем, не нужно было всматриваться в дорогу, опасаясь ям, хлама, деревьев или внезапного появления гнуса. Ехавший впереди «Тигр», ведомый Сержантом, делал все это за него. Сагитай, заметно расслабившись, открыл нескромный мешочек, которым снабдил его Орех, и, блаженно улыбаясь, доставал оттуда свежие кексы с лимонной крошкой. Как Орешек умудрялся лепить подобные шедевры в имеющихся у него условиях, приходилось только догадываться, но сейчас для Сагитая на всей территории Жукоток первым другом был, конечно, Орешек. Ну, а Яков – больше чем боевым другом, он был братом, тут уже говорить нечего.

Итак, комфортно разместившись на переднем сиденье полубоком к ведущему машину Якову, Сагитай приоткрыл мешочек и, вдохнув появившийся запах свежей выпечки, благодушно улыбнулся. Кайф был неописуемый. За окнами холодные звезды и холодный ветер, а здесь тепло, безопасно, уютно и хорошо. Для вояки, ценящего лишние минуты мира и покоя, такие мгновенья стоили очень дорого.

– Братуха, хочешь печеньку? – спросил он Якова.

Яков не смотрел на Сагу, но уже сейчас как будто видел его хитрый и довольный прищур глаз. Ведь это должно было быть сюрпризом. Но Яков видел, как Орех что-то вполголоса рассказывал Сагитаю, делая сдержанные жесты руками, словно показывал нечто, разрезаемое на доске. А еще он видел довольную морду Сагитая, которая была похожа на морду кота в предвкушении сметаны. Подобное выражение лица у Сагитая можно было наблюдать в нескольких случаях: либо когда его ждал домашний беш, либо когда он уделывал кого-нибудь из высоких в своем звании мастеров на татами. Не стоит обсуждать, что было чаще. В силу специфики работы на домашний беш ему приходилось выезжать нечасто, а заслуженные мастера спорта, как назло, пронюхивали, что за коренастый казах прячет посверкивание в глазах, подпоясывая кимоно или наматывая боксерские бинты на руки.

– Давай, – протянул руку Яков.

Сагитай вложил кекс, который он называл печенькой, в руку и дождался, пока Яков откусит кусок.

– М-м-м… – протянул Яков. – С лимончиком? Годится.

– Жмот? – протянул руку с кексом Сагитай назад сидящему посередине заднего сиденья сталкеру.

Жмот поблагодарил и взял печенье, но даже не стал откусывать. Он ожидал момента, когда можно будет спросить что-то у бойцов, но считал, что сейчас, когда путь только начался, время еще не пришло. Сагитай достал кекс и себе. Надкусил и, чувствуя, что, кроме лимона, в кексе наверняка присутствовали и обжаренные тертые семечки подсолнечника, придающие уютный и густой аромат выпечке, пощупал ногой стоящий в холщовом мешке двухлитровый термос с горячим кофе. Их путь только начался, и время термоса, конечно, еще не пришло.

Сахарок сидел справа от водителя. Сержант вел машину ровно и уверенно. Придавивший заднюю часть армейского внедорожника ПР, уцепившийся манипулятором в бортину, сделал машину ленивой к разгону и к неровностям дороги. Фары со светомаскировкой освещали незначительный участок дороги, но для мертвецов этого было достаточно. На заднем сиденье сидел Хруст, крепкий, широкий в кости сталкер, еще при жизни покинувший группировку «Долг» и погибший в перестрелке с бандитами. Эмблемы черепа с крыльями, такие же бледные, как и их отстиранная в каком-то химическом реактиве или бензине одежда, украшали левую половину груди и правое плечо. Сахарок и сам был заражен некровирусом, как и большая половина сталкеров. Поэтому и не только поэтому, привыкший пристально смотреть смерти в глаза, он смотрел на белых как на свое будущее. Он не раз спускался в подземелье под Пепелищем, однажды разговаривал с Юрком, видел, как приходит в себя и начинает разговаривать их лидер Гипс, погибший при большом сражении с гнусом на Ростке. Это было жутковато, но это казалось истиной. Той истиной, страшиться и пытаться избежать которой было глупо. Они его братья. Однажды он встанет с ними. Однажды он заглянет за ту черту, которой боятся практически все… но не он.

Сахарок был профессионалом в деле жестокой партизанской войны. Той далекой войны между «Долгом» и «Свободой». Когда появлялось задание устранить командира квада или прикрыть свой отряд сталкеров, собирающих артефакты на спорной территории, он заходил очень далеко. Он убирал не только командира, но и, стремительно сместившись в позициях, отщелкивал отступающих или тащащих тело погибшего противников. Он рисковал и минировал убитых и подходы к ним, он ставил ловушки, призванные активировать аномалии при приближении, он делал так, чтобы черно-красные квады, имеющие задание всегда и везде отстреливать зеленых, никогда и нигде не чувствовали себя в безопасности. Его спинная бронепластина не раз ловила тяжелые, выгибающие ее удары ВАЛов и Громов, практически пробивавших броню. Он не брезговал переодеваться в броню «Долга», снятую с трупа, чтобы выйти из сцепивших свои тиски над его позицией квадов. Он знал, что такое война, и знал, что можно делать в Зоне, а что нет. За это Зона любила его той самой любовью, которая давала ему пробежать мимо аномалии, удержаться на тонком гнилом бревне над химкой, встретить его кабаном или плотью, заставляя сменить его гиблый маршрут. И он слушал ее. Он никогда не стрелял в зверей, никогда не зажигал огня в незнакомом месте, не подбирал артефактов, если чувствовал, что аномалия не хочет отдавать их. А сейчас, сидя в молчании в компании двух мертвецов, он чувствовал их холод и покой. Странный покой и тишину, которую хотелось слушать и понимать. Понимать ценность жизни, такой быстрой и наполненной открытиями. Вся жизнь казалась ему подготовкой к этой тишине и пониманию…

Машину тряхнуло. Негромко скрипнули жесткие соединения ходовой. Едва слышно булькнула фляжка со спиртом в разгрузке. Скорее привычка иметь его с собой, чем необходимость. Спирт был полезен. Всегда можно протереть от крови нож и лицо, протереть рану, перед тем как использовать артефакт. Если залечить ранение артефактом без дезинфекции, то потом оно долго чешется, а рубец становится жестким и болючим при надавливании. Вот только устраняется спиртом некровирус или нет, Сахарок не знал. Было принято считать, что спирт устраняет все, но вряд ли это касалось некровируса. Эта частица жизни могла годами сидеть в земле, не сдаваться в кислотных лужах, не погибать под лучами редкого, но настоящего солнца. Некровирус, будучи в живом человеке, осваивался очень долго и не причинял никаких неудобств своему хозяину, пока тот был жив, после смерти активируя мышечные клетки и клетки мозга, функции и строение которых он копировал еще при жизни носителя. А вирус гнуса заменял человеку сознание, убивая его и меняя в течение двух суток, и только потом, если тот был достаточно силен, реанимировал его, полностью подстраивая под себя, становясь его хозяином. Вирус гнуса не цеплялся к мертвецам, а вот некровирус, оказывается, цепляется как тузик в грелку в перерожденного гнуса, являющегося ни живым, ни мертвым… полуживым телом. Мысли Сахарка текли свободно, появляясь словно из глубины, из тишины подсознания. Он чувствовал, что каким-то образом, находясь рядом с белыми, слышит их и будто понимает их состояние. Они были именно в состоянии. Они не думали безостановочно как живые, они просто были. Иногда кто-то из них поворачивал голову, смотря в бесконечную ночь за стеклами внедорожника, но они не спешили говорить слова.

Машину качнуло вновь, и находящийся в коротком кузове позади ПР скрежетнул гусянками, показывая, что нужно выйти на контакт.

– Тормозни, если чисто, – сказал Сахарок.

Внедорожник, едущий на небольшой скорости по полевой дороге, остановился. Сталкер вышел. Холодный октябрьский воздух взъерошил волосы и провел свежей рукой по лицу, возвращая в реальный мир. В трех метрах позади остановилась вторая машина, и из нее выскочил возбужденный Жмот с автоматом, на ходу застегивая шлем.

– Что случилось? – начал он, создавая излишнюю, так не любимую Сахарком суету.

Сталкер поднял руку, призывая к молчанию.

– Оператор? – обратился через робота сталкер.

Через динамики донеслись отдаленные раскатистые звуки удара по железу, которые вдруг прекратились.

– Оператор на связи, – голос был неуверенным. Откровенный страх был слышен в нем. – Хочу сообщить код от двери нашего бункера.

Жмот повернулся и резко помахал рукой бойцам, сидящим в машине, призывая их выйти. Яков и Сагитай, похватав оружие, появились у робота.

– Код от дверей хочет сообщить, – громким шепотом повторил Жмот.

Сагитай выступил вперед.

– Что случилось, оператор?

На фоне в динамиках снова раздался удар в железо и жуткий крик, даже через динамики вызвавший неприятный озноб.

– Нас тут взломать пытаются, – сообщил оператор. – Да только кишка у них тонка. Двери железные и прочные.

– Ну и хорошо, что железные. Сидите себе спокойно, часов через пять-шесть приедем, – сказал Сагитай.

– Двери-то железные, а нервы нет. Уже сутки нам по дверям какая-то тварь стучит и орет. Не одна, – на фоне послышался еще один пронзительный и мерзкий крик. – Нас четверо оставалось живых. Сейчас трое. Над нами проходит воздушный коридор для подачи воздуха в шахту. Мы не знаем, где именно коридоры, но тезка мой пошел в сортир и не вышел, – оператор кашлянул. – Высох там на толчке. Одна штука над толчком оказалась. У воздушного рукава коридоры и ответвления. Неизвестно, как они над нами проходят, но теперь мы с места не двигаемся и открыть вам изнутри при таком раскладе не сможем. Воздушный рукав по-любому над воротами бункера проходит, так что запоминайте. Ноль семнадцать сорок четыре. Повторяю: ноль семнадцать сорок четыре.

– Запомнили, – сурово сказал Сагитай. – Держитесь там.

Бойцы разошлись по машинам, и те снова двинулись в путь, чуть быстрее и напряженнее. В первой машине Сахарок коротко скомандовал «вперед», и сидящий за рулем Сержант понял, что скрывалось за этим словом. Бросив короткий взгляд в зеркало заднего вида, где виднелась узкая полоса фар второй машины, он придавил газ. Операторы были ценными кадрами. Мало того, что они могли усилить позиции живых управляемыми роботами, они могли предоставлять информацию в реальном времени, охватывая многие квадратные километры площадей, давая людям возможность перегруппироваться, отступить, выступить. Конечно, до определенной степени. Когда гнус начнет возвращаться из выжженных земель тысячами, десятками, сотнями тысяч, количество живых и мертвых, количество управляемых и автономных роботов, встающих у них на пути, уже не будет иметь значения. Но до тех пор сталкеры будут биться за каждого живого как за себя.

– Успеем? – неожиданно для самого себя вслух задал вопрос Сахарок.

Хруст, сидевший позади в обнимку с мечом, вдохнул. Это было слышно по легкому свисту в редко используемых легких.

– Спешим, – бесцветно ответил он.

Ответ был вполне в стиле мертвецов. Они больше живут и говорят не мыслями, а ощущениями. После такого ответа можно было снова уйти в тишину, дожидаясь, когда время и стечение обстоятельств сделают свое дело и все, что волнует в будущем, сейчас произойдет. Справа вдалеке был виден огонь. Что это? Кто-то остался жив и пытается согреться этой холодной ночью или гнус приманивает живых?

– Не смотри, – сказал Сержант.

Его хриплый голос был больше похож на голос живого человека. Большая голова с десятком пучков волос, торчащих в разных местах, и чуть более гладкая, чем у других мертвецов, кожа говорили о том, что он долго лежал в воде, перед тем как выйти из нее. Сталкер немного научился понимать, какой смертью умер тот или иной белый и как выглядят после воскрешения и полного восстановления смертельные раны. Несколько секунд Сахарок провожал взглядом уходящий из поля зрения костер, и в последнюю секунду ему показалось, что он увидел вспышку выстрела. Примерно так выглядел с большого расстояния выстрел в ночи из охотничьего ружья. Звука он не услышал, но интуиция говорила, что он прав. Очевидно, что это были живые… или живой. Не зря мертвец сказал ему не смотреть. Он смотрел, и теперь в его душе шевельнулись сомнения и злость, которая долго будет колоть его изнутри за то, что он не смог вмешаться и помочь. Или смог бы?

– Можем помочь? – спросил он, понимая, что боится услышать утвердительный ответ, но уже ненавидит отрицательный.

Сержант поднял глаза и посмотрел куда-то в черный горизонт.

– Нет, Сахарок, – медленно ответил он. – Не им.

И снова ответ в стиле белых братьев. Короткий, полный и ясный, если слушать тишину, которой объята ночь. Хотя сталкеру показалось, что ночь, до этого казавшаяся холодной, пустой и прозрачной, теперь стала душной и полной неясных сигналов, волн и шумов, улавливающихся не слухом, а… какой-то другой частью сознания. В темноте и во всей этой пляске травинок вдоль полевой дороги постоянно что-то происходило. Непонятное, накрывающее жарким одеялом, словно дурное предчувствие. Сахарок открыл окно, высунув под холодный ветер голову. Ветер разбивал его волосы, гремел в ушах, охлаждал глаза и щеки, запуская морозец за воротник. Полминуты такого продувания было достаточно. Да, там появился еще один зараженный. Через двое суток он встанет и продолжит дело вируса. Питаться и размножаться.

* * *

Черная ночь беспрепятственно пропускала через себя два армейских внедорожника, ехавших замысловатым маршрутом. Машины находили броды через реки, дальние объезды, изредка выскакивали на асфальт и там уже мчали во весь опор. Все сидящие вынуждены были пристегнуться, потому что брошенные на трассах редко встречающиеся легковые автомобили, несмотря на разницу в массе и защитные решетки тяжелого «Тигра», заставляли сотрясаться внедорожник всем корпусом, сдергивая тела с сиденья. Сами же легковые автомобили с жалобным скрежетом отбрасывались в сторону, уступая дорогу тяжелому и все еще живому собрату.

Яков и Сагитай чуть разорвали дистанцию с передней машиной на трассе, памятуя о том, какие сюрпризы могут быть на дороге. Сосредоточенно держа в поле зрения приглушенные габаритные огни передней машины, Яков всецело ушел в преследование. Но на этот раз все обошлось. Тараном пройдясь по неуместно стоящим легковушкам, первая машина раскидала их, образовав коридор. Только в одном месте он замешкался, но проехал прямо. Что он там увидел или почувствовал, сидящий рядом сталкер не спрашивал.

Середина ночи миновала, и на востоке небо подсветилось темно-зеленой полосой рассвета. Внедорожники снова двигали по проселочной дороге, местами плотно обжатой сосенками и елочками. Нужно было узнать, что с оператором. Увидев красный отблеск заячьих глаз, метнувшихся в сторону, сталкер приказал остановиться. Следом остановилась и кинула вперед облако пыли вторая машина. Вышли все, включая мертвецов.

– Оператор, живой? – спросил сталкер, постукивая по стальным башенкам робота. Робот, железной хваткой манипулятора вцепившись в бортину и застопорив гусеничный ход, не отвечал. Сталкер постучал еще раз по металлу. – Оператор?

Тишина. Ни вращения башенок, ни потрескивания динамика, ни звука внутренних механизмов. Только пыль в узком свете фар со светомаскировкой медленно оседала вниз в ночном безветрии. Жмот, вдруг испугавшись, закрутил головой, переводя взгляд то на Якова, то на Сагитая.

– Может, сильнее постучать? – нерешительно предложил он.

Сахарок перевернул автомат прикладом вперед и несколько раз пристукнул по башенкам. Ничего. Снова пристукнул, но уже сильнее… динамики ожили.

– На связи… – послышался голос оператора, приходящего в себя после сна. – Уснул. Виноват.

– Как обстановка, Серега? – нарочито бодро спросил Сагитай.

– Нормально. Потерь нет. В дверь не ломятся уже. Мы и уснули. Больше суток не спим. Не спали… – поправился оператор. – Вижу, вижу, где вы находитесь. Дальше Суземка будет. Так… по Суземкам несколько наблюдений пришло.

Через динамики было слышно, как оператор нажимает клавиши компьютера и щелкает мышью. Затем он, чиркнув донышком стакана о стол, сделал несколько глотков и поставил его на место с негромким пристукиванием. После этого он выключил микрофоны, оставив людей у безмолвного аппарата. Яков и Сагитай переглянулись. Какое-то нехорошее предчувствие вызвали в них нервозные звуки с той стороны. Пожалуй, и Сахарок разделял их мнение.

– Проблемы? – спросил он, обратившись к Хрусту и Сержанту.

Мертвецы, стоявшие неподалеку, в свойственной только им неподвижности прикрыли глаза, обозначая едва заметный кивок. Жмот неуверенно переступил с ноги на ногу. Через десяток секунд динамики включились, передавая окончание судорожного разговора двух незнакомых ранее голосов.

– Новые вводные, – сказал оператор. – Четыре часа назад соседний ПНУР обнаружил в населенном пункте Суземка биотанки. Несколько единиц. Минимум шесть. И альфа-гнус тоже там был замечен. Количество неизвестно, но без техники.

– Что они там могут делать? – спросил Сагитай, словно эта новость не произвела на него никакого впечатления.

– Не могу знать. Возможно, наша разведка жива. Два или три отряда с «мухами» и боевыми роботами могли уцелеть и отступить. Но с воздуха они замечены не были, – ответил оператор.

– А почему они на связь не выходят? – спросил Яков.

– Не могу знать. Сейчас все напутано. Если гнус берет разведчиков, они могут получить данные базы. Если гнус берет базу, он может вызвать на себя разведчиков. Наверное, они это уже поняли. Связь обрубили, никому не верят, – ответил оператор. – И вам тоже нельзя к разведам навстречу идти. Если боевые роботы все еще в отрядах разведки, они ваших… – оператор замялся, – зомби…

– Белых, – поправил его Сахарок.

– Белых, – с облегчением повторил Овчинников, – порубят. Вы роботов расстреляете, а они вас в отместку. Разбираться не будут. Это особой дивизии разведчики. Элита. У всех по несколько лет в горячих точках. Потому и живы все еще.

Воцарилась тишина. Вот уж такого поворота событий никто не ожидал. Даже оставшиеся свои, с которыми надо объединиться, могут представлять опасность. Наверняка они измотаны и опустошены, наверняка у них кончились собственные припасы, едят эту «мертвую» еду из магазинов, над которой поработал гнус. Наверняка и боеприпасы на исходе, а альфа-гнус таких солдат хочет брать живьем, потому и устроил такую загонную охоту.

– Ясно, – мрачно нарушил тяжелые раздумья Сагитай. – С нашим центром связи нет?

– Никак нет. Вскоре после того, как гнус зашел в Москву, ее вначале как колпаком накрыло. Потом пошли сигналы, запросы, но другие офицеры запрашивали всех по спискам, даже по тем позывным, которых на самом деле нет, они так, для фарса написаны были. В общем, мы тоже уже никому не верим. Только своим с ПНУРовцами.

– Давай тогда так. Робота снимаем, едет впереди. Если разведка увидит первого робота, то поймет, что мы не гнус. Фугаса нам еще не хватало. Если наткнемся на гнус, будем работать. Пилюли у нас для них есть, всем может и не хватить, но поперек глотки точно застрянем, – решил Сагитай, глядя на Сахарка.

Сталкер молча кивнул. Возможно, по номиналу он и мог командовать, но в силу характера смысла сейчас в этом не видел. Кроме того, эти два бойца, прорвавшиеся через всю зону поражения с еще ничего не понимающим мертвецом на руках явно имели право голоса и наверняка имели понимание в том, что они делают.

– Если я засеку противника или нашу разведку, какой будет условный знак? – спросил оператор.

– Если наши, пошевели корпусом, право, лево. Если гнус… клешню вверх поднимай, – предложил Сагитай.

– Понял, – собрался оператор. – Давайте открывайте борт. Я сам спущусь, не надо досок.

Вытащив манипулятор вперед и вниз, словно экскаватор, ПР, работая ходом, перевалился и, упираясь манипулятором, осторожно спустил себя в кузова. Крутнувшись несколько раз и достав пулеметы из короба, он доложил о готовности, равняясь на Сагитая. Два пулемета калибра двенадцать и семь миллиметров широкими раструбами укороченных стволов смотрели на бойца. Это было и страшновато, и каким-то непонятным образом торжественно.

– Наша задача – пройти незамеченными населенный пункт Суземка, – скомандовал Сагитай. – Оправиться. Попить воды. Подготовиться к бою, – коротко скомандовал Сагитай.

Хруст отщелкнул обойму своего автомата, посмотрел на патроны и защелкнул обратно, плотнее взяв оружие. Сержант по-военному вытянулся и замер, словно ожидая команды «вольно». Живые начали надевать шлемы, утягивать ремешки и проверять шнуровки. Небо далеко на востоке показало кровавую полосу рассвета.