Читать книгу: «Несколько тёмных историй», страница 3

Логан не стал обижаться. В эту минуту он искренне восхищался Джаредом. Чувствуя настроение спутников, старик в одно мгновение из убитого горем отца превратился в опытного командира.

– Не будем сходить с ума, – продолжал Джаред. – Грузите Ленни в фургон. Мы едем домой. Надеюсь, вы не возражаете, шериф Логан?

– Я даже провожу вас.

Гарри не дорожил своей жизнью, но оставаться в одиночку на дороге, на которой происходят столь странные и ужасные вещи, желания не испытывал.

Ещё не остывшее тело было уложено на дно фургона. Дрожащий Крис наотрез отказался ехать с телом кузена и пересел его лошадь. Синди попросилась на передок. Столь юному созданию, да ещё в интересном положении, конечно, было бы тяжело находиться возле мёртвого тела и его отрезанной ноги, которую положили рядом. С покойником остался только осунувшийся Алан.

В дороге все невольно оглядывались по сторонам, хотя не знали, что высматривать.

Логан думал о старом индейце, который сказал, что только у земли ещё осталась сила, чтобы отомстить. Похоже, старый чёрт нашёл способ выместить злобу. Но остановится ли он, получив жертву?

– Да что не так с дорогой? – воскликнул вдруг Берт, нарушив затянувшееся молчание. – Мы когда-нибудь поднимемся на этот холм? – Он обернулся и вздрогнул. – Что? Глядите, пятно крови – мы не отъехали от него и на пятьдесят футов…

Логан вместе со всеми посмотрел назад и, действительно, разглядел позади чёрную лужу. И тут он с ужасом понял, что снова лишился власти над телом.

В поле зрения были фургон, Берт и один из ковбоев. Замерший в нелепой позе Логан снова пытался напрячь мышцы, чтобы вырваться из плена этого морока, но безуспешно.

Полная неподвижность, убийственное осознание собственной беспомощности… Время опять тянулось с мучительной медлительностью. Его нечем было измерить – ни дыханием, ни сердцебиением…

И вот послышались шаркающие шаги. Таинственный убийца приближался, загребая ногой дорожную пыль. Остановился он, кажется, в нескольких шагах от Логана.

Заскрежетало лезвие по внутренней стороне ножен…

Если бы Логан чувствовал своё тело, он бы наверняка ощутил холод в животе. Этот холод всегда появлялся у него в моменты опасности. Он не оставлял попыток разрушить злые чары, и ему начало казаться, что его готовы послушаться глазные яблоки. Но что это значило сейчас, когда враг был уже близко, и в любое мгновение сталь могла вонзиться в бесчувственную плоть?

Но, кажется, не он был целью. Сзади послышались невнятная возня и хриплое дыхание, потом тупые тычки и отвратительные хлюпающие звуки.

Ноздрей коснулся мерзкий запах. Шаркающие шаги стали удаляться. Ещё минута – и морок исчез. Логан резко развернулся в седле.

Живот Берта был вскрыт, кольца кишок – наброшены на луку седла и свисали с двух сторон до самых стремян.

Стоявший запах был знаком Логану, как и всякому, кто бывал на поле боя. Миазмы, которые вырываются из распоротых человеческих внутренностей, трудно с чем-то перепутать.

Пронзительный визг Синди хлестнул по ушам. Джаред соскочил с передка и подбежал к изувеченному парню.

– Кто это сделал, сын? Кто это сделал?

Но Берт не мог ответить – он был в агонии. Он судорожно втягивал мелкие порции воздуха. Сумасшедший взгляд не выражал ничего, кроме бескрайнего страдания.

Джаред сглотнул, вынул револьвер и выстрелил сыну в голову. Обмякшее тело шлёпнулось дорогу. Часть кишок оторвалась и повисла на седле.

– Грузите, – хрипло сказал отец семейства.

Теперь в фургоне лежало два изувеченных трупа. Берта накрыли мешковиной.

– Ехать бесполезно, – проговорил Льюис. – Мы в каком-то колдовском кругу.

– Мёртвый индеец проклял нас… – произнесла Синди. – Мы уже всё равно что мертвы…

– Заткнись! – велел Джаред. – Мёртвый индеец висит на ветке, как и тысячи других. От мёртвых индейцев не бывает хлопот. На нас охотится кто-то живой…

– Думаю, это Ворон, Летящий с Заката, – сказал шериф. – Он шаман и отец Рваной губы

– Всё верно! – воскликнул Алан. – Вы заметили, в каком порядке он убивает? Сначала Ленни, который предложил не рассчитывать на горожан, и всё сделать самим. Потом Берт, который вышиб дверь в офис шерифа. А потом я пригрозил Стэну – и, вероятно, буду следующим…

– Значит, потом буду я! – воскликнул Крис. – Я открывал замок…

– Как ты сказал, шериф, зовут шамана? – спросил Джаред. – Ворон, Летящий с Заката? В первый раз мы ехали на восток, во второй – все оглянулись. Он приходит с запада!

– И забирает того, на кого никто не смотрит, – закончил Гарри.

Джаред расправил плечи.

– А ну-ка, встряхнитесь! Похоже, сила краснокожего сукина сына чем-то ограничена. Садитесь в сёдла! Крутите головами во все стороны, не думайте только о западе. Не теряйте друг друга из вида. Логан! Скажи честно: ты с нами? Я могу рассчитывать на тебя?

– Ты можешь рассчитывать на то, что я служу закону. Закон запрещает убийства, и мне наплевать, совершаются они с помощью верёвки или с помощью колдовства.

– Спасибо, мистер Логан! Крис, бери дробовик, садись у заднего борта, будешь следить за тылом, и смотри, не моргай. Льюис, ты левша. Поедешь на передке, посматривай вправо и держи свой «лефоше» наготове. Алан, езжай впереди, чтобы быть у всех на виду. Синди, утри сопли и просто смотри на каждого из нас по очереди.

– Вы верите, что это поможет? – усомнилась девушка.

– Детка, эту страну создали люди, которые шли вперёд и верили в свою счастливую звезду, хотя зачастую не знали, что их ждёт за следующим холмом…

Алан отвязал от фургона лошадь Ленни и сел в окровавленное седло. Скорбная процессия двинулась вперёд. Логан с тоской размышлял, правильный ли ответ он дал Джареду.

Зачем становиться на пути мести? Когда боль потери коснулась его самого, он ринулся мстить, не думая ни о чём. Разве потерпел бы он, вздумай кто-то мешать ему?

Это потом он узнал, какова на самом деле цена месте. И сейчас понимал, что не правы ни индейский шаман, ни заносчивое белое семейство.

Так может, стоило уйти? Наверняка шаман отпустил бы его. И пусть сам собой решится спор между ними – а Гарри Логан продолжал бы жить…

Он подавил тяжёлый вздох. Сегодня он много раз произнёс слово «закон». Так что же, он впустую сотрясал воздух?

Фургон поднялся на вершину холма. Джаред, который ехал стоя, выглядывая из фургона над головами Льюиса и Синди, оскалился.

– Шаман не всесилен…

Громкое карканье прервало его. Крупный ворон сел на дугу фургона над Джаредом. Все невольно оглянулись. Лишь Логан в последнее мгновение отвёл взгляд. Какая-то мысль молнией мелькнула в голове – то ли он подумал об имени шамана, то ли успел отметить про себя, что голосу птицы не предшествовал шелест крыльев.

Всё та же неведомая сила сковала его. Однако вскоре он убедился, что на сей раз сохранил власть над своими глазами.

Глазные яблоки слушались с трудом, были точно отлиты из свинца. Всё же он смог перевести взгляд вперёд. Он видел застывших лошадей, Алана и двух ковбоев с бледными лицами, обращёнными к фургону.

С запада к ним приближался, хромая, старый индеец с вороньим пером в косице. В руке он держал кавалерийскую саблю в бурых пятнах. Логан осторожно повёл глазами из стороны в сторону, одновременно пытаясь шевельнуть шеей. Возможно, он принимал желаемое за действительное, но ему казалось, что он чувствует некое напряжение мышц.

Ворон, Летящий с Заката, подошёл к Алану. Последнего оставшегося в живых сына Джареда Паттерсона сейчас видел только Логан – и то благодаря случайности. Скупо улыбаясь, индеец приподнял его ногу, обутую в короткий узконосый сапог, и отпустил. Его позабавило то, как безвольно обвисла нога. Он улыбнулся шире, поднял саблю и провёл её лезвием по рубахе всадника.

Сталь была остро отточена. Вокруг разреза появилось алое пятно.

Каково сейчас приходится Алану, превращённому в беспомощную игрушку? Логан старался не думать об этом. У него было важное дело. Глаза уже слушались его, и он был уверен, что рано или поздно «оживит» все остальные мышцы.

Вот только не будет ли поздно?

Шаман поднёс острие к лицу Алана, поводил им сверху вниз, наслаждаясь смертельным ужасом, который, вероятно, испытывал зачарованный.

А потом три или четыре дюйма отточенной стали вошли в глаз Алана. Глаз брызнул тяжкими каплями, стёк по щеке на одежду…

Шаман кивнул своим мыслям и приблизился к Логану. Шериф оставил попытки шевельнуться, но, кажется, не обманул этим противника.

– Ты силён, носитель белого закона, – сказал Ворон. – Но это тебе не поможет. Пусть моё время на исходе, я успею увидеть, как совершится моя месть.

Он направил саблю на шерифа. Гарри сжался. Безжалостный клинок мог искалечить его каким угодно образом. Но Ворон только прибавил:

– И ты увидишь это со мной! – после чего развернулся и, приволакивая ногу, двинулся к фургону.

На этот раз шаман отступил от собственных правил. Он не собирался ограничиться одной жертвой, его все отчётливо видели.

И чары, вероятно, был слабее. Под кавалерийским клинком Гарри действительно ощутил все свои мышцы. Он снова воззвал к своему телу.

Ворон, кряхтя, встал на ступеньку и наклонился к сидевшей слева Синди. Логану показалось, что у девушки блеснули глаза. Наверное, и она почувствовала, что может справиться с неподвижностью. Слабое утешение, когда смерть уже нависла над тобой…

Лезвие качнулось перед самым носом юной вдовы. Гарри готов был поклясться, что разглядел в её взоре вспышку ужаса. Алан внешне оставался чурбаном даже за секунду до того, как сабля лишила его глаза. Всё верно, Синди тоже близка к тому, чтобы пошевелиться…

– Не бойся, белая гусыня, – сказал Ворон. – Я не опущусь до мести женщине. – Он поднял глаза на Джареда, смотрящего вверх, туда, где сидел застывший, как и всё вокруг, ворон. – Ты останешься напоследок, белый зверь. Ты переживёшь всех своих родственников. И только потом я выпущу твои потроха.

Он обошёл фургон, взял за руку Льюиса и сдёрнул его наземь. Грузный брат Джареда с шумом упал в дорожную пыль. Логан был уверен, что слышал хруст ломающихся костей. Шаман вытянул левую руку Льюиса и поудобнее перехватил саблю.

Гарри вздохнул… Вздохнул! Он всё ещё не мог шевельнуть ни единым членом, но к нему вернулось дыхание, и сердце обрадованно застучало в груди.

– Хва… – Звук еле выполз из горла, словно протиснулся через слишком узкую щель в камнях. – …тит! Ворон! Хватит!

Индеец мрачно посмотрел на него.

– Не пытайся меня остановить. Мне всё равно, сколько белых свиней придётся отправить на тот свет.

– Ты… уже… ото… мстил…

Логан с трудом выталкивал слова. Мышцы, напряжённые до боли, возвращались к работе неравномерно, сжимались и расслаблялись сами собой. Шерифа словно трясла лихорадка.

– Не тебе судить! Со вчерашнего дня моя кровь не течёт ни в одном живом существе. То же самое я сделаю для этого ублюдка. – Индеец ткнул пальцем в Джареда. – Довольно слов…

Он снова встал на колено рядом с Льюисом, взмахнул саблей и рубанул по кисти – раз, другой, третий. Кисть отделилась. Индеец выпрямился и пнул её в сторону. По его лицу катились крупные капли пота.

– Это ещё не конец, – выговорил он и вдруг исчез.

Над дорогой повисла зловещая тишина. Логан ждал, когда спадёт колдовское оцепенение, но этого не происходило. И Паттерсоны с ковбоями, и животные сохраняли каменную неподвижность. Алан с изуродованным лицом продолжал сидеть в седле, как истукан. Льюис лежал в пыли, истекая кровью.

Внезапно Гарри увидел, как дрогнула голова Синди. У Логана под кожей словно ворочались тысячи иголок, как бывает, когда проходит онемение. Синди тоже охватила дрожь. Вероятно, магия шамана слабела. Но это происходило слишком медленно, чтобы у раненых оставалась какая-то надежда.

Внезапно поблизости раздался низкий голос:

– Хватит трястись! Мужчины вы или нет?

– Но, Брайан, с ними что-то не так… – отозвался другой, явно близкий к истерике.

– А с нами? Мы заблудились в тех местах, где нам знакомо каждое дерево, это, по-твоему, означает, что с нами всё в порядке?

Послышались шаги, звяканье шпор и топот копыт. Третий голос, хриплый и злой, промолвил:

– Сознайся, ты делаешь это из-за девки, Брайан!

Обладатель низкого голоса ничего не ответил на обвинение. Три человека с лошадьми в поводу показались в поле зрения. Одного из них Логан уже видел, о других слышал. Это были Мак-Мерфи и его подельники. Именно у них Паттерсоны брали оружие, чтобы перепродать индейцам.

Они со страхом осматривали неподвижные фигуры людей и лошадей. Один из них, длинный и тощий, спросил дрожащим голосом:

– Они, вообще, живы?

– На мёртвых не похожи, – ответил обладатель хриплого голоса, крепыш в клетчатой рубахе. – Эй, Брайан, я бы не стал этого делать! – окликнул он вожака, когда тот приблизился к Синди.

Мак-Мерфи, рослый красавец с усами скобкой, прикоснулся к руке девушки.

– Жива, как будто…

Неожиданно Синди дёрнулась к нему всем телом и закричала:

– За… бе… ри… ме… ня!

Ангельский голосок изрядно напоминал воронье карканье. Все вздрогнули от неожиданности. Тощий парень схватился за сердце. Клетчатый выбранился. Побледневший, как стена, Брайан справился с эмоциями и шагнул к Синди и подхватил, иначе она непременно упала бы.

– Забери… меня… Брайан!

– Что здесь происходит?

– Индейский шаман… проклял нас… убивает одного за другим…

– Так не опасно ли брать тебя с собой, красотка? – хмуро поинтересовался клетчатый.

– Помолчи, Тэдди, – велел ему Мак-Мерфи. – Что за шаман? Объясни толком, Синди. Что со всеми этими людьми?

Она прижалась к нему всем телом.

– Бежим скорее, пока остальные не очнулись… или шаман не вернулся! Я всё расскажу потом.

– Хорошо, – решился Мак-Мерфи и усадил девушку в седло. – Уходим, парни! Двинем по дороге, уж на ней заплутать сложно…

– Только одно, Брайан, – перебила его девушка. – Убей шерифа.

– Какого чёрта, Синди?

– Шаман мстит за своего сына, Рваную Губу. Он оставит шерифа в живых.

Мак-Мерфи сощурился.

– Ты слишком часто просишь кого-то убить, женщина.

– Я делаю это ради нашей любви! – вспыхнула Синди. – Джил обманывал тебя, и ты узнал это благодаря мне. А шериф догадывается, кто убил Джила на самом деле. Так что в твоих интересах пристрелить его. А лучше всего прикончи и Паттерсонов. Пусть шаман успокоится. Уверена, это его магия привела тебя сюда, чтобы ты помог ему совершить месть.

– Не слушай её, Брайан! – воскликнул Тэдди. – У тебя что, никогда не было смазливых девиц? Брось её и бежим отсюда!

– Ты не прав, – подал голос худой. – В словах Синди что-то есть. Клянусь, мы заблудились не случайно. Может, и правда, всё, что нужно, это перебить Паттерсонов?

– Мне это не нравится, – покачал головой Мак-Мерфи.

Синди наклонилась к нему из седла и погладила по щеке.

– Выбора уже нет, Брайан, – прощебетал ангельский голосок. – Паттерсоны и шериф обездвижены, но они всё видят и слышат. Если хоть один из них уцелеет…

– Не о чем думать, Брайан! – воскликнул худой. – Сделаем это, и всё кончится.

– Любишь ты иметь дело с безоружными, Джо, – вздохнул Тэдди. – Ладно, я согласен. Другого выхода, кажется, нет.

Мак-Мерфи вынул револьвер и шагнул к Логану.

– Что ж, начнём с тебя!

Он поднял оружие, но выстрелить не успел. Гарри выхватил кольт и вогнал пулю ему в грудь. Власть над телом уже вернулась к нему, но он не показывал этого, ожидая, чем закончится сцена.

Мак-Мерфи взмахнул руками и упал. Его приятели вскинули револьверы. Логан спрыгнул с седла, приземлился на колено и стал стрелять из-под брюха мерина. Тэдди сложился пополам, зажимая рану в животе.

Худой Джо выпустил четыре пули. Одна из них ранила мерина. Перебитая нога с хрустом подломилась, несчастное животное рухнуло. Логан спрятался за ним, ловя Джо на мушку. Тот попытался закрыться Синди, но девушка уже отскочила в сторону. Джо бросил револьвер и вскинул руки:

– Я сдаюсь!

Однако Логан уже спустил курок…

Он выпрямился и обвёл взглядом поле боя. Потом опустил глаза к раненому мерину. Когда животное очнётся, его ждут ненужные муки. Гарри вложил дуло в ухо скакуна и выстрелил. Потом он опустил кольт в кобуру, вынул нож и обрезал поводья, с которыми направился к Синди.

Юная вдова Джила Паттерсона прижалась спиной к борту фургона.

– Отпустите меня, шериф…

Логан молча развернул её и принялся связывать руки.

– Шериф, скажите, что я могу сделать для вас, – тихо попросила она. – Я согласна на всё, только отпустите…

Логан привязал её к фургону и подошёл к Льюису. Одного взгляда на лужу крови было достаточно, чтобы понять бесполезность любых попыток спасти его. Он поспешил к Алану. Того била дрожь. Скоро молодой Паттерсон очнётся и выплеснет в крике и корчах всю муку причинённого увечья… Если только не умрёт от боли. Шериф стянул парня с седла, уложил наземь и стал делать повязку.

Внезапно его слуха достигли шаркающие шаги. Он резко оглянулся, но вместо индейского шамана увидел Джареда. Тот, еле передвигая онемевшие ноги, спешил на помощь последнему оставшемуся в живых сыну.

Когда они закончили, Крис уже рыдал над телом отца. Синди, закусив губу, смотрела вдаль. Ковбои укладывали в фургон раненого Алана и тело Льюиса.

Джаред плюнул на труп Мак-Мерфи и спросил:

– Почему ты убил ублюдка Джо, шериф? Он уже бросил оружие.

– Сгоряча. Просто не успел удержать руку.

– Для этого ты слишком хорошо стреляешь. Всё верно, останься Джо в живых, я сделал бы всё, чтобы лично снять с него скальп. Но вот они все мертвы – убийцы моего Джила, виновники того, что от большой семьи остались сын-калека и дурачок-племянник. Эй, Ворон! – проговорил он, поднимая голову. – Думаю, ты слышишь меня. Я признаю, что был неправ… если для тебя это что-то значит. – Он помолчал и вновь обратился к Логану: – Ты, конечно, не собираешься отдавать Синди под суд? Ей не поверят…

– Это уж её забота, чтобы поверили, – возразил Гарри. – Для Синди лучше оказаться под судом, чем в твоих руках.

– Ты забываешь: она носит под сердцем моего внука…

– Ты ведь уже не веришь в это, не так ли? – пожал плечами Логан. – Нет, Джаред, больше никакой мести.

Глаза Джареда потускнели.

– Скажи это шаману… А насчёт меня не беспокойся. Если нам суждено пережить этот день, я не забуду того, что ты спас нас от банды Мак-Мерфи. Так что забирай щлюху и делай с ней всё, что захочешь. Я могу лишь просить тебя: поможешь добраться до дома?

Логан кивнул.

Ехали в молчании – о чём можно говорить, зная, что каждая минута может стать последней в жизни? Однако Ворон, Летящий с Заката, так и не пришёл. Не ждал он и на ферме Паттерсонов, где прислуга с ужасом встретила поредевшую семью.

На следующий день Логан вернулся в Саммерстаун. Люди с недоумением и злобой смотрели, как он заводит в офис связанную Синди. Уже к обеду по городу поползли слухи один безумнее другого. Всё ещё не пришедший в себя Гарри игнорировал их. Пусть судья решит, как преподнести случившееся, чтобы успокоить обывателей. В том, что Синди предпочтёт отвечать перед законом, а не перед Паттерсонами, он был уверен.

К тому же, Стэн Браун сообщил ему кое-что, от чего шерифу даже после всего пережитого стало не по себе.

– Я сделал это, Гарри. Похоронил обоих индейцев.

– А кто второй? – удивился Логан.

– Один старик, который появлялся иногда в окрестностях. Его звали Ворон, Летящий с Заката. Ты должен был видеть его. Он умер прямо под деревом, на котором повесили Рваную Губу.

– Когда он успел вернуться к Совиному ручью? Да, я видел его. Он сказал мне, что Рваная Губа был его сыном. Значит, он тоже умер?

Стэн удивлённо посмотрел на шерифа.

– Доктор Хиггинс сказал, что у старика отказало сердце. И произошло это ещё ночью. Интересно, как ты ухитрился поговорить с ним…

Логан помолчал, соображая. Потом потянулся за бутылкой виски.

– Поверь, Стэн, ты совсем не хочешь это узнать…

Огонёк

Звонок из прошлого оторвал меня от чистки картофеля.

В трубке раздался мужской голос. И, хотя он сразу представился, мне потребовалось время, чтобы вспомнить его.

– Э-э… Пётр Александрович?

– Павел Алексеевич, – поправил Ферапонтов.

– Ах да, прошу прощения… Я, э-э…

Он не стал дожидаться, когда я соберу в кучу разбежавшиеся мысли, сразу взял быка за рога.

– Молодой человек, вам ещё интересна тема Чёрного альпиниста?

Я почесал висок, при этом едва не порезался коротким ножом, которым чистил картошку. Мысли разбежались ещё дальше.

– Давно меня уже не называли молодым человеком, – пробормотал я, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Так интересна или нет? – настойчиво спросил Ферапонтов.

Если бы я мог дать однозначный ответ! Конечно, легенда про Чёрного альпиниста была мне интересна. Но уже давно, очень давно – совершенно не нужна. Как сказать об этом человеку?

– Раньше вы были разговорчивее, – вздохнул он.

– Никто не молодеет, – нашёлся я с ответом. Во всяком случае, в тот момент мне показалось, что это отличный остроумный ответ.

– Верно. Ну, а на меня нашла разговорчивость, как видите… Приедете вы или нет, молодой человек? В прошлый раз я кое-что не договорил.

Мой знакомство с Ферапонтовым состоялось двадцать шесть лет назад. Я был безусым студентом, наивным и прекраснодушным существом. А Ферапонтов и его друзья, Красин и Никитенко, были альпинистами. Они брали вершины и ходили в геологоразведку, когда для меня, в силу малолетства, наиболее значимыми путешествиями был пешие променады под столом.

Я встретился с ними, когда проходил фольклорную практику. Чем она была в прошлом веке, может представить всякий, кто помнит «Кавказскую пленницу». Неунывающий Шурик скитается по Кавказу, собирая песни, легенды, тосты… Да, примерно так всё и было. Бывало даже покруче. К примеру, вертолёт забрасывал группу студентов-филологов в какой-нибудь медвежий угол по ту сторону чёртовых куличек, в глухую таёжную деревушку, и только через месяц забирал их, разбухших от народных сказок, песен и преданий.

Однако на излёте века, в девяностые, настоящая фольклорная практика сама стала преданием. Экспедиции никто не финансировал, студены летом покупали сборники анекдотов, переписывали их, выдумывали информаторов и на голубом глазу уверяли преподавателей, что всё лето собирали эти бесценные тексты. Те делали вид, будто верили. Что им ещё оставалось?

Из нашей группы я был единственным, кто отработал практику честно. Конечно, тут сказалась удача: замысловатая цепочка знакомств привела меня в дом номер 15 по улице Коминтерна, где три бывалых скалолаза снабдили меня отличным материалом, рассказав всё, что знали, про Чёрного альпиниста – жуткого духа из советского фольклора.

Или не всё?

– Конечно, приеду, – сказал я, сам ещё не понимая, почему произношу эти слова.

Я закончил с последней картофелиной, заботливо залил корнеплоды водой, чтобы не потемнели, пока меня нет, и стал собираться.

При этом, скажу честно, недоумевал: ради чего соглашаюсь отрывать задницу от табуретки, жертвовать скромным холостяцким ужином, тратить личное время?

На ответы я набрёл только в машине, ведя свой старенький, от отца доставшийся «москвичонок» по улицам родного города. Во-первых, я уважал Павла Алексеевича и его друзей. Во-вторых, его звонок пришёл из невозвратной юности. А я ценил свою юность.

На самом деле, мне больше нечего было ценить в своей жизни.

Увы, сейчас, когда мне перевалило за сорок, своё существование я не могу назвать иначе, как жалким и бесполезным. Со мной не случилось ничего плохого, за это можно бы благодарить судьбу, но ведь и хорошего тоже ничего не случилось. Я даже не имею в виду какие-то приключения. Со мной не случались самые обыденные вещи, которые случаются практически с каждым человеком.

Со мной не случилось любви, не случилось и семьи. Ни истории успеха, ни счастливого случая, ни закономерного вознаграждения за труды. Ни крепкой дружбы, ни чувства исполненного долга. Впрочем, что толку перечислять? – на это может уйти неоправданно много времени. Что бы вы ни назвали, я могу ответить только одно: со мной этого не случилось.

История с Чёрным альпинистом, то есть, конечно, не с ним самим, а с фольклорной практикой, возможно, была тем пунктом, на котором моя жизнь могла свернуть в более удачное русло. Мой куратор, впечатлённый результатами практики, настоял, чтобы я взял тему альпинистского фольклора в качестве курсовой работы. Я сделал это, защитил курсовую с блеском. Пришлось снова встречаться с Ферапонтовым. Он дал мне адреса своих коллег по всему бывшему СССР. Я извёл несколько тетрадей на письма. Большинство респондентов ответили, и через полгода я стал обладателем самой большой коллекции рассказов про Чёрного альпиниста и других персонажей современного фольклора.

Конечно, УНТ, то есть устное народное творчество, не должно записываться носителями. В идеале мне следовало лично застенографировать все эти рассказы, отметив: «Информатор: имярек, возраст такой-то, работает там-то, дата, место, условия записи…» Однако моего научного руководителя это не смущало. «Считай, что дипломная у тебя в кармане, – говорил он. – Тема практически неисследованная, а тут такой материал, что и о докторской можно задуматься!»

Не могу объяснить, почему я его не послушал. Наверное, стоило сосредоточиться на научной карьере. Но я был молодой и глупый. В какой-то момент мне показалось, что Чёрный альпинист скучен, как и весь советский фольклор, и вся филология. Я свернул с открывавшейся дороги. И жизнь сложилась так, как сложилась.

Юность осталась единственным светлым пятном на сером полотне судьбы. Не то, чтобы там было что-то особенно интересное. На самом деле, со мной и тогда почти ничего не случалось. Но была хотя бы иллюзия, что впереди ждёт нечто прекрасное и значительное.

Была мечта.

Так что, возможно, я поехал на улицу Коминтерна просто потому, что голос Ферапонтова разбудил во мне что-то давно спавшее, и мне вдруг остро потребовалось хоть ненадолго вынырнуть из трясины повседневности и оглянуться на прошлое.

Я понимал, что это сродни попытке воскресить прошедшее лето, вдыхая аромат засушенных листьев.

Но если ничего, кроме этих листьев, не осталось, то… почему бы и нет?

***

Мне открыл крепкий пожилой мужчина невысокого роста с волевым лицом. Ферапонтову было уже за семьдесят, но он не выглядел стариком. Честно говоря, я привык по утрам видеть в зеркале физиономию куда более потасканную.

Острый взгляд, как мне показалось, за одну секунду прочёл по моему внешнему виду всю нескладную историю впустую потраченной жизни.

– Заходите.

Думаю, Ферапонтов не ждал, что я буду выглядеть именно так.

А вот сам он мои ожидания вполне оправдал. Я не мог вообразить его старым – и оказался прав: старым он совсем не выглядел. Пожилым, потрёпанным жизнью – да, но не дряхлым. От него исходила мощная энергетика. И именно в это мгновение, на пороге его квартиры, я вдруг ясно осознал, что стремился сюда в первую очередь затем, чтобы ещё раз, как в юности, ощутить это дыхание жизненной силы. Ничего подобного я больше не встречал в людях – только в Ферапонтове и его товарищах.

– А остальные придут? – спросил я, входя. Как-то сразу угадал, что, кроме нас, тут нет ни души. – Красин и Никитенко?

– Нет, – сказал Ферапонтов, отворачиваясь. – Они уже никогда никуда не придут.

Я промолчал. Судьба беспощадно. Никакая энергетика не может обмануть гильотину времени.

В квартире мало что изменилось. Плазменная панель на стене, ноутбук – конечно, были. Но телевизор стоял на той же обшарпанной тумбочке, на которой раньше громоздился советский «Рубин». Ноутбук лежал на памятном мне письменном столе. Именно за этим столом я стенографировал рассказы Павла Алексеевича и его товарищей. Смартфон, новый, но уже с треснувшим стеклом, заряжался на доисторическом комоде, который был, определённо, старше самого Ферапонтова. Обои поменялись, и окна стали пластиковыми, а ковёр на стене остался прежним, я отлично его узнал.

И рядом с ковром на дюбеле – боже ты мой! – та самая гитара. Простецкая жёлтая семиструнка, с какой полсоюза ходило. С окончательно стёршейся наклейкой – когда-то это был, если не ошибаюсь, цветной фотопортрет Софи Лорен.

Гитара не была новой уже к тому дню, когда я впервые появился в этой квартире. После каждой песни Красин машинально подтягивал колки. Этот улыбчивый краснощёкий великан после третьей рюмки рябиновой разбавил сгущавшуюся атмосферу ужаса, задорно исполнив шутливую «Прощай, мой родина Кавказ» и прогудев бархатным басом никогда мной не слышанную «Пьяную Катрин».

Никитенко, человек маленький и с виду щуплый, так что, глядя на него, я никак не мог заставить себя поверить, что и он настоящий альпинист, тоже разохотился. Его нежный и страстный тенор открыл мне настоящее очарование «Девушки из Нагасаки». А потом Никитенко, встряхнувшись, лихо сбацал известную в своё время «Ни дачники-пижоны, ни их заразы жёны…»

Лишь после этого импровизированного концерта Ферапонтов вернул разговор в прежнюю колею, и на меня вновь полились потоки рассказов про Чёрного альпиниста…

Почему-то именно гитара вызвала во мне особенно острое чувство прошлого. На несколько секунд я словно вновь увидел этих славных, полных жизни людей. Да, в их открытости и веселье сквозило какое-то непонятное напряжение. Полагаю, их сбивал с настроя вид студента, лихорадочно покрывающего листы бумаги кривыми письменами…

– Проходите на кухню… молодой человек, – сказал Ферапонтов с едва заметной запинкой. Должно быть, хорошо понял, что я имел в виду, когда сказал, что уже давно не слышал такого обращения в свой адрес.

На кухне он поставил передо мной стакан в мельхиоровом подстаканнике, полный крепкого чая вулканической температуры, пододвинул какое-то угощение, на которое я даже не обратил внимания. Я почувствовал, что должен начать разговор первым.

– Так значит, вы забыли рассказать мне что-то про Чёрного альпиниста…

Он покачал головой.

– Забыть это я не смогу и в гробу. Нет, я сказал, что умолчал кое о чём… Вы угощайтесь, угощайтесь!

Передо мной стояло блюдце с серым хлебом, а рядом пластиковый контейнер с мёдом, кажется, донниковым. Я позволил себе полакомиться – немного, потому что мёд очень хотелось запить, а чай и не думал остывать. Ферапонтов в это время собирался с мыслями.

– Вы, конечно, помните, что все истории про Чёрного альпиниста несколько однообразны – начиная с его происхождения. Неважно, была ли у трагедии в горах предыстория в духе любовного треугольника, или просто один из друзей испугался, когда нужно было держать второго, который сорвался со скалы…

Я кивнул, дуя на чай.

– Главное в том, что двое пошли в горы, и один из них повёл себя неправильно. Спас свою шкуру ценой жизни товарища, – продолжил Ферапонтов.

– Обрезал верёвку – и теперь погибший альпинист вечно ищет своего убийцу, – завершил я, отставив чай, который по температуре всё ещё напоминал стальной расплав. – Заглядывает по ночам в палатки и всматривается в лица спящих. Поэтому нужно ложиться головой ко входу, а не то он вытянет тебя за ноги под открытое небо, чтобы хорошенько рассмотреть.