Читать книгу: «Собирание игры. Книга четвёртая. У Запретных Врат», страница 2

Весь вечер тогда, уже после концерта, после оваций, после такого успеха у принявшей «русских» публики, Черский думал о принятии себя. И той сломанной руке… Он почему-то подумал о Чехове и сочинил что-то наподобие хокку:

 
Шнурок на пенсне печален,
Скучает одинокий журавль…
Дождя всё нет…
 

А потом он думал о жене … И снова грустил … И снова сочинилось:

 
Вот моя старая записная книжка,
Время тогда было лучше…
Но вот был ли мальчик?
 

«Хм … Круг единомышленников … Игра! Это хорошо. Это прекрасно. А другие «круги»? На воде … Пузыри на воде … Опять вот:

 
Если у тебя, Поэт, не крылья, а потуги,
То может быть ты не на Пегасе,
А на ломовой лошади… А? Сознайся себе!
Прими свой скромный «талантик» как он есть!
 

Дааа… Простота! Легкость! Жизнелюбие! Всей жизни…, всей! В…, сей…, ей… ей…

Он, наконец, уснул. Принял сон, нашёл покой…

Глава 3

Май 2020 г. Опатия.

Планы… Люди строят планы. Часто – серьёзные… Готовятся к их выполнению… Дают себе слово… Другим… Чувствуют долг.

«Почему мои ровесники свысока, порой даже презрительно смотрят на высоту планов?.. На высоту Долга! Их покинуло чувство долга. Хотя бы признательность. Покинула любознательность… Высокая культура… Та культура, что не массовая, не дрянь и пустельга TikTok… Боже, как они скучны и глупы! Люди без детства, без гораздости и чудесатости! А ведь иногда оно, чувство долга, и только оно помогает выжить, совершить нечто! Наполнить смыслом… Вот эти славные Ленка, Ратомир… Мой Огнеслав! Вот я и повторяю: «мой»… Да… Так…

Мне очень грустно… Я одна…

Пандемия! Ты украла мои планы! Планы многих… Зачем ты?

Почему? Нет! Ты не бессловесна! У тебя тоже План!

Ты губительна, ты очистительна! Я это знаю!

Ты хочешь нашего очищения, ты хочешь, чтобы мы задумались!

О наших «мелких бесах»! О наших прегрешениях… Грехах!

Да, разных… Я, подобно Данте, считаю, что чем грех материальней, тем он более простителен… Да! Что чревоугодие, что любострастие? Так… А вот зависть, алчность, уныние… Гордыня! Тут сложнее… Как, например, эти три змеи – гордыня, уныние, зависть – могут сплетаться клубком! Ооо! Я уже месяц в унынии… Оно гложет мою гордынюшку… Были планы – и рухнули! И тут залезает, крадучись так, зависть… А другие смогли! А чем я хуже?! Эта зависть отравляет и меня и тех, кому завидую. Это сжирает… Губит добрые отношения…

Но я хотела Добра! Я хотела выполнить долг! Я хотела с братом Саввой съездить на могилу прадеда Елисея Черского… В Альпы, где-то недалеко от Монтрё… Мне это так необходимо! Я так долго искала его могилу. Я хотела сказать ему, что моя поэма «Хлоя» готова! И я горжусь (хм…) ею! И довольна… Довольна и тем, что изменила… либретто… Да! После рассказа Саввы о первой жене Елисея, её тоже звали Хлоя… Я много думала… Как Елисея и Хлою разлучила Революция… Как он уехал из России и не вернулся… Как она ждала! Жила одна, в Крыму и ждала, ждала, ждала… И ещё я подумала (и эта нота есть в моей музыке): Елисей-Одиссей-Улисс… Человек-Одиссей путешествует. Много нового происходит вокруг… Иногда чужого для него… Другие люди, другие культуры… И он превращается в Улисса! Гневного Одиссея-Елисея! Рухнули «Терпение» и «Прощение»! Рухнула и «Любовь»? И уж какие там Вера и Надежда…

Но что всё? Все планы… Постановку в Колизее Пулы не разрешили… Пандемия… И, главное, я приняла это решение властей почти уже безразлично. И понятно: билеты не распродадутся, туристов нет (а Колизей огромен!). Та же причина… Савву не пустили ни в Хорватию, ни в Швейцарию… А без него мне могилы прадеда не найти… И корабль с парусами строить не хочу! И не хочу уже выступать в этом Колизее! Там, где была Кровь… Это ведь всё-таки не греческий амфитеатр. В общем, всё не так! Я – слабая! Я – маловерная!

У меня есть ещё три сочинения… С подачи Саввы – два… И моё… Такие классные задумки! И заделы! Но вдохновению нужно признание! Хоть узкого круга… Близких по духу… Ведь току электрическому нужно напряжение… Водопаду – обрыв и приток… Рыбаку – улов… Впрочем, и «напряжения» у меня чересчур…, и обрыв – вон… рядом, и рыбаку не рыба более нужна – тишина! Он «ловит тишину»… Свою… Своё «принятие»… своей «истины»… «Приток» мой, не оставь меня! И «тишина души» – приди! Ангелы мои родовые, любите меня!

Брат говорит: «Вдохновением можно запастись на короткую дистанцию. Для творческого марафона более пригодится профессионализм. А он не любит бездеятельности, ему нельзя «выпячивать живот». Талант должен «горбить спину»! Иначе мастером не стать!».

Две мои подружки детства здесь, в Опатии… Совсем мы стали чужими… Им не хочется ничему учиться… Только деньги на уме… Да ещё считают себя «креативными»… Креативные кретинки. Меня дурочкой стали величать… Дааа… Разные цели – разные люди! Они обе работают администраторами то в отелях, то в студиях красоты, то ещё подобном… Мечтают устроиться в казино… И чтобы любовников, а то и женихов богатых сыскать… Чтобы бутики им, да салоны подарили… Дааа… В способах улова они не стесняются… Как там… Забыла русскую поговорку… Матвей Корнеевич любит ими «сыпать»… И плохо я понимаю… Буквально… Притчевости и юмора не чувствую… И мудрости… Вот пошутил однажды по случаю…, ах, забыла: «Если встать между двумя Матрёнами и загадать желание, оно непременно сбудется! Но! Два условия: первое – сбудется только для Афанасиев или Митрофанов и второе – только на креативненьком пати… А если лечь между Анжелой и Сюзанной, то лишь бы…» Забыла. Шутит он всё… Самый мудрый из наших… А Андрей Петрович – сфинкс! Он всезнающ и всевластен! С ним нелегко… А с Матвеем и Алексом легко… Такие прекрасные дедочки! И все – прелестные!».

Млада зашла к бабуле в комнату. Села за её письменный стол. Много книг… Тетрадей… На столе и в шкафу… Читала много… Записывала оттуда… И своё? «Нужно всё разобрать… Привести в порядок… Я не очень всё понимаю… Бабушка обожала богословскую литературу. И даже более всего различные толкования всевозможных подвижников, святых и святителей… Хм, слово чудесное: «подвижники»… Сталкеры, одиссеи, странники… Многие из богословов и были странниками… В дороге истину постигали… Открою наугад в этой тетради:

 
… Побеждающий страсти облачётся в белые одежды
… В будущем веке… Очистившиеся… будут записаны
в книге живых для той блаженной и
нескончаемой жизни…»
 

Младу словно током ударило! «Да это пророчество! Это – Знамение! Ах, почерк у бабушки никуда… Не разобрать… Вот тут пометки её ещё: «завеса тайн»…, «запретные врата…» Что она себе хотела растолковать? Эх… И на Пророчества у людей куча вопросов! Вот Экумений, византийский епископ, богослов… А, это его цитата, его толкование «Откровения Иоана Богослова»… «По белым одеждам, в которые облачены настоящие светлые люди, узнают их…»… Хм… Но это ведь и саван (и смерть). Да, и халаты докторов… И.. многие… Ещё вот: «В белых одеждах предстают праведники на Судный день…» И стоят бабушкины подчеркушки и подписки, замечания: «Одежды-то белые нужно иногда прятать. И чтобы не запятнать, и чтобы скрывать… Покрывать их надобно порой… А если в белые одежды роится Зло?! И есть белые одежды Возмездия… О, Боже, Огнеслав и Ратомир из «Белого Братства Витязей»! Они борются в белых одеждах… Или более ищут Истину? Чего более? Суфии, дервиши на Востоке в белом… Не воины… Как они «обходят» Демонов и «мелких бесов»? И в себе? Как бороться со злом и злонамерением? Разные вещи… А это что за странная запись: «Высшее смирение – это принимать поношение от людей как благословение…» Да, это бабулина тема: «… Подставь вторую щёку…», «Терпение», «Прощение»… Далеко людям до этого! И как, вечно терпя и прощая, не допустить чужой грязи к своим «белым одеждам»? Да так – терпя, и прощая! Искренне! Ах… Наш поезд… Зима… Белая Россия… Снег, снег, снег… И мы, Игроки, «Разведчики в белых одеждах»…

Вот ещё её записи… Из другой тетради:

«Мне бы нужно навести хоть какой-то порядок… в своих Ид и Эго… А впрочем, не в моих мыслях нужно… Пусть там хаос… Раз уж в Мироздании порядок не определён… Не наведён… Да и возможно ли?»

«Отцы церкви повторяли, что они не на вершине! Откуда дорога только вниз… А они карабкаются вверх… Стирая в кровь коленки и сердца…»

«Терпение, прощение, смирение важнее творческой, научной гениальности… Вообще людской воли к Истине… Не выразить! Не понять! Но быть непонятым как? Как жить в несовершенстве?.. Так…». Закрыла тетрадь и, сев в кресло, открыла альбом живописи… Западноевропейской… Тоже бабулин…

Затем Младислава спустилась к себе и начала листать свой альбом русской живописи, что купила в Пушкинском музее… Затем альбом живописи Николая Рериха… И уже затем альбом «Русский Космизм», что вместе с альбомом Рериха она приобрела на выставке «Русский Космизм» в музее Рериха на Волхонке в Москве. Она три дня бродила с Еленой по музеям! И это оставило самое восторженное впечатление! Она влюбилась в живопись Рериха и Чюрлёниса! Сейчас она особенно вглядывалась в картину Рериха «Заклятие земное». Люди идут по земле, люди лежат в земле… Или Цикл «Сотворение мира» Чюрлёниса… Вот снова Рерих… «Полунощное». Далее в альбоме другие авторы… «Хм… Авангард, андеграунд… Нет, я люблю символизм, но… преображения должны быть… духовными, без надуманности, ложной туманной многозначительности или «страшилки»… Да, абстракция, абсурд и сюр расширяют сознание, но не сумбур красок и линий! Холст хаоса – это хаос холста! Звёзды здесь не танцуют… Они разлагаются и беснуются! Нет нравственного императива –хоть морфию накачайся, хоть экстравагантностью «намажься», а всё равно – не в «белых одеждах»! Да, да… Огнеслав говорил, что хочет нарисовать серию… на тему, как усовершенствованное человечество расселяется вновь по земле и в Космосе, как преодолевает Смерть… Он с Александром Яковлевичем обсуждал сюжеты… Тот ведь ещё и художник… Только… хм, почему «вновь»… Слово это… Это что – после пандемии, что ли? Хм… И почему так? Почему наши с Огнеславом идеалы, наши, Ego ldeal так близки… И вот кумир в живописи… А вообще кумиров боюсь! И бабуле говорила…

Ego State Млады, то есть её упорядоченная система чувств и мыслей, уставшая от «взрослого» состояния, хотела «впасть в детство»… Такую медитацию «ухода в детство» девушка практиковала давно. И сейчас, собираясь уже заснуть, она нараспев (под собственную сочинённую музыку) мысленно читала отрывки из «Алисы», те, что знала наизусть лет с десяти…

Да, бабушка предупреждала, что путешествие по Стране Чудес не всегда бывает весёлой прогулкой в духе гораздости и чудесатости, оно сопрягается часто и с попаданием в «кроличью нору», где, прямо сказать, бывает и темновато и страшновато… Темновато-гораздо и страшновато-чудесато…

Сон начался темновато и страшновато… И такое сно-видение ей было послано впервые…

Ветер, сильный ветер… Почти ураган… По бурному, взъерошенному фьорду, меж суровых, тревожащих взор скал плывёт пятимачтовый парусник… Команда людей в белых, истрёпанных долгим плаванием одеждах… Команда Одиссея? Да… Их лица тусклы, скулы и мышцы рук, держащих фалы и вёсла, напряжены. Надежда в глазах иссохла… Небо над их головами жестоко… Как жестоки к ним их Боги… Они изредка поднимают глаза в это мистериальное, эль грековское небо… А кому-то оно кажется небом Гойи… Все вместе… Вот чудовищный Колосс бредёт по израненной земле, упираясь головой в это беспощадное, как и он сам, небо… Он топчет Землю, топчет Толедо, топчет Опатию, топчет… топчет всё… Ему всё ненавистно! И луна, обрамлённая багрово-оранжево-бурой радужкой, точно глаз, усиливает эту мистерию, забирает остатки Веры и Покоя из душ странников.

Но вот небосвод стал иным… Тёрнеровским… Чёрные линии туч округлились, заклубились серыми облаками, уже способными пропустить лучи света… И вдруг! И вдруг корабль вырывается к морю, спокойному, берущему путников под защиту Нептуна… Нет же, для греков это Посейдон! Люди хватаются за миф и кумира как за это весло, за этот фал. За Имя… И небо…! О, это же «Полунощное»! Это картина Рериха! Это же спасительная Шамбала! Лучи света рвутся мощным взрывом и с синего неба, и из фиолетовых гор!

– Ура, Одиссей! Мы спасены! Мы в Чёрном море! – кричит какой-то моряк.

Почему в «Чёрном»? Оно же серо-голубое, доброе сейчас… И почему этот Одиссей так похож на Огнеслава? Может в Алтайских горах есть Чёрное озеро? Или… Хм… А почему фьорд? Аааа… Алёнка рассказывала что-то о своём путешествии по фьордам Норвегии… Таинственным…

Ах, вот… Вокруг парусника кружат белые чайки… Нет же! Это Ангелы в белых одеждах! Ангелы мои милосердные… Я знала, я верила, что это вы… Что вы спасёте… Обережёте моих любимых, родных…

… «Какой интересный, волнующий сон… Сновидение-провидение? Предсказание? Пророчество? Предупреждение? Мой чудесный внезапный инсайт? Ах же… В любом случае он – гораздый и чудесатый… И в конце совсем даже не страшный!.. Хм… Я знаю – это коллективное бессознательное моей команды! Команды Игроков… Это Собирание Игры!»

Позавтракав, Младислава направилась в Храм… Здесь, на холме, недалеко от её виллы… Церковь Благовещенья Пресвятой Богородицы. Её ведь сон тоже благая весть? Несомненно! И вот ещё одна благая весть. Как только девушка вышла из храма, большого белокаменного, и начала спускаться по высокой парадной лестнице, раздался звонок. «Огнеслав! Ангелы всевидящие! Как хорошо! Как хорошо с вами!» Младислава рассказала сон.

– Да-да, да-да… – о чём-то размышляя, азбукой Морзе отреагировал друг – Я могу продолжить… Это из таинственного фьорда, о котором говорила Алёна Игоревна… Колосс? Хм… Может быть, тот Хозяин Фьорда, тот Тролль? Или… Дааа… Чёрное море? Одиссей… Нужно поразмышлять… И главное – белые одежды! Вот! Я говорил со Львом Антоновичем о каликах перехожих и суфиях…, ну, дервишах этих в белых халатах… Как это замечательно! Как славно, как чудесато и гораздо, что наши мысли, мысли нашей всей Команды передаются друг другу на такие большие расстояния… Но… Но… – голос витязя дрогнул и оглох…

Они разговаривали друг с другом по скайпу уже почти каждый день… Они терпели, они переживали разлуку… Они её пережидали… Но для какого терпения нужно более сил? Для каторжника, отбывающего срок, для Одиссея, ищущего Путь и Смысл, для разведчика, не имеющего права быть самим собой…? Или всё же для двух влюблённых, нет – любящих, и любящих горячо и крепко, что не принадлежат уже самим себе! Терпение, время ожидания – бикфордов шнур, шагреневая кожа запаса сил. У витязя Огнеслава из Белого Братства этих сил было поболее, чем у его возлюбленной. Но и он…

– Для меня, Ладочка, Ладушка моя, теперь уже один день без тебя – три осени… Да, это такая китайская поговорка… Точная и острая как копьё, как меч самурая… Ты… – он успокоил дыхание – ты говорила с Саввой Арсеньевичем? О нас, наших делах?

– Конечно, конечно… Мы часто же перезваниваемся. Но ты же его знаешь, чувствуешь… Он тоже очень переживает, и что-то предпринимает… Но пока не сделает чего-то твёрдо – не скажет! И всё шутит… Тоже китайскими, японскими… поговорками… Или вашими, русскими… Вот сказал про моё… ожидание: «Не делай ожидание болью… Считай, что это муха (живая! уснувшая!) в куске янтаря… Пусть он мерцает в сумерках… Или сверкает в полдень…». Или: «Если уж это ожидание сильно устало, и оно стало… словно сухое дерево…, пусть под ним склонит голову и отдохнёт путник… Дай им обоим воды…» И ещё он повторяет – Младислава рассмеялась – «Если расцвела хоть одна ветка, на неё должна сесть певчая птица». Это – очень красиво, очень… Это – надежда… Это будущее…, надежда всех веток!

– Ты каждый раз «уходишь» от конкретных ответов! – Огнеслав настаивал спокойным, но «отвердевшим» голосом – Ты ведь уже говорила о нас со своими родителями… Да, да, я знаю… Понимаю… Не очень… Да, ошарашила… Нужно время… Но я хочу их увидеть! Они должны увидеть меня! Должно быть… ну хоть просто знакомство… Добрые, даже… близкие отношения… Потом свадьба… И они должны… Не перебивай! Я же приехал бы! И мои родители! С удовольствием! Но ведь пандемия! А наши козыри – связи Саввы Арсеньевича и Андрея Петровича с МИДами России и Украины… Вообще дипломатические Связи и все их уловки… Да, да, через дипломатию! Но – это к нам! Вы – к нам! Наоборот, никакой МИД на вашу страну не повлияет… Я и говорю ещё раз: дай Бог тебе съездить в Монтрё, в Альпы, на могилу Елисея Стефановича… Вам! Дай Бог, чтобы открылись границы и нам можно было бы к вам в Хорватию… На твой день рождения… На Рождество и Новый год… И когда же свадьба?!

– Ну, Огнеслав, не торопи нас! Я ведь тоже страдаю! И люблю! Да, слова по телефону, хоть по скайпу… Не то! Брат Савва что-то решает… И что-то он задумал! Хорошее! Он лишь намекает… И говорит, что все вопросы будут гораздо легче решаться, если мы поженимся… И я приму гражданство России… Ну, – двойное, видимо, гражданство. Я, конечно, не против, я очень рада! Савва надеется, что пандемия и.. этот весь… «ажиотаж» и «нервозность»…, все барьеры с границами утихнут… Прогнозы?.. Ах, эти прогнозы… Кирилл Алексеевич и другие авторитеты смотрят на всё… пессимистично… Весьма… Ну, май следующего года, двадцать первого… Ну, лето… Он обещает, что если раньше благоприятного «пути» не откроется, то весна-лето будущего года – сто процентов. Я ему верю! За этот год и мои родители попривыкнут к мысли… Что я? Я не против жить с тобой в Горном Алтае, Одессе, Москве, Петербурге… И в Хорватии, конечно! Мы будем жить везде! Будем переезжать! Вечное свадебное путешествие!

– Хорошо, славная моя… Благоразумная… Пусть моя главная дальняя цель будет май следующего года! Пусть! Но – со свадьбой, с гражданством! И в моём Алтае… Впрочем,… Всё, родная, целую и обнимаю тебя!

– И я тебя! Очень, очень, очень…

Глава 4

Май-июль 2021 г., Балаклава.

 
… Балаклава, Балаклава, черноморские края,
Там живёт цыганка Клава…, Та…
…Хм… Знакомая моя…
 

«Нет, не точно… Забыл слова…» – подумал Савва, мурлыча себе под нос эту незамысловатую, добрую и наивную песенку из тридцатых-сороковых прошлого века. Он услышал её в Севастополе, два дня назад, в исполнении бравого старого морячка, какого-то внучатого племянника из многочисленной крымской родни его прабабки Хлои. Черский пребывал в прекрасном расположении духа! Его дух, ух!, сумел даже перевыполнить план, казавшийся год назад совершенно несбыточным.

Сейчас он сидел в гостях у Ирины Валерьевны, местной балаклавской краеведки, и тоже его дальней родственницы. Он разливал чудесные крымские вина, он играл, он пел. Подыгрывал себе на аккордеоне и краеведка ему вдохновенно подпевала:

 
… Балаклава, Балаклава, черноморские края,
Здесь поёт хорватка Млада…
Здесь живут мои друзья…
 

– Я не поняла… Разве там есть о… «хорватке Младе»… Я слышала эту милую старую песенку – Ирина Валерьевна «уставила» на родственника удивлённые глаза.

– Переделал, право, извини… Но… сейчас всё объясню…

И Савва Арсеньевич рассказал… Он, разумеется, не рассказывал об Игре, о том всём необычном, что случилось с ним в последние два года. Но и того, что он поведал этой славной, образованной и увлечённой женщине хватило, чтобы она в течение почти часового рассказа с небольшими перерывами на тосты и закуски, сидела с округлёнными глазами и открытым ртом.

Черский только десять дней назад вернулся из Швейцарии. Ему с Младиславой наконец удалось побывать на могилке прадеда. Он повидался и с друзьями: и с «Хироном Кащеевичем» Арецким, и с Карлом-Густавом и, конечно, с дедом Мартином. Все, включая «серьёзного» пса Бормана, были очень рады этой долгожданной встрече. Всемогущая Матрица Александра Александровича Арецкого не дремала всё это время. Много чего полезного она «конформно отобразила» в Игру, в её Собирание… И для семьи Черских, в частности, для Младиславы Черской, очень расстаралась!

– Дааа… Не одну «третью производную» пришлось взять! На грудь! –хвастал «Кащей». – Чтобы…

И ещё он поведал, что у него есть неопровержимые нумерологические «доказательства» того, что Одисей, именно тот, древне-легендарный герой, заплывал на своих судах в бухты Балаклавы! И что именно в Балаклаве, именно в этой бухте, Младе следует представить публике свою поэму «Хлоя»! И будет, обязательно будет и Удача, и Успех! Это период, э.. с двадцать второго по двадцать седьмое июля!

– Но сегодня двадцать второе мая! Как мы успеем?! – с поражённым и недоверчивым видом говорила младая хорватка.

– Милая девочка! Что ты знаешь о Времени? Оно всё – твоё! Эх, в твои-то годы… – Хирон кривил рот и косил глаза. Так он делал, если слышал в свой адрес недоверие… – Более того… На этот период следует запланировать и твою свадьбу… с этим… славянином из Братства, Огнеславом… И тебе, Савва, хе-хе. Мне думается… есть что запланировать…

– Ах! Вы и это знаете…

– Я знаю всё! – легко, словно речь идёт о смене дня и ночи, отреагировал «Кащей». – Почти. Вот посмотри на мои часы: они разные на двух руках. Одни часы, вот эти, символизируют иллюзорность движения в неподвижной Вечности… Э… Они как бы воскрешают часы и минуты, а годы – уже съеденное и переваренное время… Годы, память о них, не даёт вкуса… Это – след, это – анализ… съеденного! А другие… Другие мои часы тоже имеют не один циферблат, и несколько стрелок… О! Тут сложнее… У меня с этими часами бывает и дуэль… Ну, не наповал. Ещё они – копилка моих расчётов, замыслов… Моя Матрица бросает туда иногда золотые монеты! Ммм-да… Точнее – только золотые…

– Он, Младочка, – Карл-Густав Берман сделал привычное академическое лицо – как и я, – живот профессора чуть выпятился – измеряет время не длиной, а объёмом, э.., полнотой занятости. И качеством дел и дум! Досуг тоже в счёт! И если в этом твоём Времени мало упущенного, пустого, нет глупой суеты… ты… э… можешь извлечь из секунды десяток лет…, э…, подарок от своей Судьбы!

– Мудрёные эти умники, девочка – Мартин усмехнулся, сжав оголовок своей палки-трости жилистой мужицкой рукой альпийского фермера. – Правильно одно: не суетиться! Не вопрошать: «успеем»? Хм… – он улыбнулся по-доброму – «если взять девять мужчин и девять женщин – ребёнок не родится через месяц»! Вот и вся их нумерология! Идея должна созреть! Как зерно пшеницы! И всё проверятся «на вшивость» терпением! А тогда – и награда! Плохо, внучка, терять терпение! Очень… Я по себе знаю… Многие мои потери от меня самого… От дурости моей…

– Вы совсем запутали мою сестрёнку! – провозгласил перерыв в философской беседе Савва – У нас есть ещё и реальные «начальники ситуации», те, что способны помочь, запустить нужные механизмы в МИДе и прочем… Проводники Времени сквозь людей, их намерения… Да вся Вселенная!

– Хм, хорошо сказал… – крякнул Арецкий – Обратная теорема тоже верна: «… Людей… намерения их… сквозь Время»…

Младислава почувствовала, что её не просто проводили – её запустили… на какую-то очень высокую, очень иную орбиту Времени… и «Кащей» этот очень иной… Иноходец с «третьей производной» в душе и Матрицей в голове.

Конечно же, во всю эту чудесатость и гораздость Савва Черский не посвятил Ирину Валерьевну. Но у него ещё там, в Берне и Альпах, созрел чёткий план по проведению именно в Балаклаве двух, (нет – трёх!) «мероприятий»!

– Как это необычно всё! Как это верно всё! И я ждала…, ждала такого часа… Ах… Я ведь много лет утверждала (и тому есть документы… э… упоминания… ну, косвенные…), что Одиссей заходил на своих судах в Балаклавскую бухту! И давайте, милый Савва, перестанем «выкать»! «Ты», и по имени…

– Хорошо, дорогая Ирина!

– Вот! Теперь – план действий! Ты в Севастополе говорил с нашим Трофимом Витальевичем… Он ведь в городе, да и в округе большая шишка…

– Да… Обещал всемерную помощь. А тут, в Балаклаве, тебя в «резиденты» выдвину.

– Помогу всем, чем могу!

– Он, Трофим, посоветовал ещё подключить Владимира Трифоновича… Тоже ведь родня… Но…

– Да, да, понимаю… Бука… Мизантроп… Живёт уже два года в Андреевке, посёлок тут рядом… А идея отличная! Владимир ведь отличный, талантливый судостроитель! И очень уважает твоего отца, многому у него учился! По судостроению… Дааа… За три года до пенсии он поссорился с кем-то из начальства в Севастопольском морском заводе, где работал… замом главного инженера…, перевели в торговый порт… После выхода на пенсию работал ещё три года… Уже на торговых базах порта… Нигде не задерживался…, не удерживался… Давай завтра к нему с утра съездим. Он всю «инженерию» спланирует, рассчитает… Ум-то у него – ого-го! Да и – Ирина сделала паузу – Да и помним мы.. ну, по рассказам, твою прабабку Хлою! Уважаем! И корни греческие кое у кого ещё… памятны… Хорошо! Всё хорошо: есть «севастопольский» указующий перст; есть «Андреевский» инженер; найдутся на базах материалы; я, «балаклавский резидент», выберу местечко в бухте… Знаю уже – где! Осталось за малым: найти мешок денег, рабочих и… Удачи!

«Да, да, Ирина… Надо найти…» – Дух Саввы, ещё вот только нацеленный на перевыполнение плана, начал «сдуваться». Чуть… «Мешки денежные», точнее их отсутствие, всегда угнетают дух. Словно шилом дырявят… – «Нет, нет! Намерение зреет правильно! Правильная неправильная дерзость…, дерзновение должно «подбросить» Идею! Удачную! Лучшую! Я ведь ещё предусматриваю «третье мероприятие»… Хм… Тоже      ой-ёй-ёй! С Ленкой-то своей ещё даже не обсуждал… Эх, сюрпризец полный не выйдет! Жаль! Хм… Концерт и две свадьбы! И всё – оригинально-красиво! Ах, Ангелы мои добрые!»

– Ну чего задумался-то? Слушай: а ведь у Хлои в Евпатории и Саках ещё есть родня… И близкая… Может наскребёшь деньжат-то?

– Нет, нет… Не дело это… Я к ним на обратном пути в Одессу заеду, повидаюсь… Расскажу… Что смогу… И приглашу… предварительно… Не знаю…

– Что за настроение?! А ещё профессор, академик! – Ирина, дама лет на пять старшего возраста, чем Черский, была весьма энергичной и оптимистичной дамой. Свойство, наверное, всех краеведов… Все       – в краеведы! – Давай, покатаемся по бухте… Покажу, расскажу…

– О, я не сомневаюсь, что меня ожидает увлекательнейший рассказ! Но, милая моя Ирина… э.… я имею другую привычку… э…

– Да не мямли! Поняла я: хочешь побыть один, переварить, покумекать… Ну, кумекай! А в восемь вечера – у меня! Котлет нажарю!

«Сейчас пять… Поброжу по набережной часок… Потом найму катерок… Не был тут давненько…»

Черский обожал Балаклаву, дивный городок с древней историей и удобнейшей бухтой. Она узкая и глубокая, наподобие фьорда, в ней из-за нескольких изгибов и поворотов не бывает морских штормов. Да и не видна гавань со стороны моря. И швартоваться кораблям удобно. А живописные скалы и гроты!

… Владимир Трифонович сильно «сдал» за последние годы, как его не видел Савва Арсеньевич. Такой же хмурый, неразговорчивый… Но сыну Черского Арсения был рад.

– Пустяковое дело! Давненько я не работал… Сегодня всё рассчитаю и доложу… Приготовлю записку-смету… с ориентировочной ценой… Вы с Ириной топайте на пляж, тут сто метров… «Моя» приготовит борщец и чебуреков крымских знаменитых… Дайте мне… ну, на вскидку, часа три.

Через три часа был готов и план работ, и борщ, и чебуреки… Матрёна Зиннуровна, пышная, добродушная и краснощёкая хозяйка, уже и накрыла стол во дворе, на лужайке под туями и кипарисами.

– Чертёжик – так,… набросок… Но за расчёты      – отвечаю! Я сам бригадиром буду! Подъеду – смонтируем всё за пяток дней… Материалы, инструменты, двадцать мастеровых парней, плавучий кран, лебёдку толковую… Я сам всё это…

– И я найду пяток… Столько ребят без зарплат… – тихо сказала Ирина.

– Ну и я пяток… Друзей-дружинников-витязей алтайских… Потом расскажу… Сначала – деньги… У тебя, Володь, тут – кругленькая сумма… Дааа… Я потяну на треть её…

Ужинали не спеша… Самогоночки, наливочки домашней… Разговорчики неспешные, приятные… О родных, что да как…

– Ба! Я подумала! Ох ты, господи! Всё что-то крутилось в башке! – Матрёна всплеснула руками и раскраснелась ещё пуще прежнего – крутилось, крутилось… – она «тяпнула» стопочку «на абрикосах».

– Говори же, Мать-Матрёна, задница ядрёна! – с любовью подвзнуздал муж.

– У меня же подружка в Балаклаве! Позавчера с ней говорила по телефону – складно изложить суть дела ей было сложней, чем варить борщи – Сынок у её, олигарх… Бизнесмен, значит… Аллигатор!… Ну, так я и говорю… Дочка у его… Внучка моей Лидии… Ей восемнадцать сполниться как раз в конце июля… «Олигатор» хочет весь свет удивить – так отметить еённое совершеннолетие… Артистов назвать… Фейерверки… В Балаклаве хочет…, дома… Денег «метнёт»!

Савва тоже раскраснелся: когда кто-то хочет «метнуть» денег в вашу пользу – это весьма приятно. И всегда весьма кстати…

Что ж! «Намерение» набирает вес!

– Володя! Слушай… Я тут подумал: если ветер… Там же пять мачт с парусами… Устойчивость плота… Или что: катамаран-платформа?

– Да не боись ты! Тут редки ветра… сильные… Ну ладно: поставлю на плавсредства киль и стабилизатор качки… Я уже говорил: два плавсредства… Несамоходные… Одно – у берега причалом, для гостей-зрителей, второе – на воде, метров в двадцати от берега… Да есть на базе понтоны… Какие хошь… И пиломатериала – навалом… И рангоуты, и всё… Всё: и мачты, и бушприты и реи соорудим… И металлопластик есть. Композиты эти. Не боись, композитор, за мои композиты! Ха-ха! – мастер был добродушен после выпитого – Выше стеньги! Такелаж будет – высший сорт! Готовь паруса, боцман! Нет – шкипер! Деньги – на бочку!

«Всё, всё… Нельзя более трепаться, трепать паруса намерения… «Намерение этого не любит…» – подумал «боцман-шкипер»… Завтра утром еду в Евпаторию и Саки… Есть о чём родне сообщить… Верю, что сможем уговорить этого «аллигатора» сдать нам в аренду то, что Володя соорудит… «На буксире» после его праздника и мы…»

… Два дня в Евпатории и Саках тоже были весьма полезными и приятными душе и уму. Здешняя родня была наиболее переплетена с корнями прабабки Хлои. В этих курортных городах есть работа для врачей. Родня и врачевала. Родовое, потомственное занятие, что уходило корнями и к Хлое, и далее, в девятнадцатый век. Только в городке Саки в санаториях «Полтава», «Сакрополь» и «Саки» работали близкие Саввы Алексей, Виктор и Никас. А ещё и в Евпатории пара человек, что Черский знал поближе и общался почаще.

– Хорошие новости, дорогой Савва. Рад и за тебя, и за Ленку, и за эту… Младиславу… Хм… Затею ты затеял. Молодец! Мы все обязательно приедем в Балаклаву! – Алексей угощал родственника, деликатно расспрашивая его и рассказывал сам. – А знаешь: есть ведь ещё новость! Тоже, ха, «свадебная»… Нет, нет, я не буду заранее… болтать лишнего… Но к свадьбам принято готовиться «издалека»… Раньше было… У Виктора дочка ведь в Евпатории, ну. Ульяна… помнишь? Заканчивает медуниверситет… Неврология, с прицелом в остеопатию и лечебную физкультуру… Нетрадиционность эта… Я-то, уролог, боюсь лишних телодвижений…, «пальцем в ж…у»… попасть…, да хоть «в небо».. Но девка очень талантливая, оригинально умеет мыслить… Так вот… Жених у неё! Ну, пара ей! Философ, кандидатскую пишет… по этим древним… монахам…, как их… Дервишам-суфиям! Ну, слыхал?