Патрик встал с корточек и потянул меня за собой. Я тоже решила, что мы вполне можем оставить Джулс с Марти наедине – они явно поладили. Мы подошли к окну, за которым виднелась аллея и стоянка для служебных машин.

– Мне очень жаль его, – призналась я. – Такой маленький, а уже столько пережил.

– Да, – кивнул Патрик. – Ему приходиться нелегко. Он уже даже не плачет, когда ему прокалывают вены толстыми иглами. Ему ставят капельницы с препаратом, который замедляет рост раковых клеток, затем препарат, который убивает их, а напоследок – лекарство, которое борется с последствиями химеотерапии.

– Что говорят врачи?

– Дают хорошие шанс на выздоровление, но пока я их не вижу. Скорее наоборот – Марти выглядит хуже и хуже после каждого сеанса. Говорят, что это нормально. Ведь химеотерапия приносит вред организму. Но только она может эффективно бороться с метастазами на данном этапе болезни.

Неподалеку от Марти сидела еще одна больная – девушка, чью голову покрывала косынка. На вид она была моей ровесницей. Она смотрела на меня пристально и не отводила глаз, даже когда я заметила ее внимание к своей персоне. Я не знала о чем она думает, но предположила, что она завидует мне: в отличие от нее – я была здорова и у меня был парень, чего она – вероятнее всего – была лишена.

– У тебя хорошая сестра, – произнес Патрик, заставив меня отвести взгляд от девушки и вернуться обратно мыслями к Джулс и Марти.

– Да, я знаю, – ответила я не задумываясь, после чего тут же мысленно добавила: «Ой ли?». – Все это так грустно, даже просто находиться здесь. Видеть все эти лица, на которых читается отдельная трагедия каждой семьи.

– Да, здесь своя гнетущая атмосфера, – согласился Патрик. – В таких местах понимаешь, что жизнь нам дана одна и она не вечна….Мама?

Я непроизвольно вздрогнула. Около кресла, в котором сидел Марти, появилась женщина лет сорока, в которой я узнала миссис Грин. В отличие от своих сыновей, она была брюнеткой с темными глазами. С очень уставшими темными глазами. На ней были одет вязаный джемпер и потертые джинсы. На плече висела хозяйственная сумка.

– Пойдем, я тебя с ней познакомлю.

Патрик в очередной раз взял меня за руку и потянул за собой. Мне же хотелось растянуть наше с ней знакомство. Почему-то мне казалось, что миссис Грин будет совсем не рада меня видеть. Повезет, если она просто попросит покинуть нас с Джулс больницу. А ведь может и накричать на нас.

Сама того не ведая, я проецировала страхи связанные с моими родителями на других матерей. Мне казалось, что все родители одинаковые и им просто не могут нравиться друзья и подруги их сыновой или дочерей. А в нашем случае дела касалось еще мальчика больного раком. Подобные болезни всегда делают родителей более эмоциональными, и они способны накричать на любого просто потому, что у них дурное настроение. А в душе миссис Грин, как мне казалось, просто не могло быть положительных эмоций: жила она без мужа, работала за двоих, да еще сын был болен раком. Откуда здесь взяться веселью?

– Почему ты приехала? – спросил Патрик, когда мы вернулись к креслу.

– Нас раньше отпустили. Работы на сегодня было мало, – ответила она, после чего посмотрела в мою сторону.

– Это Валери и Джулс.

– Приветик, – махнула рукой моя младшая сестра.

– Дочки Стоунов? – В ее голосе прозвучал вопрос. Хотя я была более чем уверена, что она прекрасно знала, к какой семье мы принадлежим, а в ее словах скрывался другой смысл: «Какого черта они тут делают?».

– Да.

– Джулс и Валери принесли мне фрукты и открытку, – поделился радостной вестью Мартин.

Миссис Грин взглянула на пакет и открытку, что лежал на столике, затем снова перевела свой усталый взгляд на меня.

– И давно вы дружите?

– Не очень, – ответить я, чтобы поучаствовать в беседе. – Четыре дня? – Я повернулась к Патрику, инстинктивно ища у него поддержки.

– Четыре дня, – подтвердил он. – Но по моим ощущениям, мы знаем друг друга гораздо дольше.

– Оно и видно. Иначе вас с Джулс здесь бы не было. – Слова были произнесены без малейшей интонации, а потому я не поняла: это был упрек со стороны матери Патрика или все же одобрение. – Мне надо поговорить с врачом, – продолжила она.

– Хорошо. Мы тебя здесь подождем.

Прежде чем уйти, миссис Грин задумчиво нахмурила брови, после чего сказал то, чего я не ожидала услышать:

– Что вы делаете завтра в двенадцать, Валери?

– Ну, планов, как таковых, у меня на это воскресенье нет.

– Тогда, что скажете насчет небольшого обеда в нашем доме? Заодно узнаем друг друга получше.

Я посмотрела на Патрика. Он в ответ приподнял брови и растянул губы, словно говоря: «Отличная идея». Я решила не плыть против течения и согласно кивнула:

– Было бы здорово.

– Хорошо, тогда завтра я уделю тебе больше внимания. А сегодня, извините, у меня голова завалена делами, которые надо успеть сделать.

Она удалилась, а я смотрела ей вслед, размышляя о том, какой же миссис Грин, оказалось, хорошей женщиной. Теперь было понятно: в кого пошел Патрик. Хотя судя по цвету волос, внешне он был похож скорее на отца, о котором я до сих пор ничего не знала.

Джулс хотела пойти со мной в гости к Гринам. И пусть она показала себя вчера молодцом, я ей отказала, напомнив, что о ней в приглашении речи не шло.

– Почему бы тебе не встретиться сегодня со своими подружками? – предложила я.

– Не хочу, – покачала она головой. – Они очень скучные. К тому же, в них нет той искренности, которую я увидела вчера в Патрике и Марти.

К счастью, она не стала сильно настаивать и не прибегла к любимому методу шантажа – рассказать все родителям. Она лишь попросила передать «привет» Марти. Я обещала выполнить ее просьбу, а еще попросила не говорить родителям, куда я ухожу.

– Могла и не просить, – буркнула Джулс, после чего вернулась в свою комнату.

В дверь дома Гринов я постучала ровно в двенадцать. Хотя я и раньше видела их дом, сегодня я смотрела на него совершенно иными глазами. Я с интересом оглядела посеревшую от времени пластиковую вагонку, которой был обшит их дом. Уделила внимание сланцевой плитке на крыше, которая кое-где была треснутой, а кое-где и вовсе отсутствовала. Изучила почерневшую трубу дымохода, обвернутую стекловатой. Поводила взглядом по покосившемся перилам, огораживающим веранду. И, наконец, осмотрела дверь, со слезающей с нее краской, перед которой стояла дырявая сетка от насекомых.

Открыли мне практически сразу. Это был Патрик. Он широко улыбнулся, когда меня увидел, пригласил внутрь и закрыл дверь. Уже внутри дома, он прижал меня к стенке и закрыл мне рот своим поцелуем. Мое сердце заухало как отбойный молоток, ноги подкосились, по тепу прошла волнительная истома.

Но, несмотря на то, что мне был очень приятен его поцелуй, я все же попыталась отстранить его от себя.

– Патрик, брось. Твоя мать может нас застукать…или Марти.

Патрик послушал меня. Но, прежде чем отпустить, прикоснулся еще пару раз своими губами к моим. Это было восхитительно. Будь мы в доме одни, я бы попросила его продолжать и не останавливаться. Возможно, я бы так и поступила, если бы миссис Грин не появилась вскоре.

– А вот и наша гостья! – воскликнула она и поцеловала меня в щеку.

Сегодня она выглядела куда как бодрее, чем при нашей встрече в больнице. У нее даже появился блеск в глазах. Она была на самом деле рада меня видеть и вчерашнее приглашение было не просто брошенными на ветер словами.

– Проходи на кухню. Там уже почти все готово.

Внутри дом Гринов выглядел куда как лучше, чем снаружи. Нет, здесь не было красивых и дорогих вещей, которыми мог бы гордиться представитель высшего или даже среднего класса. Дело было в аккуратности и чистоте: кругом не валялись разбросанными вещи, не свисала паутина с потолков, не лежали слои пыли, не стоял неприятный запах затхлости или сырости. Другими словами: в доме чувствовалась рука хозяина. И рука эта, без сомнений, принадлежала не только миссис Грин.

Стол на кухне был небольшим, а потому и блюд было не много: три тарелки с основными блюдами и две с салатами, а в центре стоял кувшин с апельсиновым соком – возможно, приготовленный из фруктов принесенных Джулс для Марти. Кстати, Марти уже сидел за столом и молчаливо глядел на нас.

Блюда, представленные на этом обеде, мне были незнакомы. Оно и понятно, так как все они представляли норвежскую кухню. Прежде чем все отведать, миссис Грин ввела меня в курс дела, рассказав в двух-трех словах о содержимом каждой тарелки:

– Это «лютефиск» – он делается из филе рыбы. Здесь у нас «форикол» – овечье мясо с капустой. А это к десерту – «крумкаке». Марти и Патрик их просто обожают.

– О, да! – усмехнулся Патрик, кладя салфетку себе на колени. – Могу есть только их семь дней в неделю.

Я всегда относилась с настороженностью к незнакомым блюдам, но сегодня решила тщательно ознакомиться с норвежской кухней. Для меня было важно узнать о семье Гринов как можно больше. Что если не их привычная еда могла мне рассказать многое о Патрике и о стране, откуда он был родом?

Ужин прошел в уютной семейной обстановке. Еда мне понравилась, за исключением «форикола». Уж извините, но овечье мясо – не для меня.

Говорили мы о многом и о разном. Как не странно, но за все время, которое было отведено обеду, мы ни разу не подняли следующие темы: финансовые трудности в семье Гринов, тяжелая болезнь Марти, мистер Грин и отношение моих родителей к Патрику. Видимо, миссис Грин догадалась, что родители ничего не знают о нас. К тому же, она сама узнала обо мне только вчера и то случайно.

Мы провели за столом чуть более часа. В такой прекрасной семейной атмосфере мне уже давно не приводилось принимать пищу. Затем, мы с Патриком помогли миссис Грин собрать со стола и помыть посуду, после чего Патрик предложил мне показать его комнату. Это была еще одна остановка на пути моего наилучшего понимания – кем был Патрик, – а потому я с радостью приняла его предложение.

Комната Патрика располагалась в мансарде. Там были низкие потолки и не так много места. Зато здесь было тихо и уютно. А еще было окно, которое выходило на небольшую посадку желтеющих деревьев.

На стене висели фотографии из семейного альбома Гринов. Но, на большинстве снимков был изображен именно Патрик: от самого рождения до примерно того же возраста, что соответствовал нынешнему.

– Ой, каким же ты был милым в детстве, так и хочется потискать, – чуть ли не засюсюкала я, глядя на фотографию, где Патрику было не больше полгодика. Он смотрел с открытым ртом в объектив фотокамеры и тянул вперед ручонки.

Патрик встал рядом со мной и принялся разглядывать свои фотографии, словно видел их впервые, также как и я.

– А мне очень хочется потискать тебя, – сказал он и тут же ухватил меня сзади за талию. Я взвизгнула и попыталась вырваться. Патрик держал меня крепко, а потому я сдалась на милость победителя и позволила себя поцеловать. Стоит отметить, что целовался он великолепно. Конечно, мне не очень было с кем сравнивать Патрика, но то, как я таяла от его ласк – о многом говорило.

Пока он искал губами мои губы, я старалась и дальше рассматривать фотографии. На одной пятилетний Патрик был одет в костюм пирата на Хэллоуин. На другой – он уже был старше и выглядел типичным подростком-бунтарем: взъерошенные волосы, помятая майка, порванные в коленях джинсы и высокие кеды. На одной из более новых фотографий Патрик сидел на стуле в каком-то темном помещении и подбирал аккорды на гитаре.

– Я не знала, что ты умеешь играть.

Перестав исследовать губами кожу на моей шее, Патрик взглянул на указанную мной фотографию.

– Да, бренчу на ней уже лет пять. Моей матери даже нравится.

– Я тоже играю. Только на пианино.

– Да? И почему ты мне раньше об этом не сказала?

– Потому что не было повода. Может, сыграешь мне на гитаре?

– Обязательно, но только не сегодня.

– Это еще почему?

– Твое признание заставило меня задуматься о кое-чем.

– И о чем же?

– Об этом ты узнаешь завтра, – ответил Патрик и снова поцеловал меня.

Его горячее дыхание согревало мне щеку, а его легкие прикосновение пальцев к моей спине и бокам отзывались в моем теле желанием. Но я помнила о данном самой себе обещании: никакого секса, до тех пор, пока наши отношения не окрепнут окончательно. Я понятие не имела, когда этот момент настанет, но верила, что сама это почувствую.

Чтобы немного охладить пыл Патрика, я решила задать вопрос, который меня волновал целый день:

– Где сейчас твой отец и почему его нет ни на одной из фотографий?

Патрик отпрянул от меня, отвернулся и осторожно присел на кровать. Не такой реакции я от него ожидала. Я думала, что наш пыл немного остудится, пока он будет рассказывать о своем отце. Вместо этого я увидела в его глазах боль и…страх?

Да, именно страх я увидела тогда в его глазах, только причины тому узнала гораздо позже. Но, обо всем по порядку. В тот момент я могла только гадать о причинах его расстройства.

– Вал, я хочу тебя кое о чем попросить, – слегка запинаясь, выдавил он. Его лицо заметно побелело, а плечи самопроизвольно вздрогнули, будто по мансарде гулял холодный ветер.

– О чем?

– Никогда не спрашивай меня об отце. Ни меня, ни мать, ни Марти. Никого!

– Хорошо, Патрик. Я обещаю, что больше не подниму тему твоего отца.

Мне стало не по себе. Жили они в этом доме по моим подсчетам около десяти лет. И когда они сюда переехали, мистера Грина с ними не было. В то же время, меня одолевало любопытство: что такого произошло с его отцом, что Патрик до сих пор не может спокойно о нем говорить?

Чтобы успокоить своего парня и загладить вину перед ним, я присела на кровать рядом, погладила его по голове и коснулась губами его виска. Они никак на это не отреагировал, продолжая прижимать сплетенные между собой пальцы ко рту и глядеть в пустоту. Я не остановилась на этом, а переместилась с виска на скулу, затем щеку, подбородок, родинку на шее. Наконец он снова вернулся ко мне. В его глазах загорелся свет, губ коснулась улыбка.

Спустя мгновение уже его губы принялись ласкать мое лицо и шею. Мы легли на кровать и продолжили целоваться, забыв на какое-то время обо всем на свете. В эти минуты, в мире были только мы вдвоем. Не было ни прошлого, ни будущего, а только настоящее, пропитанное любовью двух бьющихся в унисон сердец.

Патрик встретил меня у ворот школы сразу после уроков. В его руках была алая роза, которая предназначалась для меня. Под завистливые взгляды школьниц, он предложил мне пройтись.

Мы неторопливо гуляли, держась за руки. Он спрашивал меня про успехи в школе, а я о делах на работе. Мы прошли несколько улиц, сворачивая то в одну сторону, то в другу. Мне было просто приятно находиться в его компании, а потому я даже не сразу поняла, что Патрик вел меня в определенное место.

Вскоре мы остановились на пороге ночного заведения. Так как на улице было еще день, двери бара были закрыты, но Патрика это совершенно не смутило. Он достал из кармана ключ и ввел его в скважину замка.

– Что ты делаешь?! – воскликнула я, принявшись осматриваться по сторонам. Как не стыдно мне в этом признаваться, но я решила, что Патрик хотел проникнуть внутрь незаконным путем.

– Один из владельцев бара – мой приятель. Я арендовал это помещение на пару часов.

– Зачем? – Я на самом деле не мола понять для чего Патрику все это было нужно. Я знала, что в это заведение ходят в основном взрослые мужчины, любящие крепкие напитки и звуки живой музыки, но сама там никогда не была.

– Минуточку терпения и вскоре сама все узнаешь.

Дверь открылась, и мы вместе вошли в темное помещение. Окон здесь не было, а потому свет проникал внутрь только из открытой нами двери. Но вскоре Патрик ее прикрыл, и тьма взяла нас в плотное кольцо. На миг мне даже стало не по себе. Я стояла на месте и боялась даже пошевелиться.

В темноте послышались шаги Патрика, а затем звук щелчка. Прямо над моей головой загорелись две лампы. Вскоре к ним присоединились другие, включаясь постепенно, словно огоньки на взлетной полосе. Последними включились лампочки, осветившие сцену, на котором стояли: микрофон на штативе, стулья, гитары – прислоненные к стене, и черное фортепиано.

– Мы вчера говорили о том, что ты хочешь послушать, как я играю на гитаре. А мне захотелось послушать твою игру на пианино. Вот я и решил устроить этот небольшой музыкальный кружок.

Я звонко рассмеялась, а мой голос отозвался густым мелодичным эхом. Акустика здесь была на высоте.

– Мадмуазель, – Патрик склонил голову и протянул руку. – Прошу, идите за мной.

Мы прошли мимо деревянных столов и стульев, от которых пахло лаком и виски, поднялись на сцену и Патрик указал мне на стул, перед фортепиано. Я присела и осторожно открыла крышку. Прежде чем начать игру, я повернулась лицом к Патрику.

– И как только тебе удается в каждый раз удивлять меня?

– Это все магия, крошка, – произнес он, поводив руками, так же как это делают все фокусники.

Его чуть ли не детская непосредственность вновь заставила меня смеяться.

– И что ты хочешь, чтобы я исполнила?

– Любое произведение на твой выбор.

– Ладно, только потом не жалуйся.

– И не подумаю.

Я положила пальцы на клавиши и заиграла первое, что мне пришло в голову. Спустя мгновение тишину бара заполнила прекрасная музыка «River flows in you» в моем более или менее удачном исполнении. Вначале я играла осторожно, подбирая неторопливо каждую ноту, но вскоре мои пальцы запорхали над клавишами, превращая неуверенные звуки – в волны кристально-чистой мелодии.

Патрик слушал меня молча и внимательно. Его лицо было задумчивым, а глаза блестели, словно в них появились слезы. Когда я закончила, он мне громко поаплодировал.

– Это было прекрасно.

– Спасибо. Теперь твоя очередь спеть мне что-нибудь на гитаре.

– Не уверен, что у меня получиться столь хорошо, как у тебя, но я попробую.

– Уж постарайся, – хохотнула я.

Патрик взял в руки одну из гитар и сел на стул. Прежде чем начать играть, он закурил сигарету. Его лицо расплылось за клубами белого дыма. Он наклонился слегка вперед, отчего украшающий его шею шнурок с разноцветными камнями высвободился из-под его майки, свободно повиснув.

– Дорогие леди и джентльмены, – заговорил он низким бархатистым голосом. – Сегодня я хочу исполнить песню группы «Metallica» – «Nothing else matters», которую я посвящаю своей любимой девушке. Валери, эта песня для тебя.

Его пальцы пришли в движение и струны на гитаре задрожали, а помещение бара заполнили звуки новой композиции.

Я смотрела на Патрика, как мышка на удава, не имея сил и возможности оторваться от его брутального вида: от его прищуренного взгляда, от его длинной рыжей челки, от приоткрытых губ и зубов, что сжимали фильтр сигареты, от бугристого рельефа мышц на руках и тех, которые не могла скрыть даже майка. Все в нем было идеально: и тело, и душа. Я любила его. Любила впервые в жизни по-настоящему. Мне хотелось растянуть эти минуты на бесконечность.

В отличие от меня, Патрик не просто играл на гитаре, но еще пел. И каким же приятным баритоном наградил его Всевышний. Он пронизывал меня до глубины души и расплывался по всему телу вспышками света, переливающимися всеми цветами радуги. Я поняла что плачу, только тогда, когда капелька слезы сорвалась с моей щеки и упала на деревянный пол.

Не в силах больше сидеть на месте, я подошла к нему сзади и обняла его за широкие плечи, прижавшись щекой к его уху. А он продолжал играть, заполняя наше уединение – идиллией.

– Тебе понравилось? – спросил он, закончив песню.

– Очень.

– Может, попробуем что-нибудь спеть на пару?

– Отличная идея. Что исполним?

– Как ты относишься к творчеству Адэль?

– Отлично.

– Тогда, как насчет ее песни «Hello»?

Вместо слов я принялась играть выбранную Патриком мелодию. Он идеально подхватил ее на гитаре, а когда пришло время слов, запел. Мы тонко чувствовали друг друга и дуэт фортепиано и гитары, созданный нами, вскоре превратились в великолепную симфонию звуков, которые стали настоящим гимном нашей любви. Уж не знаю, какую оценку нам бы поставил Саймон Коуэлл, по мне же – мы с Патриком были достойны всех премий Грэмми, раздававшихся в этом году.

После «Hello», пошли другие песни. Мы так увлеклись своим только что создавшимся дуэтом, что даже не заметили, как пролетели два отведенных нам часа.

Звуки аплодисментов вывели нас из полу-гипнотического состояние, когда мы с Патриком исполняли песню Эда Ширана «Thinking out loud». Ни я, ни Патрик не заметили, как высокий мужчина в ухоженном костюме нарушил наше уединение.

– Прошу меня извинить, но два оговоренных часа уже истекли.

Патрик посмотрел на свои часы.

– И вправду. Как быстро летит время. Джон, это моя девушка – Валери. Валери – это Джон. Владелец данного заведения.

Мужчина коротко кивнул, я ответила тем же.

– Я здесь стою уже около пяти минут и слушаю ваше выступление, – сказал Джон. – Признаться, я давно так не слушал с удовольствие живое выступление. Вы не хотите спеть у нас, скажем, через неделю?

– Спасибо, но нет, – покачал головой Патрик.

– Жаль, вы бы имели успех у зрителей. Кстати, сегодня у нас выступает молодая, но очень перспективная группа из Европы, называется «Trolls and hunters». У них нет постоянного гитариста. Я бы мог поговорить с ними насчет тебя, Патрик. – Переведя на меня взгляд, он добавил. – Да и от клавишника они бы не отказались. Что скажете?

– К сожалению, мне всего семнадцать, – ответила я. – Мне еще школу закончить надо, а затем колледж. Времени на гастроли у меня нет.

– Я тоже пас, Джон, – произнес Патрик, возвращая гитару на место. – У меня слишком много обязанностей перед семьей, чтобы просто взять и все бросить. К тому же я не могу жить и дня без моей девушки.

Он взял меня за руку, делясь со мной своим теплом.

– Что ж, – вздохнул Джон. – Дело ваше. Но если передумаете, вы знаете, где меня искать.

Патрик поблагодарил Джона, пожав ему руку.

Покинули мы заведение в прекрасном расположении духа. На улице уже начало темнеть. Возвращались мы на свою улицу прижавшись друг к другу и напевая, в этот раз а капелла, недопетую песню в баре.

Во вторник после уроков у стен школы меня снова ждали. Только в этот раз это был не Патрик. Ждал меня человек, которого я меньше всего ожидала и хотела видеть. Это был Шон на своем новеньком «форде». Как я не надеялась, что он меня просто не заметит, этого не случилось. А все потому, что он приехал как раз именно ради меня. Радости от такой новости я не испытала ни на йоту.

– Привет, Валери, – поздоровался он со мной, да с таким тоном, словно мы виделись только вчера, при этом расстались если не любовниками, то – лучшими друзьями.

– Чего тебе надо Шон?

– Просто хотел с тобой поговорить.

– Нам не о чем с тобой говорить.

Я развернулась, чтобы удалиться, но он, обогнув машину, догнал меня и схватил за запястье. Встретившись с моим гневным взглядом, он тут же меня отпустил и даже сделал шаг назад.

– Да ладно тебе, я просто хочу объясниться с тобой.

Ты можешь себе такое представить? Подумать только: он просто хочет объясниться! Да кому нужны были его объяснения?! У меня не было ни малейшего желания, ни слушать его, ни стоять рядом с ним, ни вдыхать запах его дорогих духов.

– Мне этого не нужно.

– Но это нужно мне! – настоял он.

– С чего вдруг? Ты со всеми девушками объясняешься спустя неделю, после того как переспишь с ними и исчезнешь в никуда?

– Я был неправ – признаю. Поэтому я хочу исправиться и извиниться перед тобой.

– Ладно. Начинай извиняться, – решила я подыграть ему. И хотя о мести я уже совсем позабыла, мне снова захотелось кому-то причинить боль. И Шон подходил на эту роль как никто другой.

– Я поступил, как последняя скотина. Мне нет оправдания! Но все это время я думал только о тебе. У меня никак не получалось тебя забыть. Такого не испытывал еще никогда. И тогда я подумал, если не увижу тебя и не попытаюсь искупить свою вину, то – никогда не прощу этого себе.

– Это все?

– Да. Ты простишь меня?

– Нет, Шон. А еще у меня есть парень. И я его очень сильно люблю. Ты ему даже в подметки не годишься.

– Да брось ты, – покачал он головой и попытался снова прикоснуться ко мне, но я была наготове и не позволила ему это сделать. – Как можно полюбить кого-то в течение каких-то семи дней?

– Очень просто. Те, кто только пользуется людьми, не узнает что такое «любовь» даже прожив долгую жизнь.

– Видимо он особенный парень, раз смог обворожить тебя столь быстро, – с нотками завистливой обиды выговорил Шон.

– Здесь ты прав, Шон. Патрик – самый лучший парень, которого может только пожелать любая девушка. Вы с ним совершено разные.

– Мне больно это слышать, – предупредил меня Шон. В его глазах появилась грусть.

– Я очень рада этому, – солгала я. Как мне не хотелось в этом признаваться, но мне стало неожиданно жалко Шона. – Мне пора домой.

– Позволь мне хотя бы тебя подвезти, – оживился он. – Я хочу хоть немного загладить вину перед тобой. Прошу, только не отказывай мне. Для меня это очень важно.

– Нет, Шон, не могу, – покачала я головой, хотя сама уже чувствовала, что готова сдаться практически без боя. Видимо, Шон это тоже почувствовал, а потому продолжил умолять меня.

– Пожалуйста, Валери. Я тебя очень прошу. Я не хочу, чтобы ты считала меня своим врагом.

– Хорошо. – Я так и не смогла ему отказать, но предпочла сделать вид, что я согласилась только потому, что хотела поскорее закончить этот разговор. – Довезешь меня до дома, а после этого мы станем друг другу чужими.

– Но ведь не врагами, – улыбнулся он и поспешил открыть дверцу своей машины для меня. Я, стараясь изображать апатию, села на сиденье и пристегнула ремень безопасности, даже не осознавая, что словно бабочка попала в сети коварного паука.

Шон говорил о многом, пока рулил в нужном мне направлении: о том, каким он был идиотом, о том, что и не думал причинять мне боль, о том, что завидует моему новому парню. Все это звучало вполне искренне, и я даже не заметила, как попала вновь во власть его чар. Что не говори, но убеждать он мог. Со временем я поняла, что не я была счастливой обладательницей природного магнетизма, а Шон. И пользовался он им на полную катушку, владея своим даром так же, как шеф-повар орудует острым ножом. В какой-то момент я даже представила себя Беллой, расположением которой пытаются завладеть сразу двое сногсшибательных парня, с вычетом мистической составляющей.

«Форд» сделал остановку не перед фасадом моего дома, а на стоянке перед закусочной.

– Зачем мы здесь остановились?

– Я сегодня ничего не ел, – ответил Шон, глуша мотор. – Все переживал о том, как пройдет наша встреча. Теперь, когда я спокоен, мне захотелось что-нибудь поесть.

– Сначала отвези меня домой, Шон. Потом можешь набивать свой желудок, пока он не лопнет.

– Да ладно, Валери. – Он снова прикоснулся ко мне и взглянул своими молящими глазами, используя все свое обаяние. – Не откажи мне в удовольствие пообедать со мной.

– Меня дома ждут.

– Мы зайдем всего на пол часика. Обещаю.

И вновь я оказалась заложницей своей излишней доверчивости.

– Хорошо. Но только на полчаса.

Мы вошли в закусочную и заняли один из свободных столиков. Официантка – миловидная девушка лет тридцати – предложила нам меню. Вначале Шон захотел его внимательно изучить, но стоило мне нервно кашлянуть в кулак, как он тут же закрыл меню и попросил принести нам что-нибудь из уже готового.

– А пить что будете?

Шон решил дать мне возможность выбрать.

– Мне диетической колы, – попросила я.

– Мне тоже.

Официантка ушла. У нее была прекрасная фигура, которую подчеркивали светло-синие штанишки. Я специально проследила за взглядом Шона, но он, удивив меня, был полностью заинтересован только мной.

– Как школа?

– Нормально.

– Учителя не досаждают?

– Не больше, чем некоторые сплетники и задиры.

– Ты о чем?

– О том, что ты всем раструбил о той ночи! – снова вспыхнула я, заерзав на стуле. Еще минуту назад я была готова простить Шона, сохранив о нем нейтральные воспоминания, как неожиданно вспомнила про удар в спину от него. Да, с ним нужно было держать ухо востро. Его очарование заставляло забыть о многих гадостях, к которым он был причастен и звон колокольчика разума часто оставался неуслышанным. – Ты не представляешь, сколько я натерпелась из-за тебя.

– Валери, – нежным голосом изрек он, попытавшись коснуться моей руки. Но я успела ее одернуть назад. «Ну, уж нет!», подумала я, «В этот раз у тебя не получиться меня околдовать!». Поняв, что его уловка не удалась, Шон послушно убрал руки, сложив их перед собой. – Возможно, я не самый лучший парень во всем мире, но я уж точно не негодяй. Я бы не стал так с тобой поступать…ни с кем бы не стал.

– Тогда откуда всей школе стало известно про нас?

– Я понятие не имею.

– Не ври мне!

– Я говорю правду! – Он слегка наклонился вперед и пристально взглянул мне в глаза. Сама не знаю почему, но я ему поверила. И тут же начала думать о том, кто мог еще проболтаться. «Может, это была Сара Грейбл?». Конечно же, это был он, но тогда я поверила словам Шона.

– Это уже не важно, – сказала я. – Все разговоры на этот счет уже исчерпали себя.

– Да, я слышал, что один из самых приставучих парней даже попросил у тебя прощение прилюдно. Берусь предположить, что здесь не обошлось без вмешательства твоего нового парня.

Я не стала отрицать, только поправила его из-за слова «новый». Патрик был моим просто «парнем». Чтобы стать «новым», нужно было расстаться со «старым». А такого у меня не было.

– Я поражен, – произнес Шон. – Он достоин уважения. Может, мы с ним познакомимся когда-нибудь. Встретимся втроем или же вчетвером, если мне удастся познакомиться с кем-нибудь.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– А мне кажется – наоборот. Мне бы хотелось послушать историю вашей любви. А еще я хотел бы услышать ту хохму, в которой повествуется, как вы с Патриком закидали мой дом яйцами.

Его голос резко изменился. Он тут же потерял свое обаяние, превратившись в хищного зверя. Что ж, теперь мне стало ясно: кто был «Эдвардом», а кто пародией на «Джейкоба».

– Мне надоела твоя компания, – заявила я, вставая из-за стола. – Отвези меня домой. Немедленно!

– Нам ведь еще еду не принесли, – уже более спокойно заметил Шон. Неужели он думал, что мне в горло хоть один кусочек полезет, после сказанных им слов?

– Я хочу уйти! – настояла я и в этот самый момент нам принесли заказ.

– Не говори глупостей, Валери. Сядь, поешь, выпей и через десять минут я тебя отвезу домой. А если ты решила, что я злюсь на тебя из-за детской шалость, то – это не так. Я просто хотел проверить свою догадку: ты это сделала или нет? Судя по твоей реакции – это была ты.