Читать книгу: «Волк», страница 4

– Которая, в данном случае, передается по мужской линии, – закончил я фразу, – а моя мама к колдовству никакого отношения не имела.

Вот это был уже серьезный аргумент.

Но не для Васи. Упрямого и безжалостного.

– Без колдуна село загнется.

– Кафе закроется, маршрутка перестанет ходить, так?

– Во-во, – обрадовался Василий, – и закроется и перестанет, но дело даже не в этом.

– В чем же?

– В людях, которые болеют иногда так, что медицина бессильна, – он развел руки в стороны и пожал плечами, показывая, насколько медицина бессильна, – и тут нужны вы, избранники судьбы, дети природы…

Васю несло, как того Остапа. Поздно же открылся в нем талант оратора.

– … Вы наша надежда еще со времен язычества. Вы несете в себе мудрость веков, которую за шесть лет учебы не познать. Вы ставите людей на ноги, без всякой химии, которая, кстати, пагубно воздействует на иммунную систему…

Видя, что до прихода маршрутки он не остановится, мне пришлось его прервать.

– Колдуны есть и в других селах.

– Так к ним же далеко ехать надо. А тут все рядом.

– Знаешь, если у меня, когда-нибудь, заболеет ребенок, я ни то, что в соседнее село поеду. Хоть в город, хоть в столицу, хоть за рубеж.

– Да я же в аварию попал, – Вася из делегата стал превращался в жалкое, ноющее существо, – и машины теперь нет. Жена умерла.

– Обратись к соседям, – кто-нибудь, да поедет. И тебя захватит. Не оставят в беде.

– Так должен я соседям, – обреченно махнул рукой Вася.

– Ну, к другим соседям.

– Всем должен. Стыдно обращаться. И денег нет.

– А на водку есть? – настало время тяжелой артиллерии, – вот в чем вся ваша проблема – не хотите вы работать, все вам готовое подавай. И колдуна поближе, чтоб самому не тащится к нему. Сами палец о палец не ударите. Вам лишь бы водку бухать да снеговиков лепить.

Вася промолчал.

– А хочешь, я тебя прямо здесь закодирую. На всю жизнь. Не сможешь на спирт смотреть. Жизнь новую начнешь.

– Ну, Серега, – игнорируя мое предложение, начал Василий свою песню, – машина разбилась, инвалид я, понимаешь.

– Да слышал уже не раз, – махнул я рукой, – а люди без ног скалы покоряют, без рук картины рисуют. У тебя руки-ноги целы?

Вместо ответа Вася вытянул перед собой руки, и несколько раз сжал-разжал кисти.

– И у тебя еще три помощника растут.

– Растут, – с гордой улыбкой сказал Вася.

– С тебя пример скоро будут брать, – безжалостно я испортил ему настроение. Но так надо, – А там уж кто за убийство по пьяни сядет, кто с сигаретой уснет. Да мало ли что случится, но конец очевиден, и ты это знаешь.

На лице Васи вспыхнула гримаса злой гордости. Самолюбие было безжалостно задето. Сейчас начнется «да я… да никогда… да мне бы только…». Но он молчал. Молчали птицы. Ветер остановился, слушая наш разговор. Небо полностью спряталось за серой пеленой…

Давай Вася, – подумал я, – ломай себя. Не щади. Зажги ту искру, от которой загораются правильные мысли и взгляд становится ясным.

– Где-то оступился, – тихо проговорил Вася, – а на ноги не встал. Так и продолжаю на коленях ползать.

– Так встань, пока еще не совсем поздно, – вот теперь пациенту надо было дать подслащенную пилюлю. С эффектом оптимизма, – Обратись к Петровне или к Сесеге, передвинь им коробки с продуктами, гвоздь забей. Без куска хлеба не останешься. Походи по людям. Может, кому дрова надо наколоть, крышу починить. Мотор собрать-разобрать. Технику еще не забыл?

– Помню, – в глазах Васи загорелся огонек.

– С сыновьями хозяйство подыми. Семена где-нибудь да завалялись. Сейчас самое время. Шаг за шагом – и прорвешься. Люди помогут. А глядя на тебя, и остальные пример будут брать. И поселок не загнется.

Вася уже сидел, расправив плечи, мечтательно глядя вдаль. Но и про миссию свою не забыл.

– А с колдуном было бы сподручнее.

– Я не колдун, – сказал я медленно, чтобы мои слова наконец-то дошли до него.

– А что же ты сегодня утром нашего Кузнечика так эффективно проклял? – сообщил Василий, – Слег, бедолага. Мало ему своих проблем, так ты еще добавил в копилку для полного счастья.

При одном упоминании кузнеца что-то внутри меня всколыхнулось, но вида не подал.

– Что за проблемы?

– Нелады у него с Васильевым. Уж не знаю, что там у них случилось, но Васильев пообещал, что «этого так просто не оставит». А с ним шутки плохи, ты же знаешь.

Я не знал, насколько плохи шутки с Васильевым. Но где-то в глубине души прозвучал неясный сигнал, что-то в голове моей стало проясняться, и это мне определенно не нравилось. Но торопиться с выводами не стоит.

– Нелады, говоришь, – подтолкнул я Васю к продолжению.

Вася отошел от главной темы, ради которой его послали, и он неохотно, но все-таки продолжил.

– Ну да, нелады. Васильев обещал прикрыть его кузнецу и вообще, выгнать из поселка. А уж методы он найдет. Это он так сказал.

Ничего не говоря, я встал со скамейки, отошел на приличное расстояние и достал сотовый. За спиной послышался звук мотора и шорох шин – «Газель» подъехала к стоянке. Я махнул рукой Ринатику – «подожди».

Длинные гудки тянулись долго, что я решил нажать «отбой», как на другом конце послышалось:

– Слушаю тебя, Серега.

– Напомни мне, пожалуйста, утренний разговор про дядю, Кузнечика и осиновый кол, – начал я докапываться до истины, – и насколько все это является правдой.

Васильев прикрыл трубку рукой и кому-то что-то сказал. Можно было даже догадаться, кому.

– Никак Василий поделился информацией, – усмехнулся участковый, – его вроде делегатом назначили. Ну да, слукавил немного. Каюсь, грешен.

– А ты понимаешь, что ты меня попросту использовал? – повысил я голос, – Как мужик, ты должен сам вести свою войну, а не прятаться за чужими спинами.

– А на войне все средства хороши, – поразил он меня своей циничностью, – я догадывался, что ты приехал ненадолго, и скорей всего, в последний раз. Ты же у нас теперь городской. Вот и решил немного воспользоваться моментом. Не ты же дело сделал, а его слепая вера.

Хорошо сработанно, невольно проявилось у меня к нему уважение. Ловко. Не зря хлеб свой ест.

За спиной послышался сигнал. Короткий и нерешительный. Я зло взглянул на водителя, тот отвел глаза.

– Теленка, значит, потерял, – я выждал многообещающую паузу, – следи за остальной живностью.

– Я тебя умоляю, – послышался смех, но какой-то уж очень неискренний, – уж мне-то про свои колдовские штучки заливать не надо. Я цифры «13» не боюсь, а уж тебя, щенка, подавно.

Так меня еще никто не оскорблял. И дело даже не в «щенке», хотя это слово тоже не из приятных. Но поставить под сомнение, сравнить с суеверием все то, чему научил меня дядя…

А что бы я там не говорил, все-таки кое-что умею.

– Посмеешься потом, когда ущерб будешь подсчитывать.

– Слышь, ты, – прозвенели злые нотки в его голосе, – как я понимаю, твой паровоз скоро отъезжает. Скатертью – дорога. А если передумал ехать, давай встретимся. Посмотрим, какой ты грозный на самом деле.

– Я лучше воспользуюсь твоей стратегией – нанесу удар исподтишка.

– А не боишься, что твой дом… В смысле – Егорыча. Ты же приемыш. Сгорит к чертям этой ночью, со всеми вашими домовыми? Я лично займусь расследованием. И, уверяю тебя, не найдется не одного свидетеля.

– Свидетелей не будет, пока меня тут нет, – заметил я, – с моим приездом объявятся и свидетели и запись найдется на чьем-нибудь телефоне.

– К твоему приезду я уже не буду участковым, – разошелся Васильев, – и не ты, и ни остальные козлы, мне будут не указ.

– Как ты думаешь, кого здесь больше уважают – меня или твое удостоверение.

– Мне плевать на уважение, я здесь – закон.

– Вот из-за таких уродов, как ты, ментов и не любят.

– Чеши языком, сколько хочешь, – подвел итог Васильев, – но следующая встреча может оказаться для тебя последней.

– Застрелишь из табельного? – съязвил я, – Из-за угла, как ты любишь.

– Да я не прочь и голыми руками тебя порешить. Всегда тебя ненавидел. Убить – не убью, а калекой сделаю.

Можно было долго еще вести наш взрослый конструктивный спор, но машинист поезда меня ждать не будет.

– Кстати, забыл сказать, – я постучал ногтями по корпусу телефона, – я записал наш разговор, на всякий случай. Думаю, остальным козлам понравится.

– Чего ты сделал?

– Эпоха hi-tech, и все такое, – процитировал я одного человека.

– Слышь ты… – начал он.

– До встречи, – не очень культурно перервал я его и отключился.

А что тут поделаешь – меня воспитывал колдун, и такого предмета как «этикет» мне не преподавали. Однако, меня заждались.

На ходу кивая Ринатику, я быстрым шагом подошел к Васе.

– Значит так. Передай Кузнечику, что все хорошо, пусть живет долго и счастливо, я так сказал.

– Передам.

– Я бы сам, но ехать надо. Времени нет.

– Понял.

– Отучусь и через пять лет приеду. Ну и навещать буду. И если тут ничего не изменится, и ты в том числе – до свидания и навсегда. Все понял?

– А точно приедешь? – на губах Васи появилась улыбка.

– Слово колдуна.

Я рывком открыл дверь маршрутки, и заскочил внутрь.

– И пожалуйста, зайди ко мне домой…

Лицо Васи выразило сомнение.

– Не бойся, – сообразил я, в чем причина, – теперь можно. Кур похоронить надо.

– Все сделаем в лучшем виде.

Вася стоял, гордо расправив плечи, глаза светились. Мне показалось, что у него все сложится хорошо.

– Не надо в лучшем виде – просто и без почестей, сожги или закопай в лесу.

А то, как бы до смешного не дошло.

Василий улыбнулся и кивнул.

– Извини, – сказал я Ринатику.

– Ничего страшного, но немного надо поднажать.

Маршрутка дернулась с места как ошпаренная. За давно немытым окном замелькали березы, осины и сосны. Поселок остался за спиной, вместе с моим лучшим другом Васильевым. Я аккуратно держал коробку на коленях, как если бы это была хрустальная ваза древнейшей китайской династии.

– Серега, – извиняющимся тоном обратился ко мне Ринатик, – у меня тут дочка приболела. Я попросил Звягинцеву…

– С твоей дочкой уже все хорошо, – я изобразил что-то вроде магического жеста рукой.

Он улыбнулся:

– Спасибо большое.

Слепая вера…

А вдруг?

Выполню ли я свое обещание, данное Васе, который все еще стоял на остановке и энергично махал мне рукой, становясь в размерах все меньше и меньше. Вернусь ли я через пять лет вселять в людей веру и надежду. Сеять доброе и вечное. Глядя на улыбку водителя, я решил не отметать такую возможность, как вариант. Как вариант один из многих. Но сейчас, на ближайшие пять лет, у меня были другие планы.

Хорошие и не очень.

О Васильеве и Тимофееве

 
За окном летит снежок,
А у нас все хорошо.
Во дворе метет метель,
Завтра будет новый день.
Ангел с неба наблюдает
Как ребенок засыпает.
 

За окном и вправду шел снег, а ветер направлял его, чтобы каждая снежинка легла на свое место. Тимофеев дернул струну, и колыбельная для дочки Васильева закончилась. Новоиспеченный отец посмотрел на друга с удивлением.

– Сам сочинил?

Скрывая довольную улыбку, Тимофеев отложил гитару.

– Вчера не спалось.

– Классно получилось.

– А у меня по-другому и не получается.

Маленькая Васильева, только сегодня выписанная из роддома, тихо спала. Отец все никак не мог налюбоваться ребенком.

– Наверно, это единственное в моей жизни, что я сделал хорошо.

– Хорош прибедняться. Вспомни, сколько ты преступников поймал.

– Ни одного.

– Во-о-от. Боятся они тебя.

Тимофеев налил водку по стопкам.

– Не будь тебя, весь поселок погряз бы в криминале.

– Да я вообще не понимаю, зачем здесь нужен участковый, – Васильев поднял стопку, – Ваську да Степаныча успокаивать.

– Да хотя бы их.

– Скучно.

– За отца! – провозгласил Тимофеев.

В комнату вошла жена Васильева.

– Давно ребенка-то усыпили? – с укором спросила она.

Тимофеев показательно шлепнул себя по губам.

– Молчу, молчу.

Васильева-старшая взяла на руки Васильеву-младшую, и обе женщины удалились в спальню. Тимофеев посмотрел им вслед и с грустью опустил глаза. Это не ускользнуло от Васильева, но вида он не подал.

– Надо к Петровне заехать, пока не закрылась, – предложил он, – потом сразу к Митрофанову и так – по цепочке.

– Ваську беспокоить не будем, – сказал Тимофеев.

Они поехали на автомобиле Тимофеева к Петровне в сельпо, и в подсобке выпили с хозяйкой за здоровье новорожденной. Потом заглянули к Митрофановым, благо те жили по соседству. Потом к батюшке, после чего очередность посещения земляков у них стала разниться. Но мимо Васьки не проехали, уважили. За руль садились по очереди, решив, что так будет лучше. Ближе к ночи оставался только Кузнечик.

Ехали не спеша, но автомобиль виляло из стороны в сторону. Снегопад тоже не облегчал поездку. Здравый смысл подсказывал, что пора прекратить это занятие, дочка и так здорова на радость родителям. Но как же не заехать к Кузнечику?

– Давно хотел спросить, – заплетающимся голосом прошептал Васильев.

– Выкладывай, – отозвался Тимофеев, вглядываясь в лобовой стекло, за которым ничего не было видно.

Тема была деликатная. Васильев прокашлялся и тут же забыл, что хотел спросить. Как-то неудобно получается, но что-то надо было говорить.

– Славик.

– Ну.

Вдруг картинка все-таки появилась.

– Ты почему на мою жену сморишь?

Тимофеев удивленно посмотрел на него.

– А что, нельзя?

– Да нет, братан. Хочешь – смотри. Но все же… Почему?

– Тебе правду сказать? – невесело усмехнулся Тимофеев.

Оба не заметили, как автомобиль увеличил скорость.

– Ну естественно, правду. Я тебя за это и уважаю, за правду.

Тимофеев вздохнул.

– Потому что я ее люблю.

Тут раздался грохот. Друзей бросило вперед. На их счастье сработали подушки безопасности.

– Кажется, приехали, – засмеялся Тимофеев, вытирая с губ кровь.

Сквозь шум работающих, но бесполезных дворников, они услышали, как отворилась калитка. Захрустел снег, оповещая чье-то приближение. Затем дверь со стороны водитель открылась, и они услышали голос Кузнечика:

– Ну вы и уроды!

На утро уже никто ничего не помнил. Оно и к лучшему. Незачем друзьям ссориться. Но свои ошибки надо исправлять. Васильев купил два профлиста, а Тимофеев отремонтировал забор Кузнечика, под пристальным надзором хозяина.

– Лучше бы сам сделал, – сокрушался потом Кузнечик, глядя на эту халтуру.

Паха скоро женится

Поезд прибывал на вокзал строго по расписанию. Проводник завершал последние приготовления. Люди доставали свой багаж. Шумели и толкались в проходе. Колеса стучали все ту же, никогда не меняющуюся мелодию уезжающих и прибывающих.

Вечерний город встречал меня приветливым летним солнцем, прикоснувшимся к горизонту, синим небом и легкими облаками. На столике позвякивал пустой стакан, а за окном, все медленней и медленней, пробегали дома, столбы, тополя. Скоро пух полетит, мечтательно подумал я. Красота! Нос чешется, глаза слезятся. Жарко. Душно. Единственное спасение – ливень. Такой, чтобы насквозь. Чтобы враз все сорвать с веток и прибить намертво к земле. Интересно, умел ли дядя дождь вызывать? В поселке хотя бы тополей нет. 1:0, в нашу пользу.

Вот такие неслаженные и путанные мысли посетили меня в тот вечер. Голова плохо соображает, когда после чистого воздуха и необозримого простора – многоэтажки, выхлопной газ, суета – 2:0. И конечно – тополиный пух.

А река у нас – чистая.

На перроне, среди остальных встречающих, меня уже ожидал Паха. Дерганый и взвинченный. Выхватив одной рукой пакет, другой схватив меня за ветровку, чуть ли не за шкирку, он потащил меня к вокзальной площади.

– Давай быстрее, – вел он меня за собой, как пятилетнего ребенка.

– Да что случилось-то? – спросил я, внимательно смотря, как Паха неосторожно размахивает пакетом.

– С девушкой тебя познакомлю.

Он тащил меня напрямик по железнодорожным путям, не обращая внимания на прогуливающихся невдалеке стражей порядка.

– С какой такой девушкой? – от ускоренной ходьбы мне было трудно говорить.

– С моей, конечно, – радостно ответил Паха, – в машине ждет.

– Боишься, что без нас уедет? – я вырвался из его мертвой хватки.

Павел остановился. Задумался. Посмотрел на небо. Мысленно что-то подытожил. Произнес:

– Действительно, чего это я? – и расправив плечи, гордо сказал, – Подождет, ничего с ней не случится.

Мне сразу вспомнился наш петух. Такой же высокомерный и гордый. Стопроцентный мужик. Хороший петушок был.

– Ну? – спросил я, осторожно забирая у него пакет.

– Что?

– Где ты ее нашел, такую красивую?

– В обед в парке встретил, на лавочке сидела, книгу читала. Прикинь – книгу читала! – Паха уже никуда не спешил, рассказывал не спеша и с чувством, – И тут я подошел, представился. Она, естественно, не устояла перед моим обаянием. Вот.

– То есть, я отлучился только на один день, а ты уже кого-то нашел?

– Свято место пусто не бывает, – развел руками Паха, – шляешься, неизвестно где. Целый день каникул впустую.

– Послезавтра последний экзамен, – напомнил я, но Паха не услышал.

– А тут – она. Мимо такой красоты так просто не пройдешь. Увидишь – поймешь, о чем я. Правда, она немного постарше будет. Но это еще не повод забрасывать ее камнями.

– И? – ждал я подробностей.

– Что – и?

Павел явно был сегодня не в ударе. Тормозил, витал в облаках. Пропадал человек на глазах. Как однажды в седьмом классе.

– Что-нибудь у вас уже было?

– Даже за руки не держались, – он вздохнул, и будто вспомнив что-то важное, опять схватил меня за рукав и потащил дальше, – но не отказалась вечером встретить моего друга, который будет нашим свидетелем на свадьбе.

– Не хочу я быть свидетелем.

– А тебя никто не спрашивает.

За пару секунд мы успели быстро пронестись мимо фонтана на привокзальной площади, чуть не сбить с ног пару прохожих и разогнать стаю голубей. Впереди показалась Пашин автомобиль, называемый нами Дельфином. Рядом, облокотившись на машину, как на свою собственную, сложив руки на груди, стояла девушка. Стройная, высокая. Выше Пахи, одетая в джинсовый костюм, на ногах белые сандалии. На голове бейсболка. Темные очки скрывали всю информацию о глазах хозяйки. Сразу было видно, что цену она себе знает.

– Она хотя бы гламурная? – спросил я.

– Гламурнее не бывает, – ответил Паха.

– А подруги у неё есть? Желательно незанятые.

– А я откуда знаю? Мы знакомы всего ничего.

– Точно красивая?

– Сейчас увидишь.

И вот мы предстали перед ней. Взъерошенные, запыхавшиеся. С дикими огоньками в глазах. И с идиотскими улыбками.

– У тебя подруги есть? – первым делом спросил Паха.

– Желательно, незанятые, – добавил я.

– Серега жениться хочет.

– Просто умираю.

– А мы – свидетели.

– И никто вас не спрашивает.

Девушка удивленно рассматривала нас пару секунд и вдруг рассмеялась.

Чувство юмора у нее есть. Это хорошо.

– Знакомьтесь, – Паха указал на меня рукой.

Девушка протянула руку.

Не видя ее глаз за темными стеклами очков, я почувствовал, что взгляд ее был оценивающий, заинтересованный. Будто многое обо мне слышала, и вот теперь довелось встретить. Никак Паха наболтал про меня интересного? С него станется.

– Альбина, – Паха указал на девушку.

– Можно просто Аля, – сказала Аля.

– Очень приятно, – я пожал ее ладонь, – Сергей, можно просто Кирилл.

Паха залился хохотом. Альбина на этот раз не улыбнулась. Даже из вежливости. Она продолжала смотреть на меня изучающим взглядом. Тут у нее было неоспоримое преимущество – она мои глаза видела. Я пытался почувствовать исходящую от нее энергию, почувствовать информационные волны, ощутить флюиды через прикосновение рук. Зацепиться за что-нибудь. Все как-то странно… Наконец обмен любезностями завершился, и мы одновременно разжали ладони.

Альбина сняла бейсболку и очки.

– Твою… – прошептал я и замолчал.

Альбина улыбнулась мне и задорно подмигнула.

Ведьмы – кто они?

– А хорошо быть колдуном?

Сейчас мне восемь лет. Вечер. Пятница. Дневные заботы закончились. За последними посетителями закрылась калитка. Мы с дядей сидим на скамейке возле дома. Черемуха раскинула над нами ветви. Ее листья образовали светло-зеленый купол, а спелые черные ягоды гроздьями нависли над нами. За ягодами с любопытством наблюдают окрестные воробьи. На дворе стоит вторая половина августа. Скоро школа приветливо откроет свои двери и – здравствуй, второй класс! Чтоб тебе пусто было с твоими таблицей умножения и глаголами! Если бы не природоведение, единственный нормальный урок, в школе нечего было бы делать.

Дядя немного удивленно посмотрел на меня, подумал и пожал плечами:

– Да что тут сможет быть хорошего?

– Ну, ты ж можешь превращаться в волка, летать умеешь.

– Летать? – рассмеялся дядя, – Ну если во сне, да и то, не всегда.

– Просто ты еще об этом не знаешь, – объяснил я и дядя рассмеялся.

В то время я не обратил внимания, что о превращении в волка он промолчал.

– Ну, ты же можешь колдовать? – настаивал я.

– А что такое, по-твоему, колдовство? – дядя облокотился на спинку скамейки, устроился по удобнее, и как учитель на экзамене, приготовился меня слушать.

– Это когда умеешь летать, – начал я.

– Птицы могут летать, – заметил дядя.

– Когда человек может летать, – поправился я.

– Ну да, самолетом.

Дядя любил путать и сбивать с толку, но благодаря именно этому, я на всех экзаменах вел себя спокойно и уверенно, даже если был абсолютно не готов.

Я глубоко вздохнул и начал новую попытку, старательно выговаривая слова, будто пишу их в чистовую тетрадь:

– Колдовство – это, например, когда человек может летать без крыльев и самолетов. И не спя… И не во снах… – я зажмурился и собрался с силами, – когда он. Бод. Рст. Вует.

– Приведи пример летающих людей.

– Баба-Яга, – торжественно заявил я.

– А ты ее видел?

– Это наша директриса, – шепотом произнес я, – она точно колдунья.

– Да она даже не выглядит, как колдунья, – смеясь, сказал дядя.

– А как она должна выглядеть? – поинтересовался я.

Где-то в лесу пронзительно закричала птица, почти по-человечески. Крик, несущий в сердце холод и тоску, пронесся над нами на черных крыльях и растворился в вечерней тишине. Я поежился. Не самая лучшая тема, прочитал я в дядиных глазах. Но он пододвинулся ко мне поближе и серьезно начал:

– Запомни – если у женщины рыжие волосы и зеленые глаза, это еще не значит, что она колдунья.

Дядя посмотрел на меня, я кивнул головой.

– Но самые сильные и опасные колдуньи – именно рыжеволосые и зеленоглазые.

– Сильнее тебя? – изумился я дядиным словам.

– И намного.

– Почему? – вдруг мне стало как-то не по себе.

– Потому что, если, например, одна такая влюбит тебя в себя, то отваром одуванчика тут не отделаешься.

– А я ее палкой по голове, – выдал я гениальную мысль.

– А она прочтет твои мысли, близко не подойдет и тебя не подпустит, – завалил дядя весь мой план, – а поймает взглядом, то есть – загипнотизирует, – будешь ее игрушкой, пока не наиграется.

– А если я ее встречу?

– Да проходи спокойно, как мимо остальных людей. Если у нее на тебя планов нет, то ты ей и не нужен будешь. Колдунья, это просто обыкновенная женщина, но которая может добиваться своего в любом случае.

– И ничто-ничто ей не указ?

– Ну, вообще-то, есть управа и на ведьму.

Я от радости подпрыгнул на месте и приготовился внимать каждому слову.

– Если ты честный с собой и с людьми, если смело идешь по жизни и ни за что тебе не стыдно, если ты сам хозяин своей жизни, то никто ничего и никогда не сможет тебя сделать. А будешь нюней и слабаком – тебя любой скрутит и без колдовства. Одним словом – если ты человек с большой буквы, то ты сильнее всех.

– Сильнее самой сильной колдуньи?

– Если человек использует свою силу в плохих целях, – дядя говорил медленно, чтобы слова лучше доходили до меня и пускали корни, – то он сразу слабеет.

– И колдунья?

– В первую очередь колдуны и колдуньи.

– А почему?

– Потому что человеку дается сила, власть, могущество для помощи другим людям. Не иначе. При использовании этой силы в злом умысле, она истощается. Поэтому хороший человек может быть сильнее любого злого чародея.

Что-то колыхнулось внутри меня. Зажглось ярким и чистым пламенем. Прохладный воздух наполнился теплом и, как мне показалось, стал осязаем. Пролетел легкий ветер, колыхнулись листья черемухи. Я стоял перед дядей, расправив плечи и смотря в его глаза. Его слова разожгли во мне ту силу, которая проходит через меня на нашей поляне. Но на этот раз обувь мне не мешала. Я был спокоен, холоден, но готовый ко всему, как скрученная пружина, дайте только повод.

– Я смотрю, кто-то рвется в бой? – усмехнулся дядя, – Глаза так и сверкают. Но рановато тебе еще для подвигов. Будь поосторожней.

– Я буду таким же сильным колдуном как ты, – пообещал я, – и никто не поймает меня взглядом.

– Но я летать-то я все-таки не умею, – напомнил дядя.

– Ты людей лечишь, – настаивал я – значит колдун.

– Врачи людей лечат, за что им большое спасибо.

– Тебя все боятся.

– Разве я такой страшный, – усмехнулся дядя, – или кому-то зло причинил?

Опять неувязка. Тяжело быть ребенком. Энергия, бурлящая во мне, утихала. Настрой прошел, хотелось спать.

– Нет, только добро.

– Ну, выходит я никакой не колдун, – притворно-грустно вздохнул дядя, но веселый блеск в глазах его выдавал.

– Ты волшебник! – вдруг радостно закричал я.

Дядя промолчал. Но улыбнулся.