Кладбище драконов

Один из воинов довёз Тима на машине до края беспорядков. Дальше идти можно только пешком. Тим будто очутился в чужом городе, где много непонятного и странного. Вот мимо прошёл человек с окровавленной головой, поливая драконов отборным матом. Другой лежал без движения на газоне, сложив крестом руки на груди. Когда Тим, в ожидании худшего, подошёл к нему, тот открыл глаза и заверил:

– Со мной всё в порядке, – и опять закрыл.

Учитывая, что Тим продолжал стоять, человек пояснил:

– Конец света близок. Жду.

Мысленно пожелав удачи, Тим осторожно, чтобы не мешать, отошёл.

– Зверь из Апокалипсиса, саранча, всадники, всё это – современные драконы, – послышалось следом, – предвестники страшных событий. Так сказать, аллегория.

Кто бы мог подумать? Человек продолжал:

– А вы знали, что у Антихриста нет трёх шестёрок, это всё Голливуд выдумал.

– Да я как-то и не думал об этом, – признался Тим.

– Вот он придёт и тогда вместе узнаем, – решил человек.

– А Спаситель тогда кто?

– Не понял.

– Второе Пришествие Христа. Он же должен опять явиться. Кто он будет, в таком случае?

Человек молчал, обдумывая вопрос. Тим не торопил с ответом, тихо стоял неподалеку, держась на безопасном расстоянии. Без меча ему было неуютно с чокнутыми.

Видимо не найдя решения, человек встал, отряхнулся и недовольно посмотрел на Тима:

– Вы тут все сговорились, что ли? Всё мне испортили!

И медленно пошёл прочь.

Что ж, его можно понять. Возможно, это происшествие перечеркнуло все страхи, неудачи и разочарования, терзавшие его прошлое. Наконец-то можно снять с себя всю ответственность за пустую жизнь, и переложить на драконов. Это же так удобно, а главное, логично. Все эти всадники и апокалипсисы. Вот только про главного персонажа он забыл, и теория разрушилась. Теперь опять придётся влачить груз никчёмности, комплексов и непрестанно жалеть себя, не найдя ступень, на которую нужно подняться. Конечно, человек мог быть совершенно не таким, как его только что охарактеризовали. Тим не психолог и может ошибаться в своих выводах. Но он их держит при себе, других жить не учит, а значит, и вреда от этого никому не будет. Он смотрел вслед человеку и видел в нём свое прошлое. Такое же плывущее по течению в никуда.

Зазвонил телефон. Не обращая внимания на дрожащие от волнения руки, Тим достал трубку, это была Ира. Её голос выдавал панику, а если эта девушка паникует, значит, дело серьёзное.

– Их нет! – кричала она, – Димки и Кости нет дома!

Братья пропали в этой суматохе, и где теперь их искать? Всё не вовремя!

– Это ничего не значит.

– Они не отвечают на звонки! Что делать? – в трубке послышались рыданья.

Трудно представить Иру плачущей, но у Тима защемило сердце.

– Я сейчас приду, и подумаем вместе.

– Да что тут думать? Что?

– Можно пройтись по их друзьям по двору, для начала. Ты знаешь таких?

– Это ничего не даст! Они пропали!

– Тогда просто сложим руки, и будем ждать хороших новостей.

Ира помолчала, видимо ругая себя за потерю самообладания, свойственной любящим старшим сестрам.

– Как идея? – продолжал Тим, – Огонь?

– Приходи скорее, – тихо попросила она.

– Уже в дороге.

Он развернулся и чуть не налетел на толпу.

– Братан! Посторонись! – раздалось рядом.

Группа людей на руках переносила ещё одного пострадавшего. Судя по виду – странно согнутая в локте рука и изорванная одежда, можно предположить, что его вытащили из машины. В какой-то мере это было верным.

– Там дальше троллейбус перевернут, – крикнул Тиму один из несущих, – иди, помогай, если не занят!

Тим бросился в сторону, откуда несли человека. Ему вдруг так захотелось спасти ещё кого-нибудь. Уже через квартал открылась ужасная картина. Троллейбус лежал на крыше, вокруг стояли машины и суетились люди, пытавшиеся вытащить застрявших внутри. Крики, стоны и кровь. Много крови, смешанной со стеклом и этот ужасный хруст под подошвами. Какая же сила смогла перевернуть эту махину? Ещё утром никто даже представить не мог, что будет твориться на улицах. Что драконы, которые для многих стали экзотическими животными, как пингвины или лемуры, вот так просто пролетят над ними, калеча и разрушая всё вокруг без какой-либо агрессии. Просто так получилось.

Тим разглядел сквозь выбитые окна троллейбуса нечто бесформенное, похожее на людей. Они лежали на крыше, только с другой стороны. Живые пытались подползти к выбитым окнам. Их вытаскивали за руки, за ноги, тащили за одежду.

Тим подошёл поближе, но просто не понимал, как подступиться, чтобы не мешать остальным, все как будто работали слаженно. Посчитав, что сделал всё, что мог, но чувствуя себя при этом неловко, он отошёл назад и посмотрел вокруг. Кто-то пытался помочь, кто-то переживая наблюдал, также, как он сейчас. Одни плакали, звонили, звали на помощь. Другие… снимали на телефоны, и это уже выходило за рамки приличия. Радостные или сочувствующие, эти люди выложат видео в сеть – чужое горе и чужую помощь, не свою. Общая беда меняет людей, показывает их истинное лицо. Здесь не получиться лицемерить, показывая ложное сострадание. Или ты помогаешь, или стоишь в стороне. Или чувствуешь чужую боль или снимаешь её на память. Один из таких, молодой мужчина, старше Тима, мало того, что снимал на камеру, так при этом ещё жевал жвачку, что придавало ему вид праздного наблюдателя, черствого и циничного паразита. Это было уже слишком. Не помня себя от ярости, Тим бросил сумку с доспехами на землю, подошёл к нему, выбил камеру из рук и ударил в нос с силой, на которую только был способен.

Дальше произошло что-то удивительное. На него налетела женщина. Она истошно кричала, вцепившись Тиму в ветровку одной рукой, а другой наносила удары чем-то похожим на дубинку. Может, это была привычка, обретённая на арене, кто знает, но Тим заехал ей локтем в челюсть, помня, что воительницы не любят, когда с ними дерутся вполсилы. Женщина молча упала на асфальт, выронив из рук… микрофон.

Какого?.. – подумал Тим, припоминая в напавшей ведущую местного телеканала и ощущая на себе любопытные взгляды. Пока он начал понимать, что произошло, владелец камеры в окровавленной футболке встал. А потом посыпались удары по голове, честно говоря, заслуженные.

Долго добирался Тим до «Соучастия». Транспорт ходил с перебоями, такси заняты, а передвигаться пешком было неуютно, потому что вот на этом самом месте мог помереть человек. На перекрёстке, где перевернулся троллейбус, на бордюрах лежали цветы. В городе, уже почти вычищенном и отремонтированном, объявлен трёхдневный траур. Да что там город, весь мир потрясён недавними событиями, хотя всплеска активности драконов пока не наблюдалось.

Тим постучал в кабинет.

– Можно?

– Входите. Ничего себе!

На его лице были синяки, шею сковывал гипс. Последний удар от оператора пришёлся в основание шеи, когда Тим уже не держался на ногах. Может и не последний, но в шее что-то неприятно хрустнуло, в голове вспыхнул яркий свет и всё померкло.

– Ты уже табличку поменяла? Иванова Ирина Антоновна, психолог. Я даже не знал твоей фамилии.

– Я уже потеряла надежду, что мой шеф объявиться. Особенно теперь. У меня вообще идея прибрать контору к рукам. Надо подумать. Да пошёл он. Это кто тебя так?

– Подрался с местным телеканалом, – Тим на этот раз сел на диван, и аккуратно облокотился на спинку.

– А зачем?

– Небольшое недоразумение. Сам виноват.

– Насколько небольшое?

– Ну там… Будет суд за нападение на съёмочную группу. Порча имущества… Я и не знал, что камеры такие дорогие. Оператору нос сломал, журналистке тоже заехал. В общем, громадный штраф, как минимум. Может, условное припаяют.

Ира потёрла пальцами виски. Сама она была бледной, видимо в свете недавних событий.

– Знаешь, я просто не могу придумать причину, чтобы напасть на телевизионщиков.

– Там троллейбус перевернулся.

– Да, я слышала.

– Все кричат, людей спасают. Я сам хотел помочь. А тут люди стоят и снимают на камеру.

– И ты не заметил, что камера профессиональная?

– Заметил, это и взбесило. А там кровь и трупы. Не сдержался, в общем.

– Ужас. Просто ужас.

– Ага.

– Я жалею, что пригласила тебя на бои.

– Если бы не пригласила, я бы просто стоял и молча злился. А потом ругал себя за трусость.

– Зато не пострадали бы невинные люди.

– Зато я теперь вступлюсь за женщину, если её обижают. Или заткну пьяных подростков в маршрутке. Постучусь ночью к шумным соседям. И уж точно никому не отдам свои деньги. Или ещё что. И только благодаря этим боям.

– Преобразился, значит.

– Ага.

– Встал на ступень повыше.

– Так что, Ирина Антоновна, ваш инновационный метод мне очень помог. Спасибо. Если надо где отзыв оставить – оставлю самый лучший.

– Да ладно, – покраснела Ира, – это моя работа. А что там с телевизионщиками произошло, через год забудется.

– Ну уж нет. Я буду детям рассказывать на ночь.

– Только не преувеличивай.

– И это… я что пришёл… прости, что не помог с пацанами. Они нашлись?

– Нашлись и очень скоро. Я тебе звонила, но ты, скорее всего, уже был в больнице.

– Наверно. Там такая давка была, – тут он обратил внимание на её левую руку, – что это у тебя?

Ира посмотрела на запястье, перемотанное бинтом.

– Порезалась, – сказала она, и её ложь было сложно не заметить.

– Опять об утюг?

– Он острый.

– Не хочешь, не говори, но… извини, ты же не вены режешь?

– Не дождёшься.

– Ну, может, по стеклу стукнула, когда братья пропали.

– Поверь мне, – оборвала она, – всё нормально!

И хотя по её бледному усталому лицу было видно, что она чего-то недоговаривает, Тим только сочувственно кивнул и решил пошутить.

– Ну, хоть не всю руку отрубила.

– Лихоимец погиб, – внезапно сказала Ира, – наши выложили в сеть некролог.

– Ни хрена себе!

– Какая-то машина свернула на тротуар и прямо на него.

– Ё-моё!

– Умер уже в больнице.

Тим только покачал головой. Вернее, пытался.

– Я всё думаю, вот если бы не пошёл тогда на лежак, где бы мог находиться, когда драконы начали летать.

– Где угодно, – тихо сказала Ира.

Она закрыла журнал и отодвинула на край стола.

– Когда всё это началось… Выглянула в окно, а там прямо ураган. И шум какой-то непонятный. Я даже не знала, что случилось. Позвонила родителям. Братья на звонки не отвечают. Меня такой страх охватил… Смотрю, а по улицам люди бегут, давят друг друга. Ветер уже стих, а они всё ещё бегают. А дома никого нет. И я позвонила тебе. Понимаешь? Только тебе. Ты ответил, и я успокоилась.

Она замолчала. Тим в ожидании смотрел на неё, надеясь, что разговор не зайдёт, куда ему не надо.

– В общем… я не знаю…

– Ты влюбилась, так?

А он действительно стал решительней. Ира опустила глаза.

– Вроде, да.

Не все конторы в здании открылись. Никто не ходил в коридоре, не разговаривал у окна. Было тихо, будто рабочий день уже закончен и только уличный шум чуть проникал в кабинет.

– Мне это льстит, конечно. Но ты для меня что-то вроде… как бы это доходчиво объяснить?

– Старшей сестры?

– Нет. Ты мне как тётя.

– Кто!!!

– Ну знаешь, есть такая женщина, любимая тётя. Сестра мамы или классная соседка по подъезду. Которую ты любишь и всегда ей рад, но когда её нет, почти не вспоминаешь про неё. Ну вот что-то примерно такое…

– Я? Тётя? – Ира залилась смехом, который был слышен не только на её этаже.

Атлант толкнул Одноглазого локтём, отвлекая от мыслей о скором суде, о возмещении морального и материального ущерба телекомпании. О смерти Лихоимца. О том, что Ира сказала ему, а он ей. И был бы этот разговор, если б не драконы. А когда он уходил, она всё ещё смеялась, пытаясь не заплакать. Да, эти драконы здорово прошлись и по городу и по его, Тиминой, жизни.

– Глянь, кого ветром занесло.

С гипсом на шее особо головой не повертишь, только поворачиваясь всем туловищем.

Возле арены нерешительно топталась Маша, внимательно вглядываясь в каждого человека. Она была опять в камуфляжном костюме, в берцах, на голове бейсболка, но на этот раз её глаза излучали торжественную радость.

Одноглазый поднялся и помахал рукой. В конце концов, кого она могла здесь ещё искать. Маша заметила его и подбежала чуть ли не вприпрыжку.

– И ты до сих пор считаешь махание мечом полезным делом? – она показала на гипс.

– Это последствия от драконов. Пытался людей спасать.

– Спас?

– Нет. Но я старался.

– Вот и я по этому поводу. Мы забыли поблагодарить вас тогда. Спасибо.

– Твой отец, вроде, пообещал бочку эля, даже две.

– Но не мы с братом.

– С товарищем всё нормально?

– Благодаря тебе и твоим… – она решила, что слово «друзья» здесь неуместно, – сослуживцам. Или соратникам.

– Благодарность принимается, – кивнул Одноглазый, – так как насчёт кино?

– Кино? А кто говорил про кино?

– Ну, я же не просто так телефон дал. Если потеряла в драконьей суматохе, я ещё запишу, мне не трудно.

– Знаешь, – виновато посмотрела на него Маша, – бывшие наркоманы не вызывают у меня доверия.

Одноглазый некоторое время молча разглядывал Машу. Потом засмеялся, насколько позволяла зафиксированная шея.

– А! Ты про зависимость! Надо было уточнить. Игровая зависимость, всего-навсего.

– Ой, как неловко вышло. Ну, слава богу, что ошиблась.

– Ну, так в кино идём?

Маша поглядела на его самодельные доспехи – курам на смех. На его побитое лицо и гипс. На окружающих ребят. Бог пойми, кто во что одет и у кого какое оружие, будто здесь собрались все народы прошлых веков, как реальные, так и вымышленные. На пионерский горн, на пивные бутылки и окурки вокруг. На музыкальный центр, временно молчащий, и не лень же кому-то притаскивать его сюда! Ребята, конечно хорошие, веселые, славные и отзывчивые, но явно не от мира сего. С чего бы восемнадцати или двадцатипятилетнему мужику после работы рисовать герб на фанерном щите и сочинять родословную? Да и девчонки туда же.

– Давай начистоту, – предложила она.

– Давай, – с готовностью согласился Одноглазый, понимая, что разговор закончится его поражением.

– Я историк, а не психиатр, – сочувственно улыбнулась Маша.

– А это такое же хобби, как и ваши поиски, – возразил Одноглазый.

– Хобби, это здорово. Серьёзно. Но не все девушки тащатся от сильных. Умные тоже в цене.

– Я очень умный.

– И поэтому с поврежденной шеей готов воевать? И не нашёл себе лучше прозвища чем Одноглазый.

– Это такой стёб, посторонние не поймут. А за пределами арены я нормальный человек.

– Тимофей, – подытожила Маша.

– Ты помнишь, – улыбнулся он.

– Помню. И помню и вижу, как на меня недовольно смотрит одна особа.

Одноглазый обернулся.

– В твоей компании, наверно, тоже кто-то не сводит с тебя глаз. Я готов к трудностям, ради одного похода в кино. На какой-нибудь исторический фильм. А дальше по обстоятельствам.

– Мария Денисовна! – послышался голос.

У входа на арену стояли люди, по всей видимости, собравшиеся в большой поход.

– У тебя очередное путешествие?

– Научная работа, – Маша стала отступать назад, – произошло некоторое открытие и мне сейчас не до кино.

Она виновато вздохнула

– Хочешь дружеский совет? Меня ждут большие дела, не сочти за хвастовство. А что ждёт тебя на этом рубилове? Ну, кроме мастерства в фехтовании. Извини.

И она отправилась на свои приключения, в которых нет места ни Одноглазому, ни Тимофею.

– Это не совет, а намёк, – сказал Одноглазый вслед, но его уже никто не слышал.

Он грустно молчал, смотря, как Маша лёгкой походкой скрывается со своей научной экспедицией за костяным холмом. Эх, какая девушка! А как ей идет камуфляж. И вся такая серьёзная, умная.

– Что? Дракон похитил принцессу? – послышался голос Владычицы Мира.

– Вроде того, – кивнул Одноглазый, – не хочет иметь дело с клоуном с деревянным мечом.

– А чего ты хотел? Что она так просто кинется тебе на шею, визжа от восторга?

– Да просто в кино пригласил, ничего серьёзного.

Владычица фыркнула.

– Ну, а если ничего серьёзного, то не стоит лезть со своим детским садом в её взрослую жизнь. Не видишь, этой принцессе нужен кто-то другой. Который не отступит и не сдастся. Тот, кто отрубит голову дракону одним ударом, но так изящно и виртуозно, что она не обратится в общество по спасению редких животных. Понимаешь, о чём я?

– Вроде, да. Это такая психология?

– Это жизнь и женская наблюдательность.

– А как же ты?

– А я подожду своего принца, – улыбнулась она, – с тобой каши не сваришь. Постоянно какие-то проблемы. И вкуса у тебя нет.

Экспедиция, спешившая к месту, где лежит Змей Горыныч, и оживленно обсуждавшая дальнейшие шаги исследовательской деятельности, остановилась, услышав залихватский свист и крик.

– Мария! Подожди!

Вся группа встала, смотря, как их нагоняет нескладный парень, одетый во что-то кожано-картонное и с гипсом на шее – самый нелепый участник в истории импровизированных боёв.

– Вот! Ты обронила!

Он протянул новый клочок бумаги со своим телефонным номером.

Маша рассмеялась.

Ниже корявым почерком было написано:

«Вел. Отеч. война – 1941—1945

Кулик. битва – 1812

Петр Перв. 1672—1725»

– Это ты сам написал? – удивилась Маша.

– Писал сам, ребята помогли, если честно. Кто что вспомнил.

– Куликовскую с Отечественной спутали.

– Зато они правы в другом.

– В чём же?

Маша перевернула бумажку.

«Взят. Бастилии – 1789

Версал. договор – 28 июня 1929

Цезарь (или Нерон, кто-то из них) – 37—68»

– Если я тебя отпущу без битвы, это будет самый недостойный поступок в моей жизни. А «недостойный», самое позорное слово в нашем обиходе.

– Даже так? В обиходе? – Маша усмехнулась, но щеки предательски покрылись красным.

– На сленге, – поправился Тим.

– Ну дайте парню шанс, Мария Денисовна, – вступился один из коллег, какой-то профессор, – назначьте рыцарю испытание, в конце-концов.

– Да-да, испытай меня, – согласился Тим.

– Хорошо, – уступила Маша, – я позвоню через четыре месяца. Просто сейчас работы много. И в Москву надо лететь.

Она вопросительно посмотрела на коллег.

– Три-четыре месяца, – согласились с ней, – раньше не получиться.

– Дождёшься, сходим в кино, а там по обстоятельствам. Такое испытание тебе по силам?

– Я готов на большее, – тут Тим встал на колено и поцеловал её руку.

– Ну, это… о большем поговорим потом, – Маша смущенно отступила назад, – и Версальский договор не верно указан.

– Учите историю, молодой человек, – посоветовал профессор.

И экспедиция, слегка озадаченная происшедшим, двинулась к своим великим делам.

Тим надел повязку и вышел на арену.

– Вызываю! – он указал мечом на Владычицу.

Зрители зашумели. После смерти Лихоимца было много поминок и мало боёв. А тут – дуэль двух самых необычных бойцов и, судя по всему, здесь замешаны личные мотивы. Бой ещё не начался, а у каждого из участников уже была своя половина болельщиков.

– Проблемы с головой? – поинтересовалась Владычица, улыбнувшись и поднимаясь с места, – Калечный инвалид.

– Мой последний бой.

– А как же зимние факелы? Не уж-то не хочешь увидеть?

– Приду тебя навестить со своей девушкой.

– Значит, принцесса сказала «да»?

– Скорее «подумаю». У меня есть четыре месяца, чтобы привести дела в порядок.

– Нашёл новую ступень?

– Поднимусь и на эту.

Они двигались по кругу, не сводя друг с друга глаз и не опуская мечи. Зрители замерли в томительном ожидании, лишь изредка слышался крик или свист.

– Похвальное стремление, – одобрила Владычица, – и напоследок решил вызвать меня.

– Ты же всегда недовольна, что на вас редко обращают внимание. Завершающим аккордом стремлюсь исправить несправедливость.

– Без жалости, надеюсь?

Одноглазый пообещал зрителям:

– Сегодня Владычица Мира будет низвергнута!

– Ура! – раздалось над ареной.

– В таком случае… – улыбнулась она.

– Погнали!

Прозвучал горн, заиграл металл, и они пошли друг на друга.

Заключение

Полицейский: Ты здесь живёшь?

Бомж: Да, прямо вот тут и живу.

П: На лежаке?

Б: Ага.

П: Что видел, рассказывай.

Б: Видел! Видел, как девушка убивала того

человека! Просто расправлялась с ним,

мамочка родная! Я аж обмочился весь!

П: Ты её хорошо разглядел, как она выглядела?

Б: Ну она… Такая вся.

П: Какая такая?

Б: Ну-у-у. Знает своё дело.

Из оперативной хроники

Это книга про сильных людей. Они не спасают Землю от пришельцев, не открывают новые планеты. Но они сильные.

Иногда они идут по ступеням вверх. Иногда – что поделаешь – вниз.

– Привет, Ирина Антоновна! – поприветствовал Тим через четыре месяца после их последней встречи.

– О! Привет-привет! Какие люди!

– Как твоё «ничего»?

– Ну, у меня-то всё нормально, не я же тогда получила по башке, да ещё на противоходе. Извини, что бой был рекордно коротким, – произнесла она с издёвкой, – в один удар.

В трубке послышался смех.

– Надо было, всё же, вначале снять гипс.

– Я тебя предупреждала.

Они долго говорили о делах минувших дней. В начале достижениями хвастался Тим, что он всё-таки добился расположения своей учёной «принцессы», восстановился в колледже и даже отработал долг перед телекомпанией. У Иры тоже было что сказать.

– Ещё ступени предвидятся? – поинтересовалась она.

– Навалом. Ты на бои ходишь?

– О, пришлось завязать. Я теперь главная в «Соучастии».

– Иди ты! Поздравляю!

– Да как бы не с чем. Директор умер.

– Ох ты, блин!

– Убили где-то на лежаке. Смерть насильственная. Там с ним такое… вообще кошмар, что сделали.

– Мои соболезнования.

– Ага. Самое интересное, что он успел переписать контору на меня. Боялся, что пьянка его доконает. Не на жену или ещё кого, а на меня, представляешь? Как чувствовал.

– Бывают в жизни неожиданности. Убийц хоть поймали?

Ира посмотрела на левое запястье, на которой красовалось уже четыре шрама.

Вспомнила, как наконец-то объявился Лазаревич и давай орать, что она сменила табличку на двери.

– Решила меня списать со счёта? – бушевал он после двухмесячной «командировки».

Это вместо «спасибо», что она за него разгребала чужие проблемы!

– Что за орехи на моём столе! Никакой тебе практики! Ничего не подпишу!

И пришлось ему срочно переписать контору на Иру. Он только поначалу пытался сопротивляться, а потом стал более доброжелательным. В кабинете у нотариуса был смирным и покорным. А потом, на лежаке, и вовсе перестал быть. После того идиота с древним топором, который вообще не понятно чего хотел от Иры, убивать стало легче. Да и Лихоимец, зачем он так сделал?

Зато я помогаю людям, подумала она, в который раз оправдывая себя.

– Нет, – ответила она тихо, – не поймали.