Читать книгу: «Тайна белой вишни», страница 3

Глава 10. След Кравцова

Серое небо над городом было как отпечаток: ровное, без волнений, и потому обманчивое. В машине Сергея Петровича, которая везла Анну, Купина и Кравцова к участку у старого моста, стоял запах бензина и бумаги. Тишина в салоне была насыщена словами, которые ещё не были сказаны: каждый из них таил в себе что-то, что могло стать последней деталью пазла или сделать его бесповоротно кривым.

Кравцов сидел сгорбленный, держа в руках блокнот, словно это был его спасательный круг. В этот блокнот он записывал даты, номера, имена – всё, что могло свидетельствовать о его причастности и о том, что он видел. Теперь записи стали не просто набросками, это были улики, и это знали все. Он поднимал взгляд лишь изредка, и каждый раз глаза его казались на секунду чужими. Казались глазами человека, которого тянут два мира: мир, где он защищал дочь, и мир, где он должен был ответить за подписи.

– Ты уверен, – тихо сказал Сергей, – что в сарае не было ничего, что мы не увидели? Ты говорил, там могли быть ещё бумаги.

– Я уверен, – пробормотал Кравцов. – Но я не узнаю, где именно их прячут. Они аккуратные. Они прячут вещи там, где не ищут люди вроде нас. Они оставят след и кто-то другой его найдет.

Они подъехали к мосту. Сарай на опушке казался ещё более старым при дневном свете: крыша провисла, дверь на скрипучих петлях. Инспектор мигнул фонариком по углам, и в щелях застряли лучи – то были картины, которые раньше видели только крысы и мыши.

– Мы должны проверить тут каждую щель, – сказал он. – И записать всё в протокол. Нравы этой группы профессиональные. Они оставляют улики не по глупости, а по привычке.

Анна присела и внимательно осмотрела пол. В пыли заметны были не только следы шин и ботинок, но и тонкие волокна: нити синтетической ткани, что уже мелькали у Павла и в лесу. Она подняла один волокон на перчатке и понюхала. Особого запаха не было, но нить была ровной, промышленной, не деревенской. Кто-то использовал заводские мешковины, возможно, дешёвые импортные мешки, след импортной цепочки, а не локального рукоделия.

Кравцов отвёл их к задней стене. Там, под полом, он показал слабое место – доску, которая была недавно забита и не совпадала по цвету.

– Здесь, – шепнул он. – Они скрывали папки. Я видел, как один из них тянул коробку, и они говорили: «Быстро туда, и ничего не оставляйте». Я боюсь, что в коробках могли быть оригиналы актов.

Сергей принялся аккуратно поднимать доску. Под ней нашли слоистую стопку бумаг, завёрнутую в маслом пропитанную ткань. Документы были помяты, но штампы и подписи проступали. Первой попалась на глаза копия перевода прав с аккуратной подписью, которая напоминала чей-то манерный почерк, но с наклоном, который мог увести экспертизу. Были и накладные поставок с пометкой «ЭКСП. – Архангельск», счета на сумму, перечисления, кассовые ордера, и на дне лежала тонкая распечатка банковской операции, где фигурировала фирма с названием, отдалённо напоминающим «АгроВек».

– Вот оно, – произнёс Сергей, глядя на распечатку. – Это то, что даст нам направление.

Анна пролистала, держа документы в перчатках, чтобы не оставить отпечатков. Там были адреса – поставщик мешковин из Новороссийска, контактный телефон, и ещё одна строчка: «посредник – А. Р.», коротко, без фамилии, но с инициалами. Её сердце сжалось. Алексей Руднев – юридический консультант, который всплывал в обсуждениях с самого начала, снова здесь, как тень, от которой нельзя было легко отделаться.

– Они тщательно это продумали, – произнесла Анна. – Платежи частями, бумажки с сыпучими суммами, оплата наличными. И посредник с инициалами. Это не спонтанная кража, это коммерческая операция.

Сергей положил документы в протокол и дал указание одному из своих:

– Свяжитесь с банком и запросите выписки по этим операциям. И немедленно. Потом отправляйтесь в отдел по экономическим преступлениям. Мы должны увидеть, кто стоит за «АгроВек».

Кравцов стоял, дрожа, и словно ожидал удара. В какой-то момент он выдохнул и, глотая сопли в горле, сказал:

– Если вы пойдёте дальше, то вы вытащите больше, чем просто подписи. Вы вытащите тех, кто тянет за ниточки. Я вам говорю это потому, что я хочу, чтобы дочь жила. Но я не живу от этого.

Анна положила ему руку на плечо, жест странный для неё, но нужный: поддержка и обещание.

– Мы сделаем всё по закону, – ответила она. – Ты дал нам ключи. Теперь мы должны действовать.

Они обнаружили ещё одну вещь в стопке – старое письмо, сложенное пополам, где несколько строк были написаны почерком Никиты: короткая запись: «Профессор К. – следы в земле, берегите как память» и дата из пятидесятых годов. На полях кто-то сделал карандашную пометку: «Передать в фонд». Рядом указан адрес с упоминанием «муниципалитет». Это могло означать либо, что кто-то хотел скрыть связь с муниципалитетом, либо, что кто-то из администрации знал о привозе и молчал.

– Нам нужно вызвать экспертов по почерку, – сказал Сергей. – И опросить нотариуса. Но сначала нужны контакты банков. Я вызову подкрепление и начну процесс. Не выходите далеко, город мал, а вмешательство больших людей дорого обходится.

Они покинули сарай и направились в участок. По дороге Анна видела, как телефон Сергея тихо вибрировал. В его глазах мелькнуло напряжение, видимо новости о находке быстро распространялись. Весть о коробках и бумагах была как зажжённый фитиль: он мог привести к пожарной тревоге в делах, в которых задействованы люди с властью.

В участке началось кипение. Сергей дал распоряжения, оформили изъятие, и через час пришёл представитель банка, тот самый, который мог запросить операции. Представители банка подняли брови, когда увидели распечатки: суммы шли потоками в один и тот же карман. «АгроВек» имела филиалы в соседних районах, и их финансовая сеть была широка.

– Мы отправим запросы на блокировку, – сказал представитель. – Но нужно судебное разрешение. Без него банк не распечатает полные транзакции.

– Тогда пусть служба безопасности мэрии ускорит решение, – буркнул Сергей. – Нам нужен приказ. И чем быстрее, тем лучше.

Анна покинула кабинет и направилась к окну. На улице собралось несколько людей: кто-то пришёл принести цветы у поля, кто-то стоял в ожидании, как будто судил мнимо приговор. Она вздохнула: люди приходили с надеждой, но их надежда могла быть использована как инструмент давления. В городе появились слухи: «АгроВек» хочет купить землю, «АгроВек» уже платит, «АгроВек» работает через местных юристов. Эта сеть растягивалась от частной аптечной сделки до коридоров власти.

Тем временем Кравцов получил предложение охраны – формальную и неформальную. Ему пообещали защиту его дочери до тех пор, пока следствие не завершится. Он кивнул с благодарностью, но в его глазах светились сомнения. Он понимал: свидетельство стоит дорого не только для него, оно может стоить многим.

Вечером, когда город затих, Анна пришла в библиотеку и разложила перед собой копии документов. Бумаги лежали аккуратно, как будто они были картой, по которой можно ходить. Она начала составлять список: имена, даты, номера. На кончиках пальцев она чувствовала холод и тепло одновременно: холод от правды и тепло от того, что правда не пустая идея, а реальный инструмент.

Погружаясь в строки, она увидела ещё одно имя, едва видное внизу одного из счетов: «Миронова Ольга» и рядом печать компании «АгроВек». Это имя было как прореха в ткани: оно могло означать лишь одно – у «АгроВек» есть представитель в городе. Анна записала: «Найти Ольгу Миронову. Узнать, какие проекты она ведёт. Проверить связь с мэрией».

Ночь была длинной. Она знала, что завтра начнётся другой день: запросы, проверки, допросы. Но сегодня у них был след живой и вещественный. И след этот вел к тем, кто мог иметь деньги и возможности. И если за ним стояли люди, которые привыкли покупать решения, им придётся встретиться с теми, кто привык искать правду – пусть медленно, пусть неуклюже, но упорно.

Анна закрыла папки и выключила свет в библиотеке. За её спиной стояли полки, как молчаливые свидетели. Они знали, что истина – это не молчание, а работа. И завтра они начнут работать вновь.

Глава 11. Разлом

Дождь начался как шутка, сначала несколько капель, которые, ударяясь о крыши, звучали почти по-детски. Но через полчаса небо открылось по-настоящему. Тонкая серая занавеска лилась с утра, и город будто стал чище, потому что грязь смылась с улиц, а люди с лиц. Анна шла по мокрому тротуару к участковому с пачкой копий, распечатки из сарая, листок «M.Х. – K», выписки, которые прислал банк по запросу Сергея Петровича. В её руках документы были тяжёлые не только от бумаги, но и от смысла.

– Сегодня будет проверка у Руднева, – проговорил Сергей Петрович, когда они встретились в кабинете. Его голос был деловит и тих. – У нас ордер. Служба по экономике уже с нами. Если там что-то найдут, то это будет серьезно.

Анна не могла не думать о том, как легко бумага становится оружием. Она положила на стол листы и взглянула на инспектора.

– На что вы рассчитываете? – спросила она без лести. – Я боюсь, что люди с деньгами умеют прятать не только вещи, но и умы.

– Я рассчитываю на факты, – ответил Сергей. – Факты нельзя заглотить. Их нельзя спрятать в мешковине и вывести в чёрной Газели. Они останутся. Мы идём с документами, свидетелями и постановлением суда. И да, на записи Кравцова тоже рассчитываю. Он даст списки, которые мы пока не публикуем.

Обыск у юриста прошёл нервно и методично. Сотрудники полиции заходили в кабинет вдвоём, оглашали ордер, а Анна, стоявшая в дверях, чувствовала, как воздух накачивается свинцом. Руднев сидел за столом, взгляд его был холоден. Лицо не дрогнуло, когда два следователя перелистывали стопки дел, когда вскрывали тумбочки и вынимали конверты. Он говорил ровно, будто читал заранее отрепетированный текст.

– Вы это делаете по просьбе соседей, – произнёс он спокойно. – Мелкие разборки перерастают в шоу. Никого не трогайте, у нас хорошие отношения с муниципалитетом.

Один из следователей поднял пачку с пометками и, листая, замер. Там были бланки с заверенными подписями, чернильные строки, одна под другой. Где-то чернила были свежи, где-то вытерты, но почерк был слишком разный, чтобы быть естественным: подписи подделаны, даты и штампы не везде совпадают. На листах стояли пометки вида «для исполнения», «перенос права», «утв. Р.». Следователь посмотрел на руководителя отдела и передал фото-сканы. Холод прошёл по комнате, бумага говорила, и она говорила тем же языком, которым говорили и деньги.

– Вы находите это смешным? – спросил Руднев, когда ему вручили уведомление о временном изъятии документов. —Проводите людей. Вы же понимаете, что это политический заказ.

– В политике мы разбираться не будем, – ответил Сергей. – А в законах будем.

Когда изъяли жесткий диск и забрали несколько папок, Руднев попытался затеять диалог, в котором слова «ошибка» и «недоразумение» мелькали как защитная сеть. Он предлагал сотрудничество, объяснения и, наконец, намёки. Такие тонкие, но ощутимые на то, что у кого-то «вверху» есть вопросы к участку: «А не перебарщиваете ли вы?» Но в этот раз у полиции были ордера, и у них была доказательная цепочка: мешковина, визитки, банковские операции, записи Купина и показания Кравцова. Это была сеть, натянутая не вчера.

– Я прошу об адвокате, – сказал Руднев сухо. – И напомню, что у меня есть клиенты.

Его фраза висела в воздухе, но она уже не имела прежнего веса. Когда полицейские паковали последние папки, Анна заметила в одной из них копию акта 1952 года с подчёркнутой строкой: «не отчуждать». Кто-то аккуратно вложил в эту копию старую фотографию Никиты с подписью «Профессор К. – дар». Под фотографией было несколько аккуратно подчёркнутых слов, будто кто-то хотел, чтобы правду видно было слабее, чем обычно.

– Смотрите, – прошептала Анна. – Они знали. Кто-то делал всё, чтобы переписать историю. Здесь вот копия, а не оригинал. Но оригиналы же у Кравцова? Или у того, кто платил?

– Возможно, – ответил Сергей. – Но это нам на руку. Если они пытались подделать, значит, признавали ценность. Мы оформим, сфотографируем и отправим всё в экспертизу. Это будет начало.

Пока следователи работали, у здания собралась небольшая толпа, люди, которые обычно не интересуются юридическими манёврами, но чьи жизни так или иначе были связаны с землёй Громовых. Слухи разлетелись мгновенно: «Юриста взяли», «Есть бумаги», «АгроВек?». Кто-то держал зонтик, кто-то мял руку в рукавичке. В глазах их смешалось любопытство и страх, страх, что после этого кто-то придёт и к их огороду.

Тем временем в участке начались другие действия. Был вызван эксперт по почерку, пришли сотрудники экономической полиции, и в коридорах пополз шёпот о «платёжных каруселях». Когда Анна возвращалась в библиотеку, чтобы отнести копии документов и подготовить заведомо публичный пакет для журналистов (это был её план, прозрачность равна защите), она увидела у крыльца знакомое лицо, Ольгу Миронову из «АгроВек».

Она стояла в плаще под дождём, не держа зонтика, и в её глазах было что-то упрямое и напряжённое. На вид она была аккуратно собранной, как всегда, деловой костюм, аккуратная причёска, лёгкий макияж. Но сейчас она выглядела усталой и, возможно, обеспокоенной.

– Анна, – сказала она, почти без приветствия. – Можно пару минут?

– Конечно, – ответила Анна спокойно, и пригласила её в тёплое помещение библиотеки.

Ольга заговорила быстро, без предисловий.

– Мы понимаем, что это больная тема. Но у «АгроВек» есть проект, и мы готовы вести диалог. Мы предлагаем инвестировать в инфраструктуру, в ирригацию, в переработку. Это рабочие места. Мне жаль, что так получилось, но вы должны понимать: если земля останется «запечатана», никто не сможет её развить.

– Развитие через подделки и подкупы? – холодно спросила Анна. – Я не понимаю, как вы можете смотреть в глаза людям, которые остались без воды и за чей счёт решаете судьбы.

– Это сложнее, чем вы думаете, – ответила Ольга. – Мы работаем по контрактам, у нас есть планы. Но я не отрицаю, что возможны ошибки и что, возможно, кто-то из наших подрядчиков действовал неэтично. Мы будем сотрудничать с полицией. Я дала поручение юристам компании помочь. Мы не хотим войны с городом.

Её интонация была одновременно искренней и осторожной, как у человека, который по долгу обязан и перед инвесторами, и перед советником по PR.

Анна слушала и думала: что инвестиции – это удобный соус на блюдо, которое зачастую готовят ради прибыли. Но не все «АгроВек» плохие. Были и те, кто верил в модернизацию. Проблема в том, кто именно управлял цепочкой и какие средства шли через чей карман.

Когда день подходил к концу, полицейские уехали с мешком доказательств, прокуратура назначила проверку, а в сети появилась первая заметка местной газеты: «Обыск в офисе юриста. Подозрения в махинациях с землёй». Заголовок был выдержан аккуратно, без обвинений, но жители читали и понимали, что крышка котла приоткрыта.

Ночь принесла новое. На пороге библиотеки кто-то бросил бумажный свёрток. Внутри лежало неугрожающее послание из нескольких фотографий, на которых видны встречи в городской ратуше, и подпись: «Они были не одни». Подпись не несла имени, но предостережение было прозрачно: дело не ограничивается юристом и коллекционером. Кто-то в мэрии был тоже вовлечён.

Анна зажгла лампу и, перелистывая фото, ощутила тяжесть. Город, который она любила, оказался сложнее её тетрадей. Разлом произошёл не в земле, он прошёл по слоям общества: бумага, деньги, власть, и где-то среди этого человеческая хрупкость.

Она спрятала фотографии в тумбочке, записала координаты и, прежде чем лечь, сделала ещё один звонок Сергею Петровичу:

– Завтра утром нам нужна совещательная группа из прокуратуры, полиции, Кравцова и нескольких независимых экспертов. И, пожалуйста, держите Кравцова под защитой. Я боюсь, это ещё не конец.

– Я знаю, – ответил он устало. – Завтра будет тяжело. Но у нас есть то, чего давно не хватало. Улики. И пока у нас они, игра может измениться.

Анна выключила свет. Дождь стучал по стеклу, и где-то вдали показался свет, как обещание, если правда тяжела, то всё же она притягивает. И когда на утро город проснётся, он увидит новые лица в кабинете прокурора и услышит вопросы, на которые давно пришлось молчать. Разлом сделал своё дело. Старые связи треснули, в трещины попал свет. Только ещё неясно, будет ли он обжигающим или озаряющим.

Глава 12. Погребённая правда

В тот день небо выглядело как старое полотно, ровное и без малейшего движения. Казалось, даже ветер решил дать людям возможность подумать, не мешая. Но внизу, у изгиба реки, где тропа от поля терялась в зарослях, произошла маленькая буря. Сельский парень, который ходил косить траву у старого оврага, наткнулся на доску, торчащую из земли. Он подумал, что это мусор и потянул. Под доской показалось белое пятно. Поначалу он подумал, что это старый тряпичный мешочек, затем, что это просто кость. Он облизнул обсохшие губы, сел на корточки и позвонил в участковый пункт. Сообщил, как умеют простые люди, ровно, сухой факт. Всё остальное оставил на волю следствия.

Новость дошла до Анны быстрее, чем туман с реки. Её телефон запестрел сообщениями: «На поле нашли…», «Пригласи Сергея», «Там был мальчик». Она сорвалась и побежала, в руках у неё дрожали бумаги, которые вчера сдавали в участок и которые сегодня казались ей не просто бумагами, а красным маркером на карте событий.

На месте уже собралась группа. Сергей Петрович, двое следователей, кинолог с собакой, где-то рядом стояли Купин и Тамара, Кравцов выглядел подтянутый, как струнка. Люди со двора подходили молча, некоторые прикрывали лица платком, никто не пытался устроить шоу, здесь было похоже на службу. Анна видела, как шевелятся губы у стариков. Никто не хотел верить, но все знали, что правда приходила не только в виде бумаги.

Следователи отодвинули доску и развернули тряпку. Поначалу показалось, что это место давно никому не нужно, сплошные ветки, плотно придавленные землёй. Но под ними лежал череп и обрывки одежды. Эксперты зафиксировали, что останки лежали компактно, как будто кого-то положили аккуратно, прикрыв и замаскировав. Рядом в ящичке была сухая белая ягода, будто ещё вчера она стояла на кусте и дожидалась, а теперь оказалась в ладони под землёй. Рядом лежал кусок мешковины с частицей печати «ЭКСП…». Также был обрывок бумаги, который кто-то плотно втиснул в тряпку. На нём чернила, едва читаемые, но буквы были знакомы Анне: «профессор К.», затем читалась короткая строка, которую можно было понять как: «беречь, не продавать».

Сергей тяжело вдохнул и осторожно закрыл лицевой платок на входе в крест. Он не показывал эмоций, но глаза его блестели. Это были глаза человека, который знает цену факту. Всё вокруг, следы шин, отпечатки ботинка с тем самым рисунком, куски синтетического волокна, теперь вместе складывали картину не просто кражи, а преступления с фатальным исходом.

«Эксперты, суд-мед-коммиссия, криминалисты», – проговорил он в рацию. И голос его был как приговор, оперативный, без спектакля. Анна стояла рядом и думала о Никите. О его смехе у ворот, о настойке в стеклянной бутылке, о том, как он хранил вещи, как будто они были живыми. Теперь он лежал под доской, и город стоял на пороге подлинного потрясения.

Экспертиза работала точно. Выкопали аккуратно, достали, вынесли, положили на носилки, затем на стол патологоанатом в районной больнице. Там, при ярком свете, под лупой, эксперт начал работу. Пыль и кровь уже не были простыми словами, были результаты. Сначала вопросы: «Кто? Кому принадлежат кости?» Потом: «Как и почему?».

Когда пришли результаты ДНК, всё стало предельно просто и ужасно. Эксперты доложили, что останки принадлежат Никите Громову. А дальше ещё хуже: на костях обнаружены следы старых травм и одна свежая травма, от удара, которая могла привести к смерти. Ее характер показывал, что это не было случайной травмой – это был удар, и удар был тяжёлый.

_______________________________

Форма №74 (коротко для протокола).

Заключение судебно-медицинского исследования. Причиной смерти являются механическая травма шеи, сопутствующие повреждения мягких тканей, признаки асфиксии. На поверхности кожи и в желудочном содержимом обнаружены следы органических и неорганических компонентов, химический профиль которых предварительно совпадает с компонентным составом обнаруженной настойки «Белая» (результаты подтверждаются лабораторным анализом). Время смерти ориентировочно: 13–24 часа до момента обнаружения.

(Подпись эксперта, печать)

_______________________________

Весть разлетелась, как вспышка: «Подтверждено: Никита мёртв». Громы на улицах стали меньше улыбаться. У ворот поля люди собирались в полном молчании, свечи ставились у забора, кто-то приносил бутылочки с настойкой, кто-то фотографии. Мария упала навзничь, когда сказала: «Это он», и Илья держал её, как будто хотел забыть, что у них теперь нет отца. В воздухе висела не просто скорбь, было ощущение предательства. Люди чувствовали, что кто-то забрал не только человека, но и обещание.

Анна приходила к месту, где нашли тело, несколько раз в день. Она стояла у ограды, держа в руках бумажку с записью Никиты: «Если что, прячь карту у дуба». Эта запись теперь гласила не только о карте, но и о том, что тот, кто прятал, понимал – прятать придётся не только вещь, но и жизнь. Она думала о том, как тонка грань между хранением и закапыванием.

Дело приобрело новый оборот. Теперь следствие имело основание для жёстких действий. Сергей Петрович решил нарастить давление. Он запросил для расследования поддержку из областного центра, подключил отдел по особо тяжким преступлениям, и в течение нескольких дней начались аресты и выемки, которые ранее казались незаметными. Харитонов получил повестку, и, как только правоохранительные органы предъявили ему данные о договорах и частичных операциях, он сам оказался в центре внимания. Уже не только как коллекционер, но и как фигурант, у которого в багажнике нашли частицу той самой белой земли и документы, привязанные к подставным фирмам. Алексей Руднев, имея теперь счёта переводов и подложные акты, оказался под следствием экономической полиции. Его кабинет, как прежде, был опечатан, а в файлах отыскали документы, которые заставили связать подлоги и отчуждения к конкретным датам.

Но город не желал, чтобы правда была только на бумаге. Люди требовали ответов. На площади прошёл стихийный митинг: «Память не товар», «Где справедливость?», «Верните землю Никиты». Люди поднесли к ограде фотографии с белыми ягодами и плакаты. Власть пошевелилась, мэрия, почувствовав давление, устроила пресс-конференцию и постановила временно приостановить любые сделки с участком Громова до завершения следствия. Это была маленькая победа для жителей, победа публичности, которую Анна давно предлагала как способ защиты.

Но с публичностью пришло и давление. Некоторые чиновники, ранее спокойные, начали оглядываться. В их делах нашли намёки на связь с «АгроВек». Вскрылись переписки, от которых местные седовласые люди с удивлением отводили глаза, обсуждения, чеки, сметы. Ольга Миронова – представитель «АгроВек», у которой Анна была на прошлой неделе, теперь сначала отмалчивалась, затем говорила о «недоразумениях» и обещала сотрудничество. Но в кулуарах обсуждали другое: «Кто ещё стоял за депутатскими подписями и кто прятал акты? Кто делал бумагу удобной для того, чтобы откусить кусок земли и перепрофилировать поле?»

В то же время шло и другое, коммунальные расследования проверяли добычу родниковой воды, расспрашивали рабочих, искали накладные. На одном из участков обнаружили ещё один след. Небольшая записка, аккуратно написанная рукой Никиты: «Если я исчезну, ищите у дуба. Там карта». Она была не новая, а скорее, напоминание, но следы страха в ней говорили о том, что Никита чувствовал опасность всё сильнее.

Анна и Кравцов снова отправились к дубу. Там под мелко выдолбленными корнями они обнаружили коробочку, тонкую, железную, как из аптечного набора. Внутри было несколько старых листов, желтоватых от времени, аккуратно сложенных. Это был дневник Никиты, или лучше сказать, тетрадка, где он записывал свои заметки об опытах, заметки о семенах и несколько адресов. На одной из страниц, письменно аккуратно, была строка, которая заставила Анну замереть: «Если кто-то начнёт продавать, то помните имена и фамилии: Павел, Лидия, Купин – они знали. Но есть и другие, что платили сверху», и дальше перечеркнутая строка, но отчётливо видны буквы: «А. Р.» и «Миронова Ольга».

Это было как вспышка в сумерках. Дневник подтверждал, что Никита писал не только о семенах, но и о тех, кто приходил за ними. И если раньше всё было подозрениями и намёками, то теперь у следствия появился самостоятельный листок, свидетельство от самого потерпевшего. Теперь было ясно, что Никита понимал, с кем имел дело, и пытался оставить след.

Когда Анна принесла тетрадку в участок, Сергей Петрович положил её в протокол, а затем заговорил со следователями с деловой строгостью:

– Это ключ. Мы теперь работаем не только с финансовыми следами, но и с наставлением жертвы. Надо опросить всех, кто упомянут. Ольгу Миронову вызвать официально. Алексей уже под следствием. Харитонов ю у нас на очереди. Купина мы защищаем как свидетеля. Павла необходимо проверить на причастность. И самое главное, нужно найти исполнителя, Сердюка и его напарников. Их отпечатки и ботинки подходят под найденные следы.

Вечером у реки поставили крест, не тот, который вырывают с корнем, а скромный деревянный крест с лентой. Люди подходили по очереди, ставили цветы, молчали. Тамара наливала людям по рюмке в память о тех рецептах, которые дарят поколение следующему. Анна встала у ограды, смотрела на маленький крест и думала о том, что правда иногда тяжелее, чем ложь. Ложь может быть сладкой и быстрой, а правда, она требует времени и силы.

Но самое важное произошло дальше. Дневник Никиты дал следствию не только имена, но и направление на людей, которые вели переговоры в мэрии. Вскоре после этого областные следователи выехали с ордерами в администрацию. Они попросили у сотрудников доступ к архивам и переписке. Это был решительный ход. Никто в городе не мог теперь делать вид, что ничего не знает. И хотя некоторые мощные фигуры пытались отмахнуться от разбирательств, общественный резонанс стал двигательным механизмом. Наказание стало вероятным, а это уже чуть-чуть похоже на правду.

Ночь была длинной, а утро принесло с собой ощущение, что город, как будто, проснулся другим. Люди стали говорить громче о правде и о цене, которую они готовы за неё платить. А ещё один факт, который показался Анне важнее всего, что дневник Никиты, спрятанный под корнями дуба, оказался ключом не только к расследованию, но и к сердцу города, к тому, что люди готовы хранить и отдавать назад.