Читать книгу: «Когда никто не видел», страница 4

Дело № 92–10945. Из дневника Коры Э. Лэндри

31 октября 2017 года

Круто: на уроке обществознания мистер Довер поручил нам по-настоящему классный проект. Сначала я подумала, что он опять заставит нас писать сочинение про Хэллоуин, как мы делаем каждый год. Но вместо перечисления любимых конфет или самых удачных костюмов мистер Довер предложил нам выбрать напарника и поработать над исследовательским проектом.

Вчера он заявился в класс в костюме какого-то чудака из старых времен: белая рубашка, жилет, короткие штаны, гольфы и туфли с пряжками. На нем даже была высокая шляпа, которые носили в колониальные времена. А в руках мистер Довер держал фонарь и серебряную чашу. Но мы все уже успели сообразить, что он не собирается просто так рассказывать нам про свои задумки, поэтому, когда мы перестали смеяться, Эндрю крикнул:

– Эй, да это же Джордж Вашингтон!

А Гейб возразил:

– Нет, это Александр Гамильтон! – и принялся читать рэп из мюзикла.

Тут Джордин громко расхохоталась, как будто в жизни ничего смешнее не слыхала. Они с Гейбом в прошлом году встречались, но он, должно быть, ее раскусил, потому что теперь практически ее игнорирует. Гейб из тех, кто любит повыпендриваться, но ему это сходит с рук. Все ребята считают его крутым, потому что в бейсбольной команде он далеко не последний, а еще играет на трех разных инструментах и поет. И к тому же всегда носит старомодную шляпу с полями, причем умудряется выглядеть в ней круто. Вот надень такую шляпу кто другой, выглядел бы донельзя глупо. Кроме того, Гейб милый. И учителя его любят, потому что он знает меру, понимает, когда нужно остановиться.

Вот и сейчас, стоило только мистеру Доверу дернуть бровью, глядя на Гейба, и тот умолк.

– Век угадали правильно, – сообщил мистер Довер, как только стало тихо. – Позвольте дать еще одну подсказку. – Он опустил фонарь на стол, поставил одну ногу на стул и низким голосом продекламировал: – Слушайте же, дети мои, рассказ о полуночной скачке…

И мы хором закричали:

– Пол Ревир! ³

Мистер Довер рассказал, что стихотворение было написано почти через сто лет после самой скачки и что та поездка – не такой уж подвиг. Вообще-то, учитель любит поболтать, поэтому до сути добрался примерно через пол-урока. Мы не только обсудили ложные новости, которые распространялись во время последних президентских выборов, но и поговорили о том, как важно уметь отличать правду от вранья.

За две минуты до звонка мистер Довер дал нам задание: провести групповое исследование какой-нибудь городской легенды и выяснить, где в ней правда, а где вымысел. А потом прочитать доклад перед всем классом.

Меня чуть не вырвало, когда я об этом услышала. Я не против работать в команде, но стоять перед классом и говорить не выношу.

Ненавижу больше всего на свете. Сразу краснею как рак, и голос начинает дрожать. Меня тошнит от одной мысли о публичном докладе.

В средней школе нас разбивают на группы тремя способами: либо учитель сам назначает пары, либо ученики рассчитываются по порядку номеров (опять же, заданных учителем), либо действует принцип живой очереди: кто успел, тот и съел. Я надеялась, что мистер Довер сам нас распределит – так гораздо проще, – но перед самым звонком он произнес этак по-старомодному:

– Нуте-с, школяры мои любезные, а теперь извольте урядиться о сотоварище.

К счастью, я уловила, о чем речь, и сразу же повернулась к Вайолет и спросила ее, не хочет ли она быть моей напарницей, и она согласилась! Когда мистер Довер раздает проекты, это работа не на день или два, а, как правило, на несколько недель, значит, в ближайшее время о напарнике можно не беспокоиться, и это здорово.

Джордин как раз что-то шептала на ухо Дине, и обе смотрели на меня и Вайолет. Я знала, что они говорят о нас, но в кои-то веки мне было плевать. Я выбрала себе напарницу, и мы с Вайолет отлично поработаем вместе. Обычно я всеми способами стараюсь не попасть в поле зрения Джордин. Почему-то она всегда заставляет меня чувствовать себя идиоткой. Нужно обязательно предупредить Вайолет, чтобы держалась от нее подальше. Этой Джордин ни в чем нельзя доверять.

В четвертом классе она пригласила на день рождения всех девочек из класса, кроме меня. Мама, должно быть, спятила, потому что кинулась звонить бабушке Джордин, а та сказала, что это ошибка, притащила Джордин к нам домой и заставила лично передать мне приглашение. Просто кошмар!

У Джордин был такой вид, будто ее сейчас стошнит, а мне хотелось сквозь землю провалиться. В день вечеринки я заболела и все равно не смогла пойти, что вполне устроило и меня, и, уверена, Джордин тоже.

Короче, мы с Вайолет уже составили список городских легенд, из которых могли выбирать: йети, гигантский аллигатор в канализации или Джонни Яблочное Семечко ⁴. После занятий ребята еще говорили о Кровавой Мэри ⁵, Няне ⁶, Кукле-клоуне ⁷ или Человеке-мотыльке: по словам моей сестры, это жуткого вида двухметровый мужик с красными глазами и крыльями мотылька; он появляется перед каким-нибудь ужасным событием.

Гейб спросил нас с Вайолет, о чем будет проект, и Джордин, конечно, тут же влезла:

– Ой, да наверняка что-нибудь малышовое. – Ну вот нравится ей меня гнобить. Но тут Гейб встал на мою защиту и поинтересовался у нее, иронично улыбаясь:

– А твоя гениальная идея в чем?

Джордин сразу заткнулась, и мы с Вайолет рассказали Гейбу о нашей городской легенде.

Вот опять… Только что случилась странная вещь. Сестра сказала, что мне кто-то звонит, но, когда я подошла ответить, на том конце линии никого не было. Я несколько раз сказала «алло», но там молчали. В конце концов я повесила трубку, а когда спросила у Кендалл, кто меня спрашивал, она закатила глаза и заявила, что она мне не секретарь. Очень, очень странно.

Д-р Мадлен Гидеон. 14 сентября 2018 года

– Ну как, – спросил доктор Сото, – хотите познакомиться с Корой?

И я, помнится, согласилась.

Доктор Сото легонько постучал костяшками в окно, предупреждая о нашем приходе, а затем открыл дверь.

– Мистер и миссис Лэндри, это доктор Гидеон. Она специалист по психическому здоровью, я вам о ней говорил. Доктор Гидеон, это Мара и Джим Лэндри, родители Коры.

– Здравствуйте, – произнесла я, протягивая руку отцу девочки. – Сочувствую, что с Корой случилось такое несчастье. Как она?

Джим стиснул мою руку. По сравнению с моей, кожа у него казалась грубой и сухой. Почти как у рептилии.

– Так себе. Только посмотрите на нее. – Голос у него дрожал. – Какой-то маньяк изрезал и изуродовал ее.

– Ее скоро повезут на операцию, – всхлипнула Мара, вытирая глаза и нос промокшей салфеткой. Казалось, мать вот-вот рухнет под тяжестью тревоги. – Доктор Сото говорит, что здесь очень хорошие хирурги.

– Он прав, – подтвердила я. – Специалисты мирового уровня. Кора в лучших руках. Она прошла через ужасное испытание, и вы тоже. Знайте, что здесь многие готовы оказать помощь и поддержку и Коре, и вам…

– Послушайте, доктор Гидеон, – Джим еле сдерживался, и потому его голос звучал сдавленно, – не хочу показаться грубым, но, честно говоря, психиатр – это последнее, что нужно Коре. Да и нам. Пусть дочку прооперируют, а потом врачи должны попытаться восстановить ей лицо. – Он с каждым словом говорил громче, пока жена не схватила его за руку и не шикнула на него. У меня сложилось впечатление, что ей приходилось делать это часто. – А лично мне нужнее всего, – Лэндри слегка понизил голос, – лом и пять минут наедине с тем, кто напал на мою дочь.

– Джим, прекрати, – взмолилась Мара, снова заливаясь слезами.

– Извини, – сказал Джим, словно удивившись силе собственного гнева. – Пойду-ка справлюсь, нет ли у полиции каких-нибудь новостей. – И он резко выскочил вон из палаты.

– Муж напуган, – объяснила Мара. – Безумно тяжело видеть Кору такой. Вот Джим и бесится, что не оказался рядом и не помог ей.

– Не извиняйтесь, я понимаю. – Я сунула Маре в руку свою визитку: – Пожалуйста, звоните, если вам что-нибудь понадобится или если я смогу ответить на какие-то вопросы. Я часто работаю с детьми и семьями, пережившими травмирующие события.

– Спасибо, – фыркнула Мара, – но вряд ли ваши услуги понадобятся.

– Я могу пригласить ваших родных или друзей побыть здесь во время операции, – предложила я. Во время подобных трагедий поддержка близких крайне важна.

– Мои родители как раз едут сюда с нашей старшей дочерью, – сказала Мара. – Скоро будут. Но спасибо за заботу.

Я улыбнулась, слегка коснулась ее плеча и пошла за доктором Сото, который уже распахнул дверь.

В молчании мы подошли к лифтам.

– Может, после операции родители будут воспринимать вас более благосклонно, – заметил доктор Сото. – Хотя меня беспокоит мистер Лэндри. Он очень озлоблен.

– Да, миссис Лэндри кажется более отзывчивой, – согласилась я. – Но звонка не стоит ждать ни от матери, ни от отца. Я могу сегодня проведать их у Коры в палате.

– Еще раз спасибо, Мадлен, – поблагодарил доктор Сото, отводя взгляд. – Я ваш должник.

Двери лифта открылись, и мы увидели молодую пару, держащуюся за руки. У мужчины – почти мальчика – в другой руке печально висело пустое автокресло, а в плечо ему уткнулась лицом такая же юная супруга. Парень старательно отводил взгляд, словно стесняясь красных опухших глаз.

– Поеду на следующем, – сказала я и отвернулась.

Чуть поодаль в коридоре мистер Лэндри разговаривал с полицейским. Хотя лица я не видела и слов не разбирала, разочарование в голосе отца слышалось явственно. Полицейский спокойно стоял рядом, позволяя ожесточенному отцу высказаться. Гнев любого родителя понятен, даже нормален, но Джим Лэндри, казалось, совсем обезумел. Наконец полицейский поднял руку, словно призывая его замолчать.

– Не смей меня успокаивать! – Громовой голос мистера Лэндри заполнил коридор; пробегавшие мимо сотрудники клиники начали оглядываться на скандалиста.

Двери лифта скользнули в сторону, и я неохотно вошла внутрь. Мне хватило нескольких минут общения с Лэндри, чтобы распознать признаки семьи, отношения в которой уже давно накипели и котел готов взорваться. Было кое-что и в самом Джиме Лэндри, очень знакомое по работе. Мне пришлось повидать немало злых, агрессивных мужчин, которые стремятся контролировать ситуацию любой ценой.

Жаль, что не удалось поработать с этой семьей до трагедии. Сложилось бы тогда все по-другому, я не знаю. Возможно, и нет. Но я настолько зациклилась на Коре и на том, как ей справиться с психологической травмой, вызванной нападением и страшными ранами, что упустила из виду важный вопрос: что и, главное, по какой причине произошло перед тем, как девочку нашли.

Дело № 92–10945. Из дневника Коры Э. Лэндри

4 ноября 2017 года

Вчера после школы Вайолет пришла ко мне в гости, и мы отлично повеселились. Сначала немного попрыгали на батуте, а потом я показала ей свою спальню. Вайолет заявила, что у меня самая крутая в мире комната.

Как оказалось, у нас много общего. Мы обе обожаем пиццу с сыром и любим рисовать. У меня-то получается разве что неплохо, а вот у Вайолет выходит действительно потрясающе. Она показала мне несколько фотографий, которые сделала в своем ноутбуке. Я посоветовала ей, когда вырастет, обязательно заняться комиксами. От этих слов Вайолет вспыхнула, но я точно знаю, что она оценила комплимент.

Потом я призналась Вайолет, что ненавижу волейбол, и она ответила, что тоже не любит командный спорт. Я сказала, что мой любимый предмет в этом году – обществознание и единственный минус, что с нами учится Джордин.

– Ну, не так уж она и плоха, – заметила Вайолет. – На днях помогла мне открыть шкафчик. К тому же в эти выходные я собираюсь к ней в гости. А ты в курсе, что ее дедушка владеет баром?

Меня так и подмывало сказать: «Ха, когда свой шкафчик пытаюсь открыть я, Джордин чморит меня без зазрения совести, но, когда помощь нужна другим, она сама милота».

Я хотела предупредить Вайолет, чтобы была поосторожнее, поскольку Джордин двулична и коварна. Я могла бы рассказать, как во втором классе Джордин подложила мне на стул шоколадное пирожное как раз перед тем, как я села, и выглядело так, будто я наделала в штаны, а еще о том, как жестоко она вела себя на волейбольной тренировке.

Но больше всего мне хотелось поведать Вайолет, как в прошлом году Джордин увела Гейба у Джеммы, которая якобы была ее лучшей подругой. Джемма первая заметила Гейба, и они вроде как «встречались», что полная ерунда, поскольку в пятом классе это означает лишь сидеть рядом на школьных футбольных матчах.

Потом Джемма заболела мононуклеозом, а когда через несколько недель вернулась в школу, Гейб уже встречался с Джордин. Джемма целую неделю с ней не разговаривала, а Джордин, как всегда, изображала из себя невинную жертву. Как будто Джемма сама во всем виновата. А та, конечно же, простила подругу.

Честно говоря, я бы на месте Джеммы, наверное, поступила бы так же. Кому охота враждовать с Джордин.

Но не успела я раскрыть Вайолет глаза, как в дверь постучала сестра и крикнула, что за Вайолет приехала мама.

А потом зазвонил домашний телефон, я подошла ответить и сто раз переспрашивала, но на другом конце провода молчали, поэтому я просто повесила трубку.

Это происходило раз пять, пока не вмешалась мама и не заявила звонящему, что у нас есть определитель номера и она сообщит в полицию о домогательствах. Определителя у нас нет, но телефонные звонки прекратились. Бьюсь об заклад, это была Джордин.

Томас Петит. 16 апреля 2018 года, понедельник

Томас вытаскивает мокрую куртку Джордин из стиральной машины. Кровь, похоже, полностью отмылась. Он подносит ткань к самому лицу, чтобы лучше рассмотреть. Тянет залить пятно отбеливателем, но он быстро отказывается от этой идеи. Подумаешь, пятнышко крови. У детей то и дело течет кровь. Вот и оба сына в детстве вечно ходили заклеенные пластырем, поскольку собирали все порезы, царапины и ссадины.

Но мучительные сомнения продолжают тесниться в голове. Как бы Томас ни любил внучку, дьявольская жилка в ней всегда была. Острый язык и вспыльчивый нрав. Как-то раз – Джордин тогда не было еще и шести – позвонили из подготовительной школы и сказали, что внучка до синяка ущипнула одноклассницу.

– Почему? – спросила Тесс, желая понять.

Джордин нахмурилась и ответила:

– Она заняла мое место на ковре. Я ей велела убираться, но она даже не двинулась.

В другой раз на футбольной тренировке Джордин отправили на скамейку запасных за то, что подставила подножку противнику. Внучка клялась, что сделала это не специально, и Томас хотел ей верить, но в прошлом году был и другой инцидент, когда Джордин хлопнула дверцей шкафчика по руке одноклассницы, сломав той два пальца. Опять же, внучка настаивала, что это несчастный случай, но пострадавшая не согласилась, как и ее мать. Джордин на день отстранили от занятий.

Но все же эти примеры несопоставимы с тем, чтобы ударить кого-то ножом, и Томас отбрасывает сомнения. Бросает влажную куртку Джордин в сушилку, выбирает нужную скорость и выходит, чтобы наконец выпить чашку кофе. Голова раскалывается от недостатка кофеина и резкого запаха чистящего средства.

Томас смотрит на часы. Через пятнадцать минут им нужно быть в полицейском участке, а Джордин все еще копается у себя в спальне. Томас хватает метлу, прислоненную в углу, и яростно стучит ручкой в потолок, а Джордин в ответ два раза топает ногой. Раньше Тесс ругала их обоих за такой шумный способ общения, но с годами перестук превратился в своеобразную веселую игру между дедом и внучкой. Вот только сегодня ему совсем не весело.

Томас наливает кофе в кружку, которую Джордин сделала для него во втором классе, и делает неуверенный глоток. Желудок крутит на нервной почве. Когда мальчики были маленькими, полицейский, а то и помощник шерифа частенько заглядывали сюда. Да и неудивительно, учитывая отсутствие контроля над Донни и Рэнди.

Очередная уловка-22 ⁸, как считал Томас. Если пускать мальчиков в бар, где они с Тесс могли бы за ними присматривать, то сомнительные клиенты (а таких большинство) наверняка заразят их дурными привычками. А если позволить сыновьям расти без надзора, то с их нравом они сами найдут на свою голову неприятностей, и ни Томас, ни Тесс не смогут защитить их. Неудивительно, что Донни и Рэнди нередко попадали в передряги и оказывались не в ладах с законом.

Сколько раз шериф Тейт доставлял ребят к родному крыльцу в подпитии, а то и пьяными в лоскуты, после того как они залезали на участок какого-нибудь бедного фермера и дразнили коров. «Да ладно, просто безобидные шалости», – говорил Томас жене, когда мальчики, бледные с похмелья, уходили к себе и не могли его слышать.

«Ага, пока кто-нибудь не пострадает», – отвечала Тесс, и этот обмен репликами превратился в семейную шутку. В то время им было совсем не весело, но, когда Рэнди наконец окончил среднюю школу и поступил в ближайший двухгодичный колледж, родители испытали огромное облегчение. Донни пошел своим путем и уехал из Айовы в колледж в Орегоне. С глаз долой, из сердца вон, думал тогда Томас. И все улеглось – по крайней мере, на несколько лет. Пока Рэнди не появился на пороге с четырехлетней круглолицей вспыльчивой малышкой, и тревога вновь поселилась в сердцах супругов. На этот раз о Джордин.

Томас снова стучит в потолок ручкой метлы. С годами он обнаружил, что с девочками, во всяком случае с Джордин, все по-другому и гораздо сложнее. У мальчиков бывало только два настроения: легкомысленное и сонливое. У Джордин же настроений слишком много, даже считать не стоит. Но Томас обожал эту девчушку.

Он был уверен, что и Тесс испытывает те же чувства, хотя они никогда об этом не говорили. Может быть, потому, что Бетси они так и не успели толком полюбить. А у Джордин были такие же круглые щеки, такой же вдовий мысок волос на лбу и такая же манера хохотать до колик в животе, как у их дочери.

Томас понимает, что Джордин вступает в пору взросления, что в ближайшие годы дерзостей будет гораздо больше, чем нежностей, и до смерти боится, что Тесс не окажется рядом в такой сложный период. Она нужна Джордин. Она нужна ему. Томас старается не думать о жизни без Тесс. Жена просто упала, неудачно упала, но она вынослива. Черт, она ведь терпела его все эти годы. Неужели не сумеет пережить такую досадную неудачу, как сломанное бедро?

Вздохнув, Томас перестает стучать в потолок и поднимается по лестнице. Толкает дверь внучкиной спальни и обнаруживает, что она пуста, но вокруг царит характерный беспорядок. Наверное, Джордин в ванной.

Школьный ранец, который внучка брала с собой к Коре Лэндри на ночь, стоит посреди пола. Томас наклоняется и вытаскивает спортивные штаны и футболку университета Грейлинга, которые Джордин носит вместо пижамы, и кидает в постоянно растущую кучу белья для стирки. Рука задевает что-то мягкое, и Томас обнаруживает Эллу – серо-розовую плюшевую слониху, которую, по словам самой Джордин, она давно переросла, но которая почему-то постоянно оказывается у нее в постели. Он прижимает Эллу к носу и вдыхает знакомый запах внучки: сочетание ароматов ее шампуня и любимой жвачки «Джуси фрут».

Продолжая копаться в ранце, Томас вытаскивает пару носков и нижнее белье, а также расческу и зубную щетку, запечатанные в пластиковый пакет. Под руку попадается учебник обществознания. Тяжелый, он выпадает из неловких пальцев и сильно ударяется о пол, выпуская в воздух сложенный листок бумаги цвета слабого чая, тонкой, как луковичная шелуха. Томас тянется за листком. Распухшими, артритными пальцами его трудно поднять, но после нескольких попыток все-таки удается подцепить бумажку.

Томас отодвигает стопку книг в изножье кровати Джордин и садится, чтобы рассмотреть листок получше. Осторожно разворачивает бумагу и сразу же узнает летящий почерк внучки. Вверху аккуратно выведено: «Питч», а ниже – удивительно подробная карта места, похожего на заброшенный вокзал. Под ромбовидным компасом в правом верхнем углу изображены заколоченное здание станции, сеточка железнодорожных путей и полдюжины прямоугольников, обозначающих товарные вагоны.

Томасу очень хочется верить, что карта – это домашняя работа Джордин для урока обществознания, но если накануне ночью его внучка с двумя подружками пробрались на станцию, какое уж тут школьное задание. Две девочки – одна с косами, у другой с волосы собраны в высокий хвост – прячутся за одним из товарных вагонов, их круглые рожицы кривятся злорадными ухмылками. Джордин и Вайолет. Третья девочка, поменьше двух других, стоит совсем одна посреди рельсов, вместо рта у нее круглое черное пятно, по-видимому изображающее вопль.

Он внимательнее рассматривает рисунок, и среди тонких карандашных штрихов, изображающих озимую пшеницу рядом с вокзалом, обнаруживает какое-то пятно, скорее даже смутную тень. Томас подносит бумагу к окну, где посветлее. Да. Там, среди трав, вырисовывается смутная, безликая фигура человека, которая отчего-то наполняет необъяснимым трепетом.

Томас снова думает о пятне крови, которое только что отстирал с куртки Джордин. Потом складывает листок пополам, еще раз пополам и еще, пока тот не становится размером с толстую почтовую марку. Кладет в карман и выходит в коридор.

– Джордин, – хрипло окликает он. – Нам нужно идти. Уже пора.