Читать книгу: «Дорога», страница 3

– Начинала кассиром, сейчас – зам главного!

Бухгалтерша не спеша разложила на столике продукты: вареные яйца, ветчину, сыр с хлебом, заварку, сладости. Короткими мясистыми руками ловко соорудила громоздкий бутерброд и приготовилась есть: – Скоро на пенсию… Как они там без меня будут? – Кусок ветчины шлепнулся на стол. – Уже и подарок приготовили!

«Почетную грамоту и хрустальную вазу», – решил Щепкин и вообразил, как эти короткие толстые пальцы так же живо каждый день из года в год громоздят из непонятных цифр нескончаемые отчеты, которые на долгие годы оседают в пухлых пыльных папках. Он примерил на себя чужую историю. Представил, как ежедневно ходит на скучную и нелюбимую работу. К горлу подступила тошнота и ему стало плохо. «Тоска, тоска-а. – задохнулся Щепкин. – Как можно всю жизнь… на одном месте?»

За окном потянулись пыльные, высохшие от старости и гари корявые деревья. Между ними из-под прошлогодней листвы тянулась молодая весенняя поросль.

«В чем счастье? – размышлял Щепкин. – В исполнении мечты? А годы, прожитые ради этого, – счастье или страдание?» Он подумал о Нине: «Хозяйственная, душевная, а сына растит одна». Мальчишка без отцовской руки рос своенравным, дерзил матери, но к Щепкину прислушивался, уважал. «Каждому свое, – бывало, задумчиво приговаривала Нина и со смехом добавляла: – Не всем же писателями быть!»

По выходным Нина угощала Щепкина свежеиспеченными булочками, такими же ладными, в меру пухлыми, как и она сама. Каждый раз, когда Щепкин возвращался из поездки, стоило ему войти в прихожую, Нина неизменно оказывалась рядом и, робко улыбаясь, спрашивала:

– Как дорога?

Щепкину нравилось ее внимание, но разве это счастье? Нина – женщина обыкновенная, лишенная всякой романтичности. А Щепкин хотел женщину, для которой он будет творить и совершать маленькие глупости. Ему нужна муза! «Грустно, – вздохнул Щепкин. – Разве я многого хочу?» И, словно ожидая подтверждения или помощи, посмотрел на небо.

Облака потемнели. На горизонте небо сливалось с необъятными бледно-желтыми полями. Однообразный пейзаж и стук колес клонили в сон. Щепкин задремал. Ему снился родительский дом. На дощатом крыльце стояла мама с иконкой в руках. Она махала Щепкину вслед и тихо плакала.

Поезд накренился, и Щепкин проснулся. Прохаживаясь по вагону, он вспоминал, как мальчишкой гонял нахальных воробьев с кустов смородины. Маленький Щепкин хлопал в ладоши, и птицы, испуганно вспархивая, уносились в заокольную даль. Неизведанная сторона влекла Щепкина, и однажды он уехал в столицу. Родные места он навещал редко, а после смерти матери и возвращаться стало некуда. В деревню вернулись дальние родственники и временно поселились в их доме, прижились, да так и остались – насовсем. Только родная деревня снилась Щепкину все чаще, заплетая в душе тоскливые нити воспоминаний.

Бухгалтерша все так же ела или посапывала, подперев голову рукой. К вечеру следующего дня за окном показалось море. Поезд приближался к конечной станции. Пассажиры, поднятые сообщением о скором прибытии, беспокойно сновали по вагону.

Небольшой курортный городок накрывала тишина и майская морось. День катился к концу, и редкие прохожие торопились домой. Щепкин не любил вечера. Он шёл мимо домов и невольно вглядывался в окна. Чужой свет не грел. Щепкин ускорил шаг. Хотелось спрятаться и забыть изнуряющую бесконечность дороги. Вечерняя тишина не успокаивала. Наоборот, тоска по дому тревожила душу. Щепкин вошел в гостиницу, оставив за спиной дождь и чужой город.