Читать книгу: «Злая. Сказка о ведьме Запада», страница 4

– О, она довольно интересной внешности, – неопределённо откликнулась Мелена.

– Дочь королевы фей? – переспросил Черепашье Сердце.

– И снова чушь! – возмутился Фрекс.

– Не чушь! – отрезала няня.

– Говорят, будто Озма перерождается раз за разом, будто птица феникс, – заговорил дальше Фрекс. – Трижды ха! Какие только Озмы не правили за последние триста лет. Озма Лживая была истовой монахиней и спускала указы в корзинке с самого верха башни монастыря. Хотя злющая была, как жук-рогач. Озма Воительница на некоторое время захватила Гликкус и захваченными изумрудами украсила Изумрудный город. Озма Читательница всю жизнь только и делала, что листала родословные записи. А ещё была Озма Нежеланная – держала ручных горностаев. Она же обложила крестьян непомерной податью, чтобы начать строительство дорожной сети из жёлтого кирпича, которую всё никак не завершат. Ну что же, удачи им.

– А кто есть Озма сейчас? – спросил Черепашье Сердце.

– На самом деле, – вступила Мелена, – я имела удовольствие познакомиться с последней Озмой на приёме в Изумрудном городе – у моего деда, Владыки Троппа, был городской дом. Зимой, когда мне исполнилось пятнадцать, меня вывезли в свет. Её прозвали Озмой Желчной из-за проблем с желудком. Она была здоровенная, как нарвал, зато одевалась прекрасно. Я видела их обоих, её и её мужа Пасториуса, на празднике Песен и Прелестей в стране Оз.

– Она больше не королева? – недоумённо спросил стеклодув.

– Она умерла после несчастного случая, в котором фигурировал крысиный яд, – сказал Фрекс.

– Умерла, – тут же добавила няня, – или же дух её перешёл к её дочке, Озме Типпетариус.

– Нынешняя Озма практически ровесница Эльфабы, – пояснила Мелена, – поэтому её отец, Пасториус, стал регентом. Этот достойный человек будет править, пока Озма Типпетариус не подрастёт достаточно, чтобы занять трон.

Черепашье Сердце покачал головой. Фрекса несколько раздражало, что они столько времени потратили на разговоры о мирских правителях, а не о царствии небесном. Да ещё в конце пострадали, говоря обонятельно, от нового приступа кишечного расстройства у старой няни.

Но несмотря на все досадные мелочи, Фрекс был рад снова оказаться дома. Из-за красоты Мелены – весь вечер, даже когда солнце зашло за горизонт, она просто сияла – и из-за соседства улыбчивого и спокойного даже в своём изумлении чужестранца. Отсутствие у Черепашьего Сердца религиозных воззрений представлялось Фрексу вызывающим и в то же время приятным – как сложная, но важная задача.

– А ещё в тайной пещере под страной Оз живёт Дракон, – потихоньку втолковывала няня Черепашьему Сердцу. – Весь мир – это его сон, и как только Дракон проснётся, то спалит его дотла.

– Хватит уже молоть суеверную чушь! – взревел Фрекс.

Эльфаба на четвереньках подползла к столу по неровным доскам пола. Она оскалила зубы, словно знала, как должен выглядеть дракон, и пыталась его изобразить, – и зарычала. Из-за зелёной кожи она и вправду походила на маленького дракончика. Девочка снова зарычала, а затем («О, дорогая, не надо», – попытался уговорить её отец) – справила нужду на пол, после чего со смесью удовлетворения и отвращения понюхала собственную мочу.

Детские игры

Однажды днём, ближе к концу лета, няня опасливо заявила:

– Где-то поблизости бродит зверь. В сумерках я несколько раз замечала, как кто-то рыскает в папоротниках. Какие тут, в холмах, водятся животные?

– Никого крупнее суслика, – ответила Мелена.

Они занимались стиркой на берегу ручья. От весенней сырости не осталось и следа, и землю вновь охватила беспредельная засуха. Ручей бежал тонкой струйкой. Эльфаба, которая, как всегда, не желала приближаться к воде, обтрясала скудный урожай с дикой груши. Вцепившись в ствол руками и ногами и запрокинув голову, она ловила зубами кислые плоды, а затем выплёвывала на землю семечки и черенки.

– Оно было больше суслика, – возразила няня. – Уж поверь мне. Медведи тут есть? Может, это был медвежонок, хотя какой-то больно шустрый.

– Нет, здесь нет медведей. Ходят слухи, что ближе к горам водятся скалистые тигры, но вроде бы ни одного тут не видели уже много лет. К тому же скалистые тигры, как известно, очень осторожные и пугливые звери. Они не подходят близко к человеческому жилью.

– Или волк? Волки в этих краях встречаются? – Няня оставила простыню свободно полоскаться в воде. – Это мог быть и волк.

– Няня, ты как будто считаешь, что мы в пустыне. Венд-Хардингс – довольно глухое место, соглашусь, но вполне себе мирное. Хватит меня пугать своими волками и тиграми.

Эльфаба, которая до сих пор так и не заговорила, издала тихий гортанный рык.

– Мне всё это не нравится, – сказала няня. – Давай заканчивать, а высушим бельё дома. Хватит. К тому же мне надо сказать тебе ещё кое-что. Давай оставим ребёнка с Черепашьим Сердцем и уйдём куда-нибудь. – Она вздрогнула. – В безопасное место.

– Можешь спокойно говорить и при Эльфабе, – сказала Мелена. – Ты же знаешь, что она не понимает ни слова.

– Если она сама не говорит, не значит, что она не слушает, – не согласилась няня. – Я думаю, она многое понимает.

– Смотри, она размазывает грушу по шее, как будто красится.

– Скорее, как будто боевую раскраску наносит.

– О суровая нянюшка, не мели чепуху, потри-ка простыни получше. Они по-прежнему все заляпаны.

– Да понятно, чей тут остался пот и семя…

– Понятно или не понятно, но попрошу тебя не читать мне нотаций!

– Но ты же знаешь, что Фрекс непременно заметит, рано или поздно. Все эти твои бурные перерывы якобы на дневной сон… ну, у тебя всегда был глаз-алмаз на парней с изрядной колбасой и парой яиц вкрутую.

– Няня, ну хватит, это не твоё дело.

– А жаль, – вздохнула та. – Старость – сплошная ложь, нет в ней никаких преимуществ. Я бы охотно обменяла свои с трудом добытые жемчужины мудрости на старую добрую возню с таким вот агрегатом.

Мелена плеснула горстью воды в лицо няни, чтобы та умолкла. Старушка сморгнула воду и подытожила:

– Ну, так-то сад твой. Сажай там, что хочешь, и пожинай, что получится. В любом случае я хотела поговорить о ребёнке.

Малышка теперь сидела на корточках за грушей, с прищуром всматриваясь вдаль. Она как сфинкс, подумала Мелена, как каменное чудище. На лицо Эльфабе села муха, пробежала по переносице, но девочка не дрогнула и не шевельнулась. Однако в следующее мгновение девочка внезапно подскочила и сделала большой прыжок вперёд: голый зелёный котёнок, преследующий невидимую бабочку.

– А что с ребёнком?

– Мелена, ей нужно встретиться с другими детьми. Она начнёт понемногу говорить, если увидит, как болтают другие крошки.

– На деле от разговоров между детьми толку мало.

– Не мели языком попусту. Ты же сама понимаешь, что ей нужно привыкнуть к другим людям, кроме нас. Ей в любом случае придётся нелегко, если только она не перелиняет с возрастом из своей зелёной кожи. Ей надо учиться разговаривать. Ты же видишь, я пытаюсь приучить её к работе по дому, пою ей детские песенки. Почему она не отзывается, как другие дети, Мелена?

– Она плохо соображает. С детьми такое бывает.

– Ей бы начать играть с другими щеночками. Они научат её веселиться.

– Честно говоря, вряд ли Фрекс хочет, чтобы его дочь была очень весёлой, – сказала Мелена. – Он считает, что в нашем мире чересчур большое значение придают веселью и развлечениям. И в этом я с ним согласна.

– О, так ваши кувыркания с Черепашьим Сердцем – это не развлечения, это вы в молитвах упражняетесь?

– Я же просила не ёрничать!

Мелена вернулась к стирке, раздражённо выжимая мокрое полотенце. Няня вновь и вновь, как будто с умыслом, возвращалась к этой теме. Но на деле старуха угадала. Черепашье Сердце заходил в тёмную прохладу домика, когда Мелена успевала устать от утренней работы в огороде, и от его присутствия её окутывало ощущение чистоты и святости. С ним в постели она избавлялась не только от исподнего, но и от извечного чувства стыда, которое полностью покидало её, когда они лежали вдвоём на простынях, силясь отдышаться.

Мелена сознавала, что это никак не сообразуется с общественной моралью. Тем не менее, даже представ перед трибуналом унионистских священников, обвиняющих её в прелюбодеянии, она сказала бы правду. Каким-то чудом Черепашье Сердце спас её, вернул ей надежду на лучшее будущее, веру в благодать этого мира. Её вера в добрый и милостивый мир разбилась вдребезги после рождения зелёного младенца. Такой ребёнок был несоразмерным наказанием за грех столь незначительный, что она даже не помнила, совершила ли его.

Её спас даже не секс, хотя и близость у них двоих была пугающе страстной. Куда более важным было то, что Черепашье Сердце не смущался Фрекса и не сторонился маленькой страшной Эльфабы. В дальнем углу двора он устроил мастерскую, где выдувал и шлифовал стекло, будто сама судьба привела его сюда лишь ради спасения Мелены. Куда бы он ни направлялся изначально, его цель давно была забыта.

– Хорошо, старая надоеда, – сдалась Мелена. – Что же ты предлагаешь?

– Мы должны отвести Эльфи в Раш-Маргинс, чтобы она могла играть там со сверстниками.

Мелена в изумлении осела на землю.

– Ты что, шутишь? – воскликнула она. – Пусть Эльфаба медленно развивается, по крайней мере она жива и здорова! Может, я и отношусь к ней без особой нежности, но зато кормлю её и слежу, чтобы она себе не навредила! Разве это не жестоко – выпихивать её во внешний мир? С такой кожей её с ходу задразнят и замучают. Дети злее взрослых, они не понимают, когда стоит остановиться. Уж проще было бы сразу бросить её в озеро, которого она так боится.

– Нет, нет, нет, – замотала головой няня и упёрла в колени пухлые кулаки. Она даже голос понизила. – Вот на этом, Мелена, я буду настаивать до упора. Со временем ты сама поймёшь, что я была права. Послушай меня. Послушай. Ты всего лишь избалованная дочка богатых родителей. Ты порхала с уроков музыки на уроки танцев, и соседские дети были такие же богатенькие дурачки. Конечно, мир жесток. Но Эльфаба должна понять, кто она, и ей лучше столкнуться с тяготами мира пораньше. Да и то, скорее всего, их будет меньше, чем ты ожидаешь.

– Не смей говорить со мной свысока. Я этого не потерплю.

– А я не отступлюсь, – возразила няня не менее яростно. – У меня вы обе как на ладони, я видела, как складывалась твоя жизнь. И поверь мне – если ты не вооружишь её против чужого презрения, то и сама будешь мучиться, и её сделаешь навеки несчастной.

– И как общение с грязными оборванцами из Раш-Маргинс поможет ей вооружиться против презрения?

– Она научится веселиться. Смеяться. Относиться к жизни с юмором.

– Да неужели!

– Мне ведь есть чем тебя припугнуть, Мелена, – продолжила гнуть своё няня. – Вот пойду сегодня в Раш-Маргинс, узнаю, где у Фрекса теперь идут проповеди, да и шепну ему пару слов. Как-то ему понравится узнать, чем заняты дома его жена с Черепашьим Сердцем, пока он внушает деревенским грешникам праведные мысли о боге?

– Ах ты дрянная старуха! Это просто подло! – вскричала Мелена.

Няня гордо улыбнулась.

– Завтра же, – объявила она, – завтра мы пойдём показывать Эльфабу миру.

С утра с холмов налетел резкий беспощадный ветер, принялся играть опавшими листьями и остатками жухлой ботвы на огородах. Няня укутала полные плечи шалью и надвинула чепец на самый лоб. Ей везде мерещились крадущиеся чудовища, она поминутно озиралась по сторонам, но в подлеске среди палой листвы не мелькало никого крупнее кошки или лисицы.

Няня подобрала терновую палку, будто бы для опоры, чтобы перебираться через камни и канавы – но на деле в качестве возможного оружия против голодного зверя.

– Тут такия сушь и холод, – бормотала она больше для себя, чем для слушателей. – И так мало дождей! Конечно, в таких условиях никаких хищников в холмах не будет. Но всё-таки не убегай вперёд, пойдём все вместе, слышишь, зеленушка?

Дальше они шли молча: няня боялась, Мелена злилась из-за того, что ей пришлось пожертвовать своими обычными дневными развлечениями, а Эльфаба вышагивала, ногу за ногу, как заводная игрушка. Озеро обмелело, вода отступила от берегов, и вдоль некоторых шатких причалов можно было пройти посуху по гальке и старым водорослям.

Домик Гонетт был из тёмного камня с прохудившейся соломенной крышей. Из-за больного бедра хозяйка не могла ни тянуть сеть с рыбой, ни обрабатывать, нагнувшись к земле, скудный огород. Поэтому по её двору носилась стайка оборванных детей: они визжали, ссорились и возились в грязи. При виде приближающейся семьи священника Гонетт удивлённо подняла на них взгляд.

– Добрый день! Вы, должно быть, Гонетт, – приветливо сказала няня. Она была только рада зайти в ворота и оказаться в безопасности на чужом дворе, даже рядом с этой убогой лачугой. – Это брат Фрекспар рассказал нам, где вас найти.

– Святая Лурлина, так все слухи – правда! – воскликнула Гонетт, сотворив в сторону маленькой Эльфабы оберегающий знак. – Я думала, это всё гнусные наговоры, – и вот пожалуйста, какая она!

Дети перестали носиться. Там были мальчики и девочки, смуглые и белокожие, одинаково чумазые, и все они заинтересовались новоприбывшей. Они продолжили играть в какую-то игру: то ли что-то перетягивали, то ли кем-то себя воображали, – но в то же время не сводили глаз с Эльфабы.

– Вот Мелена – её вы знаете, конечно. А я вот их няня, – сказала няня. – Очень рады вас видеть.

Она скосила глаза на Мелену и нарочито, со значением кивнула.

– Исключительно рады, – холодно процедила та.

– Мы столько всего хорошего о вас слышали, что пришли за советом, – продолжала няня. – Видите ли, у нашей малышки некоторые трудности, и мы, как ни старались, так и не придумали толком, как нам быть.

Гонетт с подозрительным видом склонилась ближе.

– Она зелёная, – заговорщически шепнула няня. – Вы, конечно, могли этого не заметить – такая она очаровательная крошка. Да и добрых жителей Раш-Маргинс вряд ли смутила бы такая мелочь. Но сама девочка из-за этого очень стесняется. Посмотрите на неё: точь-в-точь маленькая испуганная черепашка. Нам нужно помочь ей выбраться из панциря, стать повеселее, только мы не знаем как.

– Она действительно зелёная, – признала Гонетт. – Неудивительно, что недотёпа Фрекспар так долго не проповедовал. – Она запрокинула голову и рассмеялась хриплым, недобрым смехом. – Но сейчас ему хватило наглости снова вернуться на службу. Да, вот это у мужика яйца!

– Брат Фрекспар, – ледяным тоном прервала её Мелена, – напоминает своим прихожанам о словах Писания: «Никому не дано узнать цвет души». Гонетт, именно эти строки он посоветовал напомнить и тебе.

– Ну, пусть так, – пробормотала Гонетт, смутившись. – Так от меня вы что хотите?

– Чтобы девочка приходила сюда побыть под вашим присмотром, играла, училась понемногу. Вы в этом понимаете больше нашего, – проговорила няня.

«Вот хитрая старая бестия, – подумала Мелена. – Мало того, что она говорит чистую правду, но какими словами её расписывает!»

Они уселись.

– Не знаю, как её примут ребята, – неуверенно нахмурилась Гонетт. – Вы же понимаете, мне бедро не позволит мигом подскочить и остановить их, если они расшалятся.

– Посмотрим. И, конечно, приплатим, чин по чину, Мелена полностью согласна, – пообещала няня.

От её внимания не ускользнул почти пустой огород. Это была истинная бедность.

Старушка подтолкнула Эльфабу к остальным детям:

– Ну, иди, детка, и погляди, что к чему.

Эльфаба стояла на месте как вкопанная. Дети – пять мальчиков и две девочки – приблизились к ней.

– Вот страшилище! – воскликнул мальчик постарше и тронул Эльфабу за плечо.

– Эй, будь повежливее! – оскорбилась Мелена и собралась было подняться на ноги, но няня преградила ей путь рукой.

– Салочки, давайте играть в салочки, – сообразил мальчик. – Кто будет зелёная тля?

– Она, она! – завизжали другие дети и, осалив Эльфабу, бросились во все стороны.

Она неуверенно постояла минуту, опустив сжатые кулаки, затем пробежала несколько шагов и снова остановилась.

– Вот, очень полезная игра, – закивала няня. – Вы, Гонетт, просто умница.

– Я-то своих крошек знаю, – с некоторым самодовольством согласилась Гонетт. – Тут и спорить нечего.

Дети всем шумным стадом снова пронеслись по двору, ещё раз осалили Эльфабу и убежали, но, увидев, что она за ними не гонится, вернулись и окружили её.

– А правду говорят, что у вас поселился лягушонок-квадлинг? – спросила Гонетт. – Он правда ест только траву и навоз?

– Что, простите? – оскорблённо поразилась Мелена.

– Так в народе говорят, – ответила Гонетт.

– Он достойный человек.

– Но он же квадлинг?

– Ну… да.

– Тогда сюда его не приводите, а то они разносят чуму.

– Ничего они не разносят, – отрезала Мелена.

– Эльфи, милая, нельзя так кидаться! – крикнула няня.

– Я что слышала, то и говорю. А вот люди толкуют, что, когда ночью квадлинги засыпают, изо рта у них вылезают души и бродят повсюду.

– Дураки и мелют всякую чушь, – зло и резко огрызнулась Мелена. – Я ни разу не видела, чтобы изо рта нашего гостя во сне выбиралась душа, а возможностей у меня…

– Никаких камней, дорогая! – пронзительно завопила няня. – Смотри, никто больше камни не берёт!

– А вот уже берут, – заметила Гонетт.

– Он самый чуткий человек из всех, кого я знаю, – раздражённо настаивала Мелена.

– Ну, рыбачке от чужой чуткости не шибко много толку, – равнодушно возразила её собеседница. – А как священнику и его жене – ну уж не знаю.

– Ну вот, до крови, какая досада, – посетовала няня. – Дети, отпустите Эльфи, я её вытру. Ох, а я и тряпочки-то не взяла. Гонетт, есть у вас что-нибудь?

– Да ничего, – ответила та. – Они от кровопусканий поспокойнее, меньше едят.

– Уж лучше чуткость, чем глупость, – высказала Мелена, кипя от злости.

– Не кусаться! – рявкнула Гонетт на одного из младших мальчиков, а увидев, что Эльфаба тоже оскалила зубы и нацелилась ответить обидчику, вскочила на ноги, несмотря на больное бедро, и завопила: – А ну не кусаться, кому сказала!

– Ах, что за чудные детки! – умилённо проворковала няня.

На грани тьмы

Теперь каждые пару дней няня брала Эльфабу за руку и ковыляла с ней вместе по тенистой дороге в Раш-Маргинс. Там под надзором угрюмой Гонетт девочка пыталась играть с чумазыми деревенскими детьми. Фрекс снова начал надолго пропадать с проповедями (неизвестно, пришёл он в отчаяние или вновь уверовал в свои силы), и жители окрестных деревень пугались его всклокоченного вида и религиозного пыла. Уезжал он на восемь-десять дней кряду. Мелена наигрывала фортепианные гаммы на немой деревянной клавиатуре, вырезанной Фрексом точь-в-точь по размерам настоящей.

С наступлением осени Черепашье Сердце несколько пал духом, сник, как пересохшее растение. Их послеобеденные развлечения с Меленой постепенно становились менее жаркими и спешными, более нежными. Мелена неизменно ценила внимание Фрекса и сама была к нему внимательна, но в постели её муж был куда менее искусен. Она забывалась сном, пока Черепашье Сердце касался губами её соска, а его ладони, его большие ладони, блуждали по её телу, как умные ловкие зверьки. Закрыв глаза, она представляла себе все части тела любовника по отдельности: как перемещается по её коже его рот, как поднимается, изгибается и толкается в неё его член; его дыхание и тихий бессловесный шёпот ей на ухо ощущались как будто в разных местах, его руки охватывали её тело, точно обручи.

Однако Мелена так и не узнала его столь же близко, как своего мужа; она не видела его насквозь, как многих других людей. Она относила эту особенность в счёт его собственной спокойной и достойной манеры держаться. Но наблюдательная няня однажды вечером возразила, что Черепашье Сердце всего лишь ведёт себя как свойственно квадлингам, а Мелена наверняка и не задумывалась, что они из разных культур.

– Культура роли не играет, – лениво отмахнулась Мелена. – Люди есть люди.

– Неужто? Разве ты не помнишь детские стишки? – Няня отложила в сторону шитьё (с заметным облегчением) и продекламировала:

 
Мальчики учат, а девочки знают —
Так на уроках часто бывает.
Мальчики выучат, девочки забудут,
Сразу, как только уроки пройдут.
Ум гилликинцев остёр словно нож,
А манникинцы – скучней не найдёшь,
В Гликкусе мужа колотит жена,
В семьях у дикков она не одна.
Квадлингов бойся – они всех страшней,
Ведь по ночам поедают детей,
Прямо в болото спускают гробы —
Тёмен и зол их языческий быт.
 
 
Ты все забыл, что тебе говорю?
Яблоко дай мне, и я повторю!
 

– Что ты вообще о нём знаешь? – не отступалась няня. – Он женат? Почему уехал из своего Грязного Придонья или откуда он там родом? Мне-то его расспрашивать никак не годится, не моё это дело…

– И давно ты занимаешься только своими делами? – хмыкнула Мелена.

– Как решу ими заняться, сразу тебе скажу.

Однажды вечером ранней осенью они ради забавы развели костёр во дворе. Фрекс был дома и в хорошем настроении, а няня снова заговорила о скором возвращении в Кольвен-Граундс, что привело и Мелену в благое расположение духа. Черепашье Сердце приготовил ужин – неаппетитного вида смесь из мелких кислых яблок нового урожая, сыра и бекона.

Фрекс ощущал в себе желание поговорить. Последствия от приезда проклятой машинерии, Часов Дракона Времени, наконец-то пошли на спад – хвала Безымянному Богу, – и бедняки-грешники снова стали выходить послушать его пламенные проповеди. Двухнедельный миссионерский поход в деревушку Три Мёртвых Дерева увенчался успехом. Наградой Фрексу стал кошелёк медяков и почтительные, а временами даже искренне увлечённые взгляды многих прихожан.

– Возможно, мы не задержимся здесь надолго, – рассуждал Фрекс, вольготно закинув руки за голову и откинувшись назад.

Вечно мужчины так относятся к счастью, подумала Мелена, – то и дело стремятся напомнить, что оно не вечно. Её муж тем временем продолжил:

– Возможно, вдали, за пределами Раш-Маргинс нам открывается новая дорога, Мелена? К великим делам и высоким целям?

– Да ладно уж, – хмыкнула она. – Моя семья девять поколений выбиралась из грязи, чтобы после этого я заново ступила в неё по колено в этой страшной глуши. Я уже не верю в высокие цели.

– Я говорю о высотах духа. Никто не собирается штурмовать Изумрудный город, чтобы сделаться духовником регента Озмы.

– А ведь ты мог бы занять пост духовника и самой Озмы Типпетариус, – оживилась няня, вообразив себе возможность обосноваться при дворе в Изумрудном городе, если бы Фрекс получил такую должность. – Наследнице, конечно, всего два или три года, ну и что? Сейчас правит мужчина-регент, ну, будет ещё один. Это же ненадолго – у мужчин иначе не бывает. Ты ещё молод, и она повзрослеет. Ты займёшь самое подходящее положение, чтобы влиять на политику…

– Я не желаю становиться придворным священником, будь новая королева хоть Озмой Богобоязненной. – Фрекс закурил ивовую трубку. – Мой долг – служить угнетённым и смиренным.

– Милости нужно отправиться в Край Квадлингов, – произнёс Черепашье Сердце. – Угнетённые там.

Квадлинг нечасто говорил о своём прошлом, и Мелене поневоле вспомнились насмешки няни над тем, что она ничего о нём не знает. Она отмахнулась от табачного дыма и спросила:

– А почему ты ушёл из Оввельса?

– Там ужасы, – ответил он.

Эльфаба, которая сидела у точильного камня, поджидая возможности раздавить забравшихся на него муравьёв, заинтересовалась разговором и подняла взгляд. Остальные молча ждали, когда Черепашье Сердце продолжит, но он умолк. У Мелены беспокойно ёкнуло сердце – её внезапно посетило предчувствие, что всё изменится прямо здесь, сейчас, этим чудесным тёплым вечером. Что вся их новообретённая мирная жизнь вот-вот пойдёт наперекосяк.

– Какого рода ужасы? – спросил Фрекс.

– Как-то похолодало. Я возьму шаль, – пробормотала Мелена.

– …Или даже исповедником Пасториуса! Регента Озмы! Почему нет, Фрекс? – не унималась няня. – У семьи Мелены есть связи, они наверняка помогли бы тебе достать приглашение.

– Ужасы, – вдруг сказала Эльфаба.

Это было её первое слово, и его встретила полная тишина. Даже сверкающая чаша луны как будто замерла среди деревьев.

– Ужасы? – повторила девочка, озираясь по сторонам.

Она не улыбалась, но глаза её сияли; видно было, что она осознала собственное достижение. Ей было почти два года. Слова наконец-то сумели вырваться из-за её больших острых зубов.

– Ужасы, – снова выговорила она шёпотом. – Ужасы.

– Иди к няне, детка, – позвала её няня. – Иди ко мне на ручки и посиди тихо.

Девочка послушалась, но уселась на колени няни, не прижимаясь к ней – та лишь придерживала её за пояс. Затем Эльфаба выжидающе уставилась на Черепашье Сердце.

А тот благоговейно проговорил:

– Черепашье Сердце думает, что дитя говорить впервые.

– Да, – согласился Фрекс, выпуская колечко дыма, – и спрашивает насчёт этих ужасов. Может быть, ты всё-таки поведаешь нам о них?

– Черепашье Сердце говорить немного. Черепашье Сердце уметь делать стекло, а слова он оставить для Милости, Госпожи и Няни. А теперь и для Девочки.

– Ну расскажи хоть немного. Раз уж ты сам об этом заговорил.

Мелена вздрогнула; она так и не сходила за шалью. Она не могла сдвинуться с места, словно приросла к нему.

– Рабочие из Изумрудного города и других мест, они приезжать Край Квадлингов. Они смотреть, нюхать и пробовать воздух, воду, землю. Собираться строить большую дорогу. Квадлинги знать, что это время и силы впустую. Но те не слушать слова квадлингов.

– Но квадлинги, подозреваю, сами не обучены строить дороги, – спокойно заметил Фрекс.

– Наша страна непрочная, – возразил Черепашье Сердце. – В Оввельсе дома и поля плавать среди деревьев на площадках, привязанных верёвками. Мальчики нырять на мелководье за жемчужинами. Слишком много деревьев – недостаточно света, урожай не вызревать, слабый. Слишком мало деревьев – вода подниматься, и корни плавучих растений не доставать земли. Наша страна бедная, но богата красотой. Люди могут жить, если всё продумывать и объединяться.

– Так вы против Дороги из жёлтого кирпича?

– Не только. Квадлинги не мочь переубедить строителей дороги, которые хотеть сделать дамбы из земли и камней и разделить страну на части. Квадлинги спорить, умолять, подтверждать, но не мочь победить словами.

Фрекс, обеими руками придерживая трубку, внимательно наблюдал за Черепашьим Сердцем. В нынешней пылкой речи его больше всего завораживало воодушевление квадлинга – ему всегда были по душе неравнодушные люди.

– Квадлинги думать бороться, – сказал Черепашье Сердце. – Квадлинги бояться, что это только начало. Когда строители просеивать почву и проверять воду, они увидеть некоторые вещи, о которых квадлинги всегда знать, но молчать.

– Что же это за вещи?

– Черепашье Сердце говорить о рубинах, – горько вздохнул стеклодув. – Камни под водой. Алые, как кровь. Строители говорить: красный корунд в пласте донного известняка под болотом. Квадлинги говорить: кровь страны Оз.

– Вроде того красного стекла, что ты делаешь? – спросила Мелена.

– Рубиновое стекло будет, когда добавить золотой порошок, – сказал Черепашье Сердце. – Но под Краем Квадлингов находиться залежи настоящих рубинов. Весть достигнуть Изумрудного города вместе со строителями. А дальше начаться ужасы.

– С чего ты это взял? – нервозно переспросила Мелена.

– Смотреть в стекло, – ответил Черепашье Сердце, указав на стеклянный круг, который прежде выдул в качестве игрушки для Эльфабы, – значит видеть будущее, красное, как кровь и рубины.

– Я не верю в предсказание будущего. В этом есть что-то от культа наслаждения, – яростно вмешался Фрекс. – Даже от мнимой предопределённости Дракона Времени! Пф-ф-ф! Нет, неизвестная история человечества предначертана Безымянным Богом, а любые пророчества – лишь догадки и страх.

– Значит, страха и догадок хватить заставить Черепашье Сердце покинуть Край Квадлингов, – твёрдо возразил стеклодув. – Квадлинги не называть свою веру наслаждение, но они прислушиваться к знакам и видеть скрытые намёки. Вода, алая от рубинов, обагриться кровью квадлингов.

– Чушь какая! – возмутился Фрекс, сам уже побагровевший от злости. – Им просто нужно хорошенько всё разъяснить.

– И потом, Пасториус ведь просто олух, – озабоченно вклинилась Мелена: она единственная из присутствующих имела возможность составить личное впечатление о королевском доме. – Пока Озма не достигла совершеннолетия, он только и делает, что охотится, обжорствует и совращает служанок.

– Опасность – чужестранец, а не местные короли и королевы, – покачал головой Черепашье Сердце. – Старухи, шаманы, умирающие квадлинги – все видеть короля из чужой страны, жестокого и могущественного.

– Да с чего вообще регенту взбрело в голову строить дорогу в этой богом забытой трясине? – с досадой спросила Мелена.

– Во имя прогресса, – ответил Фрекс. – В тех же целях через весь Манникин провели Дорогу из жёлтого кирпича. Дороги сулят прогресс и контроль. Новые возможности для сбора податей, перемещения войск, для защиты, наконец.

– Для защиты от кого? – уточнила Мелена.

– О, – сказал Фрекс, – это вечный вопрос.

– О, – чуть слышно выдохнул вслед за ним Черепашье Сердце.

– Так куда же ты шёл? – спохватился священник. – Только не подумай, я тебя не гоню. Мелена к тебе очень привязана, как и все мы.

– Ужасы, – подала голос Эльфаба.

– Тише, – шикнула няня.

– Госпожа и Милость очень добры к Черепашьему Сердцу. Он собирался остановиться всего на ночь. Черепашье Сердце шёл в Изумрудный город, но заблудиться. Черепашье Сердце хотел просить разговора с Озмой…

– С регентом Озмы, – поправил его Фрекс.

– …и просить смилостивиться над Краем Квадлингов. И предупредить о жестоком чужестранце.

– Ужасы! – повторила Эльфаба и в восторге захлопала в ладоши.

– Дитя напомнить Черепашьему Сердцу о его долге, – сказал стеклодув. – Разговор вернуть долг и старую боль. Черепашье Сердце забыть. Но когда слова сказаны, должны последовать дела.

Мелена с ненавистью глянула на няню. Та спешно спустила девочку с колен и начала собирать со стола грязную посуду. «Вот что бывает, если совать нос не в свои дела, няня! Видишь? Единственное счастье в моей жизни исчезло в один миг, вот и всё!» Она отвернулась от уродины-дочери – та не то улыбалась, не то гримасничала – и с мольбой перевела взгляд на мужа. «Сделай хоть что-нибудь, Фрекс!»

– Возможно, здесь и кроется наша высшая цель, – задумчиво пробормотал Фрекс. – Нам нужно отправиться в Край Квадлингов, Мелена. Отринуть нынешние излишества и испытать свой дух в огне истинной нужды.

– Нынешние излишества? – негодующе задохнулась Мелена.

– Когда Безымянный Бог изъявляет свою волю устами весьма скромного сосуда, – начал Фрекс, указывая на квадлинга (на лице которого снова было написано отчаяние), – лишь нам выбирать: внять ему или ожесточить своё сердце…