Читать книгу: «Злая. Сказка о ведьме Запада», страница 5

– Тогда послушай вот что, – решительно оборвала его Мелена. – Я беременна, Фрекс. Ехать я никуда не могу. Идти – тем более. А с новорождённым малюткой, да ещё и с Эльфабой на руках, уж никак не выйдет шастать по болотам.

Повисла тишина. Спустя несколько мгновений Мелена добавила:

– Не так я думала тебе всё рассказать.

– Поздравляю, – холодно сказал ей муж.

– Ужасы, – сообщила матери Эльфаба. – Ужасы-ужасы-ужасы.

– Ну всё, хватит уже болтать, наговорились, – попыталась унять всех няня. – Мелена, будешь здесь сидеть – простудишься. Ночи холодают. Иди-ка в дом, а остальное потом.

Фрекс поднялся и подошёл поцеловать жену.

Никто не понимал, подозревает ли он, что отцом ребёнка может быть Черепашье Сердце, Мелена и сама не знала, забеременела от мужа или любовника, но на самом деле ей было все равно. В этот момент она хотела одного: чтобы Черепашье Сердце остался с ней. И яростно ненавидела его за внезапно пробудившееся чувство долга перед его несчастным народом.

Мужчины остались на улице беседовать, но говорили так тихо, что Мелена не могла разобрать ни слова. Они сидели у огня, сдвинув головы, Фрекс одной рукой обнял дрожащие плечи Черепашьего Сердца. Няня переодела Эльфабу ко сну, выпустила её во двор и подсела на кровать Мелены с подносом: на нём были стакан горячего молока и небольшая плошка с неизвестными пилюлями.

– Я как знала, что так и будет, – примирительно сказала няня. – Выпей лучше молока, дорогая, да не хнычь. А то опять как дитя малое. Давно ты узнала?

– Месяца полтора назад, – ответила Мелена. – Я не хочу молока, няня, налей мне вина.

– Нет уж, пей молоко. Больше никакого вина, пока ребёнок не родится. Мало тебе одной зелёной напасти?

– От вина зародыш в утробе не позеленеет, – возразила Мелена. – Может, я и дура, но хоть что-то о человеческом устройстве знаю.

– Так это твоему рассудку вреднее, чем зародышу. Выпей молока и проглоти вот эту пилюлю.

– Это ещё зачем?

– Я сделала то, что обещала, – сообщила няня, заговорщически понизив голос. – Прошлой осенью забралась в самые трущобы нашей славной столицы, в Нижний квартал, да поспрашивала там по поводу твоих дел.

– Что, няня, правда? – сразу же заинтересовалась Мелена. – Вот это да! Как же ты не испугалась?

– Перепугалась, конечно. Но я ведь люблю тебя, дурочку. Я отыскала лавчонку, помеченную тайными алхимическими знаками… – Она сморщила нос, вспомнив резкий запах гнилого имбиря и кошачьей мочи. – Там мы посидели с одной расфуфыренной бабой из Шиза, старухой по имени Яккль, попили чаю, а чашку я потом перевернула, чтобы она прочла по чаинкам твою судьбу. Правда, она почти слепая, едва собственные руки различала – не то что какое-то будущее.

– Да уж, мастер своего дела, – сухо фыркнула Мелена.

– Твой муж не верит в предсказания, так что потише. В общем, я объяснила, что первенец у тебя зелёный, а отчего – никто точно не знает. Сказала, что мы не хотим такого во второй раз. Тогда Яккль натолкла всяких трав и порошков, поджарила на масле гомба, пошептала над ними какие-то языческие заклятия – может, даже плюнула туда, точно не знаю, не видела. Но я заплатила за снадобье на все девять месяцев, чтобы ты начала пить пилюли сразу, как узнаешь, что забеременела. Мы уже опаздываем на месяц, но и то лучше, чем ничего. Я этой Яккль полностью доверяю и тебе советую.

– Почему это? – спросила Мелена, проглотив первую пилюлю. На вкус та была мерзкая, как варёный костный мозг.

– Она предрекла твоим детям великое будущее! – торжественным шёпотом объявила няня. – Сказала, что Эльфаба добьётся большего, чем ты можешь вообразить, и младшенький тоже. Велела тебе не ставить крест на своей жизни – грядут, мол, грандиозные события, и твоя семья сыграет в них не последнюю роль.

– А о моём возлюбленном что сказала?

– Да у тебя одно на уме! Сказала отдыхать и не волноваться. Посылает тебе своё благословение. Хоть она и дешёвая потаскуха, но знает, о чем говорит.

Ещё Яккль была уверена, что у Мелены снова родится девочка, но об этом няня упоминать не стала. А то, чего доброго, решит избавиться от ребёнка – а старуха-гадалка убедительно заявляла, что в великой истории будущего должны действовать две сестры, а не одна.

– И ты благополучно добралась домой? Никто ничего не заподозрил?

– Кто ж заподозрит, что старая нянька будет покупать в Нижнем квартале запрещённые снадобья? – рассмеялась та. – Вяжу себе да знаю своё место. А теперь, голубка моя, пора тебе укладываться. Не пей больше вина, пока не родишь, а лекарство это принимай каждый месяц – и тогда у вас с Фрексом родится приличный здоровенький ребёночек, и брак ваш совершенно выправится.

– Всё с нашим браком в порядке, – проворчала Мелена, забираясь под одеяло. От пилюли ей сделалось нехорошо, но она пыталась не подавать виду. – Если мы не отправимся скитаться по этому закатному болоту, конечно.

– Закат на западе, а не на юге, – ласково поправила её няня. – Но это был очень ловкий ход – именно сегодня объявить, что ты беременна, моя милочка. Да и если вы отбудете в Край Квадлингов, я не смогу вас навещать. Мне ведь, знаешь, в этом году полвека стукнет. Для некоторых вещей нянюшка уже слишком стара.

– Лучше бы никому никуда не уезжать, – пробормотала напоследок Мелена и постепенно задремала.

Довольная няня перед тем, как уйти, снова выглянула в окно. Фрекс и Черепашье Сердце всё ещё беседовали. Старушка хоть и прикидывалась подслеповатой, но отлично разглядела лицо Черепашьего Сердца, когда тот вспомнил, какая опасность грозит его народу. Его обычное спокойствие треснуло, как скорлупа яйца, и истина, наивная и беззащитная, будто едва вылупившийся крошечный цыплёнок, выпорхнула наружу. Неудивительно, что Фрекс, сочувствуя сокрушённому гостю, придвинулся к нему ближе, чем, по мнению няни, позволяли приличия. Но, в конце концов, решила она, вся эта семейка со странностями.

– Отведите детку в дом, я уложу её спать! – крикнула она в окно, отчасти чтобы нарушить уединение мужчин.

Фрекс оглянулся.

– Разве она не в доме?

Няня тоже осмотрелась. Играть в прятки Эльфаба не любила – ни у себя дома, ни с деревенскими сорванцами.

– Тут её нет. Она же была с вами?

Оба мужчины недоумённо поискали девочку взглядом. Няне почудилось, что в густой тени под ветками тиса пробежала быстрая тень; она оперлась на подоконник и выглянула наружу.

– Нет? Так поищите её! Мало ли кто тут шастает!

– Нет тут никого, няня, не выдумывайте, – пробормотал Фрекс, но они со стеклодувом мигом поднялись на ноги и принялись обходить двор.

– Дорогая, погоди, не засыпай, – вернулась няня к спящей Мелене. – Ты не знаешь, где Эльфаба? Не видела, куда она ушла?

Мелена, заметно опьянённая, с трудом приподнялась на локте и посмотрела на старушку сквозь завесу спутанных волос.

– Кто ушёл? – спросила она заплетающимся языком. – Ты о чём?

– Да Эльфаба! Давай просыпайся. Где же она, где она может быть?

Няня стала поднимать Мелену, но та двигалась слишком медленно, и сердце старушки всё сильнее колотилось от страха.

– Ну же, Мелена, – бормотала она, – вставай, нехорошо.

Наконец она помогла женщине ухватиться за столбики кровати и потянулась за своей терновой палкой.

– Что? – непонимающе пробормотала та. – Кто потерялся?

В темнеющих сумерках слышались мужские голоса:

– Фабала! Эльфаба! Эльфи! Лягушонок! – Фрекс и Черепашье Сердце описывали широкие круги вокруг двора, удаляясь от догорающего костра, вглядывались в густой кустарник, поднимали нижние ветки. – Змейка! Ящерка! Где ты?

– Это тот зверь с холмов, кем бы он ни был! – причитала няня.

– Не было тут никого, старая дура, – огрызнулся Фрекс, но сам всё более суетливо обыскивал камни за домом, отмахиваясь от хлещущих по лицу веток. Черепашье Сердце замер и простёр руки к небу, словно пытался уловить в ладони слабый свет первых звёзд.

– Что, Эльфаба? – наконец сообразила Мелена, показавшись в дверях в одной ночной рубашке. – Это она пропала?

– Она заблудилась или её зверь утащил! – закричала няня. – Эти-то два идиота сидели, играли в гляделки, как влюблённые школьницы, а тут зверь с холмов шастает по кустам!

Мелена в ужасе пронзительно закричала:

– Эльфаба! Эльфаба, ты меня слышишь? Живо домой! Эльфаба!

Но ей ответил только шум ветра.

– Она не ушла, – в следующее мгновение произнёс Черепашье Сердце. В сгущающейся тьме его почти не было видно, зато белая рубашка Мелены излучала ангельское сияние, точно светилась сама по себе. – Она не ушла, но здесь её нет.

– Это ещё ты к чему? – всхлипнула няня. – Нашёл время загадки загадывать!

Черепашье Сердце вдруг согнулся пополам. Фрекс поспешил подхватить его, и тут же с другой стороны подоспела Мелена.

На мгновение стеклодув обмяк в их руках, точно лишился чувств, и Мелена испуганно вскрикнула. Но почти сразу он выпрямился и решительно двинулся вперёд, к озеру.

– Куда, на озеро?.. – крикнула няня ему в спину. – Девчонка не выносит воды, ты же знаешь!

Но с тем ей пришлось умолкнуть и почти бегом последовать за остальными, палкой ощупывая дорогу перед собой, чтобы не оступиться.

«Это конец», – бессвязно думала Мелена.

Её разум был слишком затуманен, чтобы в нём поместились какие-либо ещё мысли, и она снова и снова повторяла одну эту фразу, словно надеялась таким образом помешать страшному предчувствию воплотиться.

«Это начало, – думал Фрекс, – но начало чего?..»

– Она не ушла, но здесь её нет, – повторил Черепашье Сердце.

– Вот наказание за ваши грехи, двуличные вы себялюбцы, – причитала няня.

Земля пошла под уклон – они приблизились к тихому обмелевшему озеру.

У их ног показался сухой причал. Дальний его край, раньше возвышавшийся над водой, теперь оказался идущим по дну в яме глубиной по пояс – мост в никуда, повисший в пустоте.

В темноте под причалом горели чьи-то глаза.

– Лурлина милостивая! – прошептала няня.

Под причалом сидела Эльфаба. В руках у неё была любимая игрушка – стеклянный круг. Она пристально вглядывалась в него, закрыв один глаз. Второй глаз, широко раскрытый и сияющий, без выражения смотрел сквозь круг в неведомую даль. «Этот свет – должно быть, звёзды отражаются в озере», – в тщетной попытке себя обмануть подумал Фрекс. В глубине души он прекрасно сознавал, что этот яркий пустой глаз горит ничуть не звёздным светом.

– Ужасы, – тихо пробормотала Эльфаба.

Черепашье Сердце упал на колени.

– Дитя видит его, – хрипло сказал он, – видит его пришествие. Он прийти с воздуха. Воздушный шар упасть с неба. Алый, рубиновый шар, огромный кровавый пузырь. Он падёт с неба. Регент падёт. Дом Озмы падёт. Часы Дракона точны – минута до высшего суда.

И квадлинг рухнул наземь практически на колени к девочке. Та, казалось, даже не заметила его падения, зато позади неё послышался тихий предостерегающий рык. В темноте за спиной ребёнка скрывался зверь – не то тигр с предгорий, не то странная помесь тигра с драконом. Чудовище с ярко-оранжевыми горящими глазами. Передние лапы он сложил перед собой, и Эльфаба восседала на них, словно на троне.

– Ужасы, – повторила она, неотрывно глядя одним глазом в стекло, в котором ни её родители, ни няня не могли различить ничего, кроме тьмы. – Ужасы.

Часть вторая
Гилликин

Галинда

1

– Виттика, Сеттика, поворот на Пески Викка, Красные Пески, Дикси-хауз, на станции Дикси-хауз пересадка на поезда до Шиза. Этот состав следует дальше на восток: Тенникен, Брокс-холл, далее везде до Траума, – скороговоркой выпалил проводник и сделал паузу перевести дух. – Следующая станция – Виттика, Виттика следующая!

Галинда прижала к груди свёрток с одеждой. Старый козёл, вольготно расположившийся на сиденье напротив, на Виттике не вышел. Про себя девушка порадовалась, что пассажиров в поездках частенько клонит в сон: было утомительно всё это время избегать его взгляда. В последнюю минуту перед посадкой на поезд компаньонка Галинды, матушка Клатч, наступила на ржавый гвоздь. В страхе перед последствиями вплоть до паралича нервов она взмолилась отпустить её в ближайшую клинику за лекарствами и успокоительными заклинаниями.

– Я вполне в состоянии добраться до Шиза одна, – холодно заявила Галинда. – Не стоит обо мне беспокоиться, матушка Клатч.

И матушка Клатч, похоже, действительно нисколько о ней не беспокоилась. Втайне Галинда мстительно надеялась, что нервы компаньонки, особенно лицевые, хоть немного парализует, прежде чем она поправит здоровье и прибудет в Шиз присматривать за своей подопечной.

Девушка высоко держала подбородок, уверенная, что это придаёт ей вид искушённой путешественницы, привыкшей к дальним странствиям. На самом деле она никогда не отъезжала от родного дома в небольшом торговом городке Фроттике дальше, чем на день пути в карете. Десять лет назад здесь проложили железную дорогу, и богатые угодья старых молочных ферм начали размежёвывать на загородные поместья для торговцев и фабрикантов из Шиза. Однако семья Галинды предпочитала жить в дальней провинции Гилликина, где в лесах до сих пор в изобилии встречались сырые лощины, лисьи норы и заброшенные языческие храмы Лурлины. Далёкая городская жизнь Шиза представлялась им полной угроз, и даже удобный прямой железнодорожный рейс не искушал окунуться во все трудности, курьёзы и пороки большого города.

Галинда не смотрела на зелёные пейзажи за окном вагона – она видела лишь собственное отражение. Девушке была свойственна себялюбивая близорукость юности. По её собственному суждению, красота делала её значимой – хотя в чём именно она должна быть значима и для кого, ей ещё только предстояло выяснить.

Когда Галинда качала головой, на её тугих светлых локонах играл свет, и они мерцали, точно столбики золотых монет. Её ярко-алые губы идеальной формы напоминали изящный изгиб лепестков цветка майя. Зелёное дорожное платье с вставками из охристой тонкой кожи говорило о достатке, при этом чёрная накидка на плечах была однозначным атрибутом учёности. Ведь, в конце концов, Галинда направлялась в Шиз благодаря своему уму.

Но проявить свой ум можно по-разному.

Ей было семнадцать лет. Провожать её на станцию собрался едва ли не весь городок Фроттика. Ещё бы – первая девушка Пертских холмов, принятая в Шизский университет! Она написала блестящее вступительное эссе: размышление о том, постижима ли человеческим разумом этика природы. «Сожалеют ли цветы о том, что их срывают для букета? Практикуют ли дожди воздержание? Могут ли животные сознательно выбирать добро? Или: Мораль и философия весны». Ворох цитат из «Озиады» и её собственные восторженные вирши так впечатлили экзаменационную комиссию, что итогом стала трёхгодичная стипендия на обучение в Крейг-холле. Это был не самый престижный колледж – в них по-прежнему не принимали женщин, – но тем не менее он находился в Шизском Университете.

Когда в купе заглянул проводник, проснувшийся сосед Галинды потянулся и зевнул.

– Не будете ли вы так любезны достать мой билет? Он наверху, – попросил он.

Галинда поднялась за билетом, прекрасно сознавая, что козлобородый старикан во все глаза разглядывает её точёную фигурку.

– Вот, пожалуйста, – вежливо проговорила она и протянула козлу билет, но тот ответил:

– Не мне, милочка, – отдайте проводнику. Без человеческих больших пальцев мне никак не совладать с этой тонюсенькой картонкой.

– Редко встретишь зверя, который может позволить себе ехать первым классом, – заметил проводник, пробивая билет.

– О, – поморщился козёл, – термин «зверь» я категорически не приемлю. Но законы по-прежнему позволяют мне путешествовать первым классом, насколько мне известно.

– Были бы деньги, – беззлобно согласился проводник, пробил билет Галинды и также вернул ей.

– Нет, важны не сами деньги, – возразил козёл. – Когда мой билет стоит вдвое дороже, чем у юной леди, деньги обращаются в визу. Так уж вышло, что у меня она есть.

– В Шиз направляетесь? – спросил проводник у Галинды, проигнорировав замечание козла. – Накидка-то на вас академическая.

– Надо ведь в жизни чем-нибудь заниматься, – обтекаемо отозвалась Галинда.

Вести беседы с проводниками ей не хотелось. Однако когда тот продолжил путь по вагону, она обнаружила, что ещё меньше ей нравится ощущать на себе недобрый пристальный взгляд козла.

– Надеетесь чему-то научиться в Шизе? – спросил он.

– Я уже обучена не разговаривать с незнакомцами.

– Тогда я представлюсь, и мы станем знакомыми. Моё имя Дилламонд.

– Я не ощущаю в себе склонности к знакомству с вами.

– Я научный сотрудник Университета Шиз, работаю на факультете естественных искусств.

«Одет он безвкусно даже для козла, – подумала Галинда. – Да, изысканность за деньги не купишь».

– В таком случае мне придётся преодолеть свою природную застенчивость. Меня зовут Галинда. По материнской линии я происхожу из Ардуэннского клана.

– Позвольте мне первым поприветствовать вас в Шизе, Глинда. Вы только поступили?

– Попрошу вас, моё имя Галинда. Произносится со всеми гласными, по старинной гилликинской традиции.

Она не могла заставить себя обращаться к козлу «сэр». У него были ужасная бородка и потёртый жилет, как будто сшитый из полового коврика.

– Интересно было бы узнать, что вы думаете о предложении Волшебника по ограничениям свободы передвижения.

Глаза козла были тёплого маслянистого оттенка, и это немного пугало.

Галинда никогда не слышала ни о каких запретах и так и сказала. Дилламонд – или доктор Дилламонд? – объяснил, что Волшебник намеревается ограничить поездки Животных на общественном транспорте, позволив им только проезд в особых вагонах. Галинда ответила, что для животных всегда существовали специальные вагоны.

– Нет, я говорю о Животных, – уточнил Дилламонд. – О тех, кто наделён духом.

– Ах, об этих… – сухо сказала Галинда. – Признаться, не вижу особой проблемы.

– О-о-о, неужели? – возмущённо протянул Дилламонд. – Вправду не видите?

Его козлиная бородка затряслась от раздражения, и он начал горячо рассказывать ей о Правах Животных. При нынешнем порядке вещей его престарелая мать не могла позволить себе путешествие первым классом и, захотев навестить его в Шизе, вынуждена была бы ехать в загоне. А если запреты Волшебника пройдут через Палату Одобрения, что, вероятно, и произойдёт в ближайшее время, то и сам он будет вынужден отказаться от привилегий, которые заслужил годами учёбы, труда и накоплений.

– Вы считаете, что позволительно так обращаться с существом, наделённым духом? – гневно спрашивал козёл. – Туда и обратно – в загоне?

– Я полностью согласна, путешествия так расширяют рамки привычного, – светски кивнула Галинда.

Остаток поездки, включая пересадку на станции Дикси-хауз, они провели в ледяном молчании.

Увидев, как поразили Галинду размеры и суета вокзала в Шизе, Дилламонд сжалился над ней и предложил нанять экипаж, чтобы отвезти её в Крейг-холл. Она двинулась за козлом, стараясь выглядеть как можно увереннее. Позади двое носильщиков волокли её багаж.

Шиз! Галинда изо всех сил старалась не таращиться по сторонам. Все спешили по делам, смеялись, торопились куда-то и целовались на бегу, уворачиваясь от экипажей. Вокзальную площадь окружали дома из коричневого и голубого песчаника, покрытые мхом и виноградными лозами, и в солнечном свете они курились мягкой дымкой. Повсюду было необыкновенно много животных – и Животных! Во Фроттике Галинде вряд ли встретилась бы хоть одна глубокомысленно кудахтающая разумная курица. А здесь, в Шизе, за столиком на веранде кафе сидела четвёрка зебр, одетых поверх собственной чёрно-белой шкуры в полосатые костюмы из чёрно-белого атласа. На перекрёстке стоял на задних ногах слон-регулировщик. Ещё Галинде бросился в глаза тигр в странном монашеском облачении. Конечно же, на самом деле это были Зебры, Слон и Тигр – и, судя по всему, Козёл. Надо поскорее привыкать выделять заглавные буквы, чтобы не выглядеть совсем уж провинциалкой.

К счастью, Дилламонд нашёл ей экипаж с кучером-человеком и даже заплатил за поездку до Крейг-холла авансом, так что Галинде пришлось выдавить из себя слабую благодарную улыбку.

– Наши пути непременно пересекутся, – галантно, хоть и несколько резко произнёс Дилламонд, будто изрёк пророчество.

Он и скрылся из виду, едва экипаж дёрнулся с места. Галинда откинулась на подушки. Она уже начала жалеть, что матушка Клатч так неудачно наступила на гвоздь.

Крейг-холл находился всего в двадцати минутах езды от Вокзальной площади. За стеной из голубого камня высился комплекс зданий с большими стрельчатыми окнами. Фасады наверху украшал фриз со сложным орнаментом из готически переплетённых квадрифолиев. Галинда, как большая ценительница архитектуры, принялась выискивать черты знакомых стилей, пусть многие детали и были скрыты виноградными лозами и густым мхом. Однако её слишком скоро позвали внутрь.

Глава Крейг-холла – гилликинская аристократка с рыбьим лицом, запястья которой были унизаны дутыми эмалевыми браслетами, – встречала новоприбывших в атриуме. Вопреки ожиданиям Галинды, Глава колледжа не носила обычный строгий костюм, присущий учёным дамам. Вместо этого её внушительная фигура была облачена в платье цвета красной смородины, по лифу которого вился узор из чёрных гагатовых бусин, похожих на нотные знаки.

– Я мадам Моррибль, – представилась она.

Глава говорила низким басом, выправка у неё была военная, а рукопожатие – сокрушительно крепко. В её ушах покачивались большие серьги, похожие на ёлочные игрушки.

– Знакомимся, раскланиваемся, можно выпить чашечку чая в гостиной, – продолжила дама. – Затем мы соберёмся в Главном зале и распределим вас по комнатам.

В гостиной было полно хорошеньких девушек. Почти все были одеты в зелёное или голубое, но с их плеч мрачными тенями ниспадали чёрные накидки. Галинда, радуясь своему естественному преимуществу в виде белокурых волос, встала у окна, чтобы солнечный свет играл в её локонах. К чаю она едва притронулась. В боковой комнатке матушки-компаньонки по кругу разливали чай из большого железного чайника и уже вовсю смеялись и болтали, точно давние подруги из одной деревни. Зрелище было несколько гротескное: все эти низкорослые и полные улыбчивые женщины галдели, как на рынке.

Галинда не вникала заранее в особенности обучения и жизни в колледже. Она и не представляла, что там будет какое-то распределение по комнатам. Или, может быть, её родители уже заплатили за то, чтобы её поселили отдельно? А где разместят матушку Клатч? Присмотревшись к остальным девушкам, она убедилась, что многие из этих куколок были из куда более богатых и знатных семей. Сколько на них жемчуга и бриллиантов! Галинда порадовалась про себя, что выбрала простое серебряное ожерелье с метанитовыми вставками. Было нечто вульгарное в том, чтобы обвешиваться в дорогу драгоценностями. Осознав эту истину, девушка тут же решила обратить её в афоризм. При первом удобном случае она использует эту меткую фразу как доказательство того, что у неё есть собственное мнение – и опыт путешествий. «Нарядившийся путник жадно ищет чужих взглядов, но не глядит на мир сам, – пробормотала она себе под нос, проверяя, как это звучит, – в то время как истинный путешественник знает, что неизведанный мир вокруг него и есть наилучшее украшение». Великолепно, просто великолепно.

Вернувшаяся к ним мадам Моррибль пересчитала студенток по головам, взяла чашку чая и погнала всех в Главный зал. Только там Галинда осознала, что отпустить матушку Клатч искать лечебницу было роковой ошибкой. Оказалось, что матушки-компаньонки не просто болтали. Им было поручено решить между собой, кто из молодых леди с кем будет жить. Предполагалось, что матушки разберутся с этим быстрее, чем сами студентки. Позаботиться о Галинде было некому – она ведь осталась без сопровождающей!

После скучных приветственных речей студентки и матушки стали пара за парой покидать Большой зал, отправляясь осваивать свои новые комнаты. Галинда побледнела от досады. Матушка Клатч, эта старая дура, сумела бы устроить её с кем-нибудь на ступеньку или две выше по социальной лестнице! Достаточно близко, чтобы не стыдиться, но достаточно высоко, чтобы в принципе стоило затевать общение. Но теперь все блистательные молодые дамы уже были распределены друг с другом. Бриллиант к бриллианту, изумруд к изумруду, как говорится!

Когда зал почти опустел, Галинда начала подумывать, не стоит ли подойти к мадам Моррибль и объяснить ситуацию. В конце концов, она происходила из клана Ардуэнн с Верхнего Нагорья – по крайней мере, наполовину. А тут такое ужасное стечение обстоятельств! Глаза Галинды наполнились слезами.

Но ей не хватило смелости. Она осталась сидеть на краешке шаткого, нелепого стула. В центре зала не осталось никого, кроме неё. По углам, в тени, держались самые застенчивые и непримечательные простые девушки. Среди лабиринта пустых позолоченных стульев Галинда сидела одна, словно забытый багаж.

– Все, кто остались здесь, как я понимаю, прибыли без сопровождения, – подытожила мадам Моррибль, причём в голосе её прозвучали надменные нотки. – Поскольку за нашими студентками ведётся тщательный присмотр, я распределю вас по трём общим спальням для первокурсниц. Каждая спальня рассчитана на пятнадцать человек. Я могу добавить, что не следует испытывать предубеждение к общим спальням, нет ничего дурного в том, чтобы там жить. Вообще ничего.

Но она явственно лгала и даже не пыталась звучать убедительно.

Галинда наконец встала.

– Простите, мадам Моррибль, возникло некоторое недоразумение. Я Галинда Ардуэннская. Моя матушка-компаньонка в дороге нечаянно наступила на гвоздь и потому задержится на день или два. Я не из тех, кто должен жить в общей спальне, видите ли.

– О, какой досадный случай, – небрежно проговорила мадам Моррибль с улыбкой. – Я уверена, что ваша матушка-компаньонка не откажется последить за девушками, допустим, Розовой спальни? Четвёртый этаж справа…

– Нет, нет, она не сможет, – храбро прервала её Галинда. – Я совершенно точно не должна жить в общей спальне, Розовой или какой-либо другой. Вы ошиблись.

– Я не ошиблась, мисс Галинда, – возразила мадам Моррибль, приобретая ещё большее сходство с рыбой, поскольку начала таращить глаза. – Бывают случайности и опоздания, но решение необходимо принять сейчас. Поскольку вы не имели возможности при посредничестве вашей матушки принять собственное решение, я уполномочена сделать это за вас. Прошу вас, у нас мало времени. Я ещё должна назвать имена других девушек, которые поселятся с вами в Розовой спальне…

– Я бы хотела поговорить с вами наедине, мадам, – в отчаянии воскликнула Галинда. – Как по мне, жить с многочисленными соседками или с одной – это не имеет значения. Но я не рекомендовала бы вам назначать мою сопровождающую присматривать за другими девушками по причинам, которые не могу озвучивать публично.

Она придумывала ложь на ходу, но мадам Моррибль, по крайней мере, приобрела заинтригованный вид.

– Ваша дерзость поражает, мисс Галинда, – мягко сказала она.

– Я ещё многим могу вас поразить, мадам Моррибль, – ответила Галинда, сопроводив слова своей самой милой улыбкой.

Хвала Лурлине, Глава рассмеялась.

– Искра храбрости! Можете прийти сегодня вечером в мои покои и рассказать мне, что же не так с вашей матушкой-компаньонкой, поскольку мне следует это знать. Но я пойду вам навстречу, мисс Галинда. Если вы не возражаете, мне придётся попросить вашу матушку-компаньонку следить за вами и ещё одной девушкой, которая приехала одна. Видите ли, другие девушки с сопровождающими уже распределены по парам, а вам её не досталось.

– О, с этим-то она справится, я уверена.

Мадам Моррибль взглянула на список студенток и пробормотала:

– Хорошо… В комнату к мисс Галинде Ардуэннской я приглашаю… Третью в очереди Наследницу семейства Тропп из Нест-Хардингс, мисс Эльфабу.

Никто не пошевелился.

– Мисс Эльфаба! – громче повторила мадам Моррибль, поправила браслеты на запястье и прижала два пальца к горлу.

В дальнем конце комнаты поднялась девушка в дешёвом красном платье с безвкусной отделкой, обутая в неуклюжие старушечьи ботинки. Сначала Галинде показалось, будто она видит некую игру света, отблеск от зелёного мха и вьющихся растений на соседних зданиях за окном. Но, когда Эльфаба двинулась вперёд, волоча за собой багаж, стало очевидно, что она действительно такого цвета. Это была некрасивая девушка с отталкивающе зелёной кожей и длинными, чёрными, как у чужеземцев, волосами.

– Родилась в Манникине, но почти все детские годы провела в Краю Квадлингов, – прочла Глава с листа. – Как увлекательно, мисс Эльфаба. Мы с нетерпением ждём ваших рассказов о жизни в этих экзотических краях. Мисс Галинда и мисс Эльфаба, вот ваши ключи. Вы можете занять комнату двадцать два на втором этаже.

Когда девушки подошли к ней, мадам Моррибль широко улыбнулась Галинде.

– Путешествия так расширяют рамки привычного, – произнесла она нараспев.

Галинда вздрогнула, – к ней, как проклятие, вернулись её собственные слова. Она сделала реверанс и поспешно упорхнула. Эльфаба, глядя в пол, последовала за ней.

2

На следующий день приехала матушка Клатч. Нога её из-за обилия бинтов казалась втрое больше обычного. К тому моменту Эльфаба уже распаковала свои немногочисленные вещи. В шкафу, как тряпки, сиротливо свисали с крючков её жалкие тонкие сорочки, оттеснённые к стенке широкими обручами и накрахмаленными турнюрами, накладными высокими подплечниками и пышными рукавами гардероба Галинды.

– Я и за тобой с удовольствием присмотрю, мне не трудно, – заявила матушка Клатч, радушно улыбаясь Эльфабе, прежде чем Галинда успела перехватить компаньонку, отвести в уголок и потребовать, чтобы та отказалась.

– Вообще-то, папа платит тебе за то, чтобы ты присматривала за мной, – многозначительно заметила Галинда, но матушка Клатч отмахнулась:

– Да это другое дело, голубушка, совсем другое дело. Это уж я и сама решить могу.

– Матушка, – возмутилась Галинда, когда Эльфаба удалилась в местную затхлую уборную, – матушка, ты что, ослепла? Это девица из манникинцев, и она зелёная!

– Странно, правда? Я думала, все манникинцы крошечные. Но она нормального роста. То есть и они бывают разные, стало быть. Чем тебя так печалит, что она зелёная? Может быть, её цвет и тебе на пользу пойдёт. Это уж как ты сама поймёшь. Ты притворяешься, будто всё на свете знаешь, Галинда, а мира-то и не видела, какой он есть. Я думаю, получилось забавно. Ну а почему нет? Почему нет?

– Не тебе решать, как мне познавать мир, матушка Клатч!

– Нет, конечно, моя дорогая, – согласилась матушка Клатч, – это всё ты сама устроила. Я-то что, я всегда к твоим услугам.

Пришлось Галинде уняться. Короткий разговор с мадам Моррибль накануне вечером тоже закончился ничем. Галинда пришла в точности к назначенному времени, нарядившись в крапчатую юбку из морфелина и кружевной лиф – образ, как она представляла себе со стороны, в багряных тонах заката и синих оттенках полуночи. Мадам Моррибль пригласила её в приёмную, где у растопленного камина располагались несколько кожаных кресел и диван. Глава разлила по чашкам мятный чай, а на десерт был подан засахаренный имбирь, завёрнутый в листья жемчужницы. Она предложила Галинде сесть, но сама осталась стоять у камина с выжидающим видом, точно охотник в засаде.