Читать книгу: «Злая. Сказка о ведьме Запада», страница 2

Рождение ведьмы

К тому времени, как Фрекс набрался смелости войти в убогую деревушку Раш-Маргинс, уже почти наступил вечер. Он был весь в поту. Мужчина топнул ногой, крепко сжал кулаки и громко, хрипло закричал:

– Чу, маловерные! Собирайтесь, покуда можете, ибо искушение грядёт, чтобы испытать вас сурово!

Слова он выбрал до нелепого архаичные, но это сработало. Ему навстречу двинулись угрюмые рыбаки, волоча с причала пустые сети. Пришли земледельцы, чьи неплодородные наделы мало что дали в этот засушливый год. Ещё до того, как он начал проповедь, все они уже выглядели виноватыми, точно сам грех.

Они последовали за ним к покосившимся ступенькам мастерской для починки лодок. Фрекс знал, что все ожидают прибытия этих мерзостных часов с минуты на минуту: сплетни распространялись подобно чуме. Он стал обличать их за алчное нетерпение:

– Вы глупы, как младенцы, что тянут руки к пылающим угольям! Вы словно отродье драконьего чрева, готовое испить огонь из его сосцов!

Это были избитые устаревшие проклятия из священного писания, и сейчас они звучали довольно плоско; за время пути Фрекс устал и был не в лучшей форме.

– Брат Фрекспар, – вмешался Бифи, деревенский голова Раш-Маргинс, – может, поумеришь пыл, пока мы сами не увидим, какую новую форму примет искушение?

– У вас не хватит духу противостоять этим формам, – выплюнул Фрекс.

– Разве ты не наставлял нас все эти годы? – возразил Бифи. – Едва ли нам выпадал шанс достойно воспротивиться греху! Вот мы и ждём этого… ну, как духовного испытания.

Рыбаки издевательски засмеялись и засвистели, и Фрекс взглянул на них ещё более грозно, но тут послышался необычный звук – грохот колёс по каменистым колеям дороги. Все местные мигом повернули головы. Наступила тишина. Священник утратил внимание слушателей, не успев даже толком начать.

Часы везла четвёрка лошадей, сопровождал их гном и шайка его молодчиков. Плоскую крышу действительно венчал дракон. Что это было за чудовище! Оно казалось почти живым, готовым к прыжку. Сам фургон был расписан разноцветными карнавальными узорами и украшен блестящим сусальным золотом. Рыбаки наблюдали за его приближением, разинув рты.

Прежде, чем гном успел объявить о начале представления, а его подручные – вытащить дубинки, Фрекс вскочил на нижнюю ступеньку фургона – откидную сцену на петлях.

– Почему это называется часами? – патетически вопросил он. – Ведь единственный их циферблат плоский, тусклый и теряется в этом безумном нагромождении деталей. Более того, стрелки не двигаются! Посмотрите сами! Они нарисованы так, чтобы всегда оставаться на отметке «без одной минуты полночь»! Всё, что вы здесь увидите, – это механика, друзья мои, и это факт. Вы увидите, как растут механические кукурузные поля, как ходят по небу механические луны, как извергается механический вулкан, выбрасывая вместо лавы красную ткань с чёрными и алыми блёстками. Со всей этой машинерией почему бы не сделать движущиеся стрелки на циферблате? Почему? Я спрашиваю вас! Я спрашиваю тебя, Гонетт, и тебя, Стой, и тебя, Периппа! Почему же здесь нет настоящих часов?

Но они не слушали: ни Гонетт, ни Стой, ни Периппа – никто. Они были полностью поглощены ожиданием.

– Ответ, конечно же, в том, что часы эти измеряют не земное время, а время души. Время искупления и осуждения. Для души каждый миг – это всегда минута до суда. Минута до суда, друзья мои! Если бы вы умерли через шестьдесят секунд, захотели бы вы провести вечность в удушающих глубинах, куда отправляются идолопоклонники?

– Шумно тут нынче, – произнёс кто-то из тени, и зрители рассмеялись.

На сцену над Фрексом – он обернулся посмотреть – из маленькой дверцы выскочила кукольная собачка с курчавой тёмной шёрсткой, точно такой же, как волосы самого священника. Собачка подпрыгивала на пружине и тявкала раздражающе высоким голоском. Смех усилился. Сгустились сумерки, и Фрекс уже почти не различал, кто смеялся, а кто кричал ему отойти и не загораживать вид.

Он не двинулся с места, и потому его бесцеремонно столкнули со ступеньки.

Гном разразился напыщенной вступительной речью:

– Вся наша жизнь – бессмысленная суета; мы закапываемся в неё, как в крысиную нору, и бьёмся там, как крысы, и в конце, в точности как крыс, нас швыряют в могилу. А посему отчего не внять голосу пророчества, не посмотреть на чудодейственное зрелище? Ведь даже под видимой суетой и унижениями нашей крысиной жизни скрывается некий скромный, но незыблемый смысл! Подойдите ближе, добрые люди, и узрите, какое знание о вашей жизни постигнет вас! Дракону Времени ведомо прошлое, настоящее и будущее, он видит истину большую, чем жалкие годы, отведённые вам! Узрите, что он покажет!

Толпа качнулась вперёд. Взошла луна, и её холодный диск был подобен глазу разгневанного, мстительного божества.

– Прекратите, отпустите меня! – закричал Фрекс. Всё было ещё хуже, чем он опасался. Его паства никогда прежде не обращалась с ним так грубо.

Часы разыграли сценку о мнимо набожном человеке с кудлатой, как овечья шерсть, бородкой и тёмными кудрями. Он проповедовал аскезу, бедность и щедрость к ближним, но на деле прятал тайный ларец с золотом и изумрудами – на двойном запоре в корсаже своей слабосильной жены благородных кровей. Негодяя пронзили длинным железным колом в весьма неприличном месте, изжарили и подали голодной пастве на ужин.

– Он потакает вашим низменным инстинктам! – закричал багровый от ярости Фрекс, скрестив на груди руки.

Однако теперь, когда тьма окутала всё вокруг, кто-то сзади схватил его, чтобы заткнуть ему рот. Чья-то рука сомкнулась у него на горле. Фрекс дёрнулся посмотреть, кто из его прихожан позволил себе такую дерзость, но все лица были скрыты капюшонами. Его ударили коленом в пах, и он согнулся, уткнувшись лицом в грязь. Кто-то пнул его прямо между ягодиц, и кишечник его опорожнился.

Толпа, однако, не смотрела на него. Зрители уже покатывались со смеху над следующим представлением Дракона из Часов.

Только какая-то добрая женщина во вдовьем платке схватила его под локоть и повела прочь – он был слишком измучен и унижен, чтобы выпрямиться и посмотреть, кто это.

– Я укрою вас в погребе, уложу под мешковину, – тихо ворковала женщина, – вас же ночью искать будут, ещё, небось, с вилами, судя по тому, что эту штука вытворяет! У вас в домике вас найдут мигом, а вот в моей кладовой – вряд ли.

– Мелена… – прохрипел он, – они найдут её…

– За ней присмотрят, – отмахнулась соседка. – Уж с этим мы, женщины, как-нибудь разберёмся.

В домике священника Мелена лежала в полубеспамятстве. Перед глазами у неё то расплывались, то возникали вновь силуэты двух повитух: рыбачки и паралитичной старухи. Они по очереди щупали роженице лоб, заглядывали ей между ног и украдкой косились на несколько хорошеньких безделушек и дорогих вещиц, которые Мелена привезла с собой из Кольвен-Граундс.

– Ты пожуй пасту из пьянолиста, голубка моя, пожуй. Сама не заметишь, как уснёшь, – успокаивающе бормотала рыбачка. – Ты расслабишься, маленькая прелесть выскочит сама собой, а утром всё уже будет хорошо. Думала, ты будешь пахнуть розовой водой и волшебной росой, а от тебя несёт так же, как и от всех простых смертных. Ты жуй, милочка, жуй.

Заслышав стук в дверь, старуха виновато отпрянула от сундука, в котором рылась, стоя перед ним на коленях. Она с грохотом захлопнула крышку, зажмурилась и приняла молитвенную позу.

– Войдите, – разрешила она.

Появилась молодая румяная девица.

– О, хорошо, что тут хоть кто-то есть, – сказала она. – Как она?

– Ещё чуть-чуть осталось, вот-вот младенец выйдет, – ответила рыбачка. – Час примерно.

– Ну, мне сказали предупредить вас. Мужчины напились и пошли вразнос. Этот дракон из волшебных часов их раззадорил, и они ищут Фрекса, чтобы убить его. Им часы так велели. Они, верно, и сюда доберутся. Лучше бы забрать женщину в безопасное место – её получится перетащить?

«Нет, меня нельзя трогать, – подумала Мелена, – а если крестьяне найдут Фрекса, то пусть убьют его за меня как можно более жестоко. Ещё никогда в жизни мне не было так больно, чтобы в глазах темнело. Пусть убьют его за то, что он сделал со мной».

При этой мысли она улыбнулась и в краткий миг облегчения потеряла сознание.

– Может, оставим её здесь и сбежим? – предложила девица. – Часы велели убить и её, и новорождённого драконьего выродка. Я не хочу попасть под горячую руку с ней заодно.

– А как же наше доброе имя? – возмутилась рыбачка. – Что мы эту неженку, посреди родов бросим? Плевала я на эти часы и что они там говорят.

Старуха, успевшая вновь зарыться в сундук, спросила:

– Настоящих гилликинских кружев кто хочет?

– Там в поле стоит телега для сена, – припомнила рыбачка. – Но давайте поживее. Идём со мной, поможешь мне её прикатить. А ты, старая карга, вылезай из кружев и топай сюда, хоть лоб этой красотке оботри. Ну, тронулись.

Через несколько минут старуха, рыбачка и девица уже катили телегу по заросшей тропе сквозь осенний лес, мимо зарослей вереска и папоротников. Ветер крепчал. Он так и свистел над безлесыми вершинами Тряпичных холмов. Мелена, распростёртая на одеялах, тяжело дышала и стонала, не приходя в сознание.

Заслышав шум пьяной толпы с вилами и факелами, женщины замерли и некоторое время стояли молча, в страхе прислушиваясь к невнятной ругани. Затем, ускорившись, двинулись дальше, пока не вышли к туманной роще – на окраину кладбища для некрещёных покойников. В глубине рощи неясно вырисовывался силуэт часов. Гном оставил их здесь для сохранности – он был не дурак и прекрасно понимал, что в этот уголок боязливые жители деревни явно не забредут сегодня ночью.

– Гном с подручными тоже пьют в таверне, – выговорила девица, тяжело дыша. – Тут нас никто не найдёт!

– Так ты, значит, заглядывала в окна таверны на мужиков поглазеть, потаскуха? – буркнула сварливая старуха.

Она распахнула заднюю дверь часов и обнаружила внутри пространство, в которое можно было протиснуться. В темноте зловеще застыли маятники. Огромные зубчатые колёса выглядели так, будто только и ждали возможности пошинковать в капусту любого незваного гостя.

– А ну-ка, затащим её сюда, – велела старуха.

Ночной туман и факелы к рассвету сменились тяжёлыми грозовыми тучами и пляшущими скелетами молний. Изредка небо прояснялось, но сразу после этого заряжал ливень, и крупные тяжёлые капли сыпались из туч, словно комья грязи.

Повитухи выползли на четвереньках из задней двери часового фургона с итогом своих трудов на руках. Они прикрыли младенца от воды, текущей с крыши.

– Глядите, радуга, – сказала старшая, кивнув на небо. И действительно, там повисла блёклая разноцветная полоса.

То, что они увидели, обтерев ребёнка от крови и околоплодных оболочек… Может быть, это была игра света? Ведь после грозы и сама трава будто переливалась всеми оттенками зелени, и розы пылали на стеблях безумным великолепием. Но даже с учётом всех природных эффектов повитухи не могли отрицать того, что видели. Под блестящей плёнкой естественных жидкостей кожа младенца отливала странным бледно-изумрудным оттенком.

Не прозвучало ни вопля, ни плача новорождённого. Ребёнок открыл рот, вдохнул – и умолк.

– А ну-ка плачь давай, ты, исчадие, – цыкнула старуха, – ты же первым делом заорать должен.

Ребёнок её требование не выполнил.

– Очередной упёртый мальчишка, – вздохнула рыбачка. – Ну что, убьём его?

– Да что ты сразу грозишь, – фыркнула старуха. – Это девочка.

– Ха, – вмешалась близорукая девица, – да вы гляньте, вон же краник-то.

С минуту они препирались – притом что держали в руках совершенно голого младенца. Только после второго и третьего обтирания стало ясно, что это действительно девочка. Возможно, при родах какой-то сгусток естественных выделений попал новорождённой между ног и быстро засох. Когда её вытерли как следует, оказалось, что малышка хорошо сложена: вытянутая изящная головка, красивый разворот ручек, симпатично круглые крошечные ягодицы, ловкие пальцы с маленькими острыми ноготками.

И зелёная кожа. На щеках и на животе цвет становился темнее, будто румянец, сомкнутые веки были скорее бежеватыми, а на голове тёмной полоской проступали будущие волосы. Но всё остальное тело было неоспоримо травянистого оттенка.

– И это после всех наших хлопот, – посетовала девица. – Такой вот зелёный обмылок. Может, правда её убьём? Вы же знаете, что люди скажут.

– Да она как будто гниёт, – сказала рыбачка, проверяя, не растёт ли у малышки хвост, и пересчитывая пальцы на ручках и ножках. – Воняет навозом.

– Это у тебя под носом навоз, дура. Ты сидишь в коровьей лепёшке.

– Это же больной слабый уродец, вот и цвет такой. Давайте его в луже утопим. Мамаша и не узнает – когда ещё от обморока оклемается.

Они захихикали. Они по очереди укачивали младенца на локте, передавали по кругу, прикидывая вес. Убить это существо было бы самым милосердным поступком. Вопрос состоял лишь в том, как именно.

Но тут ребёнок зевнул, и рыбачка машинально сунула ему палец пососать. И новорождённая откусила палец у второй костяшки. Она чуть не захлебнулась от брызнувшей струи крови, палец выскочил у неё изо рта и упал в грязь.

Между женщинами завязалась драка. Рыбачка кинулась душить девочку, старуха и девица пытались удержать товарку. Палец подобрали с земли и сунули в карман передника – может, ещё получится пришить обратно к руке.

– Это она петушок хочет, поняла сейчас, что у неё своего нет! – визгливо захохотала девица. – Бедолага тот парень, кто решит затащить её в постель! Она и его стручок оторвёт на память!

Повитухи вновь забрались в часы и швырнули уродца на грудь матери. Об убийстве из милосердия они уже и не думали – вдруг ребёнок откусит им ещё что-нибудь.

– Может, хоть матери титьку цапнет, и наша Спящая красавица мигом очнётся, – хмыкнула старуха. – Хотя что это за ребёнок, который пьёт кровь вперёд молока матери!

Они оставили Мелене ковшик с водой и под новыми порывами ветра с дождём отправились, хлюпая по лужам, разыскивать своих сыновей, мужей и братьев – чтобы отругать и побить их, если те живы, или похоронить, если нет.

А во тьме внутри Часов Времени новорождённая малышка глядела вверх на ровные, смазанные зубчатые колёса.

Расстройства и лекарства

Несколько дней Мелена не могла смотреть на порождённое ею существо. Она брала его на руки, как и положено матери. Она ждала, когда в её душе подспудно, сама собой, поднимется волна материнской любви. Она даже не плакала, лишь жевала пьянолист, чтобы ненадолго забыться от случившейся беды.

Это ведь девочка. Это существо на самом деле она. В одиночестве Мелена изо всех сил пыталась перестроить мысли на новый лад. Дёргающийся, несчастный кулёк не был ни мальчиком, ни кастратом; это было создание женского пола. Оно спало и выглядело как куча вымытых капустных листьев, которые оставили сохнуть на столе.

В панике Мелена написала письмо в Кольвен-Граундс, упрашивая свою старую няню вернуться с заслуженного отдыха. Фрекс поехал вперёд на повозке, чтобы забрать няню с почтовой станции в местечке Стоунспар-Энд. На обратном пути няня спросила Фрекса, что не так.

– Что не так? – Он вздохнул и глубоко задумался.

Няня поняла, что неудачно подобрала слова – Фрекс слишком отвлёкся. Он начал бормотать некие общие фразы о природе зла. О пустоте, созданной необъяснимым отсутствием Безымянного Бога, в которую неминуемо должна устремиться духовная отрава. О неком вихре.

– Я имею в виду, что не так с ребёнком! – резко перебила его няня. – Меня интересует не вся вселенная, а один ребёнок, раз уж меня попросили помочь! Почему Мелена зовёт меня, а не свою мать? Почему не пишет деду? Он же Владыка Тропп, ради всего святого! Мелена не могла забыть всё, чему её учили. Или жизнь там, в деревне, хуже, чем мы думали?

– Всё хуже, чем мы думали, – мрачно подтвердил Фрекс. – Ребёнок… вам лучше заранее подготовиться, няня, чтобы не закричать, когда его увидите… ребёнок ущербный.

– Ущербный?.. – Няня крепче стиснула ручку чемодана и перевела взгляд на краснолистные кусты жемчужницы на обочине дороги. – Фрекс, расскажи мне всё.

– Это девочка, – убито сказал Фрекс.

– Да уж, великий ущерб, – насмешливо фыркнула няня, но Фрекс, как обычно, не различил иронию. – Ну, семейный титул перейдёт следующему поколению, ладно. Руки, ноги на месте?

– Да.

– У неё что, конечность лишняя?

– Нет.

– Грудь она берёт?

– Это невозможно. У ребёнка чудовищные зубы, няня. Острые, как у дикого зверя.

– Ну, многим детям вместо груди дают бутылку с тряпкой. Ничего страшного.

– И цвет… цвет тоже неправильный, – упрямо продолжал Фрекс.

– Неправильный – это какой?

Несколько мгновений Фрекс лишь молча качал головой. Няне он никогда не нравился, и она сомневалась, что когда-либо изменит мнение о нём, но всё же она немного смягчилась.

– Фрекс, навряд ли всё настолько плохо. Выход есть всегда. Расскажи няне правду.

– Оно зелёное, – наконец выдавил он. – Няня, оно зелёное, точно мох!

– Она зелёная! Это же твоя дочь, ради бога.

– Бог тут ни при чём. – Фрекс начал плакать. – Не небо послало нам этого ребёнка, няня; небеса подобного не допускают. Что же нам делать?..

– Тише. – Няня не выносила мужских слёз. – Наверняка всё не так плохо. Кровь в жилах Мелены самая благородная. Чем бы ребёнок ни болел, няня поправит дело. Доверься мне.

– Я верил в Безымянного Бога, – всхлипнул Фрекс.

– Цели-то у нас с богом могут быть и общие, – сказала няня. Она знала, что это кощунственно, но не могла удержаться от колкостей, пока подавленный Фрекс был не в силах ей сопротивляться. – Не горюй, я ни словечком ни обмолвлюсь семье Мелены. Сами разберёмся, и глазом не моргнёшь, а другим знать и нечего. Имя девочке дали?

– Эльфаба, – сказал он.

– В честь Святой Эллефабы с водопада?

– Да.

– Хорошее имя, старинное. Дома будете Фабалой звать, да?

– Как знать, доживёт ли она до подобного имени, – проговорил Фрекс, словно надеялся на обратное.

– Интересные вокруг земли! Мы уже в Венд-Хардингс? – спросила няня, чтобы сменить тему.

Но Фрекс съёжился и умолк, лишь изредка неохотно шевелясь, чтобы направить лошадей нужным путём. Вокруг тянулись грязные, унылые крестьянские земли, и няня уже начала жалеть, что пустилась в путь в своём лучшем дорожном платье. Грабители с большой дороги, чего доброго, решат, что у хорошо одетой пожилой дамы есть при себе золото. И те оказались бы правы, поскольку няня щеголяла в золотой подвязке, украденной много лет назад из будуара Её Светлости. Какое унижение, если подвязка обнаружится много лет спустя на бедре стареющей няни! К счастью, её опасения не оправдались, и повозка без происшествий въехала во двор священника.

– Дай мне сначала глянуть на ребёнка, – сказала няня. – Будет проще и справедливее по отношению к Мелене, если я с ходу увижу, с чем мы имеем дело.

И это было несложно устроить, так как Мелена лежала без чувств, нажевавшись пьянолиста, а ребёнок тихонько хныкал в корзине на столе.

Няня придвинула стул, чтобы не ушибиться, если упадёт в обморок.

– Фрекс, спусти корзину на пол, я посмотрю.

Фрекс повиновался и пошёл возвращать лошадей и повозку Бифи. Тому редко требовалось куда-то выезжать по делам старосты, и он одалживал свой транспорт другим, поддерживая репутацию среди местных.

Малышка была запелёната, причём рот ей замотали отдельной повязкой. Над ним шляпкой ядовитого гриба торчал нос и блестели открытые глаза.

Няня наклонилась ближе. Ребёнку было недели три от роду. Но пока няня качала головой, разглядывая так и сяк лицо и лоб маленькой Эльфабы, словно пытаясь прочесть её мысли, глаза девочки пристально следили за ней. Глаза у неё были карими, насыщенного цвета рыхлой земли с вкраплениями слюды. Уголки глаз покраснели, белки были исчерчены сетью алых сосудов, словно те полопались от напряжённой работы зрения и мысли.

И кожа, о да, совершенно зеленющая. Не такой уж уродливый цвет, подумала няня. Просто какой-то нечеловеческий.

Она провела пальцем по щеке ребёнка. Девочка вздрогнула, запрокинулась назад, и опутавшие её с ног до головы пелёнки разошлись, как шелуха. Няня стиснула зубы и запретила себе бояться. Кожа ребёнка от грудины до паха была такого же странного цвета.

– Эти двое хоть раз своего ребёнка трогали? – пробормотала няня. Она положила ладонь на вздымающуюся грудку, накрыла пальцами почти незаметные детские соски и скользнула рукой вниз, чтобы проверить, как там всё устроено. Ребёнок был мокрым и грязным, но в целом совершенно обычным. Кожа у неё оказалась такой же мягкой и бархатистой, как в младенчестве у Мелены.

– Ну давай, иди к няне, ты, чудище. – Старушка наклонилась, чтобы поднять на руки перепачканного ребёнка. Девочка завозилась, уходя от прикосновения, и с силой стукнулась макушкой о тростниковое дно корзины.

– И в утробе так плясала, видать? – пробормотала няня. – Интересно, под чью музыку? Мускулы у тебя, конечно, знатные! Не-е-ет, от меня не убежишь. Иди сюда, дьяволёнок. Няне не важно, какого ты цвета. Няня тебя любит.

Она лгала напропалую, но, в отличие от Фрекса, искренне верила, что небеса допускают ложь во спасение.

Няня взяла маленькую Эльфабу на руки, устроила у себя на коленях и стала укачивать её и напевать колыбельную, время от времени взглядывая в окно, чтобы побороть тошноту. Она поглаживала девочку по животу, чтобы успокоить, но та не спешила затихать.

Ближе к вечеру, когда няня принесла поднос с чаем и хлебом, Мелена приподнялась в постели.

– Я тут уже обосновалась как дома, – объявила няня, – и подружилась с твоей милой малюткой. Просыпайся, дорогая, дай я тебя поцелую.

– О, няня! – Мелена позволила себя обнять. – Спасибо, что приехала. Уже видела это маленькое чудовище?

– Славная крошка, – сказала няня.

– Не лги и не смягчай краски, – отмахнулась Мелена. – Если хочешь помочь, будь со мной честна.

– Это тебе стоит быть честной, раз я тебе помогаю, – возразила няня. – Может быть, не сразу, но мне придётся всё узнать, моя милая. Тогда и решим, что нам делать.

Они принялись пить чай, и, поскольку Эльфаба наконец-то уснула, это во многом напоминало прежние дни в Кольвен-Граундс. Тогда Мелена возвращалась домой с дневных прогулок со смазливыми молодыми дворянами и хвасталась перед няней, насколько они хороши как мужчины, а та притворялась, будто не видит в этом ничего особенного.

Однако в ближайшие дни няня заметила в ребёнке много тревожного. Для начала, когда она попыталась снять с малышки повязку, та чуть не откусила себе руки. Ротик у неё был красивый, с тонкими губками, но зубы внутри скрывались чудовищные. Один раз она разодрала себе плечо до крови. Часто у неё был такой вид, точно она задыхается. Не будь она спелёната, наверняка прогрызла бы дыру в корзине.

– Может, отнести её к цирюльнику, чтобы вырвал ей зубы? – спросила няня. – Заодно подрастёт пока, соображать будет лучше.

– Да ты с ума сошла! – возмутилась Мелена. – Чтобы вся долина болтала, что она зелёная, как кабачок? Будем завязывать ей рот, пока не разберёмся с кожей, ничего.

– Да как её угораздило-то так позеленеть? – удивилась вслух няня.

И зря, поскольку Мелена мигом побледнела, Фрекс покраснел, а девочка задержала дыхание, словно пыталась посинеть от удушья, чтобы угодить им всем. Пришлось шлёпнуть её, чтобы она снова задышала.

Няня отдельно поймала Фрекса во дворе. Он пока не вполне оправился от двойного удара в виде рождения такого ребёнка и публичного унижения с Часами и пока не возвращался к службе – сидел, выстругивая из дуба бусины для чёток и украшая их резными символами Безымянности Бога. Няня оставила Эльфабу в доме – она глупо опасалась, что младенец может её услышать и, хуже того, понять её слова, – а сама села во дворе скоблить тыкву на ужин.

– Вряд ли, конечно, у вас кто зелёный был в роду… – начала она, прекрасно понимая, что знатный дед Мелены точно проверил бы это, прежде чем позволить брак со священником-унионистом – из всех возможных партий для своей внучки!

– Деньгами или земной властью наша семья никогда не обладала, – спокойно ответил Фрекс, на этот раз даже не обидевшись. – Шесть поколений моих предков по отцовской линии были священнослужителями. В духовных кругах мы не менее известны, чем семья Мелены – в светских салонах и при дворе Озмы. И нет, никого зелёного среди нас никогда не водилось. Я вообще не слышал, чтобы такое было возможно.

– Ну, ладно, – кивнула няня, – я просто спросила. Я и так знаю, что ты праведнее мучеников-гоблинов.

– Но, – виновато продолжил Фрекс, – няня, я и вправду опасаюсь, что это произошло из-за меня. В день родов я не уследил за языком и провозгласил скорый приход дьявола. Я имел в виду Часы Дракона Времени. Но что, если своими неосторожными словами я действительно призвал дьявола?..

– Ребёнок – не дьявол! – резко оборвала его няня. «И не ангел, конечно», – подумала она, но оставила эти слова при себе.

– С другой стороны, – развивал мысль Фрекс, звуча уже более уверенно, – и сама Мелена могла нечаянно проклясть дитя, когда неверно истолковала мои слова и заплакала. Возможно, от этого внутри неё открылась лазейка, которой воспользовался нечистый дух, чтобы окрасить ребёнка.

– Это в день родов-то? – недоверчиво переспросила няня. – Ловкий дух. Неужели добродетель твоя столь велика, что из всех этих извращённых духов на тебя обрушиваются лишь самые могущественные?

Фрекс пожал плечами. Прежде он бы кивнул, ничтоже сумняшеся, но теперь, после ужасного провала в Раш-Маргинс, несколько утратил уверенность в себе. Он так и не осмелился облечь в слова свой главный страх: что уродливая дочь была послана ему в наказание за неспособность уберечь свою паству от культа наслаждения.

– Ну хорошо, – задумалась практичная няня, – даже если ребёнок пострадал от проклятия, то как обратить зло вспять?

– Провести сеанс изгнания духа, – предложил Фрекс.

– А у тебя получится?

– Если кожа ребёнка вправду изменит цвет, мы поймём, что у меня получилось, – сказал Фрекс.

Поставив перед собой цель, он заметно приободрился. Следующие несколько дней он постился, твердил молитвы и собирал всё необходимое для ритуального таинства.

Когда он ушёл в лес, – а Эльфаба как раз спала, – няня подсела на край жёсткого брачного ложа Мелены.

– Фрекс гадает, не открылась ли внутри тебя из-за его предсказания о скором пришествии дьявола некая лазейка для беса, который и навредил ребёнку, – сказала няня. Она неуклюже вязала крючком край кружевной дорожки. Рукоделие ей сроду не давалось, зато нравилось держать в руках Меленин полированный крючок с рукояткой из слоновой кости. – А я вот думаю, не открыла ли ты иной лазейки?

Мелена, как обычно сонная от пьянолиста, в замешательстве подняла брови.

– Ты спала с кем-нибудь, кроме Фрекса? – спросила няня напрямик.

– Ты с ума сошла! – оскорбилась Мелена.

– Я же знаю тебя, дорогая, – возразила няня. – Я не утверждаю, будто ты плохая жена. Но когда в родительском саду вокруг тебя увивались мальчишки, ты меняла надушенное бельё по несколько раз на дню. И похоти, и хитрости тебе хватало, и всё тебе удавалось. Я не пытаюсь тебя унизить. Но не притворяйся, что у тебя нет аппетита к этому делу.

Мелена зарылась лицом в подушку.

– Ох, те деньки! – плаксиво посетовала она. – Я же люблю Фрекса, правда! Но разве я виновата, что я лучше, чем все эти крестьянские клуши!

– Ну, теперь зелёный ребёнок опускает тебя на их уровень. Чем не повод для радости, – язвительно заметила няня.

– Няня, я искренне люблю Фрекса. Но он так часто оставляет меня одну! Иногда кажется, я убить готова, лишь бы какой-нибудь прохожий лудильщик предложил мне кое-что получше жестяного кофейника! А кому-нибудь менее набожному и с фантазией я бы ещё сама приплатила!

– Не о будущем речь, – прервала её няня. – Я-то спрашиваю тебя о прошлом. О недавнем прошлом. О времени после твоего замужества.

Но на лице Мелены сохранялось выражение задумчивой рассеянности. Она покивала, пожала плечами, покачала головой.

– Самая очевидная версия – что это был эльф, – сказала няня.

– Я бы в жизни не стала спать с эльфом! – взвизгнула Мелена.

– Я бы тоже не стала, но зелёная кожа наводит на определённые мысли. Здесь в округе живут эльфы?

– Да их целая стая, древесных эльфов, где-то на холме, но они ещё большие тупицы, чем простые жители Раш-Маргинс, если такое вообще возможно. Честно говоря, няня, я эльфов-то никогда не видела, разве что издалека. Что за гадкая идея? Эльфы вечно хихикают надо всем, ты же знаешь? Вот если один из них свалится с ветки дуба и череп у него треснет, как гнилая репка, так они соберутся, захихикают и вовсе забудут о нём. С твоей стороны даже предполагать такое оскорбительно.

– Привыкай такое слушать, если мы не найдём выход из этой передряги.

– Ну, в любом случае ответ – нет.

– Ну или кто-то ещё. На вид красавчик, но с какой-то болячкой, которую ты могла подхватить.

Мелена пришла в ужас. Она не задумывалась о собственном здоровье с самого рождения Эльфабы. А что, если ей самой грозит опасность?

– Расскажи правду, – настаивала няня. – Нам нужно это знать.

– Правду… – повторила Мелена отстранённо. – Ну, правды уже не узнаешь.

– О чём это ты?

– Я не знаю, как ответить на твой вопрос.

И Мелена объяснила.

Да, их домик стоял на отшибе, и, конечно, со здешними крестьянами, рыбаками и прочими болванами она лишь изредка кратко здоровалась. Но в горы и леса направлялось куда больше случайных путников, чем представляется. Часто, когда Фрекс отправлялся читать проповеди, она сидела без дела в одиночестве, и ей приносило некоторое утешение угощать прохожих простой едой и живым разговором.

– И ещё кое-чем?

Но в те скучные дни, призналась Мелена, она приохотилась жевать пьянолист. Когда она просыпалась от того, что солнце клонилось к закату, либо возвращался домой хмурый или, напротив, улыбчивый Фрекс, она мало что помнила.

– Ты хочешь сказать, что с кем-то покувыркалась, и у тебя даже хорошенького воспоминания не осталось? – возмутилась няня.

– Я не знаю, что я тогда делала! – жалобно воскликнула Мелена. – Я бы не стала наверняка, если бы мыслила ясно. Но я помню, как однажды лудильщик со смешным акцентом дал мне глоток какого-то пьянящего варева из зелёной стеклянной бутылочки. И мне виделись такие дивные, странные сны, няня, о Другом Мире… о городах, полных дыма и стекла… там были разные цвета, звуки… я пыталась потом вспомнить…

– Так что тебя легко могли изнасиловать эльфы. Вот порадуется дедушка, когда узнает, как следит за тобой твой муж.

– Замолчи! – взмолилась Мелена.

– Ну я не знаю, что делать! – наконец вышла из себя няня. – Раз все такие безголовые! Если ты сама не можешь вспомнить, была ли верна мужу, то нет смысла строить из себя оскорблённую святость.