Я поворачиваюсь к нему от стены. Он как раз отламывает головку стеклянной колбы и начинает набирать из неё прозрачную жидкость в шприц. С детства не люблю уколы. Не то чтобы боюсь. Просто очень не люблю. Снова отворачиваюсь к стене.

Напрягаюсь чтобы не вскрикнуть – стыдно кричать от укола, взрослый мужик…

– Расслабься, рядовой, – он стучит мне по ноге ладонью и тут же вгоняет иглу.

– М… – вырывается из моих плотно сжатых губ.

– Одевай штаны. Удивляюсь с вас всех…

Я сажусь на кушетку и разглядываю перевязанную ногу:

– А… что удивляетесь то?

– Да вы все в бою – герои, молодцы, смелые… А уколов боитесь как школьники. Топай за мной, – он вдруг разворачивается и идёт к двери.

Я впопыхах натягиваю штаны, впихиваю ноги в берцы и, не завязывая их, ковыляю из кабинета за ним.

Старик практически бежит по коридору метрах в двадцати впереди меня. Я хромаю следом. Он ныряет в одну из дверей, пытаюсь догнать… надеюсь, что дверь не перепутал – открываю. За ней лесенка. Где-то двумя пролётами ниже хлопает дверь. Чёрт, какой быстрый хрыч! Я прыгаю по ступенькам вниз. Первый марш, второй – дверь. Дёргаю её – закрыто. Вот проклятье.

– Ну ты где? Рядовой? – раздаётся снизу скрипучий голос.

– Иду! – оказывается, он ещё на пролёт ниже.

Спускаюсь. Его голова высовывается из массивной стальной двери.

– Заходи. Что ждать-то тебя приходится?

Я берусь за ручку двери и она тяжело со скипом открывается. За дверью бетонная стена в которой проделано зарешеченное окошечко. Из окошечка высовывается раскрасневшаяся как девочка пятидесятилетняя женщина.

– Ты, Маргарита Семённа, всегда хороша у нас – это я не устаю повторять, – скрипит своим старческим голоском, опираясь на бетонную стенку, врач.

– Ну ты, Сидрыч, скажешь тоже, – она отводит глаза и улыбается, – Небось нужно чего, вот ты и рассыпаешься комплиментами…

– Ну конечно нужно! Просто так я к небе не хожу, ты знаешь. Только если надо чего или сказать, что ты самая сказочная красавица на всей территории части!

– Ага, – она внезапно меняется в лице, а голос её становится грубым, – Опять шутки эти ваши? Как будто я не знаю, что я одна женщина на весь технопарк? Комплимент сделал, тоже! Хрыч старый. Сказал, что я красивее вас обезьян?

– Маргарита Семённа, ты чо?

– Да хрен через плечо! Говори за чем пришёл! – она внезапно замечает меня, – Тебе чего? Не видишь, очередь!

– Он со мной, – Сидрыч внезапно становиться серьёзным, – Заходи рядовой.

Я прохожу к окошку. Маргарита Семённа смотрит в потолок и нервно стучит пальцами по столику у себя за решёткой.

– Нужно снабдить бойца оружием, – обращается к ней врач, – Он в ЗБОМ едет. Ему нужно по первому классу.

Она поднимет на меня недобрый взгляд.

– ЗБОМ?

– Не переживай, Рита… он не из этих.

– Точно? – она смотрит на него, потом на меня…

– Точно, – киваю я ей.

– Браслет покажи, – она с недоверием выглядывает из окошка, пытаясь разглядеть, что надето на мою руку. Я поднимаю ладонь демонстрируя ей мой электронный паспорт военнослужащего.

– А браслет как у орка… да мне и наплевать, – она неожиданно отходит от окошка и продолжает говорить откуда-то из глубины своего зарешеченного жилища, – Стандартный орковский арсенал выдам, пусть сам разбирается.

– Стандартный подойдёт, – кивает Сидрыч, – Спасибо, Рита. Зайду к тебе попозже…

– Нужен ты мне больно! – раздаётся из-за решётки.

Старик вздыхает и смотрит на меня с хитрым прищуром:

– Ух, женщины… да, боец? – я, не зная что ответить, начинаю тупо улыбаться, – Пойдём. Тебе ещё машину получать!

Он снова бежит к двери, я за ним. Мы поднимаемся по лесенке, выходим в коридор. Через несколько минут оказывается в ангаре, заставленном армейскими «тиграми».

– Эй! Есть кто? – кричит врач, – Э-э-э-э-эй!

– Что орёшь? – раздаётся сзади.

– Павлуш, ты… машину новому курьеру в ЗБОМ выдай. И у Маргариты ещё оружие заберите.

Павлуша – детина больше двух метров росту смотрит на меня с достойным самого будды флегматизмом:

– Хорошо, Сидрыч. Всё сделаем.

– Ну давайте, бойцы, – он улыбается нам своей вставной челюстью и исчезает за воротами ангара.

Павлуша, не говоря ни слова, разворачивается и идёт куда-то между рядами машин. Я в растерянности смотрю то на него, то на ворота. Он проходит метров десять и развернувшись пялиться на меня:

– Ну ты чо? Идёшь или не нужна машина?

Я сплёвываю и догоняю его.

– Чо, был у Маргаритки? Не покусала она тебя? – ухмыляется по дороге Павлуша, заглядывая мне в глаза.

– Да, вроде, нет…

– Она изменилась в последнее время… Раньше такая стерва была.

Я киваю. Не умею такие разговоры поддерживать.

– А как началось это всё… она оборёт бойца, а его вечером трупом привозят. Она потом неделю ходит сама не своя – как в воду опущенная, реально… Ща уже покладистая, можно сказать…

Я молчу.

– Вот эту возьми, – он останавливается возле одной из машин и открывает дверь, – У неё, в общем, всё хорошо, но задняя дверь одна заклиненная.

—

Через двадцать минут я сижу за рулём армейского «тигра». На штурманском сиденье сумка с оружием, в задней части салона свалены пустые баллоны.

– До точки назначения два часа, тридцать четыре минуты, – нараспев произносит Алиса.

Ворота передо мной медленно расползаются в стороны. Я вспоминаю, как совсем недавно выезжал так же из ворот «Убежища 32» и чувствую нарастающее беспокойство.

Прав был чёртов майор – тут от одного убежища до другого опасно ехать… а мне два с половиной часа пилить. Сколько засад может быть по дороге? В машине становиться душно, расстёгиваю верхнюю пуговицу на своей форме и ищу как открыть окно…

– Можно ехать! – весело сообщает мне Алиса.

– Спасибо, родная! – отвечаю ей и нажимаю педаль газа. За воротами совсем темно. Фонари работают через один.

– Поверните направо, – я выкручиваю руль, двигатель ревёт, сердце бьётся, очень жарко, – Прямо три километра.

Я смотрю на карту выведенную на планшете.

– А что, налево нельзя проехать? Я там раньше ездил по киевке…

– Там дороги закрытые для проезда. Я строю для Вас оптимальный маршрут.

– Знаю я твои оптимальные маршруты. Меня в последний раз чуть не пристрелили из-за твоих оптимальных маршрутов.

– Все сведения о расположении противника сразу попадают в мою базу данных. Я учитываю эту информацию, когда выбираю объезд.

– Приятно слышать… – я чувствую, что даже моё дыхание учащается, – Как тут открываются окна?

– На этих автомобилях деактивирована возможность опускания стёкол – это может быть опасно.

– А задохнуться от жары не опасно?

– Я могу включить кондиционер.

– Да, будь любезна! Дышать вообще нечем.

Начинает шуршать вентилятор и моё лицо обдаёт поток холодного воздуха. Я с облегчением вздыхаю.

– Через пятьсот метров поверните налево.

– Хорошо, – я пытаюсь рассмотреть поворот.

Дальний свет выхватывает из темноты пустого города деревья, кусты, углы зданий. Здесь в городе света уже почти нет. Видимо, военные ещё поддерживают освещение вблизи своих расположений, а тут за считанные дни всё разворотили и разворовали ополчения неблагонадёжных, которых не приняли в убежища.

– Поверните налево.

Я выкручиваю баранку и осознаю, что если на дороге будет засада, то они о моём приближении узнают очень заранее, а вот я увижу их только тогда, когда выеду из-за поворота и свет фар упадёт на огромные бетонные блоки, преграждающие дорогу. Моё сердце начинает колотиться быстрее.

Фары освещают узкую улочку передо мной. Я всматриваюсь в темноту – там впереди никого нет, но воображение дорисовывает чёрти что. Я жму газ со всей дури.

– Через один километр двести метров поверните налево.

– Да… Чёрт… – я вытираю пот со лба, – А можно похолоднее кондиционер? А?

– Да. Делаю похолоднее.

Улица начинает петлять как серпантин. Мне приходится сбавить скорость:

– Чёрт, что за дорога такая?

– По моим данным, самая безопасная на данный момент.

– Да уж, блин! Тут же проще всего напасть!

Я подсознательно начинаю обдумывать, как бы я устроил засаду – сразу в голову лезут десятки возможностей. Эти обильные заросли кустарника по обочинам, строения бывших заводов и общежитий, всё так близко прилегает к дороге. Проклятье… тут чертовски опасно.

– Алиса! Когда закончится эта улица? – я вдруг осознаю, что руль под моими ладонями скользкий от пота, а пальцы снова дрожат.

– Через пятьсот метров поверните налево. Затем через двести метров держитесь правее. Выезд на трассу. Далее прямо семьдесят четыре километра.

– Хорошо… – Я вцепляюсь в руль, как помешанный. Отмечаю про себя, что дыхание сбито. Сердце стучит бешено. Это последствия той дряни, которой меня напичкали в «Убежище 32» или адреналин зашкаливает от ощущения опасности? Чёрт его не разберёт. В любом случае, нужно успокоиться и воспринимать всё здраво. Дыши ровнее. Дыши… Дыши…

– Поверните налево, затем…

– Я понял, заткнись уже! – я выворачиваю руль, давлю сильнее педаль газа… ещё немного и трасса. Мне почему-то кажется, что там безопаснее, чем в городе.

– Как грубо! Мне не указывать вам дорогу? Вы сами всё знаете?

Я молчу. Я видел этот выезд много раз в прошлой жизни. В том мире, где работали фонари, где ты мог искать взглядом гаишников, но уж никак не людей с автоматами. Вроде всё чисто или было странное шевеление? Показалось… Сердце колотиться так, будто бежишь уже километров восемь в такт старенькому драм'н'бэйсу… руки дрожат. Давлю газ. На большом кругу развязки перед выездом моё тело прижимает к водительской двери… Только бы побыстрее выехать на трассу… выезд…

– Прямо семьдесят четыре километра, – как ни в чём не бывало выдаёт Алиса.

Я глубоко вздыхаю…

– Чёрт… неужели пронесло.

– Я же говорила, что выбираю безопасные маршруты, а вы мне не верили, – ухмыляется электронный голос.

– Да уж… – я давлю газ, набирая скорость, сорок, пятьдесят… смотрю на спидометр, пятьдесят пять… как медленно разгоняется эта громада… краем глаза вижу перед собой в свете фар странное шевеление, поднимаю глаза и в этот самый момент чувствую, как задняя часть автомобиля начинает медленно подниматься вверх. Мои глаза расширяются. В следующую секунду я слышу оглушительный взрыв позади и ощущаю мощный удар в днище. Дорога, которая только что была под колёсами автомобиля, вдруг оказывается прямо перед моим лицом. Я чувствую, что и передние колёса теряют сцепление с асфальтом, а двигатель начинает жутко реветь. Всё происходит как в замедленной съёмке. Перед моими глазами с бешеной скоростью пролетают прерывистые белые полосы разметки ярко освещённые дальним светом фар. Дьявол, как быстро я двигаюсь.

Автомобиль переворачивается и пятна света выхватывают то, что находится сзади меня – там чёрный дым застилает дорогу, асфальт горит, за языками пламени бегут перевернутые человечки. Мой «тигр» приземляется на крышу, металлический грохот и срежет в слоне оглушают и сводят с ума. Сила тяжести натягивает ремень безопасности на моей шее, из глотки вырывается жуткий хрип, взрывается подушка, ударяя в лицо как мягкий стокилограммовый молот. «Тигр» с чудовищным скрежетом скользит по асфальту на своей крыше и я вижу боковым зрением снопы искр, которые сыпятся на дорогу вокруг меня…

Сзади появляется и начинает медленно нарастать странное шипение… громче, громче.. Что это за хрень ещё? Я пытаюсь скомкать подушку и освободить ремень чтобы повернуться на шум, который уже перерастает в пронзительный свит. И тут чудовищной силы удар отбрасывает мою голову и впечатывает её в стекло водительской двери. Сразу за этим я замечаю боковым зрением, что один из баллонов с грохотом и характерным металлическим звоном пробивает лобовое стекло. Газ с шипением выходит из того места, где раньше был вентиль. Глаза застилает кровь. Я сам слышу свои собственные хрипы… Последним усилием я пытаюсь отстегнуть ремень безопасности, который тянет мне горло, но рука не слушается… совсем не слушается… нечего не видно… нечем дышать… дышать…

Глава 18

Я осознаю, что уже минут десять лежу и смотрю в темноту не шевелясь. А может и больше? Не знаю. Медленно поворачиваю голову и вижу светящийся красный индикатор настенной панели. Неужели я дома? Голова раскалывается. Поворачиваюсь набок тихо и осторожно, чтобы не разбудить жену, протягиваю руку… кровать пуста. Наверное она в ночную сегодня. Ну конечно, в больничке опять аврал, множество заражённых.

Я протягиваю руку в другую сторону в поисках лампы, но не могу её нащупать. Пальцы бессмысленно шарят в пустоте. Неужели я отодвинул её от кровати? Как гудит голова. Резко поднимаюсь и спускаю ноги на пол. Ступни утопают в мягком синтетическом ковре. Чёрт – у нас такого никогда не было. У Светки аллергия на пыль, какие ковры? Я встаю и ощупью иду к выключателю. Стена. Он должен быть здесь, рука скользит по ребристым стеклообоям. Где же ты? А! Вот!

Щёлкает клавиша. У меня непроизвольно открывается рот. Свет как будто обжигает мозг и головная боль снова усиливается. Дьявол. Это не моя квартира. Комнатушка больше похожа на номер в отеле, чем на место, где может жить семья. На стуле возле кровати сложена моя одежда. Башка раскалывается. Я натягиваю штаны, рубашку. Где же ключ от номера? Обуваюсь.

Может тут? Подхожу к тумбочке у двери, открываю ящики один за другим: губки для обуви, пакетики с чаем и сахаром… ключа нет. Ладно – если это отель, то спрошу на ресепшене. Хватаюсь за дверную ручку и на ней загорается зелёный индикатор.

– Доступ разрешён, – раздаётся голос Алисы.

– Чёрт! – я аж подпрыгиваю от неожиданности.

– Что случилось, Вадим? Тебя что-то напугало?

– Нет… нет, Алиса. Скажи, тут где-то есть аптека?

– Да, перед лифтом стоит терминал помощи. Всю информацию можно получить там.

– Понял, – до меня медленно доходит, что ключ от двери находится на моей руке. Это оранжевый браслет военнослужащего, – Хорошо… ты закроешь за мной дверь?

– Ну конечно! И буду ждать тебя с нетерпением обратно!

Чёртовы голосовые помощники. Она ещё и заигрывает со мной. Я выхожу в коридор и закрываю за собой дверь. На ручке с обратной стороны загорается красный индикатор. На моей двери написано 17038. Охренеть… неужели здесь столько номеров? Как его запомнить? Я смотрю в одну сторону коридора – там метрах в тридцати стоит какой-то терминал, а за ним лифт, возле которого толчётся парочка. Толстый мужичок в шортах и бандане, с ним дамочка в коктейльном красном платье.

– Как в паршивом турецком отеле «ол инклюзив», – бубню я себе под нос.

В другой стороне коридора тоже терминал и лифт. Накатывает новая волна головной боли. Дамочка в красном платье начинает так мерзко и наигранно смеяться, что во мне закипает злость. Я решительно двигаюсь в противоположном от них направлении.

Как только я приближаюсь к светящемуся табло электронного помощника, двери лифта плавно открываются и из них вываливается лоб. Очевидно пьяная туша, не меньше меня по комплекции вперивает в меня взгляд и секунду смотрит не моргая, а затем расставляет руки в стороны и расплывается в довольнейшей улыбке:

– Вадик! Братуха, епть… Ты как? Ты чо с нами не был? Мы так погудели с пацанами…

С этими словами совершенно незнакомое мне тело надвигается, очевидно желая объятий. Я отступаю назад. Шаг. Ещё шаг. Он всё идёт на меня.

– Вадюха, ты чо, на? Мож пойдём продолжим? – С этими словами он опускает руки мне на плечи. Мой мозг снова пронзает игла жуткой боли. Я морщусь и резким движением отталкиваю его:

– Оглобли убери, упырь! – я проскакиваю мимо удивлённо падающего пьяного чучела и ныряю в закрывающийся лифт. Двери за мной смыкаются и только обернувшись я замечаю в глубине кабины двух девчонок в легких платьях. Они жмутся к стенке подальше от меня и смотрят испуганно исподлобья:

– Придурок какой-то пьяный, – неизвестно зачем оправдываюсь я.

Одна из них пожимает плечами и отворачивается. Вторая начинает шептать ей что-то прямо в ухо. Дико неудобная ситуация. Чёрт…

– А… девушки, а вы не знаете, где тут поблизости есть аптека?

– Аптека? Хэ-хэ… – как-то натянуто и нервно смеётся первая из девушек. Вторая меряет меня осуждающим взглядом:

– Это смотря что у вас болит.

– Да голова раскалывается…

В это время лифт останавливается, двери медленно ползут в стороны и девушки, странно хихикая, начинают выходить из кабины.

– Вон у терминала спросите, – кивает первая куда-то вперёд.

– Что? У какого терминала? – я пытаюсь увидеть, куда она показывает и высовываюсь из дверей наружу. У меня перехватывает дыхание.

Это точно не турецкий отель. Я медленно выхожу из лифта. Двери за мной закрываются. Я стою на просторной площадке огромного торгового центра. Вокруг прогуливаются люди в лёгкой летней одежде. Справа расположено нечто вроде фуд корта – куча столиков и стульев, масса народу. Все сидят, общаются, кушают. Ненавязчивая музыка, звон посуды и смех. Справа магазины. Их множество. Я делаю несколько шагов вперёд – к перилам ограждений.

Там за ними растянувшись на пару десятков этажей в воздухе висит огромная хрустальная конструкция… Что это? Гигантская птица? Я хватаюсь за перила и дрожа всем телом смотрю вниз с балкона. Хочу сосчитать, сколько этажей вниз продолжается этот невероятный дом праздника, шопинга и развлечений. Я переваливаюсь через перила и как ребёнок тыкаю пальцем в этажи, но сбиваюсь. Начинаю снова и опять сбиваюсь. Проклятье… я поднимаю голову и смотрю вверх. Там над головами светиться белый стеклянный купол, в который почти упирается хрустальная голоа монструозной птицы. Странные не то воспоминания, не то догадки всплывают одна за другой. Кажется, это и есть «Убежище 32».

Мечта современного человечества. Гигантский отель-торговый центр. Без необходимости покидать его. Изолированный от внешнего мира. Включающий всё, что нужно новому виду,

homo likable

(человеку лайкающему).

Я отворачиваюсь от этого безумного зрелища и пытаюсь вспомнить, зачем я сюда пришёл. Боль снова простреливает мою голову. Чёрт. Мне нужна аптека, не может быть, чтобы в таком месте не было аптеки – наверняка они тут на каждом этаже по несколько штук. Нужно спросить у кого-нибудь. Я протягиваю руку к паре идущей мимо меня:

– Простите, вы не подскажете…

Они шарахаются, мужчина отстраняет от меня свою спутницу:

– Нет, простите, мы не с этого этажа вообще.

Очевидно, что я безумно выгляжу, морщась от боли, не понимая где я нахожусь…

– Вадик, – раздается откуда-то справа, – Ты чего не спишь то? Я думал, что ты ещё часов пять-то отвоюешь у этого деспота!

Я поворачиваюсь на голос. Ко мне приближается поджарый улыбающийся мужик лет тридцати пяти-сорока. Он протягивает мне ладонь и я смотрю на неё с недоумением. Внутри меня зреет ощущение, что я и правда его знаю… Но чёрт! Я не понимаю откуда. Я пытаюсь поднять руку, чтобы вложить в его ладонь – не удобно как-то… он хочет поздороваться, приятный человек, может мы и правда знакомы, но… рука не слушается. Я прикладываю усилия, но она не шевелиться.

С его лица медленно пропадает улыбка:

– Ты как, брат? Ты что-то бледный? – он тянет ко мне уже обе руки и тут новая волна боли с такой силой прошивает всё моё тело, что я зажмуриваю глаза и, кажется, начинаю кричать.

– Чёрт, Вадим! Вадим… – слышу я откуда-то издалека…

—

Доктор пишет что-то своих бумагах изредка подглядывая на меня поверх очков. Я сижу на кушетке и совершенно не понимаю, как я здесь оказался. Мои ноги не достают до пола и я почему-то получаю удовольствие от того, что качаю ими вперёд-назад. Улыбаюсь. Вспоминаю, как сидел так же на приёме у доктора с мамой, качал ногами, а она гладила меня по голове. Это было когда-то или я всё это выдумал? Пытаюсь вспомнить мамино лицо.

– Вчера у вас была очередная вакцинация? – я поднимаю глаза. Доктор снова смотрит на меня очень серьёзно поверх очков.

– Какая вакцинация? – я не понимаю о чём он говорит. Хочется перевести вопросительный взгляд на маму, но… Ведь её рядом нет. Чёрт. Странное состояние. Очень странное…

– Да, Вадим. Очередная вакцинация прошла вчера. Так по крайней мере говорит ваш чип. Вы раньше жаловались на головные боли после приёма вакцины?

– После приёма вакцины? – я слышу свой голос и сам понимаю, как тупо и странно звучат мои слова.

– Да. Вы что-нибудь такое помните?

Я зажмуриваю глаза, пытаясь найти ответ на этот вопрос. Тянутся секунды.

– Нет, – я качаю головой.

– Ничего. Память вернётся. Сейчас мы назначим вам дозы чуть повыше, чтобы унять головные боли, а потом… – он нажимает кнопку на своём столе, – Роберт, проводите пациента в палату, пожалуйста.

Раздаётся звонок, затем громкий щелчок в двери. Я вздрагиваю. В проёме появляется здоровенный санитар.

– Вадим, Роберт вас проводит. До встречи послезавтра.

Я спрыгиваю с кушетки и иду вслед за Робертом. В коридоре очень светло и чисто. По обеим его сторонам белые двери с небольшими окошечками. Это так интересно. Я заглядываю в окошечки по дороге, но ничего в них не вижу – они матовые. Но всё равно так интересно.

Роберт открывает одну из дверей и проводит меня внутрь. Я захожу и сажусь на кровать. Она мягкая. Роберт выходит. Я сижу. Так интересно.

—

Доктор снова смотрит на меня поверх очков. Как я здесь оказался? Я начинаю оглядываться. Чёрт…

– Вадим, вы меня слышите? – я поворачиваюсь к нему.

– Да, слышу…

– А почему не отвечаете? Вы что-нибудь помните?

Я напрягаю мозг, пытаясь понять его слова. Помню ли я? Что значат эти слова? Доктор ждёт всего несколько секунд, потом начинает что-то записывать в своих бумагах.

– Всё хорошо, Вадим, очевидно, мы просто уменьшим дозу. До встречи послезавтра.

Он нажимает кнопку. Появляется Роберт. Мы идём по коридору. Открывается дверь. Я сажусь на кровать. Она мягкая. Провожу рукой по белой наволочке – так приятно. Я улыбаюсь. Как хорошо…

—

– Вадим! Вадим! – я поднимаю глаза. Доктор снял очки, – Вы тут? Вы меня слышите?

– Да… да, – киваю я, – я слышу…

– Вы ничего не помните? – я вижу, что доктор строгий, но я не злюсь на него. Я улыбаюсь.

– Нет, доктор.

– Это очень странно. Очень. Роберт, покажи мне дозы лекарств, вводимых Вадиму.

Возле доктора загорается экран с таблицами данных. Это так красиво. Я начинаю улыбаться.

– Подозрительно. Роберт, выведи данные о нормах и нижних границах.

На экране что-то изменяется. Я начинаю смеяться – так здорово! Такая радость!

– Нормы отклонений. Статистически допустимые отклонения. Достаточно, Роберт. Давай на эти два дня снимем все препараты у пациента. Отведи его в палату.

Раздаётся звонок и щелчок в двери. Мне от этого так радостно. Появляется Роберт. Я ему улыбаюсь. Мы идём по коридору. Чёрт, как хорошо! Мы заходим в мою прекрасную палату, я сажусь на кровать и глажу подушку. Она такая приятная.

Приятная.

—

Я просыпаюсь от звонка и громкого щелчка. Чёрт. Вскакиваю на кровати и спускаю ноги на холодный пол. В голове пульсирует, руки дрожат. Открывается дверь. На пороге с отсутствующим взором стоит Роберт. В его руках ведро и швабра. При одном этом виде мой желудок сжимается в комок и просится наружу. Я напрягаюсь изо всех сил, но не могу сдержать рвотных позывов и начинаю блевать прямо на пол перед собой. Жёлто-зелёная жижа из моего рта заливает весь пол. Я смотрю на неё с отвращением и ужасом.

Роберт безэмоционально мокает швабру в ведро и начинает собирать блевотину с пола. Я смотрю на эту картину и в моей памяти начинают всплывать фрагменты, которых там не было.

Я ем невнятную баланду из пластиковой миски.

Я стою и смотрю в белую стену.

Я сижу на кровати и глажу подушку.

Роберт колет мне уколы в плечо.

От последнего воспоминания снова подкатывает приступ тошноты. Я отворачиваюсь и утыкаюсь лицом в подушку. Чёрт. Скорее бы он ушёл.

Хлюпанье тряпки по мокрому полу прекращается. Раздаётся звонок и щелчок. Роберт исчезает за дверью. Я снова поднимаюсь на кровати. Пульс в голове продолжает отстукивать шафл. В палате стоит сильный запах блевотины. Я смотрю по сторонам.

Сколько я здесь был? Неделю? Месяц? Год? Не знаю. Чем они меня пичкают. Я снова падаю на подушку. Только бы вспомнить. Только бы… вспомнить… закрываю глаза.

—

Снова просыпаюсь от звонка и щелчка. Опять дрожат руки и пульсирует в голове. Дьявол, я никогда к этому не привыкну! На пороге стоит Роберт и тупо смотрит на меня.

– Что тебе, придурок?

– Идём.

Я встаю с кровати. Была мысль побыковать, но чувствую, что не в форме я для этого. Иду к двери, меня пошатывает. Не нравиться мне этот Роберт.

Выходим из палаты в коридор. Свет резкий, везде этот мерзотный запах больнички – с детства его ненавижу. Как чувствуешь эту хрень, значит точно к стоматологу или лору ведут. А там ничего хорошего не жди.

Роберт подходит к одной из дверей и прикладывает к считывателю ладонь. Над панелью загорается зелёная лампа, раздаётся звонок и щелчок. Я с удивлением поднимаю брови. На его руке нет браслета, как на моей. Что получается? Эта хреновина ему в руку вделана? Он пропускает меня в кабинет. Доктор – моложавый и холёный, как дорогой артист смотрит на меня поверх очков. Я начинаю думать о том, что они вообще ему не нужны и он носит их для красоты.

– Вадим, я вижу Вы себя чувствуете гораздо лучше, так?

– Если заблевать всю палату – это признак хорошего самочувствия, то да.

– Хех, – он криво усмехается, – чувство юмора – верный признак того, что пациент пошёл на поправку.

Я поворачиваюсь на Роберта. Эта дубина стоит у закрытой двери, прикрывая промежность скрещенными ладонями, как секьюрити или футболист при пробивании штрафного.

– А он так и будет тут стоять? – я киваю на медбрата, – Как у вас тут с врачебной тайной?

– Да, Вадим. Роберт нам пока нужен. Не переживай, врачебная тайна и все другие правила у – нас безупречно соблюдены…

– Приятно осознавать, – я чувствую как внутри меня нарастает злоба, – а что насчёт клятвы Гиппократа?

– Вадим, прости. У меня нет времени обсуждать стандарты современной медицины

с тобой

, – он намеренно делает акцент на последний словах. Я чувствую в его голосе тоже зреет раздражение. Меня это радует, – Скажи мне лучше, – продолжает докторишка, – Ты что-нибудь помнишь?

– Помню ли я что-нибудь? Меня зовут Вадим Мохов и моя задача – защищать государство! – отвечаю я неожиданно для себя самого.

Доктор удивлённо поднимает брови:

– Да, Вадим. Ты пошёл на поправку. Какие ещё у тебя задачи, для чего ты тут?

В моей голове начинают одна за другой вспыхивать картинки. Я стою в строю. Все читают что-то вслух или поют, но я не слышу, что именно. Потом я еду за рулём. Потом я вижу лица. Они знакомые…

– Я здесь, чтобы охранять свободу и благополучие граждан государства.

– Прекрасно, Вадим. Всё верно, – он начинает писать что-то в своих бумагах. Я сам не понимаю своих слов. В голове продолжаются вспышки. Кто я?

– Доктор.

– Да, – он отвечает не отрываясь от своего письма.

– Кто я? Я не помню…

Он поднимает на меня насмешливый взгляд.

– Вы солдат, Вадим. Хороший солдат, судя по вашему личному делу. Вы помогаете защищать наше государство от неблагонадёжных, помогаете ему быть безопаснее и растить своё благосостояние. Но! У вас, Вадим, есть проблемы со здоровьем. Мы пока продолжим терапию без препаратов – похоже, что именно это пошло вам на пользу, и…

Он вдруг снов погружается в бумаги, продолжая что-то писать.

– Что «и»?

– И попросим Роберта показать вам информационные фильмы – вам проще будет всё вспомнить. Роберт, проводите, пожалуйста.

Раздаётся звонок и щелчок. Я снова вздрагиваю. Дверь открывается. Я иду следом за овощеобразным медбратом. Мы проходим по коридору в мою выбеленную камеру. Я сажусь на кровать. Это как отрепетированный танец – внутри меня полная уверенность, что даже при огромном желании я не смогу отступить от этого сценария. В белой стене появляется окошко – за ним настенная панель. Экран загорается и раздаётся музыка.

Роберт исчезает за дверью. С экрана на меня смотрят невероятно счастливые люди, а под ними надпись: «Свобода. Благополучие. Безопасность.»

«Выживание в новом мире вирусных атак, биологического оружия и постоянной смертельной опасности требовало от нас решительных мер по защите наших сограждан. Все эти годы все мы вместе упорно работали для достижения того уровня благополучия и мира, который имеем сейчас»

Диктор с таким родным голосом и знакомым лицом, что у меня чуть не наворачиваются слёзы. Скепсис начинает отступать..

«Я – мэр вашего убежища, Вадим и сейчас я расскажу об основных принципах нашего государства!»

Мой рот открывается. Не столько от удивления. Скорее от досады и обиды. Я полжизни проработал в телекоммуникациях, я прекрасно знаю, что такое пользовательские данные, продажа данных, «партнёрские программы» и прочая чепуха. Помню, как в прошлой жизни, мирной жизни, я брал трубку, когда звонил неизвестный номер. Я нормально относился, если мне предлагали купить билеты в театр, кредитную карту или другое дерьмо. Но. Если звонивший называл меня по имени. Если он знал мои данные, то это с почти сто процентной вероятностью означало, что он аферист и сейчас меня будут разводить.

Эти ребята сделали тупую автоматизацию. Конечно, они знают мои личные данные. Конечно, они не записывали это сообщение специально для меня. Конечно, теперь я не верю не единому его слову.

«Мы все гордимся тем, что смогли создать почти идеальное общество. Одним из наших огромных достижений является то, что мы смогли уйти от неравенства. Каждый человек в нашем убежище занимается своим делом – кормит других людей, стрижёт, охраняет. За это он каждый день получает на свой персональный счёт манну. Чтобы достигнуть справедливости и равенства, к которым мы стремимся, количество манны, которое приходит на счёт гражданина одинаково для всех, кто проживает в Убежище.

Однако, все мы понимаем, что разные люди приносят различный вклад в наше Государство. Потому, был разработан способ учесть это различное влияние на общество. Мы ввели социальный рейтинг, который умножает манну. Если вы вкусно готовите, то люди, посещающие ваше заведение ставят вам плюсы, которые будут повышать ваш рейтинг. Он будет умножать манну. Это позволит вам пользоваться лучшими услугами нашего сообщества.