Читать книгу: «Переговорщики – мир по-нашему»

Глава 1: Знакомство с героями

Женева. Город, где даже голуби говорят на французском и не гадят без предупреждения. Утро начиналось, как и любое утро дипломатических мероприятий: кофе, скучные фасады, скучные лица, и один швейцарец, который по привычке снял часы перед входом в конференц-зал, боясь, что кто-то их сфотографирует.

В зал вошёл Геннадий Петрович, представитель России, тяжело ступая, словно нёс на плечах не только дипломатический портфель, но и всю постсоветскую тоску. Его сопровождали два зама – Олег Аркадьевич, тихий человек с лицом вечного разочарования, и Игорь Вениаминович, который считал, что любое молчание – это скрытая угроза. Они втроём уже спорили с французской охраной о том, можно ли проносить в зал самовар с кипятильником. Охрана на всякий случай вызвала сапёров.

С другой стороны зала уже разворачивалась украинская делегация. Её возглавлял Степан Васильевич, бодрый, усатый человек с вышиванкой, которая была ярче любого дипломатического протокола. Он вошёл не просто в зал – он влетел, как дирижабль с песней в сердце. За ним шли Леся Степановна, бывшая учительница истории и, как подозревали многие, нынешняя вдохновительница всех речей в делегации, и Алекс-ТикТок, молодой блогер, назначенный «по просьбе молодёжи» как медиапредставитель. Алекс уже делал селфи на фоне флага ЕС с подписью: "Мир на подходе, жду лайки."

– Доброе утро! – торжественно объявила Ингрид Свенссон, шведская модераторша. Она была одета в серый костюм, лицо у неё было такое, как будто она уже сто лет модерирует переговоры и мечтает о пенсии в Норвегии.

– Ну, здравствуйте, – сказал Геннадий, глядя на шведский стол. – Что, и тут без гречки?

– Та шо ж вы хотели, – отозвался Степан. – Европа. У них тут даже селёдка – веганская. Вчера пробовал – вкус как у компромисса: вроде есть, а вроде и не хочется.

– У нас в Москве компромиссы не едят, – заметил Игорь Вениаминович. – У нас ими закусывают.

Ингрид подняла глаза к потолку. Потолок не помог.

– Коллеги, – сказала она с натянутой улыбкой, – мы собрались, чтобы обсудить пути деэскалации.

– А мы только начали эскалацию, – парировал Степан. – Дайте чаю, и я предложу план.

Тем временем Алекс установил штатив и камеру, подключил микрофон и крикнул:

– Всем привет! Сейчас будет прямая трансляция дипломатии 2.0! Не переключайтесь, будет жара!

– А это кто? – подозрительно спросил Олег Аркадьевич, указывая на Алекса. – Это кто ему аккредитацию дал?

– Народ, – сказал Степан.

– А если народ завтра приведёт козу?

– Приведёт. Но с вышиванкой. У нас так положено.

В это время шведский официант осторожно выставлял на стол поднос с канапе, внутри которых находился загадочный паштет. Степан взял одно, понюхал, и, не колеблясь, предложил Геннадию:

– Будете?

– Если я это съем, я потом подпишу Минск-3, не глядя.

В зал зашёл Янек Ковальский, польский наблюдатель, нести что-то в папке. Он открыл рот, чтобы сказать:

– Извините, господа, но я хотел бы внести…

– Янек, присядь, – в унисон сказали обе делегации.

Ингрид хлопнула в ладоши.

– Начинаем. Первое слово даётся России.

Геннадий встал. В его глазах была решимость, как у человека, который сейчас прочтёт что-то из «Капитал» и добавит туда пару цитат из Высоцкого.

– Мы приехали с целью достичь мира, – сказал он торжественно. – Но не такого, как вы думаете, а настоящего, славянского. Где мужик с мужиком пожмут руки, запьют квасом и забудут, кто кому чего должен.

– То есть – прощаете нам Крым? – улыбнулся Степан.

– Крым наш, как борщ ваш. Дискутируем, но не отдаём.

Степан встал.

– Мы тоже за мир. Но такой, чтобы с песнями, с плясками, и чтобы в конце НАТО приглашало нас на шашлыки.

– Шашлыки – это армянское, – пробурчал Игорь Вениаминович.

– Ну так пригласим и армян! Мир для всех, а не для избранных!

– Коллеги, – вздохнула Ингрид. – Мы, кажется, начали с темы борща и шашлыков. Предлагаю перейти к повестке дня.

– Поддерживаю, – сказал Геннадий. – Но сначала, простите, – он достал из дипломатического портфеля трёхлитровую банку. – Огурчики. Для атмосферы. Домашние. С укропом и истиной.

Все переглянулись. Степан вздохнул.

– Ладно. У меня есть баночка сала. Мир, значит, начнём с обмена культурным наследием.

– И конфискацией TikTok'а, – добавил Игорь.

– Только через мой VPN! – крикнул Алекс.

Так и начался первый день переговоров – с борща, огурцов, сала, камеры и взаимного непонимания, приправленного надеждой. Всё, как и положено в международной дипломатии. То есть – как в школьной столовой: все ругаются, но в конце как-то наедаются.

На второй день конференции в Женеву прибыли «дозапасные» делегации. Международные отношения, как шведский стол – мало кому нравятся, но все почему-то берут добавку.

Первым прибыл дональд Стивенсон – американский наблюдатель. Вышел он из лимузина, как президент: в солнцезащитных очках, с наушником в ухе, кофе в руке и видом полного равнодушия. Он поздоровался с охраной, потом с зеркалом, потом с микрофоном – и только потом понял, что чемодан остался в аэропорту.

– Пожалуйста, найдите мой чемодан, – сказал он через переводчика.

– А кто у вас переводчик? – спросили на ресепшене.

– Вот! – он указал на мужчину позади себя.

– Это водитель, – пояснили ему.

– Тогда у нас проблема. Я не говорю по-французски, по-русски или по-украински. Зато говорю по-флоридски.

В это время на месте регистрации возник другой казус. Польский представитель Янек Ковальский прибыл… но без паспорта. Вместо него он по привычке сунул в портфель газету с кроссвордом и листок с надписью «Приглашение на шашлыки от дяди Богдана».

– Простите, но где ваше удостоверение личности? – спросил администратор.

– Вот, – Янек торжественно вытащил фотокарточку своего кота в костюме Наполеона.

– Это же кот!

– Но он член семьи!

На третий вход в конференц-зал зашла пенсионерка Тамара Ивановна, запыхавшаяся, с тремя сумками и понятным возмущением на лице.

– Вы кто? – осторожно поинтересовалась охрана.

– Я тут по делу. Я соседка племянника зятя двоюродного брата переводчика украинской делегации. А ещё я лучше всех знаю, как варить борщ. А значит – имею моральное право участвовать в переговорах.

– У вас есть документы?

– Конечно! – она достала из сумки ветхое удостоверение учителя труда 1984 года и блокнот с рецептами.

Её пустили. Не потому что она права. А потому что у неё была банка варенья. А спорить с женщиной с вареньем – плохая идея.

В конференц-зале к этому моменту царила атмосфера лёгкой паники. Геннадий Петрович пытался понять, где его замы.

– Где Игорь Вениаминович?

– Он ушёл в туалет и не вернулся, – ответил Олег Аркадьевич.

– Он что, в туалете потерялся?

– Нет, его задержали на швейцарской таможне. Говорят, у него в портфеле обнаружили книгу "Как проиграть и сделать вид, что выиграл".

Тем временем Степан Васильевич спорил с технической службой конференции:

– Я вас спрашиваю, почему в помещении висит кондиционер, а не вышиванка? Это же культурный центр, а не холодильник!

– Мы просто хотели, чтобы температура была комфортной…

– Комфортной? Комфорт – это когда бабушка гладит рубашку, а не когда ты дышишь, как в морозилке IKEA!

Появился Алекс, снова с камерой.

– Так, ребята, записываем! День второй. Международные переговоры. За кулисами! Заголовок: «Кондиционер стал камнем преткновения!»

Он уже получил 10 тысяч лайков за первую минуту.

Внезапно раздался крик:

– АААААА!

Это был турецкий наблюдатель, который опоздал на сутки и ворвался в зал с чемоданом в одной руке и ковром – в другой.

– Извините! Я задержался! Была пробка в Анкаре… и верблюд сбежал!

Все замолчали.

– У нас тут не верблюжьи бега, – сказал Геннадий, – у нас здесь миротворческий процесс. Хотя, с вашими объяснениями это уже цирк.

– Где кофе? – спросил Степан.

– Где переводчик? – спросил американец.

– Где кот? – спросил Янек.

– Где же всё-таки туалет? – донёсся голос Игоря Вениаминовича откуда-то из-под сцены.

Ингрид Свенссон нервно листала повестку.

– Хорошо… коллеги… сегодня мы обсудим следующие темы…

– Подождите! – вмешалась Тамара Ивановна. – Пока не обсудим нормальный завтрак – никакой повестки не будет!

Она уже расстилала полотенце прямо на столе. Сумки открылись: пирожки, варенье, копчёная курица и, как кульминация – салат «Оливье» в миске с ёлочкой.

– Это дипломатия! – кричала Ингрид. – Это – международная конференция, а не сельский буфет!

– Кто вам сказал, что они разные вещи? – подмигнула Тамара и протянула ей пирожок.

Ингрид съела. Сопротивлялась, но съела. Через минуту в неё вселилось просветление. Она выключила ноутбук и сказала:

– Предлагаю официально: первым пунктом мирного соглашения объявить совместный обед. Все согласны?

– Да! – хором откликнулись делегации.

– И без глютена! – добавил Алекс.

– Это уже перегиб! – закричал Степан.

Так закончился второй день переговоров – общим столом, полным варенья, борща и культурных недопониманий. На повестке дня осталась лишь одна фраза: «Кто принесёт соль?»

Утро третьего дня началось с надежды. С того самого момента, как Ингрид Свенссон доела второй пирожок от Тамары Ивановны, в конференц-зале витала лёгкая атмосфера мира, дружбы и утомлённости. Даже Геннадий Петрович выглядел довольным – хотя на всякий случай всё ещё держал портфель под рукой, в котором теперь уже явно оставалась только надежда на здравый смысл.

– Сегодня мы начнём с составления первой резолюции, – торжественно заявила Ингрид, вытирая варенье с уголков губ. – Предлагаю сформулировать её в трёх пунктах: прекращение обидных заявлений, совместный культурный проект и подготовка к переговорам по ключевым вопросам.

– Поддерживаю! – сказал Степан Васильевич. – Только предлагаю четвёртый пункт: признание вареника как украинского культурного достояния.

Тут комната замерла. Геннадий Петрович встал. Медленно. С достоинством.

– Простите, – сказал он, выпрямившись. – Но вареник – это интернациональное явление. Он давно живёт у нас на Руси. Ещё в былинах Илья Муромец уплетал их с капустой перед битвой.

– Это сказки, – отрезал Степан. – А у нас вареник с вишней прописан в Конституции! Там прямо написано: "Держава забезпечує розвиток борщу, вареника та народної пісні."

– Это вы сейчас выдумали! – вспылил Игорь Вениаминович.

– Как и половину своих лозунгов! – парировал Алекс, не отрываясь от съёмки. – Ребята, супер, не останавливайтесь! Сейчас идёт лучше, чем финал «Холостяка»!

– Да что вы знаете о варениках! – неожиданно вступилась Тамара Ивановна, размахивая ложкой. – Вареник – он, как муж: если горячий и с вишней, то любимый. А если холодный и с капустой – выбросить не жалко, но жалко, что не вымылся.

Все замолчали. Даже американец Дональд Стивенсон, который до этого момента пытался с помощью приложения Google Translate понять слово «сало», поднял брови.

– Так, спокойно, – сказал Геннадий, открывая блокнот с цитатами. – У меня тут записано: «Не дели вареник, дели майонез». Значит, предлагаю компромисс. Пусть вареник будет… совместным достоянием!

– Как Шенген? – уточнил Янек.

– Как чёрный хлеб, – сказал Олег Аркадьевич. – Вроде ничей, но каждый говорит, что его.

– А давайте сделаем международный фестиваль вареника! – вдохновился Степан. – С тремя номинациями: лучший с картошкой, лучший с мясом и самый патриотичный!

– И конкурс слепки! – добавил Алекс. – Я уже придумал название: «Мировареник 2025». И прямая трансляция! Где мой штатив?!

Ингрид потянулась к чаю. Ей всё это начинало нравиться… до того момента, как в зал вернулся турецкий наблюдатель с криком:

– Я нашёл способ разрешить ваш спор! Мы сделаем вареник в лаваше! И с кебабом внутри!

– Что?! – одновременно вскрикнули обе делегации.

– Это уже не вареник! – закричал Степан.

– Это варени-кебаб! – радостно объяснил турок.

– Это дипломатический террористический акт! – заявил Игорь.

– Это TikTok-челлендж! – закричал Алекс. – Дайте мне тесто и мясо, я снимаю!

Началась суматоха. Кто-то достал муку. Кто-то включил плиту. Кто-то позвал на помощь охрану, но охрана тоже включилась – с рецептами своих бабушек.

– Всё, я не могу! – воскликнула Ингрид. – У вас тут вместо переговоров – гастрономическая баталия с элементами политического рэва!

– А вы что хотели? – пожал плечами Степан. – Мы ж славяне. У нас без еды никакой договор не подписывается. Голодный – значит агрессивный.

– Психология. – кивнул Олег. – Мы даже ракеты запускаем после обеда, не до.

– Вот! – внезапно воскликнула Тамара Ивановна. – Это и будет наша первая резолюция: не обсуждать никакие геополитические темы до того, как все хорошо поедят!

– Поддерживаю! – сказал Янек. – И прошу внести поправку: кофе обязателен. У меня давление!

– И варенье! – добавил Дональд. – Я не понял, что это было, но это было хорошо!

– Тогда формулирую: первая мирная резолюция – "Про важность еды в международных переговорах и статус вареника как символа дружбы!"

Все захлопали. Даже швейцарские официанты на кухне, услышав аплодисменты, синхронно выпрямились и почувствовали себя частью истории.

– Поздравляю, – выдохнула Ингрид. – У нас есть первая резолюция. И это… про вареники. Я чувствую, что в ООН никто не поверит.

– Пусть приезжают, – сказал Геннадий. – Мы и им сварим.

Так закончился третий день переговоров. В Женеве был утверждён важнейший документ – "Конвенция по Варенику", подписанный под шум щипчиков, запах тушёной капусты и со стримом в прямом эфире, где Алекс писал в комментариях: «Мир начинается с теста. Не верите? Подпишитесь и увидите сами.»

***

На четвёртое утро Женевская конференция вошла в фазу, которую в кулуарах стали называть «День Серьёзного Лица». Это когда все делают вид, что наконец-то собираются говорить о важных, стратегических, болезненных и, желательно, неаппетитных вещах. Например – о территориях.

Геннадий Петрович пришёл в зал с чем-то, похожим на карту. Но когда он её развернул, оказалось, что это было старое полотенце из советского дома отдыха «Берёзка» с нарисованными на нём регионами. Крым отсутствовал, зато присутствовала надпись: «Лето 1986: слава социалистическому туризму!»

– Это намекает на многое, – сдержанно заметил Степан Васильевич, рассматривая картину. – Но не на готовность к конструктивному диалогу.

– Это намекает, что у нас с географией душевно. С памятью, понимаешь? – вздохнул Геннадий. – Мы же не на GPS-у обсуждаем, а сердцем.

– Сердцем, говорите? – Степан скинул рюкзак и достал собственную карту. На ней, кроме Украины, был нарисован кот в вышиванке, флаг на Таврии и стрелка с надписью: "Здесь могла быть ваша реклама."

– Я бы с таким только ТикТок снимал, – буркнул Игорь Вениаминович.

– А я снял! – радостно подал голос Алекс-ТикТок, стримящий из-под стола. – Заголовок: «Когда карты пахнут нафталином».

Ингрид Свенссон, модератор переговоров, в этот момент выглядела как человек, застрявший между двумя стенками IKEA с инструкцией на санскрите.

– Друзья… давайте сосредоточимся. Повестка на сегодня: территориальные дискуссии и дипломатический протокол. Прошу без еды, выкриков и нестандартных карт.

И тут судьба решила вмешаться. Или, точнее, Тамара Ивановна. Она встала, подошла к столу и с материнским прищуром поставила перед всеми горячий борщ в кастрюле. Запах пошёл по залу, как голос Пуговкиной на свадьбе: согревающе и агрессивно-пробуждающе.

– Без борща не будет территорий, – заявила она. – И не спорьте. Я сорок лет в ЖЭКе проработала, я знаю, как люди делятся. Сначала кормим, потом миримся. А потом – посмотрим.

Все переглянулись. Переговоры снова приостановились на борщ.

Каждый получил тарелку. Все зачерпнули. Всё было прекрасно… пока Олег Аркадьевич не достал из внутреннего кармана кетчуп. «Хайнц». Классический.

– Что вы делаете? – прошептал Геннадий.

– Он кислый. Я чуть подсолю и сладости добавлю.

– Это борщ! – вскричал Степан. – В него кетчуп?! Это дипломатическое преступление средней тяжести!

– Я предупреждаю! – крикнула Тамара. – Кто положит кетчуп в мой борщ – тот получит половником по судьбе!

Но было поздно. Олег аккуратно капнул в тарелку. Три капли. И наступила тишина. Такая, что даже смартфон Алекса перестал снимать от стыда.

– Это провокация! – закричал Степан. – У нас есть видео! Секунду назад Алекс снимал!

– Подождите! – вмешался Янек. – А что если… это просто вкусовщина?

– Вкусовщина? – возмутилась Тамара. – В следующий раз ты скажешь, что "оливье" можно с кукурузой делать!

– Можно? – спросил турецкий наблюдатель, уже готовящийся записать рецепт.

– Нет! – воскликнули все хором.

Ингрид в панике жала кнопки на микрофоне, случайно включив гимн Болгарии.

– Коллеги! – попыталась она снова. – Мы должны вернуться к обсуждению границ!

– Я вижу только одну границу! – воскликнул Степан. – Между кетчупом и здравым смыслом!

– Предлагаю подписать протокол: «О недопустимости добавления промышленных соусов в народные блюда во время переговоров»! – заявил Геннадий.

– И зафиксировать это юридически! – добавил Игорь. – С подписями, печатями и фото на фоне кастрюли!

Пока шла дискуссия, Алекс запустил голосование в прямом эфире: «Кетчуп в борщ – это преступление или культурный выбор? Голосуйте!»

Через три минуты у него было 200 тысяч голосов. Результат: 85% – преступление. 10% – «Зависит от борща». 5% – «Что такое борщ?»

– Видите? Народ высказался! – заявил Алекс. – Народ всегда прав!

– Народ ел сосиски в тесте в 90-х! – огрызнулся Олег. – Народ тоже ошибается!

– Всё! – строго сказала Тамара Ивановна. – Или вы сейчас прекращаете этот соусный балаган, или я пишу в газету. Я в «Аргументы и факты» пишу, не смейтесь.

– Мы… – пробормотала Ингрид, – …обсуждали территории…

– И в итоге выяснили, – спокойно сказал Геннадий, – что главная территория – это тарелка. И лучше её не делить, а делиться.

– О-о-о… – зазвучал хор одобрений, как будто это была великая мысль.

– Я записал, – сказал Алекс. – Это будет заголовок стрима: «Дипломатия в кастрюле. Граница на борще».

Так закончилась четвёртая встреча. Ни о каких географических границах не договорились. Зато по итогам было решено: Создать совместный проект «Культурные супы народов», Временно запретить любые магазинные соусы на переговорах, Объявить кастрюлю Тамары Ивановны объектом всемирного наследия ЮНЕСКО.

***

Пятый день переговоров начался, как всегда, с надежды и кофе. То есть, с попытки найти кофе и объяснить швейцарской кофемашине, что слово «латте» – это не политическое заявление.

Геннадий Петрович подошёл к автомату первым. Он вёл себя, как человек, который всю жизнь пил только чай, но решил однажды попробовать «этот ваш кофе». Он нажал кнопку с изображением чашки, получил стакан горячей воды, снова нажал – выпал сахар, и только на третий раз что-то начало пахнуть бодростью.

– А это что за цена? – вдруг заметил он, глядя на надпись: “2 франка.”

Он достал из кармана… жетон от московского метро 1983 года.

– Вы что, всерьёз? – изумился техник кофемашины, случайно проходивший мимо.

– Это надёжная валюта, – спокойно объяснил Геннадий. – Ходила по рукам сорок лет. В ней душа народа!

– У нас тут франки, месье.

– А у нас там подземка, дорогой ты мой швейцарский друг. Подземка, на которой строится стабильность! Ты попробуй этим жетоном постучи по столу – любой министр поймёт, что пора уступить.

Тут подошёл Степан Васильевич, ухмыляясь:

– Хотите кофе – платите гривнами. У нас купюры красивые, с портретами настоящих героев, не каких-то там туннелей.

– Хотите гривнами? – влез Олег Аркадьевич. – Прекрасно! У меня осталась 2-гривневая монета, которой я в детстве крышки с газировок сбивал.

– А у меня, – с гордостью сообщил Янек, – есть купон времён Гданьского рынка. Правда, он уже не действует даже в музее. Но аромат ностальгии – бесценный.

Ингрид Свенссон уже писала в своём блокноте:

«5 день. Переговоры. Темы: валютная анархия, жетоны, ностальгия. Заключения: лечить поздно.»

– Давайте обсудим экономику! – попыталась она вернуть встречу в конструктив.

– Да мы обсуждаем! – вскричал Алекс, снимая процесс. – Экономику доверия! Кто во что верит – тем и платит!

– Вот! – сказал Геннадий, доставая купюру времён перестройки. – Вон, гляди, две копейки, ещё с Лениным! Это инвестиции в прошлое!

– А это, – не отстаёт Степан, – чек на пирожок из буфета Верховной Рады 1997 года. С подписью! Это культурный актив!

– Так! – строго сказала Ингрид. – Экономика! Курсы валют! Банковские гарантии! Ликвидность! Хоть кто-то из вас понимает, что это?

– Я ликвидировал три кредита! – гордо заявил Янек.

– А я вложился в сало! – добавил Степан. – Правда, в холодильнике, но всё равно стабильнее биткойна.

В этот момент в зал вошёл Дональд Стивенсон, американец, с планшетом и серьёзным выражением лица. Он, наконец, нашёл переводчика. Правда, это оказался португалец, который говорил только по-испански.

– I want to speak about financial cooperation, – начал Дональд.

– Он говорит, что хочет нас всех накормить, – перевёл португалец.

– Что? – удивился Степан. – Ну пусть кормит, только без кетчупа.

– Нет-нет-нет! – Дональд пытался объяснить. – Economy! Sanctions! Investments!

– Он говорит, что санкции – это инвестиции в духовность, – уверенно перевёл его помощник.

– Ну наконец-то, – сказал Геннадий. – До них дошло.

И тут, как назло, Тамара Ивановна объявила:

– Перерыв! У меня свежие пирожки, и никакие санкции не спасут вас от начинки с яйцом и луком!

Все ринулись к столику. Экономические вопросы снова отложили. На потом. Как и положено.

Турецкий наблюдатель между делом показал свою валюту. Монету с дыркой. Все переглянулись.

– И сколько это?

– Не знаю, – пожал плечами турок. – Но если бросить её в фонтан – можно загадать желание, чтобы курс не падал.

– Или чтобы кофе наливался не за жетон, – добавил Геннадий.

– Или чтобы Google Translate когда-нибудь научился переводить "борщ" правильно, – мечтательно добавил Дональд.

В итоге было решено, что: курсы валют не обсуждаются, пока не определён эквивалент пирожка; жетон метро признаётся временноплатёжным инструментом, но только на уровне анекдота; все делегации обязуются принести по одному сувениру, с которым можно торговаться в случае дефицита франков; кофемашина требует реформ.

Алекс всё это транслировал в прямом эфире под заголовком: «Экономика нового образца: пирожок против санкций».

Так закончился пятый день Женевской конференции. О территориях – ни слова. Но борщ ели горячий, пирожки – с корочкой, и никто не подрался. А это, как сказала Ингрид, уже неплохой фундамент для стабильности.

***

На шестой день дипломатического шоу в Женеве стало ясно – мирные переговоры медленно, но уверенно превращаются в фестиваль международной импровизации.

С утра пропал Янек Ковальский.

– Он где? – спросила Ингрид.

– Говорят, ушёл за хлебом, – ответил турецкий наблюдатель, – и решил отдохнуть в каком-то монастыре. Там тишина, никто не спорит, и чай с мятой.

– Умный мужчина, – вздохнула Ингрид, оглядывая зал, где происходило нечто между кулинарным мастер-классом, студенческим капустником и симпозиумом по психиатрии.

Степан Васильевич пришёл с опозданием. На груди у него висела медаль. Неофициальная. Из фольги. С надписью: «За вклад в переговоры, выраженный в борще».

– Кто вас наградил? – удивился Геннадий Петрович.

– Народ. То есть Тамара Ивановна.

– А она у нас что, министерство?

– Министр общечеловеческих ценностей. К тому же, она сегодня принесла холодец. Это сильный дипломатический аргумент.

И это было правдой. Тамара Ивановна принесла огромную миску холодца. Прозрачного, с морковкой, с горошком. Как сказал турецкий наблюдатель:

– Это похоже на НАТО: с виду холодно, но если попробовать – вкусно и непонятно.

Пока все ели, подошёл Алекс-ТикТок и сказал:

– У нас, кстати, сегодня юбилей – мы набрали миллион просмотров. Моя бабушка говорит, что теперь я могу идти в Верховную Раду. Или в StandUp.

– А ты сними, как Геннадий смеётся, – подал идею Олег Аркадьевич. – Это редкое явление. Как солнечное затмение.

Но Геннадий не смеялся. Он смотрел на планшет, где заголовки новостей кричали: «Переговоры в Женеве: вместо договоров – борщ и жетоны!», «Украинский пирожок признан объектом международного влияния», «Делегации договорились не спорить, пока варенье не закончится».

– Что с миром? – пробормотал он.

– Мир – это мы, – ответил Степан. – И пока у нас ложки, вилки и терпение – он будет держаться.

Тем временем в зал зашла швейцарская горничная, извиняясь за то, что кто-то перепутал переговорный зал с буфетом. Увидев холодец, она перекрестилась. Не из-за религии – просто у неё в жизни не было таких холодцов.

– Всё, коллеги, – сказала Ингрид. – Нам надо подвести итоги недели.

Она встала, поправила волосы, выдохнула и с видом капитана корабля, который вёл лайнер через океан борща, заявила:

– За шесть дней мы: поделили вареники, не деля страны; подписали резолюцию о недопустимости кетчупа; признали гастрономию – важнейший инструмент мира; выяснили, что жетон метро не принимается в банке; потеряли одного наблюдателя в монастыре.

Получили миллион просмотров.

– Я бы сказала – не плохо. – Она посмотрела на всех. – Но у нас остался один нерешённый вопрос.

– Территории? – спросил Геннадий.

– Экономика? – уточнил Степан.

– Где чайник? – буркнул Олег Аркадьевич.

– Нет. – Ингрид поставила ноутбук на стол. – У нас нет согласованного формата общения.

Все замерли.

– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил турецкий наблюдатель.

– Кто с кем как общается. Какие слова допустимы. Как интерпретируются заявления. Кто обижается, а кто притворяется.

– То есть, вы хотите сказать… что нас надо… перевести? – предположил Алекс.

– Именно. – Ингрид кивнула. – Я предлагаю, чтобы каждая сторона составила глоссарий своих политических и культурных выражений.

– Пример? – попросил Геннадий.

– Вот, например: если вы говорите «мы рассмотрим», вы имеете в виду «мы не согласны, но позже». А украинцы думают, что это значит «скоро подпишем». Это создаёт напряжение. Нам нужен международный словарь под текст переговоров.

– А если кто-то говорит «интересное предложение»? – спросил Степан.

– Это значит «мы смеёмся внутри».

– А «национальные особенности»?

– Это вежливый способ сказать «нам это непонятно, но мы боимся это критиковать».

– Гениально, – сказал Олег. – То есть, теперь мы не просто говорим, а будем сначала переводить себя сами?

– Как Instagram, – сказал Алекс. – Только не фильтры, а сноски.

– Сноски к народу, – философски заключил Геннадий.

– Это и есть дипломатия, – подытожила Ингрид. – Мир невозможен без пояснений.

Так была принята новая инициатива: создать “Словарь Дипломатического Самоперевода”, который станет основой для всех последующих переговоров.

Прежде чем расходиться, делегации договорились: принести по пять любимых фраз для расшифровки; создать рабочую группу по смыслу слов; и наконец, съесть холодец, пока он не ушёл обратно в форму желе.

Так завершилась Глава 1 – не подписанием договора, не демаркацией границ, и даже не созданием временной комиссии по вареникам. Она завершилась договорённостью объяснять, что каждый имел в виду.

А для начала – это неплохо.