Читать книгу: «Беспокойный дивный мир, где за всяким обликом кроется темная история», страница 3

Глава 4 Хоть клетки, перекрестки – вереница

В то время, пока скиталица нашла место для перекуса и сна, огненный ящер Адалид спалил еще одно городище и несколько полей льна, но прямого участия девушки в этом лютом бардаке не было – никаких «бойкой» торговли и заклятий – просто летающее чудовище преследовало беглянку по непонятной причине. По городам и весям поползли слухи, что пришел конец всему людскому миру. Последний раз огненных ящеров видели лет сто назад и еще ровно столько же зим назад. Однако, пока народ пребывал в панике, в определенный момент ящер просто взял и испарился точно также внезапно, как и появился тогда в городище с высоким бревенчатым частоколом. Девушка же продолжала опасаться летающее непрошеное чудовище и старалась находить такие места, где бы ее точно никто не нашел.

Из бреши обвалившейся крыши хижины, заброшенной в лесу, вился дымок от костра. У выгоревшей от солнца (и времени) и почерневшей от сырости деревянной стены возле входной двери, болтающейся на одной петле, стояла и отдыхала откормленная лошадь. Внутри хижины у костра расположились сытые: спящий Банный Лист, неподвижная Пиявка и читающая Алеся из Краснолесья. Она листала бабушкин Палимпсест в целях поиска правильного заклятия, чтобы расколдовать ворону, но ничего подходящего не попадалось. Были забавные заклятия, как например, обратить неугодного человека в покорную зверушку, но это было всё не то. Молодая ведьма злилась. Она так сильно вымоталась за последние дни, что хотелось просто лежать и ничего не делать. К тому же после вкусной свинины с луком и караваем изрядно клонило в сон. Перед ней в полный рост туманной дымкой возникла дева. Какая-то неведомая сила исходила от нее. Ее величественный монотонный звучавший эхом голос усмирял языки пламени костра, заставлял стихнуть ветер и треск ночных сверчков.

Кот лежал калачиком с одного бока. С другого бока не спала лишь ворона и беспокойно водила глазом. Она понимала, что нужно не дрыхнуть, а двигаться вперед, нельзя было время терять, но никак не могла намекнуть об этом своей хозяйке: ни каркнуть, ни кашлянуть, ни ущипнуть клювом. И глаза хозяйкины, как назло, закрыты, что невозможно заглянуть в самую их глубину и напомнить о том, ради чего они вообще тут очутились и к чему в итоге привели эксперименты с зельями и заклинаниями. На общем фоне под действием «зелья сонного царства», ничего не в силах предпринять, птица погрузилась в сон точно также, как и ее друзья.

– Мы же опаздываем на турнир! – дикий возглас растряс всю ветхую хижину, с потолка которой посыпалась земля с соломой. Алеся стала тормошить своих животных. – Живей-живей! Просыпайтесь! Ну же! – И тотчас вспомнила, что здесь прямо перед ней стояла загадочная дева, но что она говорила, сложно было вспомнить. Лишь обрывки фраз: что-то о том, что заклинание – это не просто обычные строки; что слова должны быть наделены внутренней силой и верой в то, что срывается с уст. Не предав особого значения этим видениям, она собрала домашних питомцев и на лошади верхом покинула Охотничье урочище.

Преодолев Лисью тропу и Ветряные холмы путешественница побывала в нескольких поселениях, где попрактиковалась в области варки приворотных зелий. Всё проходило со спорным успехом: один, кожевенных дел мастер, после того, как отведал приворотного зелья, лишился рассудка и более не смог узнать своей обожательницы, в качестве которой выступала местная заказчица, невзрачная крупная девица; другой, плотник, стал обжираться до беспамятства; а третья, обворожительная дочка воеводы, всегда черствая, никогда до тех пор никого не любившая, вдруг ни с того ни с сего, от переизбытка умопомрачительной любви задушила суженного. Четвертое село вообще взбунтовалось и совесть потеряло – за юной целительницей душ местные жители еще долго бежали с вилами и кричали вслед неприятные вещи. Алеська искренне не понимала, в чем состояла причина такой людской неблагодарности за ее труды: день и нощно варить зелья – это не хухры-мухры. Почему возмущались и грозились расправой заказчики зелий? Ведь они получили то, что хотели. И почему присутствовали странности в поведении объектов заказа? Пока юная скиталица предавалась размышлениям, лошадь несла ее рысцой мимо тура из камней, сложенных аккуратно пирамидкой от большого камня к малому у края главной дороги, где по прямой виднелся широкий дуб с пышной кроной. Яркое солнце представлялось ей огромным жирным блином с пылу с жару, а красные бусинки на шее Пиявки выглядели, как спелая клюква. Потрепанное приключениями платье, пропитавшееся запахом костра, напоминало о вкуснейших жареных лисьих грибах с розовой сметаной и зелеными хрустящими перьями лугового лука.

Оставляя после себя облако пыли, лошадь остановилась на перекрестке дорог: где пути разбегаются; где от сотен тележных колёс и лошадиных копыт просёлки после распутицы в высохшую колею превращаются; где весий столб высотой в три роста человеческих возвышается; и где могучий дуб такой ширины красуется, что потребуется с десяток мужских рук, чтобы обнять его вокруг. Спрыгнув с лошади, путешественница подошла ближе к весьему резному столбу – ее внимание привлекли развернутые на столбе грамоты: одна исключительно с глаголицей; другая с портретом и строками. Знакомый ей предстал портрет, что ранее доводилось наблюдать на водной глади, когда она прихорашивалась и расчесывалась. Это было лицо, в котором она узнала саму себя. Мигом у нее словно забрало упало. Она яростно и неровно сорвала обе грамоты со столба и стала читать, что было написано в них. Первая гласила, что разыскивался поджигатель дворов и городищ, и что за поджог лихому человеку светило изъятие имущества в государственную казну – то бишь поток и разграбление, а вся семья поджигателя подлежала обращению в рабство. Вторая грамота, с портретом, сообщала о конокрадстве, и наказание грозило не хуже того, что в первом случае.

Именно благодаря белобоким сорокам вести доносились стремительно от рубежей к сторожевым башням, от крепостей до поселений, от городищ до столицы. На перекрестках объявления о розыске лихого люда бывали чаще обычного, чтобы путников вольных предостеречь от всякого рода опасностей. Алеське стало ясно, что она в розыске. И если за поджог ее могли не подозревать, то за коня она схлопотала бы по полной. Портрет был составлен со слов очевидцев, а тот, кому он принадлежал, точнее, лик его был предметом розыска урядниками княжества, которые занимались расследованием и преданием княжескому суду воров, бандитов, поджигателей и других преступных мастей, что делали жизнь законопослушного человека невыносимой.

Лихая конокрадка выбросила грамоту с глаголицей в придорожный пыльный куст, а портрет свернула в трубочку и положила в туесок рядом с портретом княжича. К слову, на портрете угольным писалом точь-в-точь узнавался лик девушки. И волосы точно такие же, и глаза, и щеки, и шея. Теперь в туеске два портрета находились вместе, рядом друг с другом. Недостойная преступница и благородный государь. Она полностью осмотрела себя – унылое зрелище. Руки расправила в стороны, как чучело. Ноги чернее черного. Копоть на коже. Грязь под ногтями. Рваное платье. Всё тело чесалось. Неумытая, неряшливая девка, оборванка с Голодного Края.

– Проклятье! – громко завопила она. Так громко, что грачи сорвались с высоких крон векового дуба. Вдруг откуда-то сверху прогремел издевательский надменный гогот.

– Ха-ха-ха-ха!!

Она подняла голову и тотчас машинально отпрыгнула в сторону, чтобы ничего ненароком не свалилось. Глазам предстало то, что не было доступно взору раньше. На мощных дубовых ветках слегка покачивались три большие клетки. Каждая клетка по форме напоминала соловьиную, вот только отличалась намного большим размером, позволявшим запросто помещать одного человека, но особо рослым конечно не совсем удобно было бы. В таких местах, на распутье дорог, запирали самых отъявленных преступников. Их запирали и подвешивали в клетках высоко над землей, словно безвольных птиц, чтобы те потом расплачивались за свои злодеяния, умирали долго и мучительно. Здесь они гнили заживо: под палящими лучами солнца, под проливными дождями, в лютые зимние морозы без еды и питья. Такова доля лихая.

В одной из клеток на молодую путешественницу смотрел с ухмылкой разбойничьего вида мужик, с кривым глазом и со шрамом на лице, оставленным вероятнее всего буйным клинком. Во второй клетке, на соседней ветке, кокетливо накручивала длинный волос на указательный палец красивая русалка, самого настоящего человеческого облика, со стройными и бесстыдно голыми ногами. В третьей же клетке лежал и испускал смрад высохший труп неопределенной наружности. «Жаль, что я с собой не прихватила одного полоумного выродка, вот как раз место для него освободилось, – подумала Алеся».

– Ну что ты уставилась на нас, простодыра? – заговорил разбойничьего вида здоровенный детина. – Не хошь махнуться местами?

– С какой это стати? – возмутилась Алеся.

– Да с такой, что в розыске ты, красавица, – подключилась русалка, – и одёжа на тебе нищенская, и личико твое, как на портрете цацном. Выручим друг дружку, а? Я те свою жилеточку кожаную и рубаху суконную, а ты выпустишь меня отсюда. Ну как, годится? – сделала заманчивое предложение русалка. Если не считать отсутствие штанов, то вид русалки был вполне неплох. Зеленая длинная рубаха с пояском закрывала срамные места, но не была достаточно длинной, как платье к примеру, и при любом порыве ветра могла обнажить всё сокровенное. Жилетка сидела на ней безупречно и подчеркивала стройность фигуры. Вот если бы добавить к образу узкие штаны, то внешне русалка похожа была бы на лучниц из племён ольховичей, что обитали на Холодных торфяниках. Алеське нравился такой наряд: и на коне удобно скакать, и по лесу бежать, и через забор прыгать – но, только, если к этому виду добавить штаны.

– Выпусти нас отсюда, голодранка! – вновь заговорил разбойник, но уже не так весело, как в первый раз. Отребье, жизнь которого заключалась в грабежах и разбоях посреди белого дня на дорогах, негодовало и нервничало. Он продолжал выкидывать гневные реплики, а Алеська призадумалась, глядя сначала на его штаны, а затем на жилетку и рубаху русалки, которая, в свою очередь, жестом осадила разбойника. Алеська помнила, что русалки являлись довольно мирными созданиями, но, если русалка попадала в клетку, значит за дело. Такое случалось, что из-за неразделенных чувств русалка могла мстить, без разбору завлекала прелестным голосом зазевавшихся глупых мужиков в свои сети, потом впивалась в них острыми зубами и кровь выпивала всю без остатка. Поэтому договариваться с ней было рискованно, как и пристально смотреть в ее прелестные глаза – разум поначалу мог помутиться, а потом тело становилось уже не твоим. Оно было в ее власти. Алеська смогла найти в себе силы отвести взгляд в сторону, а эти двое взялись пререкаться меж собой. Русалка в счет своей свободы пообещала путнице заодно штаны сдёрнуть с разбойника, а тот, в свою очередь, назвал соседку непристойными словами и грозился расправиться при первой возможности.

Молодая ведьма, тем временем, привязала к весьему столбу лошадь, затем спокойно сняла с плеч туесок, выпустила гулять кота, достала ворону и положила ее аккуратно на примятую траву. Потом достала книгу и стала листать. Ей пришла в голову идея, которая устроила бы всех причастных – свобода для разбойника и русалки, а для путешественницы одежда. Она долго стояла, закрыв глаза, и настраивалась, пока солнце грело спину. Вспомнился сон, что в хижине приснился. Иль вовсе не сон это был? Потом о портрете, где изображен княжич. Всё это сил придало и уверенности. Как только ведьма взялась искать ингредиенты по кустам и у подножия дуба, то заключенные всполошились не на шутку: русалка звала ласковыми словами, а разбойник сыпал проклятиями. Но девушка, молча и не обращая никакого внимания на них, копалась в земле, ползала по траве на карачках, принюхивалась к любому дару природы и озиралась по сторонам, всматривалась в небо, чтобы никакая угроза ей не препятствовала.

Пленники правосудия пронзительно заверещали, когда начался ведовской ритуал. Два камешка: черный и белый – две бездушности. Две лучины, словно ножки прелестницы, и комок засохшей грязи с ветками, словно рожа разбойничья чумазая. Две рваные плоти от свиньи и косточки её же. Всё в центр кольца, выложенного камнями, положено. Пару плевков и хоровод. Ведьма принялась ходить по кольцу. Приговаривала, лопотала складно шепотом. Лишь некоторые редкие словечки доносились до тех, кто участи своей ждал, раскрыв рты. Хождение перешло в энергичный танец. Бесовка крутилась вокруг своей оси, как веретено, в облике которого проглядывались сущности непонятные с козлиными рогами, вороньими крыльями и кошачьими ехидными глазами; руки возносила к небу, хлопала в ладоши. Резко останавливалась, приседала на корточки, широко расставив ноги, и руками проводила по сторонам, словно туман разгоняла. И когда в очередной раз вознесла руки к небу со словами: «Повелеваю. Заклинаю. Больше, обернись ниже, воспрянь в новом теле!», то у разбойника нервно задергался глаз (другой, который не кривой), две клетки покрылись серым дымом, кости загремели, воздух пропах тухлыми куриными яйцами, и всё затихло. Кот закрыл лапкой нос и поморщился. Лошадь фыркала и беспокойно переступала копытами. Лишь ворона не подавала виду.

Когда дым развеялся, ничего не осталось, кроме одежды, в куче которой через некоторое время началось шевеление с писком.

– Кажется, я свободна! – радостно заключил один писклявый голос.

– Я убью вас обеих! – запищал другой голос.

Ритуал свершился. Так уж получилось, что заключенные – разбойник, Гришка Сквернавец с Большой Дороги, и русалка, Убава Дивная Песнь, – превратились в маленьких грызунов.

Каково же было удивление юной ведьмы, что у нее всё вышло так, как она запланировала. Тем не менее, она с опаской поглядывала на небо, прикрывая глаза ладошкой от слепящего солнца, но никакой угрозы оттуда не исходило. Можно было расслабиться и порадоваться первым заметным успехам. У нее наконец-то получилось понять смысл волшебных строк, укротить внутреннюю силу и, что самое интересное, ей понравилось всё проделанное. Ей понравился процесс. Ей захотелось проделывать нечто подобное вновь и вновь. Жар внутри пылал, уши горели. Подъем сил она ощутила небывалый, но за которым тотчас наступил их упадок и дикий голод.

– Банный Лист, кыс-кыс! Помоги мне одежду достать, пожалуйста!

Кот послушно и ловко вскарабкался по коре дуба, забрался в клетки и зубами поскидывал на землю трофеи. Его глаза загорелись, когда он увидел дерущихся меж собой грызунов. Когда он бросился на них, то они разбежались между прутьев клетки врассыпную по веткам дуба.

Счастливая ведьмочка забралась в кусты и, скинув с себя платье, переоделась. Теперь на ногах присутствовала даже обувка, сапоги. Штаны разбойничьи оказались широченными, поэтому их девушка наспех ушила. Срезала кинжалом волосы, сделав чуть покороче, чтобы с портретом не виднелась схожесть. Подпоясала рубаху поясом с кошелем, денег особо много не было, только стекляшки, но набила его до отказа, напихала в него всё, что могло пригодиться для ритуалов, – костей всяких, какие попадались по дороге, корешков, камней, травы, пух, веточки. Кошель выглядел завидно набухшим. Еле застегивался на ремешок, как у селянина, продавшего коня и выручившего за него кучу денег, что избу можно было бы целую поставить. Благо, что кошель не гремел, но внимание своим видом все-таки привлекал. Умывшись по дороге у небольшого озерца, путница держала путь в стольный град.

Глава 5 Лишь только верь в себя

Блин не клин –

брюха не расколет

Дорога до столичного града не заняла много времени. По прямой лежал большак, вдоль которого попадались маленькие поселения, хозяйственные постройки, сторожевые вышки с каменными основаниями и деревянными двускатными крышами, конные патрульные отряды, и другие путники (как на лошадях, так и пешие). Некоторые путники, неожиданно для искательницы приключений приветствовали ее, кланялись и по-доброму улыбались.

Свежий ветер, трепавший приятно волосы, принес к вратам величественного столичного града Зварог-на-Водье, расположившегося на мысу при впадении одной реки в другую полноводную, широтой своей сливалась с горизонтом, где виднелись многочисленные торговые ладьи с золотыми узорами на алых парусах.

На градских вратах висели щиты с гербом головы бурого медведя. Высокие стены крепости вздымались высотой в десять богатырских ростов, представляя собой детинец в виде неправильного периметра из белого камня с башнями. Повсюду сновало внушительное количество вооруженных лиц, способных встать на защиту города, если что. Это выглядело довольно надежно.

Прежде, чем попасть за ворота, странница оставила лошадь на постой в одном из окрестных поселений, на всякий случай перекрасила ее в другой цвет, подстригла хвост и гриву, чтобы в ней не распознали пропавшую животинку.

Привратная стража не была настроена дружелюбно. Один стражник сложил руки на груди, а другой, широко растопырив локти, упёр кулаки в бока.

– Город закрыт!

– У меня важная информация о появлении летающего огненного ящера на рубежах княжества! – не растерялась путница.

– Проходи!

Огромные, на толстых петлях, двустворчатые дубовые ворота, окованные железом, открылись и девушке представился словно другой мир. Многолюдный и живой. Складывалось такое чувство, что жизни до этого вовсе не было. По главной улице тянулись с двух сторон ряды артелей каменщиков, плотников, гончарных дел мастеров, офеней, барочников, кузнецов и извозчиков. Бросались в глаза яркие и искусно сшитые одежды горожан. Сверкали ожерелья и браслеты. То, что в красных лесах было праздником по случаю урожая два-три раза за сезон, то в столичном городе это было обычным привычным явлением, причем ежедневным. Везде сплошь шла торговля несколькими ярмарками одновременно. Одни прохожие неторопливо разглядывали товары, другие торопились куда-то и толкались. Мужичок в шапке жалился своему приятелю: «Вот воюю с кикиморой своей». У галантерейной лавки девочка, державшая за руку маму, показала пальцем на загадочную пришлую девушку, похожую на боевую лучницу, и попросила маму купить ей точно такую же кожаную жилетку, на что та ответила сердито, что так одеваются только мужики или дикарки.

Но больше всего молодую странницу поразил каменный Храм Богов с кровлей в виде перевернутой боевой ладьи, представлявшей таким образом продолговатый купол, который был заметен с разных точек города. Храм, разве что, уступал другому самому заметному, высокому и большому по размерам строению города – княжескому терему. Внутри храма располагалась центральная зала со сводами, рассчитанная на большое количество поклонников. Вдоль стен тянулись каменные божественные кумиры: Перун, бог молний и грома, покровитель князя и его витязей; Велес, бог скотоводства, покровитель пастухов; Сварог, бог кузнечного дела; Мокошь, богиня прядения и ткачества. Перед каждым из богов находился алтарь в виде стола, служивший местом подношения, а в стенах храма виднелись углубления с погребальными урнами и факелами.

Столица была настолько большой, что не счесть улиц и площадей, несметное множество изб и палат, что можно было запросто заблудиться. Запахи в столичном воздухе могли меняться – от приятных до не очень – от благоухающих ароматов жимолостных масел и душистой настойки княженики до благовония браги, резко бьющей в нос, и навозного духа, перехватывающего дыхание. В одном из закоулков странница наткнулась совершенно случайно на пергаментный свиток, валявшийся меж деревянных бочек с водой. Она поспешила его подобрать и, каков же был восторг, когда в свитке обнаружилось объявление о том, что разыскивался работник для кухни при княжеском дворе; и как только странница каким-то непонятным образом нашла выход к главной дороге, откуда открывался вид на теремной княжеский дворец, то посчитала всё происходящее с ней неслучайным хорошим предзнаменованием, после чего помчалась к воротам теремной крепости, за стенами которой располагался княжеский дворец. Главный дворцовый стражник долго-предолго досматривал берестяной туесок путешественницы. Его нисколько не волновали причины, которые привели девушку к порогу самой главной и самой охраняемой избы Звароговодья, – ни объявление о работе, ни турнир-смотрины на звание лучшей и неповторимой невесты княжича. Единственное, по поводу чего он сделал замечание, так это то, чтобы кот содержался без ущерба для княжеской кухни, а затем показал новоиспеченной стряпухе жестами, как через коридоры и помещения теремной крепости попасть в левое крыло княжеского дворца, где, собственно говоря, и ожидала ее кухня.

Со стены теремной крепости справа открывался прекрасный вид вдаль на слияние двух рек, на долину Звароговодья, а внизу под стенами располагалась другая интересная достопримечательность – дворики, отделенные друг от друга перегородками с каменным основанием и деревянным частоколом поверху. В одном дворике – стрелковое стрельбище, где тренировались лучники. В следующем дворе, бытовом, – ручные водяные колонки с бочками и желобами, и маслобойня. Третий дворик являлся даже не двориком, а глубоким прудом, где обитали ластоногие коровы, от которых можно было получить великолепное молоко. В следующем, самом странном, дворике – псарня с бродячими псами. Этот двор не понравился молодой стряпухе по причине того, что одной стороной выходил к городу, где к перегородке лезла безмозглая детвора и всякие другие неуравновешенные взрослые личности, которые дразнили псов, а те, в свою очередь злились и лаяли в ответ. Смотритель псарни старался утихомирить одних, а других пытался прогнать. В итоге это место получалось одним из самых шумных. История с псами такова – однажды народ уже добился того, чтобы бродячих псов изловили, ибо нападали на людей беспричинно и могли не только терзать плоть до крови, но и заживо убить. После одного вопиющего случая, когда стая псов на окраине города загрызла беззащитного юнца, воеводские легкие конные отряды выловили всех псов и согнали их в специальные дворы до особого распоряжения. Теперь требовалось решить, что делать с псами дальше – никому они не нужны были, а содержать накладно для казны. Некоторые жители предлагали использовать псов в боевых походах, некоторые видели в животинках отличных загонщиков для охоты на дичь, но это всего лишь предложения, а вопрос так и остался открытым, неопределенным, до следующего трагического случая, видимо. И пока что стоял дикий вой, лай и гогот.

Самые же бурные положительные эмоции у девушки вызвала цветочная оранжерея, которая располагалась точно также внизу, но слева от хозяйственных двориков, и в корне отличалась от всего того, что она видела до этого. Оранжерея магически притягивала к себе не только яркими красками, но и цветочными ароматами. В центре господствовала ива с маленьким прудом, а всё остальное пространство внутреннего двора занимали исключительно цветочные клумбы. Внимание привлек одинокий диковинный красный цветок, что рос в стороне от всех. Наверху Алеська застыла подобно этому цветочку и стала любоваться, пока ее не потревожил невеселый стражник. Он порекомендовал ей не задерживаться в служебных коридорах. Девушка ничуть не расстроилась, но решила воспользоваться моментом и приблизиться к чуду, спуститься к нему – одинокому цветочку, чтобы воочию рассмотреть и потрогать. Для этого ей пришлось немного поплутать по многочисленным коридорам и ступеням, прежде чем найти выход во внутренний дворик с цветами. Стоило ей отворить дверь, как фруктовый аромат вскружил голову, а глаза разбежались от палитры цветочных цветов. Но больше всего интересовал конечно же тот самый цветок, который выделялся на фоне других цветков своей величественностью и необычной красотой, он светился будто изнутри, словно красное солнце. И ладно бы размером как-то отличался, но нет, размером он даже уступал всем цветкам. Будто все остальные цветочки специально ради одного цветочка выращены, чтобы ему не чувствовалось одиноко, и чтобы подчеркнуть лишь только его. Девушка смотрела на необыкновенный цветок, не обращая внимания на то, что в оранжерее присутствовали двое садовников, занятых поливом цветочных клумб из колодцев. Тогда она решила приблизиться к загадочному цветку и, нет, не сорвать, а просто рассмотреть поближе и, самое главное, познать его аромат, раз уж ей довелось узреть такую красоту. Требовалось познать его самое сердце, то, без чего, по ее мнению, цветок не может называться цветком. Но каково же было ее удивление и разочарование, когда волшебства не произошло. Цветок не благоухал, а смердил. Аромат, если таковым можно назвать то, что источал загадочный цветок, отпугнул от себя любознательную девушку и вынудил ее произнести нечто похожее на «фу!». Ведь цветок должен излучать приятные ароматные нотки, которые не будут отталкивать, а уж красивый цветок – тем более должен притягивать к себе. Какой же случился обман. Хуже всего то, что этого она ну никак не ожидала. Как же он вообще может называться цветком после такого? Запах сложно передать словами, но нечто похожее на протухшее мясо.

В расстроенных чувствах гостья покинула оранжерею. Для того, чтобы найти княжескую кухню, ей пришлось еще некоторое время блуждать, пока случайно не наткнулась на стражника, но другого, который оказался на счастье улыбчивым и назвался Демьяном Следопытом. Добрый стражник привел новоиспеченную стряпуху буквально за руку на кухню. Она, в свою очередь, поблагодарила его и со своим скарбом переступила порог, за которым ее строго встретила главная по кухне, назвавшаяся Грушей. Это была женщина уже в годах, но не старая. Черты лица ее были округлыми и приятными, а по форме ее фигура действительно напоминала чем-то грушу, но сама Груша нисколько не стеснялась своей формы, а старалась даже с иронией говорить про себя: «Вот видишь, я как груша выгляжу и качаюсь при ходьбе». Несмотря на первоначальную строгость, в целом она заботливо обходилась с юной работницей: накормила до отвала и выделила «рабочий уголок» в виде аж целой комнаты, которая по назначению представляла из себя холодную разделочную, где было всё необходимое для работы. У одной стены располагалось рабочее место со столом, посудой, инвентарем, к другой стене приставлен комод для хранения личных вещей, который одновременно служил местом для сна и отдыха. Со сводов потолка и поперечных балок свисали связки чеснока, веники сушеных пряных трав, сушеные грибы и яблоки. И у третьей стены безмолвствовала таинственная дверь, скрытая занавеской. Куда вела эта дверь или что там находилось – являлось загадкой. Груша, без объяснения причин, запретила трогать эту дверь, дескать, для тебя существует только одна дверь, которая соединяет Грушину кухню (там, где печи и самый жар) и Алеськину холодную кухню, а про вторую дверь мол забудь. Затем наставница добавила, что не подобает девушкам носить штаны наравне с мужиками – вид такой, будто на войну собралась, а на кухне существует своя форма одежды и выдала девушке платье с передничком и лямками крест-накрест. Непривычные короткие по локоть рукава немного стягивали и стесняли движения рук.

Вороне и коту тоже было выделено место – место рядом с хозяйкой, но второму питомцу такая забота не понадобилась, ибо спать он планировал там, где вздумается. Даже если таковым местом ночлега выступала не кухня.

Сначала Алеську ожидал так называемый этап обучения, а уж потом работа по полной. Почему с таким недоверием отнеслись к новой работнице? Всё вышло совершенно случайно. Груша не успевала в готовке и впопыхах выкладывала на широченные плоские тарелки запёкшуюся дичь, поэтому попросила Алеську замесить тесто. Та, в свою очередь взяла котелок, наполнила его водой, а сверху незатейливо бухнула гору муки из мешка, после чего поставила котелок в печь со всем содержимым. Где-то от кого-то она слышала, что для приготовления теста потребуется только вода и мука. Мука была повсюду: на печи, на полу, на котелке, на самой помощнице. Спустя некоторое время вода вся выкипела в котелке, часть муки пригорела, другая часть муки, с комками, стала непригодной для дальнейшей готовки. Тесто не получилось. Кто же знал, что юная кухарка в вопросах замеса была несведущей. Наставница спокойно отнеслась к этому, с пониманием, не стала ругать помощницу. Но более не доверяла сложных дел. Груша, мудрая женщина, договорилась с девушкой, что ей потребуется обучение, и успокоила, что мол не стоит переживать – не так уж много было испорчено муки, и вообще мука все-равно казенная.

– Твоя задача помогать мне: нарезать овощи и разделывать мясо, причем делать всё следует строго-настрого на разных столах отдельно друг от друга, поняла? – стала наставлять юную работницу Груша. – Также разносить еду по служебным обходам, доставлять припасы из кладовки, подметать кухню и убирать золу из печей. Остальное по ходу дела.

Таким образом, непосредственно готовкой блюд занималась Груша и ее маленькие помощники – бельчата. Кстати, следовало бы их отметить. Трудолюбивые неразговорчивые зверушки в белых фартуках и колпаках, вымазанные в муке, поразили молодую хозяюшку. Никогда ей еще не доводилось видеть ручных сообразительных бельчат, которым доверялась на жаркой кухне любая рутинная работа, не требующая особых знаний и умений. Ворона была абсолютно равнодушна к бельчатам, а вот кот вел себя по отношению к ним довольно хищнически, пытался выследить, поймать, вцепиться цепкими когтями, но у него всякий раз не получалось. Он терпел неудачу и тогда успокаивался, а когда окончательно осознал, что затея по ловле хоть какого-нибудь бельчонка – напрасная, то угомонился и уже не обращал на них никакого внимания. Впрочем, его и так не плохо кормили, благо под боком находилась целая кухня. Со временем бельчата просто стали раздражать кота, и тогда он старался удалиться от шума, прятался где-нибудь от всех. Сколько же точно было бельчат – неизвестно: может десять, а может двадцать – на Алеськиной кухне появлялось лишь несколько бельчат и то всего раз в день, когда они затаскивали тяжелую кадку в ту самую таинственную дверь, а потом через некоторое время забирали уже пустую. Что бы там ни было – ее это нисколько не волновало потому, что главной целью ее пребывания во дворце был турнир за княжеское сердце.