Читать книгу: «Слово мудрости. Афоризмы, размышления, наставления. Книга пятая», страница 4

О литературе, писателях и искусстве

Литература есть пропаганда мудрости тысячелетий.

Литература – часть духовной культуры.

Литература вместе с языком сберегает национальную душу.

В романе одновременно сливаются великие мысли, двигающие человечество вперед, и полузабытые крохи воспоминаний.

Чтобы достигнуть полного успеха, необходимо, чтобы к красоте стиля присоединились выдающиеся идеи. Без этого литературное произведение не может выдержать испытания временем.

Великую литературу вызывают к жизни великие идеи.

Литература, высокомерно отрывающаяся от народа, подобна растению, вырванному с корнем.

Когда уничтожена человечность, нет больше искусства. Соединять красивые слова – это не искусство.

В литературе, как и в политике, стать великим или хотя бы произвести значительный переворот может лишь такой человек, который родился вовремя, то есть когда почва для него уже была подготовлена.

Не прекрасна ли цель работать для того, чтобы оставить после себя людей более счастливыми, чем были мы!

Литература может влиять на умы людей ничуть не меньше, чем любое другое выдающееся событие эпохи.

Литература не только отражает жизнь, но может ее программировать, она может ее формировать. Литература может даже давать для реальной жизни модели поведения.

Любое произведение искусства представляет собой диалог с каждым стоящим перед ним человеком.

Литература во всех ее видах – не что иное, как тень доброй беседы.

Платон замечает, что наши духовные творения – это бессмертные дети, они приносят своим отцам бессмертие.

…В литературном мире нет смерти, и мертвецы так же вмешиваются в дела наши и действуют вместе с нами, как и живые.

Врагов моих червь кости сгложет,

А я Пиит – я не умру.

…Жил я не напрасно!

Хоть, может быть, под бурею невзгод,

Борьбою сломлен, рано я угасну,

Но нечто есть во мне, что не умрет,

Чего ни смерть, ни времени полет,

Ни клевета врагов не уничтожит,

Что в эхе многократном оживет.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит —

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Творенье может пережить творца:

Творец уйдет, природой побежденный,

Однако образ, им запечатленный,

Веками будет согревать сердца.

И до Агамемнона жило немало доблестных героев; но не оплаканные поэтом, они ушли в вечный мрак забвения – судьба не дала им вещего певца.

Кто бы о Гекторе знал, если б с Троей беда не случилась?

Слова улетают, написанное остается.

Сохраняется в истории то, о чем написано.

Жизнь героев обогатила историю, а история украсила подвиги героев; поэтому я затрудняюсь сказать, кто кому больше обязан: пишущие историю – тем, кто одарил их столь благородным материалом, или эти великие люди – своим историкам.

Прекрасно слово, ибо в слове оставит память человек.

Уходим мы с земли, а слово от нас останется вовек.

Слова дают крылья разуму и заставляют человека парить до небес.

Никто не хочет уйти из этого мира, не оставив после себя какого-либо следа; каждый стремится передать что-либо в наследство грядущим векам и создать себе рукотворный или нерукотворный памятник на земле. Мысль о том, что идея, вложенная в то или другое наше творение, переживет нас, что ею будет жить и вдохновляться ряд последующих поколений, что она сроднит с нами неведомых нам людей, которые благословят наше имя, всегда была обаятельна для человека.

Если какой-нибудь честолюбивый человек возмечтает революционизировать одним усилием весь мир человеческой мысли, человеческого мнения и человеческого чувства, подходящий случай у него в руках – дорога к бессмертию лежит перед ним прямо, она открыта и ничем не загромождена. Все, что он должен сделать, – это написать… маленькую книгу. Заглавие ее должно быть простым – три ясных слова: «Мое обнаженное сердце». Но эта маленькая книга должна быть верна своему заглавию.

Чего нет в душе автора, того не будет в его созданиях.

Я писал только то, что переживал, что мыслил, чувствовал, что любил, что близко видел и знал, – словом, писал и свою жизнь, и то, что к ней прирастало.

Каждый из нас до известной степени вкладывает себя в свое творение.

Бог дал мне то, о чем я его просил. Он сделал меня рядовым литератором… Когда же мне удалось им стать, то выяснилось, что я претендую на большее. Но было поздно.

Красивые выражения украшают красивую мысль и сохраняют ее.

В виде печатного слова мысль стала долговечной, как никогда.

Как мало из свершившегося было записано, как мало из записанного спасено! Литература с самого начала своего существования – фрагментарна, она хранит памятники человеческого духа только в той мере, в какой они были запечатлены письменами и в какой эти письмена сохранились.

Всякое великое произведение бессмертно, ибо оно учит разные поколения разному, осуждая их за ошибки, свойственные каждому из них.

Лишь хорошо написанные произведения дойдут до потомков; богатство знаний, глубина наблюдений, даже сама новизна открытий еще не служат надежной гарантией бессмертия. Если произведения, содержащие все это, держатся лишь на фактах, если в них не проявился вкус, ум и талант, они будут забыты, потому что знания и открытия легко переходят от одних к другим, легко передаются и даже выигрывают, будучи использованы под более способным пером. Эти вещи вне человека, стиль же есть сам человек. Поэтому стиль нельзя ни отнять, ни перенять, ни подменить; если он возвышен, благороден, величествен, его автором будут равно восхищаться во все времена…

Стиль – это нужные слова в нужном месте.

Мы пишем, как умеем; когда мы оформляем наши мысли, мы приобретаем определенный стиль. Это означает, что выработка стиля нечто большее, чем просто усвоение формальных языковых правил; тот, кто работает над стилем, работает над собой.

От хорошего стиля прежде всего требуют, чтобы он был прозрачным. Предпосылкой же ясного стиля является точный подбор слов и гармоничная структура предложения.

Лаконичный стиль – это отражение непрерывного развития мысли.

Хороший стиль кроется в сердце.

Стиль, по Сенеке, – это состояние духа. Слова появляются на свет как результат определенного отношения к жизни, определенного состояния ума, в свою очередь, определяемого состоянием духа. Следовательно, подлинной красоты стиля может достичь только тот, чья душа здорова, гармонична, упорядочена и максимально приближена к идеалу мудрости.

То, что хорошо написано, никогда не надоедает. Стиль – это сама жизнь, это кровь мысли.

Что это такое: счастье или несчастье? Не знаю, знаю только, что если нервная система не будет чувствительна до боли или до экстаза, оно ничего не сможет нам дать, кроме умеренных эмоциональных возбуждений и бесцветных впечатлений.

Уста говорят с силою только от избытка сердца.

От избытка сердца говорят уста.

На мысли, дышащие силой, как жемчуг нижутся слова.

Когда ты сильно чувствуешь, слова приходят сами собой.

Язык ума будет услышан, если он проходит через сердце.

Великие страсти и страдания вызывают великие мысли и книги.

Великие страсти столь же редки, как шедевры искусства.

Афоризмы – основные идеи ненаписанных произведений.

Ничего нельзя сказать такого, что не было бы сказано раньше.

Афорист – это человек, который радуется как ребенок, придумав фразу, которая по всей вероятности, была древним народным присловьем у финикийцев.

Часто случалось, что те положения, которые я, только подумавши, решался высказывать публике, ради их парадоксальности, впоследствии, к радостному своему изумлению, находил уже высказанными в старых сочинениях великих людей.

Не найдется, пожалуй, мысли, которую в той или иной форме не высказал бы кто-нибудь ранее великого писателя, сделавшего ее достоянием всех. Весь вопрос именно в той форме и убедительности, в которой известная мысль выходит из-под пера автора, в ее развитии и в умении распространить. Недаром литературная собственность определяется как право на форму, в которой выражены мысли автора.

Оригинальнейшие писатели новейшего времени оригинальны не потому, что они преподносят нам что-то новое, а потому, что они умеют говорить о вещах так, как будто это никогда не было сказано раньше.

Мне не важно, думал ли до меня кто-нибудь другой то, что думал я.

Если нельзя не говорить о том, о чем раньше сказали другие, то следует попытаться сказать это лучше них.

Тот, кто пишет максимы, хочет, чтобы ему во всем верили; я же, напротив, согласен выслушать упрек в том, что иногда ошибался в своих наблюдениях, лишь бы это помогло другим не делать таких же ошибок.

В каждом художнике заложен росток дерзновения, без которого немыслим ни один талант.

Я часто убеждался в том, что простое слово благотворно действует на множество людей, и не автор слова, а само оно приводит в движение души, скрыто проявляя свою силу.

Проза занимает место в литературе только благодаря содержащейся в ней поэзии.

Мысль меняется в зависимости от слов, которые ее выражают.

Иначе расставленные слова обретают другой смысл, иначе расставленные мысли производят другое впечатление.

В придании старым мыслям новой формы состоит все искусство и все творчество.

Форма и содержание – две категории, не существующие никогда раздельно одна от другой.

Один и тот же текст имеет несколько смыслов, эти смыслы наслаиваются друг на друга.

Переводчики – почтовые лошади просвещения.

…Переводчик в стихах – соперник.

Время ничего не может сделать великим мыслям, которые так же свежи и теперь, как тогда, когда в первый раз, много веков тому назад, зародились в уме своих авторов. Что было когда-то придумано и сказано, то теперь так же живо говорится нам печатной страницей.

Пусть опрокинет статуи война,

Мятеж развеет каменщиков труд,

Но врезанные в память письмена

Бегущие столетья не сотрут.

Брат, в тебе заключена возможность создать многое, возможность написать историю героической жизни на скрижалях вечного неба.

Величайший дар, за который я благодарен богам, состоит в том, что быстротой и разнообразием мыслей я могу расколоть один-единственный ясный день на миллионы частей и сотворить из него маленькую вечность.

Тайна рождения поэта непостижима, как и многие другие тайны.

Чтобы стать поэтом, надо как можно сильнее раскачнуться на качелях жизни…

Родник поэзии есть красота.

Я привык претворять в образы, в поэзию всё, что меня радует, печалит и мучит. Все мои произведения – фрагменты одной большой исповеди.

…Подобно многим другим маленьким людям, я испытываю благодарность, когда великий человек говорит за меня то, чего я сам не умею выразить надлежащим образом.

Бывали люди, казавшиеся миру редкостным чудом, а между тем ни жены их, ни слуги не видели в них ничего замечательного. Лишь немногие вызывали восхищение своих близких.

Как подсказывает опыт истории, никогда не бывало пророка не только у себя дома, но и в своем отечестве.

Под небом моей Гасконии я слыву чудаком, так как сочиняю и печатаю книги. Чем дальше от своих родных мест, тем больше я значу в глазах знающих обо мне. В Гиени я покупаю у книгоиздателей, в других местах – они покупают меня. На подобных вещах и основано поведение тех, кто, живя и пребывая среди своих современников, таится от них, чтобы после своей смерти и исчезновения завоевать себе славу. Что до меня, то я не гонюсь за ней. Я жду от мира не больше того, что он мне уделил. Таким образом, мы с ним в расчете.

Если я порой говорю чужими словами, то лишь для того, чтобы лучше выразить самого себя.

Я… не руководствуюсь никакими правилами и свои построения формулирую лишь в общих чертах и, так сказать, на ощупь. Так же обстоит дело и с этой книгой (): я высказываю свои взгляды в отдельных фразах, как если бы речь шла о чем-то таком, что не может рассматриваться как единое целое. «Опыты»

Я всегда более озабочен тем, чтобы трактуемые мною сюжеты были важны и полезны, чем желанием добиться последовательности и стройности моего повествования.

Я буду сверх меры счастлив, если получу общественное одобрение хотя бы только за то, что дал почувствовать мыслящим людям свое умение с толком употреблять мои знания – если таковые у меня есть, – доказал им, что я стою того, чтобы память служила мне лучше.

Сколько раз, будучи огорчен чьим-либо поступком, порицать который во всеуслышание было бы и неучтиво и неразумно, я облегчал свою душу на этих страницах не без тайной мысли о поучительности всего этого для других.

Я отнюдь не поучаю, я только рассказываю.

Есть писатели, ставящие себе задачей изображать действительные события. Моя же задача – лишь бы я был в состоянии справиться с нею – в том, чтобы изображать вещи, которые могли бы произойти.

О чем бы ни писал Плутарх, он всегда восхитителен, но особенно в своих суждениях о человеческих поступках.

Плутарх мог бы сказать о написанном им, что забота о достоверности, всегда и во всем, тех примеров, к которым он обращается, – не его дело; а вот, чтобы они были назидательны для потомства и являлись как бы факелом, озаряющим путь к добродетели, – это действительно было его заботой.

Сочинения Тацита скорее рассуждение, чем повествование о событиях: они больше поучают нас, чем осведомляют. Это книга не для развлекательного чтения, а для того, чтобы изучать жизнь и черпать полезные уроки. В ней столько изречений, что их находишь повсюду, куда ни бросишь взгляд: это какой-то питомник рассуждений по вопросам этики и политики на потребу и в поучение тем, кто держит в руках своих судьбы мира.

Если у кого-нибудь речь обыденна, а сочинения примечательны – это значит, что дарования его там, откуда он их заимствует, а не в нем самом.

Я всегда стараюсь узнать, что за человек был автор, в особенности когда дело касается пишущих о доблести и об обязанностях.

Лишь тем, в ком есть нечто достойное подражания и чья жизнь и взгляды могут служить образцом, подобает выставлять себя напоказ.

Мне кажется, что в писаниях древних авторов можно ясно различить следующее: автор, высказывающий то, что он думает, выражает свои мысли более убедительно, чем тот, кто подделывается.

Читая книги, я иногда наталкиваюсь в некоторых местах на красоты, пленяющие мою душу; но в другие разы, когда я возвращаюсь к этим местам, они остаются для меня ничего не говорящими, тусклыми словами, сколько бы я на все лады ни читал и ни перечитывал их.

Даже в моих собственных писаниях я не всегда нахожу их первоначальный смысл: я не знаю, что я хотел сказать, и часто принимаюсь с жаром править и вкладывать в них новый смысл вместо первоначального, который я утратил и который был лучше.

Я не могу судить о сочинении, пока его пишу. Нужно поступать, как художники, и отходить на несколько шагов, но недалеко. На какое же расстояние? Угадайте…

Моя книга в такой же мере создана мной, в какой я сам создан моей книгой. Это – книга, неотделимая от своего автора, книга, составлявшая мое основное занятие, неотъемлемую часть моей жизни.

Пусть не говорят, что я ничего не сказал нового, само расположение материала ново.

Я-то хорошо знаю, сколь дерзновенно пытаюсь я всякий раз сравняться с обворованными мной авторами не без смелой надежды обмануть моих судей: авось они ничего не заметят.

Кто-нибудь, пожалуй, скажет, что и я здесь только собрал чужие цветы, а от меня самого – только нитка, которой они связаны. И правда, подчиняясь вкусам общества, выступал я в этих заимствованных уборах, но при этом отнюдь не допускаю, чтобы они заслоняли и скрывали меня самого.

Пчелы перелетают с цветка на цветок для того, чтобы собрать нектар, который они целиком претворяют в мед; ведь это уже больше не тимьян или майоран. Точно так же и то, что человек заимствует у других, будет преобразовано и переплавлено им самим, чтобы стать его собственным творением, то есть собственным его суждением. Его воспитание, его труд, его ученье служат лишь одному: образовать его личность.

Во-первых, написанное слово должно убеждать других, во-вторых, оно должно подстегивать собственное авторское мышление как глубоко личный процесс.

Благоговейный трепет, какой переживал наш великий поэт () в минуты вдохновения, невольно передается его читателям, и в этом быть может, состоит наиболее яркая печать его истинной гениальности. А.С.Пушкин

То, что непосредственно выливается из-под пера писателя, под влиянием внутреннего порыва или сильного внешнего впечатления, невольно захватывает нас своею силою и жизненностью.

Если ты хочешь, чтоб плакал и я, то сам будь растроган.

Я не думаю, чтобы доводы, не трогающие меня за живое, не касающиеся сущности моего бытия, могли чрезвычайно поразить других людей. Писатель, извлекающий свои сюжеты из всего, что жужжит вокруг ушей, вместо того, чтобы выносить их из своей души, должен бы знать, что он потеряет гораздо более, чем выиграет.

…Мыслитель и художник должен страдать вместе с людьми для того, чтобы найти спасение или утешение. […] И потому страдание и самоотвержение всегда будет уделом мыслителя и художника.

Я не всегда разделяю свои взгляды.

Миссия Лермонтова – одна из глубочайших загадок нашей культуры.

Признание нередко приходит к поэту только после смерти…

Есть среднеазиатская легенда о том, как великий поэт, живший очень бедно, кончил свою эпопею; когда он умер, из одних ворот выехала похоронная процессия, а в другие ворота проходила пышная процессия от шаха с поздравлениями и подарками. Это как бы история о славе, о поздно приходящей славе.

Часто твердил мне отец: за пустое ты дело берешься:

Даже Гомер по себе много ль оставил богатств?

У священников и поэтов денег нет.

…Знаю я

На опыте твоем:

Поэтам деньги не даются.

Что слава? Яркая заплата

На ветхом рубище певца.

Великий писатель – это мученик, оставшийся в живых, вот и все.

Эмили Дикинсон при жизни не издала ни одной своей книги. Ее как поэта не знала не только Америка, но даже ближайшие соседи. О ней можно сказать, что она прожила в безвестности, но через несколько лет появление ее стихов в печати стало литературной сенсацией – и маленький городок Амхерст, в котором она жила, вошел в историю как родина Эмили Дикинсон. Она стала классиком американской литературы.

Эмили Дикинсон ушла из жизни, так и не найдя для себя единственного, окончательного ответа на вопрос, что же все-таки будет с нею после смерти.

Вопрос остался открытым. Все ее надежды, сомнения, опасения, ужасания и восхищения нам понятны и сто лет спустя. Мы ведь во всем похожи на великих поэтов. Кроме умения выразить себя с достаточной полнотой.

Одиночество бывает только тогда плодотворным для художника, когда художник тяготится им и пытается его преодолеть своим творчеством.

То, что выдающимся умам предназначено подарить миру, то они начинают собирать уже в юности, в виде материала собственных наблюдений и своих основных воззрений; но разработать собранное им удается лишь в позднейшие годы. В большинстве случаев великие писатели дают свои лучшие произведения приблизительно около 50-летнего возраста.

Писатель формируется не только за письменным столом, но формируется в самом пекле жизни, ибо описанию страстей должны предшествовать страсти.

Вы хотите узнать мое мнение о пьесе, когда я не знаю даже имени автора?

Сочинения иных ничем не блещут, кроме имени.

Быть интересным – первая обязанность малоизвестного автора. Право быть скучным принадлежит только тем писателям, которые уже прославились.

Мы, рассказчики, словно моряки стародавних времен, и никому из нас не удастся остановить «свадебных гостей» (иными словами, спешащую публику), пока он не придумает что-нибудь более увлекательное, нежели заурядный опыт среднего мужчины и женщины.

Поэзия бывает исключительно страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни…

Поэзия – памятник, где запечатлены лучшие и счастливейшие мгновения самых лучших и счастливейших умов.

Все, что поэт пишет с божественным вдохновением, то весьма прекрасно.

Никто не может быть хорошим поэтом… без душевного горения и как бы некоего вдохновенного безумия.

Поэзия есть высший род искусства. Всякое другое искусство более или менее стеснено и ограничено в своей творческой деятельности тем материалом, посредством которого оно проявляется. Поэзия же выражается в свободном творческом слове, которое есть и звук, и картина, и определенное ясно выраженное представление. Поэтому поэзия заключает в себе все элементы других искусств.

Поэзия – музыка слов.

Поэзия и музыка есть разговор сердца.

Для поэзии идея – это все… Поэзия вкладывает чувство в идею.

Даже когда поэты порицают жизнь, описывая всю ее очевидную бессмыслицу, читатель все равно ощущает душевный подъем.

Поэзия – самая величественная форма, в которую может облечься человеческая мысль.

Поэтический талант дает многое, когда он сочетается с хорошим вкусом и направляем сильной мыслью.

Чем дарование поэта сильнее, тем оно оригинальнее.

Писательство – это призвание, от которого не уйти, и тот, у кого оно есть, должен писать, потому что только так он сможет одолеть головную боль и скверное пищеварение.

Поэзия – удел человека или одаренного, или одержимого.

Стоит мне помолиться, и Господь немедленно дает мне сюжет. Я пишу почти так, словно Он мне диктует.

Поэта рождает не дар творческого вымысла, а дар одухотворения.

Не всякий, кто может писать стихи, – поэт.

Уметь писать стихи также не значит еще быть поэтом: все книжные лавки завалены доказательством этой истины.

У многих людей сочинение стихов – это болезнь роста ума.

Бога ради, не пишите такой чепухи, иначе я возомню себя гением!

Мне потребовалось полвека, чтобы понять, что у меня нет литературного дара. Увы, к тому времени я уже был знаменит.

Пусть лучше меня освищут за хорошие стихи, чем наградят аплодисментами за плохие.

Занятия другими предметами основываются на изучении, на наставлениях и на науке; поэт же обладает своей мощью от природы, он возбуждается силами своего ума и как бы исполняется божественного духа.

Поэты берутся не откуда же нибудь из-за моря, но исходят из своего народа. Это огни, из него же излетевшие, передовые вестники сил его.

Писать – это значит раскрывать душу.

Миссия у поэта одна: одушевлять в буквальном смысле – дарить душу.

Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа.

Лучшие стихи поэта – это его золотой запас души.

Его ()поэзия есть как бы разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ его души. С.А.Есенина

Может быть именно поэты никогда и не были мудрейшими среди людей; но более чем вероятно, что они знакомят нас с самым лучшим из того, что давало им окружавшее их общество. Гораций оставил нам так много превосходного, что я постоянно думаю, сколько же превосходного говорилось тогда в обществе! Ибо вряд ли истина обязана поэтам чем-то большим, чем одеянием.

Так жизнь скучна, когда боренья нет.

В минувшее проникнув, различить

В ней мало дел мы можем, в цвете лет

Она души не будет веселить.

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Великого героя, и понять

Я не могу, что значит отдыхать.

Всегда кипит и зреет что-нибудь

В моем уме. Желанье и тоска

Тревожат беспрестанно эту грудь.

Но что ж? Мне жизнь всё как-то коротка

И всё боюсь, что не успею я

Свершить чего-то! – жажда бытия

Во мне сильней страданий роковых.

Никто не получал, чего хотел

И что любил, и если даже тот,

Кому счастливый небом дан удел,

В уме своем минувшее пройдет,

Увидит он, что мог счастливей быть,

Когда бы не умела отравить

Судьба его надежды. Но волна

Ко брегу возвратиться не сильна.

Я предузнал мой жребий, мой конец,

И грусти ранняя на мне печать;

И как я мучусь, знает лишь творец;

Но равнодушный мир не должен знать.

И не забыт умру я. Смерть моя

Ужасна будет…

Я раньше начал, кончу ране,

Мой ум немного совершит,

В душе моей, как в океане,

Надежд разбитых груз лежит.

Известность, слава, что они? – а есть

У них над мною власть; и мне они

Велят себе на жертву всё принесть,

И я влачу мучительные дни

Без цели, оклеветан, одинок;

Но верю им! – неведомый пророк

Мне обещал бессмертье, и живой

Я смерти отдал все, что дар земной.

Боюсь не смерти я. О нет!

Боюсь исчезнуть совершенно.

Хочу, чтоб труд мой вдохновенный

Когда-нибудь увидел свет.

История романтической литературы обнаруживает одну драматическую закономерность: поэты-романтики редко доживали до глубокой старости, о чем свидетельствуют биографии Шелли, Байрона, Пушкина, По, Лермонтова. По-видимому, высокие порывы, энергия страстей целиком поглощались творчеством, нередко сжигая самого поэта.

…Романтизм неминуемо приводит к краху, потому что он стремится к недостижимому.

Человек, придерживающийся фактов, и поэт никогда не поймут друг друга.

…Как бы тонко человеческая природа не была изображена писателями, настоящие практические сведения о людях мы можем вынести только из общения с ними.

Я очень много над собой работал и, собственно говоря, всю жизнь готовился к писательской работе.

Главное в Вашей жизни, выраженное словами – и есть настоящая литература.

Я решился писать; но одно воспоминание вызывало сотни других; все старое, полузабытое воскресало: отроческие мечты, юношеские надежды, удаль молодости, тюрьма и ссылка… Я не имел сил отогнать эти тени…

Нужно дать свободу своему внутреннему миру, открыть для него все шлюзы и вдруг с изумлением увидеть, что в твоем сознании заключено гораздо больше мыслей, чувств и поэтической силы, чем ты предполагал.

Сознание остается неизменным в своей сущности, но вызывает во время работы вихри, потоки, каскады новых мыслей и образов, ощущений и слов. Поэтому иногда человек сам удивляется тому, что написал.

Наши старые книги удивляют нас вдвойне: мы не смогли бы написать их еще раз – и не хотели бы.

Писательство есть прежде всего творчество, полное неожиданностей для самого писателя.

Как ни сядешь, чтобы написать что-то: сядешь и напишешь совсем другое.

Вот как я создаю роман. Я не создаю его в буквальном смысле этого слова. Я предоставляю ему возможность создаваться самому. Приступая к работе над романом, я не знаю, какие события в нем произойдут, как начнется и чем кончится.

Мне никогда не удавалось составить план или, составив, придерживаться его… Я просто старался писать увлекательно и интересно, предоставив остальное судьбе.

Тему не выбирают. Вот чего не понимают ни публика, ни критики. В том и состоит секрет шедевра, что тема есть отражение темперамента писателя.

Забавная причуда: многие вещи, которые я не захотел бы сказать ни одному человеку, я сообщаю всему честному народу и за всеми моими самыми сокровенными тайнами и мыслями даже своих ближайших друзей отсылаю в книжную лавку.

Все свои переживания, чувства и мысли А.Камю  предпочитал изливать на бумаге, всячески скрывая от окружающих свое внутреннее состояние.

Роман, раскрывшийся вполне лишь в XIX веке, был настоящим путем самопознания человека, и этим он приобретает философское значение.

Лучшие писатели всегда были мыслителями.

Пусть тот художник, что не мыслит,

Себя художником не числит:

Едины мысль и мастерство!

…То, что лишено мысли, никогда не произведет сильного впечатления.

Мыслящий художник удваивает ценность своего труда.

Любое великое произведение рождается лишь после долгого периода тихих и углубленных размышлений.

В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги, важнейшие события – мысли.

Творчество Достоевского есть настоящее пиршество мысли.

Достоевский принадлежит к тем писателям, которым удалось раскрыть себя в своем творчестве. В творчестве его отразились все противоречия его духа, все бездонные его глубины. Творчество не было для него, как для многих, прикрытием того, что свершалось в глубине. Он ничего не утаил, и потому ему удалось сделать изумительные открытия о человеке.

Я встретился с произведениями Достоевского, когда мне было двадцать лет, и потрясение, пережитое мной при этой встрече, живо и сегодня, двадцать лет спустя… По мере того как я начал все более остро переживать драму нашей эпохи, я полюбил в Достоевском того, кто понял и наиболее глубоко отобразил нашу историческую судьбу.

Литература вместе с языком сберегает национальную душу.

Литература должна просвещать душу, вести ее к совершенству.

Литература есть нечто такое, что, проходя через века и тысячелетия, заносит на скрижали свои и великие деяния и безобразия, и подвиги самоотверженности, и гнусные подстрекательства трусости и легкомыслия.

Литература есть одно из выражений жизни народа, есть зеркало общества.

Литература непременно должна быть выражением – символом внутренней жизни народа.

Литература, созданная русским народом, – это не только его богатство, но и нравственная сила, которая помогает народу во всех тяжелых обстоятельствах, в которых русский народ оказывался. К этому нравственному началу мы всегда можем обращаться за духовной помощью.

Лучшие свои произведения великие писатели создают в том возрасте, когда страсти их уже угасли: земля вокруг вулканов особенно плодородна после извержений.

Лучше писать для себя и потерять читателя, чем писать для читателя и потерять себя.

Общественное значение писателя в том и заключается, чтобы пролить луч света на всякого рода нравственные и умственные неурядицы, чтобы освежить всякого рода духоты веянием идеала.

Перо пишет плохо, если в чернильницу не добавить хотя бы несколько капель собственной крови.

Писатель – это не тот, кто пишет, а тот, кого читают.

Писатель всегда будет в оппозиции к политике, пока сама политика будет в оппозиции к культуре.

Писатель должен много писать, но не должен спешить.

Русская классическая литература – это наша надежда, неисчерпаемый источник нравственных сил наших народов. Пока русская классическая литература доступна, пока она печатается, библиотеки работают и для всех раскрыты, в русском народе будут всегда силы для нравственного самоочищения.

В любых обстоятельствах, во что бы то ни стало, но литература не должна ни на шаг отступать от своей главной цели – возвысить общество до идеала – идеала добра, света и истины.

Беда иной литературы заключается в том, что мыслящие люди не пишут, а пишущие не мыслят.

Новые слова иностранного происхождения вводятся в русскую печать беспрестанно и часто совсем без надобности.

Служенье муз не терпит суеты;

Прекрасное должно быть величаво.

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется, —

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать…

Если душа родилась крылатой —

Что ей хоромы – и что ей хаты!