Читать книгу: «Легче идти вдвоем», страница 4

Глава 5.

«Тебя нет уже так давно. Все потеряло смысл. Незачем жить. 17.04.2014»

«Я бы хотел умереть вместе с тобой, а ты оставила мне самое сложное – жизнь без тебя. Но разве это жизнь? 23.04.2014»

«Лиза, я так скучаю… 01.05.2014»

Дом Полянских знал много боли. Первым ушел глава семьи. Владимир Полянский утонул, спасая мальчишек из штормового моря, когда его сыну Сашке было около десяти лет. Его супруга Татьяна больше не вышла замуж. Следующей потерей стала Лиза – Сашина первая жена, которая погибла в ДТП, будучи беременной. Они тогда жили в этом доме. Почти полтора года назад не стало моего Саши. А месяц назад умерла Татьяна Леонидовна, которой пришлось пережить их всех. Эти стены слышали много слез, много вопросов было задано, на которые никто не смог дать ответ.

Теперь этот дом стал моим. Я любила Сашу, люблю и сейчас. Я так и не стала его женой, поэтому мне сложно причислять себя к семье Полянских. Но так хотела Татьяна Леонидовна, и вот я здесь – разбираю вещи, которые мне никогда не принадлежали, и решаю их дальнейшую судьбу. Я вижу то, что никогда не должно было попасться мне на глаза: чужие тайны, чужую личную жизнь. Это странно и как-то не совсем правильно. Оправдать меня могут только мои чувства. Иногда мне кажется, что я, совершенно посторонняя, подглядываю за жившими тут людьми, а иногда, что приоткрываю завесу над чем-то сокровенным, в поисках ответов на свои личные вопросы. Сегодня я нашла Сашин дневник, который он вел после смерти Лизы.

Первые полчаса я не могла его листать – было страшно. Я плакала, ходила вокруг него и больше напоминала сумасшедшую. Силой воли я смогла взять себя в руки. То, что я прочитала, резало по живому. Саша был немногословен. Но в этих коротких строчках была вся моя боль. Оказывается, после потери любимого люди чувствуют одно и то же. Я читала и плакала, понимая, что, наверное, не должна этого делать. Саша не хотел, чтобы я его жалела, а я именно этим и занималась. Я бегала глазами по одним и тем же строчкам, читая их вновь и вновь. Я слышала его голос, видела его глаза. Я помнила тепло его рук, которого больше никогда не испытаю. И плакала за нас обоих.

Дневник был коротким. Какая-то старая тетрадка, с рабочими записями с другой стороны. Этот привет из прошлого здорово отрезвил меня, и я на несколько дней совершенно забыла о Мише. Он звонил, но я не брала трубку. Он писал, а я отвечала, что перезвоню и не делала этого. Я не думала, что мое поведение выглядит странным после нашей поездки, я вообще ни о чем не могла думать. Мне хотелось закрыть двери, занавесить окна, лечь на диван, обняв Сашин свитер, и провалиться в беспамятство. Я так и делала, вполне отдавая себе отчет в том, что это не идет на пользу, и что пора остановиться, но жалеть себя было намного проще. Да и кому какое дело, чем я занята? Миша точно сможет пережить мое отсутствие.

Но через пару дней он приехал. Миша безошибочно догадался, что меня поглотила атмосфера дома (Сашин дневник я спрятала и ничего о нем не сказала), и он незамедлительно прибыл меня спасать. Не знаю, каких душевных сил ему это стоило, но Миша держался молодцом. На стенах висели Сашины фотографии, рядом с которыми я иногда останавливалась и молчала. Миша ничего не говорил, но каждый раз бережно отводил меня в сторону. В первый вечер, когда он приехал, мы уснули на одном диване, в обнимку. Я хорошо помню, что его футболка промокла от моих слез. Куда делись его ирония и сарказм? Он не отпустил ни одного комментария относительно содержимого дома, ни слова не сказал про Сашу. Миша просто был рядом до тех пор, пока я не пришла в себя. Что-то подсказывало мне, что если бы он не приехал, я бы вряд ли скоро смогла выбраться из этого состояния.

На днях я получила документы на дом и стала его полноправной хозяйкой. Жилищный вопрос решился, но мне было сложно этому радоваться. У меня была Сашина машина, теперь и Сашин дом, но не было его самого.

Я старалась почти не заглядывать в тот дневник, но иногда по вечерам все же открывала его. Я знала, что стоит хоть немного расслабиться, я снова попаду в плен эмоций, тоски и печали. Это разрушало меня, как наркотик. Там легко и приятно, там не надо ничего решать. Но Саша бы не одобрил такую жизнь. Он чувствовал то же самое и смог вовремя остановиться. Я не претендовала на высоты, которых достиг он, но жить нормально я была просто обязана.

Миша очень помогал мне в этом, и я действительно, кажется, влюблялась в него, не смотря на большое чувство вины и недоверия. Головой я понимала, что рано или поздно это случится, я встречу нового человека и даже полюблю его. Но… с другой стороны это было совершенно неправильно. Тем более в Сашином доме. Миша по-прежнему ничего не говорил о Саше, но я знала, что так не может продолжаться вечно и когда-то нам придется о нем поговорить. Несколько раз Миша приезжал ко мне, когда я грустила из-за найденного дневника. Тогда, конечно, о сексе речи не шло. Но я приходила в себя, Миша был учтив и внимателен, и нас тянуло друг к другу. Я и сама хотела его, но только не в этом доме. Поэтому когда он позвонил и спросил, нужно ли приехать в очередной раз, я предложила куда-нибудь сходить. Мы пошли в кафе на набережной Назукина, где нас точно не сможет увидеть Кира.

Кира. Я еще не успела повидаться с ним после того, как вернулась. Я звонила ему, когда мы с Мишей приехали из Золотого, но он был занят со студентами, сдававшими последние зачеты накануне летней сессии. Несколько раз мы назначали дату встречи, и несколько раз Кира ее переносил. Я уже хотела ехать к нему в колледж, но Миша меня отговорил. Первая встреча с Кирой должна была случиться 15 мая – в день моего рождения. В этом году я особенно ждала его и возлагала много надежд на свой личный новый год. Это казалось символичным – новый год, новая жизнь, которую мне нужно начинать. Хватит держаться за прошлое и мучить себя им. Надо идти вперед, и я в который раз решила начать все с чистого листа. Я пригласила Мишу, Киру и Ваню с семьей. Было волнительно, как воспримет Мишу Ваня, но позвать одного и не позвать другого было просто нельзя. Как бы там ни было, мой день рождения должен стать точкой отсчета новой жизни в Севастополе. До этого момента оставались ровно сутки.

– Почему ты приезжал ко мне все эти дни? – спросила я Мишу, допивая кофе.

Мы долго сидели в кафе, солнце уже зашло за горы, тянуло прохладой. Я хотела задать этот вопрос весь вечер, но не решалась.

– Я был нужен тебе.

Я улыбнулась. Нужен. Правда.

– Только поэтому? Мне сложно поверить, что ты такой бескорыстный. Тем более ты и сам говорил обратное.

Теперь улыбнулся он.

– Запомнила, молодец.

Миша внимательно на меня посмотрел.

– Мне нравится, что я могу на тебя влиять. Не в смысле манипулировать, а в смысле делать тебе приятно. Это доставляет удовольствие. А доставлять себе удовольствие я очень люблю, если ты еще не заметила.

– Хм… – я задумалась.

– Оцени жизнь по десятибалльной шкале, где десять – максимальный кайф.

– Зачем? – спросила я.

– Ну, давай же.

– Иногда десять, иногда минус десять. Зависит от ситуации.

– Постарайся дать общую оценку.

Я некоторое время помолчала, а потом спросила его:

– А ты? Как бы сам оценил?

– Жизнь говно, – довольно ответил Миша.

– Но говоришь ты об этом очень бодро, – рассмеялась я.

– Потому что я принял правила игры и не строю иллюзий. А ты все еще строишь, потому и не можешь определиться. Оттуда все твои сложности.

– Нет у меня никаких сложностей, – замешкалась я.

Миша ничего не ответил, только ухмыльнулся.

– Если тебе интересно, я расскажу.

– Давай, – ответила я.

– Я уже говорил тебе про свое детство. Подростковый период прошел в глубокой рефлексии, но именно с тех пор я уверился, что жизнь – дерьмо, и страдать по этому поводу совершенно глупо. Это данность, которую надо принять и тогда тебе вполне по силам остаться в плюсе. Я отдаю себе отчет, что меня недолюбили в детстве. Теперь я люблю себя сам. И я говорю не о том, о чем ты сейчас подумала, моя пошла девочка. Тебя не напрягают подобные фразы? Это получилось несколько вульгарно.

Я рассмеялась. Только он может говорить действительно вульгарные вещи со своим небрежным аристократическим шармом.

– Вижу, не напрягает. Хорошо. Я – гедонист, Саша, до мозга костей. Живу, чтобы получать кайф. Я настоящий профи в этом деле. Посмотри вокруг: закат, горы, бухта, кофе и ты. Самая красивая девушка Севастополя. Сидишь со мной и внимательно слушаешь какие-то бредни. И мне это нравится так сильно, что я готов сколько угодно лезть из кожи вон, чтобы ты слушала меня и дальше. Потому что ты чертовски красива, когда щуришь глаза, думая о том, какой я идиот. Думай, как хочешь, мне все равно. А я буду смотреть на тебя и любоваться. Ты спросила, почему я приезжал в эти дни. Чтобы получать удовольствие, глядя как ты успокаиваешься рядом со мной. Мне действительно в кайф помогать тебе.

– Выходит, это эгоизм? – спросила я.

– Отчего же? Я помогаю тебе – это причина. Я наслаждаюсь результатом – это следствие.

– Мне кажется, наоборот выглядит логичнее. Ты ездил ко мне, чтобы получать удовольствие. Причина – удовольствие, а я – способ его получить. Звучит ужасно, учитывая, в каком я была состоянии.

– Не все ли равно? Я помог тебе?

Я кивнула.

– Я помог тебе и получил удовольствие. Все счастливы. И совершенно незачем все усложнять. Если бы люди побольше задумывались о своем удовольствии, может быть, наш мир перестал бы быть настолько дерьмовым, м?

Я задумалась.

– Тебе понравилось на «генералах»?

– Да.

– В этом и есть суть. У нас в жизни было достаточно говна, давай кайфовать уже, наконец? Мы имеем на это полное право. Каждый имеет. И вон тот мужик тоже.

Миша указал взглядом на полного мужчину, сидящего через два столика от нас. Рядом с ним была его спутница, очевидно, жена, и она его за что-то строго отчитывала.

– Может, он и накосячил где-то, но он тоже имеет право на свой кайф, а не на то, чтобы слушать истеричную бабу уже второй час подряд, даже если некогда ее любил.

– Ты опасный человек, – сказала я.

– Не более чем ты. Но почему ты так решила?

– Как только я перестану приносить тебе удовольствие, ты забудешь обо мне.

Я сама испугалась того, что сказала. Выдала себя с потрохами. Навязываюсь. Дура. Миша пристально на меня посмотрел. Мне же захотелось провалиться сквозь пол.

– Я умею получать удовольствие от самых нетривиальных вещей. Скорее всего, ты удивишься.

– Звучит как в известном фильме, мистер Грей, – рассмеялась я.

Миша засмеялся в ответ.

– Ну, нет. Мистер Грей был довольно ограничен в своих удовольствиях, на мой взгляд. Да и с психикой у него проблем предостаточно. Секс – это, конечно, важно, но это же не вся жизнь. Я превзошел его. Да и вообще, к чему торопить события? Увидишь все сама по ходу пьесы. Мне приятно с тобой, а тебе?

Я улыбнулась.

– Придет время, когда ты сможешь сказать это вслух, все в порядке.

К нам подошел официант и принес счет. Миша расплатился, не смотря на то, что я хотела оплатить свой кофе сама.

– Не лишай меня этого удовольствия, – сказал он.

Мы вышли из кафе, я была задумчива. Получать удовольствие… Звучит заманчиво, но должны же быть и минусы.

– Неужели в твоей гедонистической теории нет изъянов? – спросила я.

– Для меня – нет. А до остального мне нет никакого дела.

Некоторое время мы шли молча. Солнце окончательно село и стало прохладно. В голове крутились мысли. Я хотела узнать, почему он приезжал, но точно не ждала такого ответа. Я никак не могу угадать его чувства! Это раздражало. Может быть, он прав и нужно просто получать удовольствие здесь и сейчас, а не забивать голову дурацкими мыслями и анализом чужих и своих действий. Но почему-то этот самый простой, и, казалось бы, естественный подход, не стыковался с моей картиной мироздания. Это эгоистично, аморально и точно не приведет ни к чему хорошему. Я посмотрела на Мишу. Невозмутимое лицо, кудрявые волосы на ветру. Он уверенно смотрел вперед, немного улыбаясь каким-то своим мыслям. Он абсолютно спокоен и, кажется, даже счастлив. Так чего же в этом аморального? И, если говорить честно, ощущение счастья, которое я испытывала за последние полгода, было следствием нашего с ним общения. Может быть, это со мной что-то не так? Может быть, я действительно придумала себе слишком много правил и «нельзя», а надо жить проще, как Миша? Его теория была проверена годами. Миша не глупый парень, он не станет держаться за что-то иррациональное. Я не заметила, как он остановился, и прошла на несколько метров вперед одна.

– Саш, ты где? – с улыбкой спросил он.

Я обернулась.

– Прости, задумалась.

– Ну, вот. Загрузилась.

– Нет, не совсем. Я думаю о твоей теории, она нравится мне. Но я почему-то не могу остановиться и ищу подвох. Но чем больше ищу, тем больше убеждаюсь, что его нет.

Он подошел так близко, что его непослушные волосы касались моего лица.

– Зачем ты так много думаешь, м? Отвратительное свойство.

– Знаю.

Он поцеловал меня в шею и стал продвигаться к губам. По спине побежали мурашки.

– Мы весь вечер говорим об удовольствии, – тихо сказал он, – пора уже перейти к практике. Я ужасно хочу тебя, ни о чем другом и думать не могу.

Миша скользнул рукой по моему бедру под коротким платьем.

– Нас увидят, – прошептала я.

– Пусть завидуют. Поехали к тебе?

Только не это. Я отстранилась от Миши.

– В чем дело? – спросил он.

– Я… я не знаю, как тебе сказать.

– Красные дни?

Я сделалась пунцовой и рассмеялась.

– Нет.

– Говори как есть, это проще всего.

– Дом… я не могу в нем. Знаю, это звучит глупо, но я пока не могу. Мне надо привыкнуть.

Миша отошел на несколько шагов и почесал затылок. Я в растерянности смотрела на него. Потом он быстро подошел ко мне и поцеловал так, что я тут же забыла о доме и о своих переживаниях.

– Черт с ним, с домом. Отсутствие кровати нас с тобой никогда не останавливало, – сказал Миша.

По пути домой мы были молчаливы. Вроде бы все прошло отлично – и вечер в кафе, и то, что было после, но я погрузилась в какую-то странную задумчивость. Миша больше не пытался меня из нее выдернуть. Я не чувствовала напряжения от него. Казалось, он просто старался мне не мешать. Интересно, это тоже доставляет ему удовольствие? Он нежно держал меня за талию и деликатно убрал с нее руку, когда мы приблизились к дому, чтобы никто из соседей этого не увидел. А, может, я опять слишком много думаю, и он сделал это машинально без всякого умысла? Мы молча смотрели друг на друга, пока он не спросил:

– Чего ты боишься?

– В смысле?

– В чем твой страх? Если говорить глобально.

Мне не нужно было ничего придумывать.

– Необратимости. Когда уже ничего не исправить.

Этот страх поселился во мне после гибели Саши в первые же минуты. Меня словно обдало холодом и тело покрылось мурашками, Миша заметил это и потер мои плечи руками.

– Тебе нужно переступить через этот порог и тогда впереди ждет свобода.

– Какая свобода? Зачем она мне?

– Твоя личная свобода. Неужели это все тебя не напрягает? Не снится по ночам?

– Снится.

– Вот за этим. Только за этим и нужно.

– А ты чего боишься?

Он улыбнулся.

– А я уже ничего не боюсь. Спокойной ночи, малыш. Я уже жду завтрашней встречи. Уверен, ты будешь неотразима. Впрочем, как всегда.

Он быстро поцеловал меня в щеку, развернулся и ушел, постепенно растворяясь в темноте. Что это было? Зачем ему знать мои страхи? Я так и не поняла его намерений относительно меня. Было очевидно одно – он не делает это для того, чтобы просто привязать меня к себе. Ему не нужны мои страдания, ему не нужно, чтобы я зависела от него эмоционально. Я не могла объяснить себе это даже мысленно, но чувствовала, что мы каким-то странным образом не то, чтобы подходим, но близки друг другу по духу. Может быть, даже нужны друг другу. Но зачем? Чтобы понять что-то, чего не поймем поодиночке?

Я думала, что после смерти Саши усвоила главный урок жизни – перестала стесняться и, наконец, стала делать то, что хочу. Выходит, это еще не все? Вопрос Миши о страхе еще больше меня озадачил. Перешагнуть этот порог. Как? Я опять вернулась к принятию неизбежного. Время показало, что это можно сделать потом, когда утихнет острая боль. А как быть в моменте? Принять здесь и сейчас? Разве этому можно научиться?

Двадцать шесть. Утром меня разбудил звонок родителей. Мама и папа поздравляли с днем рождения и очень ждали в гости. Я пообещала, что приеду на днях.

Мои гости должны были приехать к вечеру. Наверное, такого волнения я не испытывала с пятнадцати лет, когда ко мне на день рождения были приглашены одноклассники. Среди них был мальчик, к которому я испытывала нежные чувства и который об этом, естественно, не догадывался. Тогда все прошло хорошо: я получила от него какой-то невнятный подарок и спустя несколько месяцев мои чувства благополучно выветрились. Я помню, как нервничала, наряжаясь. Вечерний макияж, сделанный неумелой детской рукой, мамины сережки, новое платье. В общем, я старалась. Сейчас я стояла перед зеркалом, укладывая волосы, а у самой дрожали руки. Мне как будто снова пятнадцать.

Я не виделась с Кирой с самого отъезда, это было ровно три месяца назад. Улыбаясь своему отражению, я осознала, что хочу поймать его восхищенный взгляд. Наверное, это тщеславие и вообще не слишком правильно по отношению к Кире, но сегодня мне хотелось нравиться всем без исключения.

Конечно, больше всего я старалась не для Киры. Я помнила слова Миши, которые он сказал вчера – «уверен, ты будешь неотразима», и сегодня я хотела быть самой красивой, во-первых, для него. Мы проводили много времени вместе, но никто из нас не спешил дать этому какое-то определение. Я старалась жить легче, но по старой памяти очень тянуло все усложнить, поэтому бессознательно я пыталась подтолкнуть его к объяснению.

Еще я волновалась за то, как воспримет моих друзей Ваня. С Кирой, скорее всего, проблем не возникнет, ведь между нами никогда ничего не было. Уверена, Кира не станет распространяться, при каких условиях мы познакомились. Но Миша… Кем представить его Ване? Мой автомеханик? Личный? Я усмехнулась. Я же не водитель спортивного болида. Ваня, скорее всего, вспомнит, что именно автомеханик звонил мне первого января, когда я была в гостях у них с Юлей. Тогда я сказала, что мы просто друзья, но заливший меня румянец был красноречивее. Даже если Ваня не заметит блеск в наших глазах, он уж точно не скроется от Юли. Интуиция у женщин развита намного лучше.

Я взглянула на себя в зеркало. Легкие небрежные волны на рыжих волосах, короткие джинсовые шорты и свободная белая блузка на контрасте с загорелой кожей. А вроде неплохо получилось. Искрящиеся глаза. Нет, Саша, их ты не спрячешь.

– С твоим днем, Сашка. Будь счастлива. Сейчас тебе это нужно как никогда, – сказала я сама себе.

Часы показывали без пяти шесть, с минуты на минуту все должны были приехать. Я вышла из дома и еще раз проверила, все ли находится на местах: мангал, замаринованное мясо, овощи, закуска, алкоголь. В желудке призывно заурчало, ладошки стали холодными и влажными, несмотря на жару. Саша, успокойся, это всего лишь день рождения. Скоро он приедет, и ты сможешь расслабиться. Я вдохнула полной грудью, задержала дыхание и медленно выдохнула. Повторила несколько раз эту выученную наизусть гимнастику от панических атак. Не помогло. Потом откупорила бутылку вина и сделала пару глотков прямо из горлышка. Не стоит уповать на сомнительно самообладание, когда рядом есть более надежные способы. В кармане завибрировал телефон.

– Да, Вань! – ответила я, сняв трубку.

– Сашка, мне дико неудобно, но мы не сможем приехать. Сонька свалилась с качелей и, по ходу, сломала руку. Мы летим в «травму».

– Ваня, о чем речь! Надеюсь, все же не перелом. Как она сама?

– Плачет, рука опухла. Надо же было именно сегодня!

– Такое заранее не запланируешь, – ответила я.

– Мы тебя обнимаем и желаем счастья. Я бы включил громкую связь, но у нас тут концерт. Мы заскочим на днях.

На заднем плане действительно плакал ребенок.

– Обними за меня Соню. Юле привет.

Я нажала «отбой» и вышла из дома. Жалко, что Ваня не сможет прийти, но после его звонка стало спокойней. Волнительное знакомство отложено на неопределенный срок. Мои мысли прервал настойчивый стук в калитку.

За забором громоздилось облако воздушных шаров в классической девчачьей цветовой гамме: розовые, золотые и белые.

Кажется, такого душевного дня рождения у меня не было ни разу за всю жизнь. Не смотря на скромное количество гостей, которых было всего два, внимание окружало меня со всех сторон. Кира вручил мне огромный букет розовых роз, как он сказал – от них с Мишей, который еле-еле поместился у меня в руках.

– Саша, ты ничуть не изменилась. Я и забыл, какая ты красавица! Как же я соскучился!

Кира был настолько рад меня видеть, что, находясь в его объятиях, я чувствовала, как у меня хрустят суставы. После долгого перерыва он показался мне другим: возмужавшим, сильным, решительным. Что-то новое и едва уловимое появилось в его взгляде, чего не было раньше.

– А ты изменился, – сказала я. – Стал еще лучше.

Миша наблюдал за нами с покровительственной улыбкой. Его самодовольство лилось через край. Он упивался комплиментами, которыми меня щедро осыпал Кира, словно я была его собственностью, и хвалили на самом деле не меня, а его.

– Ну, все. Моя очередь обнимать именинницу, – сказал Миша. – Кирыч, займись шашлыком.

– Понимаю, я не один, – сказал Кира и отпустил меня.

Миша подошел ко мне слишком близко и обнял не совсем по-дружески.

– Ты спалишься, – шепотом сказала я.

– Тем интереснее. С днем рождения, моя Королева, – тихо сказал он.

Миша быстро обернулся на Киру, но тот был занят мясом и даже не смотрел на нас.

– Выглядишь шикарно. Лучше этого могут быть только белые следы от купальника под твоей рубашкой, вон там…

Он хотел коснуться рукой моей шеи, но я увидела, что Кира смотрит на нас. Я крепко обняла Мишу и с воодушевлением продекламировала:

– Спасибо!

– Актриса из тебя никакая, – улыбнулся Миша, перемещая руки с моей талии на спину. – Зато теперь я точно уверен, что стонешь ты по-настоящему.

Я с изумлением на него посмотрела и рассмеялась.

– Ты что, сомневался?

К нам подошел Кира и предложил вина.

– Я что-то пропустил?

Мы быстро отошли друг от друга на безопасное расстояние, я с трудом сдерживала смех.

– Нет-нет, братишка, все в порядке, – сказал Миша и похлопал Киру по плечу.

Кира недоверчиво посмотрел на нас, но ничего не сказал.

Самый странный подарок на свои двадцать шесть я получила, конечно же, от Миши. Честное слово, лучше бы он вообще ничего не дарил. Как будто мало в моей жизни было приключений и игр со смертью.

– Сашка, я в тебя верю, – с довольной улыбкой сказал Миша и вручил мне яркий конверт. – С днем рождения.

– Что это? – с сомнением спросила я.

– Открывай же скорее.

Я вопросительно взглянула на Киру.

– Я не в курсе, – не отрываясь от шашлыка, ответил он.

Быстро распечатав конверт, я достала его содержимое и на несколько мгновений впала в ступор. Нет. Только не это. Ни за что на свете.

– Ты с ума сошел? – строго спросила я.

Миша на это только весело рассмеялся.

– Ну, что там? – с нетерпением спросил Кира.

– Я не буду прыгать! – отрезала я.

Кира подошел ближе и взял из моих рук сертификат на прыжок с веревкой. Только Мише могла прийти в голову такая дурацкая идея!

– Вот это подарок! – обрадовался Кира. – Саш, если ты не хочешь, давай я прыгну?

– Ну, нет, – сказал Миша и забрал сертификат у Киры, – Саша прыгнет сама.

– Ты смерти моей хочешь, да?

– Брось, ты справишься. Видела? Прыжок на Фиоленте.

Миша указал пальцем на фото. Вид действительно был что надо. Но даже он не стоил того, чтобы разбить себе голову о скалы.

– На закате там обалденно. Солнце садится прямо в море, вокруг природа, горы и маленькая капелька адреналина. И самое главное, это обратимо, переживать не о чем. Тебе понравится.

Я зло посмотрела на Мишу. Он сделал это специально, а сейчас стоял и смеялся, глядя мне в глаза.

– Хочешь, я поеду с тобой? – спросил он.

– Нет, не хочу, потому что я никуда не поеду.

– Саш, не упрямься, это реально круто. Мишаня прыгал уже. Как видишь, живой, – сказал Кира.

– Даже обсуждать это не буду, – я закончила разговор и села в кресло.

Мы с Мишей много говорили о преодолении себя в последнее время, и он всегда высказывался об этом негативно. То, что нас тормозит, в том числе наши страхи, является нашим спасением, считал он. Если бы мы ничего не боялись, то давно бы погибли. После смерти Саши я только и делала, что боролась с собой. Не скажу, что всегда побеждала, но кое-какие результаты имелись. Вопрос только в цене. Сейчас она была мне не по карману. Да, круто перешагнуть через страх необратимости, круто стать еще сильнее. Но я больше не стремлюсь к этому, я хочу просто жить. Пограничных эмоций мне хватит на несколько лет вперед. Миша знал об этом. Знал, как никто другой. А сейчас он взял и ударил в эту боль. Зачем? Это что, весело? У меня было такое чувство, будто он предал меня. Он же сам говорил, что борьба выматывает, он же сам хотел, чтобы я перестала воевать и, наконец, расслабилась, приняв несовершенность мира.

– Это всего лишь веселый аттракцион, – сказал Миша и сел рядом.

Я перевела на него взгляд. Миша выглядел весьма искренне.

– Не придавай ему много значения. Мне жаль, что ты так отреагировала. Я не хотел портить тебе настроение.

– Зачем? Особенно после вчерашнего разговора.

– У меня был тот же страх. И я прыгал. В этом есть какой-то символизм, если хочешь. Суть же не в том, чтобы перестать бояться необратимости. Один прыжок ничего не изменит.

Я вопросительно на него посмотрела. Нет, я никогда не пойму этого человека.

– Суть в том, чтобы по собственной воле перейти рубеж и сделать шаг в пропасть. Дальше все будет уже по-другому. Тебе понравится этот момент, я уверен.

Я вздохнула. Опять не угадала его намерений, еще и обиделась.

– Ладно, может, ты и прав, и я загоняюсь. Со мной это часто бывает. Извини. А где Кира?

– Ему позвонил кто-то, он в дом зашел.

Начинало смеркаться. Пока я пребывала в задумчивости, кто-то зажег фонарики на улице. Мне двадцать шесть, это мой дом, это мои друзья – так странно, ведь все это я получила за последний год. А вся жизнь до этого? Какой смысл был в ней?

Миша взял меня за руку.

– Потанцуем?

Я оглянулась, Кира еще не пришел. Как он это воспримет? Мне кажется, он и так уже обо всем догадался.

– Все будет нормально, – словно отвечая на мои мысли, сказал Миша.

Он нежно держал меня за талию, а я погружалась в ощущение дежавю. Новый год, Дергачи², я впервые вышла «в свет» после затяжной депрессии. Весь вечер Миша не спускал с меня настойчивого взгляда, пригласил танцевать, и я впервые поцеловала другого мужчину после Саши. Я вспомнила то отчаянное желание быть с ним не душой, а телом, позволить себе это, снять одно из последних ограничений в голове. Он был чертовски привлекателен, он так красиво курил, а я как раз бросила. По телу поднималась волна возбуждения. Мне захотелось его поцеловать, но Миша был значительно выше меня, и без каблуков это не представлялось возможным. Словно угадав мои мысли, он сам поцеловал меня. Разреши, Саша, ну же, разреши себе и сейчас. Тебе можно полюбить другого. Он целовал меня как-то по-особенному – бережно, но в то же время страстно.

– Каждый праздник заканчивается одинаково, – прозвучали совсем рядом слова Киры.

Мы тут же оторвались друг от друга. Я не знала, куда деть глаза.

– Да, ладно вам, я все понимаю, – с обреченной улыбкой сказал Кира. – Можете продолжать. Тем более, мне пора ехать. Извини, Саш.

Только теперь я посмотрела на Киру. Я думала, что увижу в его глазах обиду или боль, как в прошлый раз, но ничего этого не было.

– Это из-за…? – неуверенно спросила я.

– Нет, конечно, – ответил Кира. – Мне действительно пора, я тебе потом расскажу. Сань, я без претензий, честно. Расслабься и… получай удовольствие.

Кира улыбнулся и обнял меня.

– Мне, наверное, тоже пора, – сказал Миша, прежде молчавший.

Я кивнула. Хотелось, чтобы он остался. Но нельзя.

Мы выпили еще по бокалу шампанского за мое здоровье и через пятнадцать минут мои гости, весело попрощавшись, сели в такси и уехали. Миша не мог остаться без Киры. Я села на крыльцо и ощутила всю тяжесть своего одиночества. Нужно было убрать со стола, но я сидела и смотрела на разноцветные фонарики. Праздник прошел, и ты снова одна. Да, это правильно, и да, это ужасно. Я достала телефон и отправила сообщение Мише – «вернись» – понимая, что он не приедет. Миша прочитал, но не ответил.

Когда я уже была готова уснуть, на моем телефоне высветилось сообщение «открывай». Миша приехал и, не говоря ни слова, стал целовать меня так же бережно, как и во время танца. И снова никаких комментариев относительно вечера и Киры, никаких шуток и иронии, которые он так любил. Оказывается, он умеет быть сдержанным. Миша пристально смотрел мне в глаза, и я больше не пыталась угадать, что он думает, я откровенно любовалась им. В эту ночь все было каким-то особенным – его руки, его крылья на спине, его дыхание, тепло его тела – словно мы впервые занимались не сексом, а любовью.