Читать книгу: «Сага Севера. Путь Луны. Книга 3», страница 3

Глава 3

Хан Жанедык медленно поднёс к губам серебряный кубок с чудесным эльфийским вином. Выпив ещё немного, он поставил кубок на богато украшенный поднос, который держала на своих коленях одна из его многочисленных жён. Сладко причмокнув губами от наслаждения, Хан зажмурил глаза, как кот, объевшийся сметаны. Он прекрасно знал, что сейчас дела у эльфов шли, мягко говоря, не очень: король убит, наследники пропали, по всей стране то тут то там вспыхивали народные волнения, а самовыдвинутого представителя на престол не все уважают и хотят видеть у власти. Эльфам явно будет в ближайшее время не до вина. Зато у него имелся хорошенький запас, которого хватит, чтобы в скором времени отпраздновать свою большую победу.

За ширмой послышались голоса стражей. Самое время – он как раз ждал гостей.

Плотная ткань откинулась в сторону и в юрту, низко поклонившись, вошли два безоружных воина в тёмных одеяниях северян. Их лица были скрыты чёрной тканью – видимыми были только подведённые чёрным углём глаза, сияющие подобострастным блеском. А в след за этими двумя, почтив Хана, вошёл и палач с висящим на поясе длинным изогнутым клинком. Пламя в очаге, в центре юрты, вдруг затрепетало, испуганное ворвавшимся порывом ветра. Жена Хана, ловко подбросила небольшое поленце, чтобы успокоить и насытить огонь. Красивые узоры на золотой маске ярко блеснули и отразились горящими всполохами вокруг.

Жанедык указал аракам на разбросанные поодаль от него подушки и шкуры, разрешая сесть, и вновь потянулся за бокалом с вином. Ему предстоял долгий разговор, так что нужно было хорошенько смочить горло. Все сидели в абсолютном молчании, не смея мешать Хану наслаждаться питьём. Два воина задумчиво разглядывали узор на коврах, а вот палач прожигал взором своего покровителя, явно позабыв о всяких приличиях. Жанедык ухмыльнулся, отставляя пустой кубок.

«Недолго тебе обиду носить, мой друг,» – с мрачным удовлетворением подумал властитель араков. Потом он вытащил золотую цепочку из–за пазухи, на которой висел кожаный мешочек, и принялся раскачивать его из стороны в сторону.

– Вот тут благословение. Тут помощь и бесценный дар нам. Вам несказанно повезло, что вы станете частью великого дела, которое положит начало золотым дням нашего племени! Алтын Курт засияет, подобно солнцу, не только над Великой Степью! – он не спеша развязал тесёмки мешочка и тонкими пальцами вытащил скрученный пергамент на обозрение присутствующим. – Я вижу, что вы уже почти готовы. Тут план Великой стены с отметкой прохода за её пределы через тайный лаз в каменной твердыне. Но есть небольшая проблема – ход местами так мал и узок, что даже не может быть речи о том, чтобы ехать конным. Где-то нужно будет ползти на коленях, помните это при сборах. Вы двое, – он ткнул пергаментом в сторону воинов, – должны будете проникнуть через него. И чем больше положите дозорных на проклятых вратах, тем выше будет моя признательность.

Араки кивнули и упали ниц перед Ханом, рассыпаясь в горячих благодарностях. Собачья преданность даже на мгновение умилила Хана.

– А ты, мой добрый друг, – Жанедык перевёл хитрый взгляд на палача, – должен будешь пойти с ними и проследить, что им удалось преодолеть этот проход.

Палач едва заметно качнул головой в знак согласия.

– Отлично, люблю, когда меня понимают с первого раза, – Хан хищно улыбнулся и с видом притворной усталости откинулся на разбросанные вокруг него подушки. – Я утомился, ступайте все вон.

Араки поднялись со своих мест, ещё раз поклонились и один за другим стали выходить из ханской обители.

– Палач, стой, – Жанедык небрежно поманил его к себе пальцем, на котором красовался золотой перстень с огромным сверкающим красным камнем.

Мужчина развернулся, и подошел к своему повелителю, остановившись на почтительном расстоянии.

– Сядь, не люблю, когда на меня смотря вот так, сверху вниз.

Кочевник абсолютно безмолвно уселся рядом и сложил ноги, положив клинок рядом.

– Знаешь, мой старый добрый друг. У тебя будет ещё небольшая работёнка, – Жанедык протянул пергамент палачу. – Ты должен запомнить всё, что на нём изображено. Второй попытки не дам. И ещё, когда вы с этими, – он небрежно кивнул в сторону ширмы, – выберетесь наружу, не забудь им сказать, что они должны добраться именно до трапезной. И да, это путешествие в один конец. Они мне здесь живыми не нужны. Если откажутся, то ты знаешь, что должен делать.

– Двое не заберут с собой много стражей Великих врат, – голос палача прозвучал хрипло и глухо.

– По чести, мне много и не надо, особенно сейчас.

– Почему именно трапезная, я достоин знать?

Хан погладил свою бородку и довольно ухмыльнулся.

– Это добрый совет от моего покровителя. Он был везде и знает обо всём. Его дальновидность и проницательность не имеет границ. Мой светоч считает, что именно там дозорные никак не будут ожидать подвоха, потому что их скудные умы будут заняты жратвой, – Хан растянул губы в злой улыбке. – Два воина – это всего лишь живцы, пустышки, созданные для того, чтобы отвлечь стражей Врат. Потом, не сомневайся, появятся и другие. Все мысли северян будут о том, как же смогли пробраться хитрые Араки к ним за спину и больно укусить. А тем временем всё самое интересное начнёт твориться у них под носом.

В прорезях золотой маски глаза палача странно сверкнули. Он по–прежнему сидел, не раскрывая пергамента:

– И что это даст? На смену убитым стражам придут новые. А врата как стояли, так и останутся стоять. Да и ход, в скором времени, смогут отыскать. Шила в мешке долго не утаить…

– Чу! – Жанедык щёлкнул пальцами. – Верно, но Великие врата падут раньше. Пока дозорные будут метаться, словно псы в поисках своего хвоста, мои люди, через каждые три ночи, будут подбираться к границам твердыни и выливать особую жидкость на камень и дерево, который разгрызёт монолит и уничтожит древесину, сделав её хрупкой и ломкой. А там уже подойдём и мы, разбив и растоптав то, что останется от стражей Великих врат.

– Особая жидкость – это тоже дар от покровителя?

Жанедык прикрыл глаза, проигрывая в своём сознании момент триумфа:

– Верно, палач, верно… А теперь ступай, мне надо отдохнуть.

***

Ночь снова подкралась незаметно и бесшумно спустилась на Великие врата, а следом за ней прилетел северный ветер с Атласской гряды. Холодный, пронизывающий до костей и напитанный дыханием многовековых снежных шапок, лежащих на горных вершинах, он безжалостно разогнал тяжёлые тучи. Небосвод очистился, являя всякому, поднявшему голову, бескрайний тёмно-бархатный простор, усеянный яркими звёздными всполохами.

Нежко Ледень мельком взглянул на открывшееся за долгие дни и ночи небо и, коротко вздохнув, продолжил свой спуск со стены. Дежурство подошло к концу, и стоило бы радоваться, что в последнее время всё шло как по маслу, но дребезжащее чувство тревоги с каждым спокойным днём разрасталось всё больше и больше. Да и кроме того, волнения добавляло состояние Горшека – во время последней стычки с кочевниками, его друг умудрился, в самом конце наступления, поймать стрелу в левое плечо. Процесс заживления оказался длительным, хотя сама по себе рана была не опасная. Но сначала она воспалилась, а потом ещё добавилось нагноение с ночным жаром. Местный лекарь, который надзирал за всеми воинами на Великих вратах, а их было больше трёх сотен, решил применить быстрое и проверенное средство – прижечь рану калёным железом. А там будь, что будет. Нагноение прекратилось, температура упала, но слабость и монотонная боль стали досаждать его товарищу с завидной регулярностью. Поэтому Горшек осиливал только половину дежурства, после чего устало плёлся в казарму, проваливаясь в тяжелый сон, иногда даже пропуская кормёжку.

Спустившись со стены, Нежко зашагал к кузне с оружейной и к казармам, сложенным из огромных деревянных стволов, почерневших от времени. Под ногами приятно скрипел утоптанный сотнями ног снег. Молодой Ледень проскочил конюшни и хозяйственные помещения и, наконец-то, вышел к трапезной, у которой уже толпились его сослуживцы.

– Давно тут? – спросил Нежко у стоящего впереди него худощавого сутулого мужчины.

Тот обернулся и хмуро кивнул:

– Давненько.

– Да эти кашевары голодом хотят нас уморить! – послышалось где–то впереди очереди.

– Шеи надобно этим пройдохам намылить, чтоб не повадно было так люд мучать! – фыркнули уже за спиной Нежко.

– Тут скоро смена новая придёт, а вы нас ещё не кормили! – поддержали возмущение в середине.

Недовольный гомон злых и голодных мужских голосов стал разрастаться, потом последовал тяжёлый стук в закрытые двери трапезной, дополненный смачным пинком сапога.

Двери, наконец, открылись и в проходе появился ещё более злой, чем даже стражи врат, с небольшим горбом на спине, краснощёкий кухарь. Здоровый медный половник, размером превосходящий голову человека, угрожающе был закинут на его плечо. А за горбатой спиной кухаря опасливо выглядывало несколько человек из подавальщиков и помощников по кухне.

Он обвёл взглядом замолкших зачинщиков бунта и звучным голосом выдал:

– По что шум наводите? Будто не знаете, что подводы запозднились на дороге, снега-то целая тьма нападала! Мы тут из сил выбиваемся, а вы тут дебоширить принялись, двери пинаете! Для вас же пупы рвём… Ух, неблагодарные!

Он обвёл всех тяжёлым взором покрасневших от дыма очагов и недосыпа глаз, продолжая крепко сжимать рукоять половника. Окончательно убедившись, что бунт пресечён на корню, и погрома внутри не ожидается, кухарь дал знак своим подчиненным и медленно отошёл в сторону, пропуская шеренгу оголодавших за дежурство стражей.

Нежко про себя улыбнулся, дивясь своему положению: вроде, сын и наследник Князя Леденя, приближённый Князя Олана, словом, не последний человек в Северных объединённых Княжествах, но тут, на вратах – иные законы в чести. Он просто страж, просто человек, который несёт непростую службу на границе земель. И он будет ходить голодным до тех пор, пока горбатый кашевар не пустит его в трапезную. И не прикажешь же ему себя вперёд остальных накормить, никакого права на это нет и не будет.

В трапезной было тепло, на длинных столах уже стояли зажженные свечи, скупо освещая всё вокруг. Нежко, особо не выбирая с кем сидеть, плюхнулся на первое свободное место и скинул меховой плащ рядом с собой. Ножны с мечом отстегнул и положил рядом.

Помощники быстро управились с длинной очередью страждущих, спешно разнося и наливая плошки с горячей гороховой похлебкой, выдавая по сдобному куску хлеба с салом и ставя кружку обжигающего отвара перед дозорными. Помещение наполнилось звуками скребущих об бортики посуды ложек, чавканья и громкого прихлёбывания. Кухарь грозно прошёлся пару раз вперёд и назад между рядов лавок и столов, поглядывая на народ из–под кустистых нахмуренных бровей, до сих пор не снимая с плеча своего грозного оружия. Никто не рискнул высказать недовольство и взыскать компенсацию в виде добавки.

Нежко ел не спеша, глубоко задумавшись. Много мыслей теснилось в его голове: никак не отпускала история, которую ему вкратце поведал отец в письме. Великий Князь Атей собирал на суд всех Князей Севера – предстояло решать судьбу Князя Авира, обвинённого в чёрном колдовстве, создании жутких тварей, которым нет имени, в пособничестве на убийство и в развязывании междоусобной войны. Список был устрашающий. Но Макуш Ледень выражал глубокие сомнение в виновности Авира. Многие годы его задачей был сбор и анализ крупиц информации, найденных в разных уголках Княжеств, и в этот раз то, что выносилось на суд – явно было сшито белыми нитками и впопыхах.

Нежко, хоть и не обладал таким опытом и знаниями, как отец, но тоже чувствовал каким–то особенным внутренним чутьём, что Авир ни в чём не виноват. И именно это чутьё подсказало ему, что девушка из Араков, та самая, придавленная конём, там внизу у стены при неудачном набеге кочевников, должна была быть спасена.

Образ вновь вспыхнул ярким пламенем перед его мысленным взором. Испуганная, но непокоренная кочевница, не просящая пощады и готовая ко всему. А что, если бы она на него напала? Смог бы он поднять на неё меч? По коже разлился неприятный озноб.

– О, швои люди! – раздалось над самым ухом Нежко. – Эй, шутулый, двигай. Тута мой друг.

Младший Ледень от неожиданности выронил ложку на стол и повернулся. Рядом уже подсаживался, сдвинув дозорного в сторону, Горшек. Во рту у него была зажата его ложка. Здоровой рукой юноша нёс свою тарелку, а больной он прижимал к груди кружку.

– Уф, едва допер, – сплюнув ложку на стол, изрёк молодой человек.

– Сказал бы, я тебе помог, – с улыбкой поприветствовал друга Нежко, увидев, что хлеб с салом его товарищу пришлось утопить в супе, так как на него рук уже не хватило.

– Ничего-ничего, не морщись, – возразил тот. – Так даже сытнее.

– Ну как скажешь, ты сам как сегодня? Что лекарь говорит? Я к тебе последний раз заходил, а тебя – нет. Лучше?

– У Единого на меня большие планы, авось не помру, как бы наш местный коновал не старался, – смеясь, изрёк Горшек и зачерпнул размокший хлеб. – А он ой как старается отправить меня к праотцам. Но безуспешно. А так да, лучше, спасибо тебе. И кстати, благодарность нижайшая, что ещё одолжил мне монет. Мужики мне передали. Как оклемаюсь, так отработаю всё и даже с надбавкой.

Нежко махнул рукой и осушил одним глотком свою кружку:

– Полно тебе, забудь.

– Не, правда! Не хочу ходить в должниках у Княжеского сынка, – смеясь, произнёс Горшек, и забывшись, дернул левой рукой. Резкая боль горячо обожгла плечо, и на мгновение у него потемнело в глазах. Отдышавшись под взволнованным взглядом серых глаз своего друга, он продолжил: – Иду на поправку, болит – значит заживает. Кстати, тут хорошую подработку предложили на конюшне.

– Если ты про то, чтобы стойла чистить, то знай, что Жабуга тот ещё скупердяй, – заметил рядом сидящий страж, ставший невольным слушателем разговора. – Обещает серебряник, а в итоге с трудом медяк даст.

– Хм, а мне Прошка-Хромой сказал, что двадцать пять серебрушек получил, и ещё…

Но закончить Горшек не успел. Звон спускаемой тетивы взвился к потолку трапезной, а потом последовал пронзительный предсмертный крик. Нежко стремительно, схватил меч и слетел с лавки, попутно перевернув стол, как щит, и спешно затащил за импровизированное укрытие друга. К ним подполз и их сосед, весь облитый похлёбкой.

Два воина, скрытые тёмными плащами с капюшонами, недавно зашедшие внутрь, не привлекли никакого внимания людей вокруг. Молниеносно вытащив боевые луки, они принялись стрелять по ничего не подозревающим ужинающим людям. Несколько человек упали замертво, сраженные стрелами в упор. Испуганные крики прячущихся помощников кухаря, звон битой посуды вперемежку со злобной руганью дозорных огласили помещение.

– Что за жуть?! – вскрикнул Горшек.

– Ума не приложу, но с этим надо кончать! – рыкнул Нежко, оголяя свой меч и высовываясь из укрытия.

– У них стрел почти по полколчана осталось, – выдохнул облитый дозорный. – Подойти не успеем, как игольницу нашпигуют! Единый, почему ни у кого луков нет?!

Нежко почувствовал, как злость начала затапливать его. Будто и правда кто-то знал, что чаще всего в трапезную большинство стражей шли без оружия и уж тем более почти всегда оставляли большие луки в казарме. Тем временем, в сторону нападающих ринулось три стража, но стрелы настигли их раньше, чем они успели нанести удар. Сталь мечей глухо ударилась об каменный пол и со смертельным звоном, утихла.

Нежко оглянулся в поисках подходящего предмета на роль щита. Недалеко от них валялся массивный деревянный поднос. Мужчина порывисто выдохнул, покрепче перехватил рукоять меча и, согнувшись, рванул к подносу, надеясь, что взгляд нападающих устремлён в другую сторону. Схватив поднос, он, под опешившим взглядом двух своих сослуживцев, так же стремительно рванул обратно. Его заметили. Стрела просвистела над самой макушкой и вгрызлась в соседний перевёрнутый стол.

– Ты бы хоть сказал… – прошипел Горшек.

– Говорю, – порывисто выдохнул Нежко. – Мне ваше прикрытие нужно… – во рту у него ужасно пересохло.

– Я с тобой, – уверенно кивнул страж. – Мой меч со мной.

– Хорошо. А звать тебя как?

– Вальд.

– Что же, будем знакомы. И надеюсь, долго будем.

– А я отвлеку их, – Горшек осмотрелся и здоровой рукой подтащил валяющуюся рядом побитую посуду. Вцепившись в перевёрнутую плошку, продемонстрировал её: – Как заряжу по их мордам, мало не покажется!

Мужчины кивнули. А в следующее мгновение, Горшек безумно вскрикнув, вскочил на ноги из-за укрытия и зарядил в чужаков посудиной. Нежко, вцепившись одной рукой в массивный деревянный поднос, а другой держа меч, вместе с Вальдом, что было сил устремились на врагов. Отовсюду в нападающих прицельно полетела посуда. Дозорные быстро подхватили метод отвлечения от Горшека.

Тетива пронзительно зазвенела и две последних стрелы пустились в опасный полёт. Нежко, явно с помощью Единого, в самый нужный момент загородил лицо подносом. Стальные наконечники, едва не чиркнув по носу, застряли в плотной древесине самодельного щита. Младший Ледень швырнул поднос в сторону неприятеля. Вдруг, откуда-то сбоку, из глубины трапезной, несколько крепких воинов, схватили на руки стол, развернув его и держа как щит, поперли на двух обезумевших от крови лучников.

Лучники юрко уклонились, отбросили в сторону своё оружие и опустевшие колчаны, и откинув полы плащей, вытащили парные длинные изогнутые клинки. Оружие кочевников. Нежко встретился взглядом с чёрными, как ночь, глазами нападающего. И по этому взгляду стало ясно – они пришли сюда умереть и забрать с собой как можно больше стражей Великих Врат.

Нежко и Вальд сошлись в напряженной схватке с противниками. Пронзительно зазвенела сталь. Клинки в руке лучников были, словно продолжение их рук – так ловко и умело они ими пользовались. Удары сыпались один за другим. Каждый раз казалось, что ещё немного и металл напьётся крови дозорных. Вдруг сбоку послышался глухой удар. Нежко, сколько позволяло его положение, метнул взор в сторону. Сердце замерло – Вальд, отступая от града ударов, оступился о тело павшего воина и повалился на спину. Лучник, возликовав, вскинул своё смертельное оружие, чтобы нанести последний удар, как вдруг ему в бок влетел стол. Дозорные, видя, что они не успевают к своему товарищу, над которым нависла смертельная опасность, приняли единственно правильное решение.

Метательный стол сбил с ног и крепко придавил чужака, предварительно протащив его по каменному полу. Воспользовавшись замешательством, другой кочевник сделал подсечку Нежко, но дозорный опередил своего врага и высоко подпрыгнул, влетев тому в грудь ударом с двух ног. Они развалились по разным сторонам. Мыском сапога, Нежко отшвырнул в сторону один выроненный клинок. Злобно зашипев, кочевник попробовал встать, но его настиг рубящий удар. За его спиной появился Вальд. Мужчина, тяжело дыша, опустил меч, а вслед за ними осело и тело врага. И, спустя мгновение, над другим поверженным кочевником, придавленным столом, уже нависли дозорные, выбив из его рук оружие.

– Повязать его братцы и разузнать, как сюда проник, проклятущий! – злобно пробасил крупный стражник, не сводя остриё меча с лучника.

– А если не скажет? – выкрикнул кто-то робко.

– Пытать паскуду! – не унимался страж.

– Князю Олану надо бы доставить, пусть тот решает. Он главный, – вступился подошедший кухарь, придерживающий раненную руку. Ему очень повезло, стрела задела только плоть.

– Нет! Сразу голову долой! Вон сколько наших положили, и ещё не ясно, оклемаются ли эти! – зло произнёс дозорный, который осматривал раненных и убитых, и зло сплюнул в сторону.

Нежко, Вальд и Горшек подошли к побеждённому, встав за спиной у здорового дозорного. Чёрные глаза кочевника как-то нехорошо сузились, а под плотной маской, закрывающей лицо, отчётливо проступила недобрая улыбка. И прежде, чем воины крепости приняли окончательное решение касательно судьбы убийцы их товарищей, тот резко дёрнул рукой и тыльной стороной ладони ударил об пол. Из кожаного наручня вынырнул скрытый клинок, приводимый в действие потайным механизмом. И в следующий миг кочевник сам решил свою судьбу – острейшая сталь перерезала его горло. Кровь тяжелыми толчками потекла из смертельной раны.

Дозорный, прижимавший ногой стол, отскочил, не желая замараться кровью и с грубой бранью отвернулся. Он явно подыскивал, что бы пнуть со злости. Теперь они явно ничего не узнают.

Вальд медленно обошёл тело и присел на корточки. Медленно, будто боясь, что мертвец оживет и схватит его за руку, стянул маску с головы кочевника.

– Вот же проклятье, – только и смог выговорить Горшек, не в силах оторвать глаз от жуткого зрелища. Перед мужчинами лежала девушка. Чёрные волосы разметались на белом как снег, красивом лице и ниспадали на пол, пропитываясь густой кровью, ещё вытекающей из тонкой шеи.

– Кочевники живыми не даются, – ответил Вальд и прикрыл широко раскрытые глаза, взирающие в вечность. – Никто и никогда.

По спине Нежко снова пробежала нехорошая дрожь, а внутри разлилась такая усталость, словно на нём пропахли целое поле. Он медленно закрыл глаза, взывая в памяти черты лица спасённой кочевницы.

«Нет, слава Единому, это не она…» – про себя выдохнул воин.