Читать книгу: «Сага Севера. Путь Луны. Книга 3», страница 5

Глава 5

– Обран, нам, по-хорошему, нужно будет скоро трогаться в обратный путь, – донеслись тихие знакомые голоса сквозь сон просыпающейся пифии.

– Знаю, знаю, но ещё не время, рано. Неужели ты не видишь в каком она состоянии? Только сегодня ночью спал жар, – отвечал другой.

– Вижу, поэтому сейчас с тобой и говорю, чтобы заранее придумать что-то дельное и найти выход. Ты вообще-то старший брат, где твои идеи?

– Нет у меня сейчас идей! – огрызнулся следопыт и тяжело вздохнул.

Они уже сильно задерживались в Урбисе, и первоначальный план всё громче начинал трещать по швам. Так им ещё не удалось напасть на след тех выродков, которые подстерегли и напали на Урсулу. Все предыдущие ночные вылазки, чтобы найти хоть какую-то зацепку, не дали никаких результатов.

Урсула Ляпис открыла глаза и встретилась с парой обеспокоенных взглядов, устремлённых на неё.

– Доброе утро или день? – неловко спросила она и попыталась приподняться с подушки, но резкая боль в левом боку уложила её обратно в постель. В глазах потемнело.

– Утро, – озабоченно ответил Дарен и посмотрел на брата.

Девушка с трудом задышала и, приподняв одеяло, оглядела себя, боясь увидеть что-то ужасное. Но нет. Под белой длинной нательной рубахой виднелись бинты, туго закрученные практически до самой груди. Потом она перевела взгляд и оглядела комнату с уютно и тепло горящим очагом: небольшая, с тремя отдельными чистыми постелями, на двух из которых лежала часть одежды мужчин, большой стол со стоявшими на нём какими-то флакончиками и пузырьками. Совсем не чета той, в которой она была вынуждена жить раньше – эта комната показалась ей истинным дворцом.

Урсула на мгновение задумалась, опустила одеяло и начала вспоминать, а потом растерянно спросила:

– Много времени вы из-за меня потеряли?

Обран встал с табурета и подсел на край постели рядом с пифией:

– Гномий знахарь сказал, что тебе очень повезло, – произнёс он, глядя в её бледное лицо. – Клинок застрял в ребре, не тронув лёгкое и почку. Только плоть рассёк. Но и в этом тоже мало приятного, за ночь не заживёт.

– Поэтому мы тут уже около пяти дней сидим, – влез Дарен.

Обран обернулся и недовольно посмотрел на брата.

– Крови ты потеряла всё же прилично, да и мы пока чухнулись, куда бежать и кого звать – время упустили. Поэтому не всё гладко прошло, и жар потом у тебя сильный был, – почему-то виновато ответил следопыт и отвёл глаза в сторону. – Но зажило, вроде, неплохо.

– По очереди за тобой смотрели, – добавил Дарен, откупорив небольшой пузырёк, отсчитал из него десяток капель в кружку и залил водой из кувшина.

– Вот же напасть, – Урсула обхватила руками лицо, всеми силами пытаясь совладать со слезами, которые готовы были вот-вот вырваться наружу. – Я перед вами прошу прощения так, как никогда в жизни ни у кого не просила. Из-за меня снова всё кубарем покатилось!

– Эй, ну чего ты, ещё ничего и никуда не укатилось, – Обран нежно взял её ладонь в свою руку, такую сильную и тёплую, и улыбнулся. – Не надо слёз только, договорились?

Урсула робко кивнула.

– Да-да, не реви, никто же не умер, хотя и мог, – попробовал пошутить подошедший Дарен и протянул девушке кружку под убийственным взглядом старшего брата. – Вот выпей, лекарь сказал, что надо соблюдать режим приёма лекарства, и не кривись, знаю, что та ещё бурда горькая, но надо, хорошо? – он подождал пока пифия, морщась, допила лекарство и забрал обратно пустую кружку.

Смешно зажмурившись и дёрнувшись от горечи, Урсула ещё на мгновение задержала уже встававшего следопыта:

– Обран! Я вас больше не подведу! Но вы только меня сейчас не бросайте, пожалуйста. Мне вот денёк ещё дайте, и я поправлюсь, обещаю! Сама за лошадью на своих двоих побегу в Благое, – затараторила она, умоляющее всматриваясь в его лицо. – Вы только подождите ещё немного…

– Ну уж такого мы точно не допустим, – смеясь, возразил следопыт, но в душе у него неприятно всколыхнулась мутная волна беспокойства от уходящего времени. – За лошадью точно бегать не надо будет. День другой мы можем обождать.

– Я бы, Единый свидетель, изрядно бы трухнул, если бы мне навстречу бежала бы девка, обгоняя лошадь, – заявил Дарен, стоя спиной, и по-хозяйски шурша за столом. – И кстати, пользуясь моментом всеобщего веселья, посоветовал бы сменить повязку, а то день и ночь мы её не трогали, – он обернулся со свежими бинтами в руках и неизвестной баночкой.

Урсула вдруг почувствовала, как к щекам прилила вся оставшаяся кровь из её тела, что не укрылось от взгляда мужчин.

– Не стесняйся, ничем ты нас уже не удивишь, – младший махнул рукой с банкой.

В комнате повисла напряжённая тишина.

– Лишнее брякнул, да? – смутившись, спросил Дарен, переводя взгляд со своего старшего брата на красную от смущения пифию.

Обран встал и провёл рукой по волосам, не зная, что ответить, чтобы ещё больше не усугубить неловкость.

– Нет, всё нормально, – Урсула взяла себя в руки. – Уж поздно мне в скромную девицу-недотрогу играть, когда уже такое случилось. Вы мне жизнь спасли.

– Вот и хорошо, сделаем всё в лучшем виде. Мы, как никак, дети знахаря, что-то да умеем, не просто ради поглядушек сейчас тебя обрабатывать будем.

– Дарен! Замолчи, – рявкнул Обран, из последних сил сдерживаясь, чтобы не дать хорошую оплеуху болтливому родственнику. – Единый, у тебя язык, что помело!

– Не согласен, ты лучше её за плечи придержи, чем меня жрать глазами, – возмутился младший Прелют, и потом обратился к пифии: – Вот так рубаху держи, и если больно, то говори. Могла прикипеть повязка, кровь-то подсачивалась…

Предельно аккуратно Дарен начал разбинтовывать повязку, стараясь как можно быстрее закончить с этим, казалось бы, нехитрым делом. Отбросив в сторону старые бинты, он нежно, будто бы касаясь крыльев бабочки и боясь снять пыльцу, стал накладывать прохладную мазь. Урсула почувствовала, как у неё побежали мурашки по хребту.

– Не больно? – уточнил младший. – Я почти всё, новые сейчас обвязывать вокруг буду.

Пифия покачала головой. Боль всё же была, но не такая, какую она не смогла бы терпеть, особенно сейчас, когда знала, сколько сделали для неё эти двое молодых мужчин.

Она отвела глаза в сторону и посмотрела на бинты, лежавшие на полу.

– Кровила, – едва слышно прошептала она, заметив тёмные запёкшиеся пятна, причудливыми разводами расползшиеся на белой ткани.

«Прям как кровь на снегу,» – пронеслось у неё в сознании вспышкой, а вслед за ней последовала волна жара и темнота.

Пифия резко открыла глаза и обомлела. Она стояла посередине огромного белого снежного поля, на котором не было ничего, кроме кровавых пятен и замёрзших человеческих тел. Вокруг только пустота и беснующийся ветер, расшвыривающий колкий снег. Земля и небо слились в единую материю, которой не было конца и края. Абсолютная пустошь и безвременье. От безысходности пейзажа Урсула почувствовала, как у неё сжимается сердце и становится больно дышать. С надрывом она попробовала втянуть больше ледяного воздуха, но безуспешно. В отчаянии она огляделась – хоть малюсенькая живая зацепка для взгляда, хоть намёк на предстоящее будущее. И вот, вдалеке зашевелились три точки, которые стали приближаться к девушке. Чем ближе они старались подойти, тем сильнее нарастали порывы ветра, грозившие перерасти в снежный ураган.

– Ко мне, идите ко мне! – начала кричать пифия, в надежде привлечь то живое, что неустанно двигалось к ней навстречу. Мгновения переросли в вечность, но Урсула продолжала звать, махать руками и прыгать на месте, и вскоре она смогла разглядеть – к ней двигались, невзирая на непогоду, три огромных волка. Первый, самый крупный, серый с чёрным загривком, пробирался во главе стаи, чуть ли не впиваясь когтями в смёрзшуюся снежную корку, пробивая мощной грудью тропу. За ним, почти дыша ему в затылок следовала белая волчица, злобно сверкая голубыми глазами, и замыкал цепь серо-рыжий зверь, беспокойно оглядывающийся назад.

Страх обрушился на пифию ледяной волной, затопив все остальные чувства, оставив только одно желание – бежать и спасаться от этих зверей. Но она словно примёрзла к месту.

– Я тебя помню! – вдруг крикнула предсказательница.

Урсула уже знала этого белого зверя – он так часто являлся ей в видениях, что ошибки не могло быть – это то, что она искала, но в последний момент струсив, отворачивалась и бежала. В этот раз, пифия просто обязана остаться и дотронуться до волка.

В следующее мгновение, как только она приняла это решение, ветер стал стремительно ослабевать, пока не утих вовсе. Волки выпрямились во весь свой исполинский рост, отряхнулись, и, сделав несколько мощных прыжков, оказались рядом с ней, окружив.

– Сама захотела встретиться со своей судьбой, – чуть ли не заикаясь, и едва унимая дрожь во всем теле, прошептала Урсула и протянула руку к морде белого волка.

Всё видение покрылось рябью, и угасло. Теперь Урсула стояла в пересохшем устье реки, и где-то рядом слышался нарастающий шум. Девушка обернулась и увидела бешеный поток горной реки, вырвавшийся из недр гор, готовый её поглотить. Она закрыла лицо руками, и наступила темнота. В этот раз пифия оказалась под водой, она медленно тонула. Сделав несколько слабых гребков наверх, Урсула поняла, что сил сопротивляться у неё не осталось. И последнее, что она смогла – это лишь бессильно вскинуть руку к такой одновременно близкой и далёкой поверхности. И вдруг, водная гладь разорвалась, и её руку кто-то схватил, и с силой вытащил из воды.

Пифия стояла на коленях и благодарно улыбалась, смотря в смеющиеся голубые глаза:

– Значит это ты, белая волчица?

– Я скоро приду, ты только дождись меня здесь, – ответила Агидель Воибор и подмигнула, быстро отступая и скрываясь в темноте.

Пифия вдруг почувствовала, как её несильно бьют по щекам и подносят к носу что-то очень ядрёно пахнущее.

– Эй, Урсула! Урсула, что случилось? – над девушкой нависло крайне озабоченное лицо Дарена.

Девушка протёрла глаза руками и, слегка улыбнувшись ничего не понимающим мужчинам, произнесла:

– Всё хорошо, просто у меня было видение. Простите, я вот такие порывы плохо контролирую.

Младший Прелют выдохнул и облокотился на спинку кровати, за головой девушки:

– А есть другие?

– Есть.

– Жутковато ты их видишь: глаза открыты, а связи с миром – нет. Кричи, не кричи – не дозовёшься.

– Что было? – тихо спросил стоявший рядом Обран, слегка дёрнув мочку уха в беспокойном ожидании.

Немного помолчав, пифия повернула голову на подушке и посмотрела в глаза следопыту:

– Я видела волков, трёх. Они пытались пробраться через огромное снежное поле, застланное трупами. Будто на нём сражение произошло. И я их звала, пытаясь направить через бурю. Они дошли до меня, и мне удалось их разглядеть – серый волк, белая волчица и рыжий зверь. А потом, видение переместилось, и меня захлестнула горная река, в которой от стремительного течения событий я едва не утонула. Но меня спасла та, которую я искала – белая волчица Агидель Воибор. Мы должны подождать их здесь – они придут…

От внимательного взгляда пифии не укрылось, как изменился взор следопыта – как моментально сузились его зрачки. Она попала в событие, выхватив верную жилу.

– Ох ты же ёк макарёк! – выдохнул Дарен в макушку девушке. – Вот ты так рассказала, что я аж будто сам побывал везде вместе с тобой. И на поле, и в реке! Вот только не очень пойму, причём тут волки и наша Княжна, и кого ждать надо – их, что ль?

Резкий, нетерпеливый стук в дверь нарушил течение разговора. Все трое резко дёрнулись.

Обран подошёл к своей постели и вытащил меч из ножен, швырнув их в сторону. Его примеру последовал и младший. Следопыт кивнул брату, и тот без лишних слов встал за дверью, в то время как старший не спеша отодвинул засов.

В проёме возникло знакомое настороженное лицо, с ещё заметно распухшим носом от недавней встречи с кулаком следопыта.

Обран, не давая возможности Лелю что-либо разглядеть внутри комнаты, резко вышел на общую площадку и, захлопнув дверь, встал к ней спиной, как страж у неприступного бастиона.

– Что тебе надо? – без предварительных расшаркиваний сразу начал следопыт. Его серые глаза недобро блеснули.

Музыкант неловко мялся с ноги на ногу, беспокойно теребя потёртый ремень своей извечной гитары, торчавшей из-за его спины. Полушубок его был весь мокрый, как и он сам – с кудрявых волос капали тяжёлые капли, глухо шлёпаясь и разбиваясь об пол. Следопыту, на какое-то мгновение, даже стало неловко держать его, не впуская дальше порога. Но он быстро взял себя в руки, воскресив в памяти неприятную сцену ссоры музыканта и пифии.

– Я хочу извиниться перед Урсулой, – гордо подняв подбородок, заявил Лель. – Я погорячился. Последнее время очень много плохого с нами случилось, вот я и сорвался…

– Считай, что я уже передал твои извинения, а теперь вали, – буркнул Обран, собираясь закончить разговор и вернуться в комнату.

Лель насупился, бессильно сжимая и разжимая кулаки с побелевшими костяшками, прекрасно понимая, что вступать в бой с этим остроухим северянином-полукровкой – самоубийство. Но просто так он всё равно не уйдет.

– Нет!

Обран уже было повернулся, чтобы открыть дверь, но дерзость музыканта его остановила.

– Нет, не уйду, – ещё раз с вызовом выдал музыкант, шагнув вперёд. –Хочешь, можешь побить меня снова, но я всё равно поднимусь, и буду делать так каждый раз, пока не испущу последний вздох у этой двери! – он показательно ткнул пальцем на порог.

– Я просто скажу хозяину, чтобы он тебя больше не пускал, – Обран перегнулся через ограждающие перила второго этажа и посмотрел вниз. Как он и думал, все, кто сидел и ел внизу, притихли в ожидании заварушки. И беззвучно выругавшись, он чуть тише добавил: – Не заставляй просить меня дважды. Хорошо? Урсуле сейчас меньше всего нужны пустые переживания, поэтому иди своей дорогой, а мы пойдём своей. И запомни, более наши тропы не пересекутся.

– Вот именно поэтому я здесь, – зло нахмурившись, сказал Лель. – Я оставил её с тобой всего на один вечер! А она уже чуть не умерла!

– Откуда ты знаешь? – процедил следопыт, подавшись вперёд.

– Это Нижний город, дружок, и в нём я знаю многих. Если не сказать, что почти всех. Начиная от подавальщиц и заканчивая хозяевами самых лучших постоялых дворов. Неужели ты думаешь, что молва о том, что одну молодую девушку чуть не зарезали на ступенях гномьей харчевни, не разлетелась чуть ли не в мгновение ока?! – чуть ли не крича, и теряя самообладание, выдал Лель, всплеснув руками по сторонам. – Конечно, не думал. Вы, северяне, мало о чём думаете, только мечи и всякие чудища на уме. Знаю, повидал! – на его красивом, молодом лице от сильного волнения появились крупные пунцовые пятна, плавно перетекающие и расцветающие на шее.

Обран позволил балаганщику немного отдышаться и успокоиться, хотя после завуалированной фразы об узколобости ему ой как хотелось наподдать музыканту его же гитарой. Предводитель следопытов не привык к таким вот разговорам в свой адрес.

Переведя дух, Лель запустил пятерню в свои светлые кудрявые волосы и взъерошив их, совсем другим голосом произнёс:

– Прошу, пожалей её и меня, и позволь забрать Урсулу. Я смогу о ней позаботиться и больше никогда не допущу той гнусной ошибки, свидетелем которой ты стал. И да, сейчас с деньгами лучше, разжился. Я кручусь, чтобы мы снова были на плаву, как при Тони… – он отвёл глаза в сторону и как-то жалобно шмыгнул пострадавшим носом.

– Она нужна нам, – сталь в голосе следопыта заставила Леля вздрогнуть. – От Урсулы и её способностей сейчас может зависеть жизнь не только Князя Авира Воибора.

Музыкант посмотрел в не терпящее возражений суровое лицо воина и почувствовал, как его глаза защипало от зарождающихся злых слёз:

– Знаешь, что?! Для меня жизнь Урсулы дороже всех жизней вместе взятых жителей вашего проклятого Благого! – глухо выдавил из себя Лель. – И Князей, и людей! Плевать!

Вот такую обиду Обрану уже трудно было стерпеть. Но дверь тихо открылась изнутри, и он отвлёкся. Тяжело придерживаясь за дверной косяк, к мужчинам босиком шагнула Урсула в одной длинной рубахе, отстранив от себя Дарена, который порывался её удержать. Её красивые тёмные длинные волосы были распущены и ниспадали по плечам и груди, почти до талии. Но резкий контраст с лицом выдавал её болезненную бледность.

– Здравствуй, Лель, – тихо произнесла она и, посмотрев ему в глаза, не дожидаясь, пока он скажет ещё что-то сверх того, что она уже услышала, прошептала: – Прости меня, за всё то плохое, что я тебе сделала. Но сейчас ты не прав – никогда жизнь одного человека не будет равна жизням тысяч, сотен и даже десятка. Всё едино и равно. Поэтому прошу тебя, отпусти меня и дай мне исполнить своё предназначение и, наконец-то, следовать своей судьбе и не бояться её, слепо убегая в неизвестность…

– Так ты именно сейчас это и делаешь! – порывисто возразил Лель. – Ты бежишь от меня, слепо бросившись в руки этих мужчин! Да что ты вообще о них знаешь? Ничего! А я – твоё предназначение… Если хочешь, то давай, проверь свои даром.

– Моим даром только баб и девок на площади дурить. Так ты сказал, да? – Урсула почувствовала, как к боли в боку добавилась ещё и ноющее чувство в груди. Наверно, вот так разбивалось сердце.

Она слегка пошатнулась, прикрыв свободной рукой глаза. Эти слова потребовали от неё намного больше усилий, чем ей казалось сначала, когда она стояла за дверью и слушала.

Обран аккуратно поддержал её и, ничего не говоря оторопевшему музыканту, отвернулся от него и тихо закрыл за собой дверь. Он медленно довёл Урсулу до постели, по дороге кинув неодобрительный взгляд на растерявшегося брата и усадил девушку на ложе. Сам же вновь плюхнулся на табурет.

Все трое погрузились в мрачное молчание, пребывая в странной неловкости от услышанного, будто не для их ушей всё это было сказано.

– Окно приоткрою, что ли, – нарушил молчание стоявший у стола Дарен. – А то воздух какой-то спёртый. Тяжко стало.

– Валяй, только ненадолго, – произнёс Обран, снова прокручивая в голове слова бывшего жениха девушки. «Может, и правда, любит её, гад!» – пронеслось у него в мыслях, и он посмотрел на Урсулу: «Такую точно есть за что любить…»

– Обран! – окликнул младший, вырывая из раздумий следопыта. – Это не тот хмырь, который вот-вот являлся к нам? А то я слабо его разглядеть успел.

Обран молча подошёл к окну и, слегка отодвинув брата с наблюдательного пункта, оторопел: на улице, под дождём, под самыми их окнами стоял Лель и настраивал гитару. И вот, взяв звучный аккорд и, не обращая ни на что внимание, он начал петь:

Разлилось золото светила

На тёмном зеркале воды,

И с приходом этой нежной ночи

Меня обнимешь снова ты.

Я жарко обещаю,

Что не отпущу твою ладонь,

Но ты смеёшься, проклиная,

И говоришь, что звать тебя – Огонь!

Сначала привлекая,

Ты обещаешь лишь покой.

И, любя, ты тихо вопрошаешь:

– Ты мой? Ты мой? Ты мой?

Но потом, напившись до истомы,

До самой звёздной пустоты,

Я знаю, наденешь на меня оковы

И прошепчешь: – Гори дотла! Гори!

Последний перелив струн под умелыми пальцами, и мелодия исчезла под крышами домов Нижнего города. Внизу, в питейной, послышались приглушённые аплодисменты и громкие одобрительные возгласы.

Лель поднял лицо наверх и, увидев, что окно в предполагаемую комнату открыто и из неё частично торчат противные ему морды северян, он что есть силы, закричал:

– Урсула, милая! Прости меня, молю – дай мне шанс! Всего лишь один. Я снова приду к тебе, а пока подумай! – и утерев рукавом мокрое от снегодождевой каши лицо, он закинул гитару за спину и гордо зашагал восвояси, бросив напоследок недобрый взгляд в сторону пришлых братьев.

Мужчины медленно повернулись и посмотрели на хмурую Урсулу, но глаза её выдавали – они были почти на мокром месте. Ничего не говоря, она легла на постель и отвернулась к стене.

– Вот паскудник! Не хочет сдаваться мирно, – с трудом удерживая улыбку, тихо выругался Обран, закрывая окно, но в душе оценил изысканность примирительного шага.

– Паскудник или кто, но голос у него, что надо! Зо-ло-той! – уважительно присвистнул Дарен.

Глава 6

– Я, конечно, дико извиняюсь, но я хочу жрать! – выпалила Леса, зло вышагивая по проторённой тропе в глубоком снегу. – Когда привал-то будет? У меня кишки уже скрутило от голода, особенно, когда вокруг столько вкусных запахов. Я вообще молчу про эти два аромата рядом, аж голова кругом, – и театрально оскалившись, оборотниха обернулась на своих седоков, сверкнув изумрудными глазами.

Двое эльфов, слегка задремавших верхом, от её пристального и неоднозначного взгляда даже проснулись и удивленно уставились на неё.

– Леса, угомонись. Ты этой ночью ходила на охоту и сточила целую косулю, – небрежно бросил Смарагд.

– А я ещё хочу! – не унималась родственница. – Ты одну везёшь тушу, а я две. Сил больше трачу.

Тут уже не выдержала Агидель:

– Давай тогда поменяемся. Я на тебя сяду, а Эльмир и Элая на Смарагда переберутся. Хорошо?

Их путешествие длилось уже третий день, и всё это время Леса не давала никому покоя. То она не хочет идти последней, то снег слишком глубок и ей тяжело первой прокладывать тропу, то почему она должна ночью кого–то греть своим теплом, то она устала ждать слишком долго, пока все просыпаются и собираются, и другое множество беспочвенных претензий. Но в одном ей стоило отдать должное, охотником она была хорошим – в первую ночную стоянку, толком не сказав никому и ничего, она упылила в темноту. А спустя немного времени, когда маленький лагерь был разбит и жарко запылал огонь, она притащила двух пойманных зайцев и деловито скрылась в лесу уже на более продолжительное время. Хоть Айна и снабдила путешественников хорошим запасом еды, его решили поберечь и приготовить зайчатину. Эту задачу благоразумно взял на себя Смарагд, видя с какими глазами уставились Агидель и эльфы на тушки, которые предстояло освежевать, разделать и пожарить на огне.

Вторая ночь в Мраморном лесу выдалась тоже на удивление спокойной, хотя эльфам было очень неуютно ночевать под открытым небом – слишком ярко стояло перед глазами недавнее событие, чуть не ставшее для них последним в жизни. Но Смарагд с Агидель смогли снизить беспокойство простыми отвлечёнными беседами обо всём. Леса и в этот раз решила не задерживаться, почти сразу умотав в непроглядную чащу. Вернулась она тоже не с пустым ртом. Самодовольно брякнув к ногам Агидель пойманного жирного тетерева, волчица довольно облизнулась и легла недалеко от небольшого костра, внимательно следя, как пытаются ощипать дичь Агидель и Элая. Смарагд, глубоко вздохнув, вновь принял на себя весь кулинарный удар, отстранив девушек. Леса же быстро потеряла интерес к компании и снова ушла на охоту.

Третий день путешествия должен был, наконец, вывести их к Мраморной реке, через которую путники планировали перебраться и выйти в деревню Дикие. А там можно было идти по Ледовому тракту, несильно углубляясь в лес, и добраться до столицы, навёрстывая потерянные два дня. Крюк им пришлось сделать значительный по заснеженной чаще, а всё потому, что для Агидель существовала вероятность быть узнанной. Деревни Лосиха и Вешенки относились к владениям Князя Авира Воибора, и там могли знать наследницу в лицо.

– Нет, так не пойдёт, – Леса смешно прикусила губу. – Я вообще не понимаю, почему вожак не топает на своих четверых, а едет на спине другого оборотня? Возьми и перекинься, давно пора.

Агидель очень хотелось ответить что-то весомое, солидное, но на ум, как на зло, ничего не приходило. Если бы всё было так просто – захотела и, вуа–ля, ты уже оборотень и наслаждаешься своей силой и мощью. Но она снова не принадлежала себе – о чем ни подумает, и всё вразброс, мысли были словно всполошённые овцы, несущиеся кто куда от испуга при виде волка. И всему виной было то, что приключилось с её отцом. Из головы не выходили страшные образы, если они, всё же вдруг не успеют…

– Пока не могу, – буркнула себе под нос Княжна и отвернулась.

Но чуткий слух оборотнихи всё прекрасно уловил:

– Пф, после того, как ты сожрала сердце мага и не только, для тебя вообще нет преград. Чистая магия! Давай, слезай и делай. Даже одёжку не попортишь.

Агидель порывисто развернулась на спине Смарагда, да так спешно, что чуть не свалилась с него в сугроб.

– Леса, какого лешего ты несёшь?! – рыкнул оборотень, резко обернувшись, тоже чуть не завалив Княжну, но уже в другую сторону.

– Чистую правду. А что? Вон, остроухие тоже подтвердят, что было такое. Теперь миг, и сущность уже высвобождена без боли и страдания.

Эльфы медленно качнули головами, стараясь не смотреть Княжне в глаза, и предпочитая внимательно изучать кору на деревьях и шишки на ветках елей.

– Леса, закрой пасть! – Смарагд уже не рычал, а ревел. Звериные глаза налились кровью, и вся шерсть на его хребте встала дыбом.

Сестра оборотня злобно прищурилась:

– Я вот не пойму, ты сам рассказать хотел это в более личной обстановке или что?

Княжна ошарашено смотрела на Лесу, не в силах что–либо сказать. Теперь, с ужасом, она стала понимать, откуда взялись те непонятные разрозненные картинки в её памяти, которые по незнанию она списала на дурные сны.

– Твой поганый язык…

– Не надо, Смарагд, – перебила его Агидель. Хоть она и смотрела на оборотниху, но перед глазами, пугающий своей реальностью, возник образ Всезнающего у Талого озёра. В ушах, словно колокольный набат, прозвучали его слова о том, как ещё можно обуздать силу – съесть сердце мага или ребёнка. Уже там он всё знал, узрев внутри неё слабость, прикрытую остатками чужой магии. По её телу пошла мелкая дрожь, которую сразу же ощутил оборотень. – Что же я натворила… Не смогла удержаться и замарала себя таким позором…

Повисла неприятная тишина, нарушаемая только скрипом качающихся стволов деревьев.

– Ты спасла нас, Агидель, не надо корить себя за это. Тем более ты не ведала до конца, что творила, – произнёс Смарагд, пытаясь поймать её потухший взгляд. Но девушка погрузилась в отравляющую пучину самобичевания.

– Слишком слаба, ничего сама не могу… – зашептала Княжна, будто не слышала оборотня. – Все из–за меня приключилось, столько горя и боли принесла всем вокруг.

Леса скривилась и недовольно мотнула головой, потом подошла почти вплотную к брату и его седоку и громко рыкнула:

– Княжна!

Девушка встрепенулась, словно вынырнув из омута. Оборотень от неожиданности отступил на шаг.

– Ты вожак! А вожак должен защищать свою стаю любой ценой, считай, что ты справилась с этой задачей и даже выручила остроухих. И всё. Точка. А что по земле больше не будет ходить какой-то хмырь, пф, не велика потеря.

Эльфы с горячностью закивали.

– Поэтому сидеть теперь и убиваться, что ты схарчила мага – не стоит. Тут расклад простой, либо ты, либо он нас всех. Ты же не обливалась горькими слезами, когда сидела и ела зайца или тетерева? Вот о чём и разговор. Прими это и сделай вывод, что для всех пушистой не будешь – зубы показывать надо, чтоб кто-то другой вдруг в тебя свои не воткнул.

– Я… Я… – начала было Агидель, но язык её не слушался.

– Смарагд слишком нянькается с тобой, слишком опекает. Но всё, знай, закончилось щенячество, – зелёные глаза, казалось, заглянули в самую глубину души девушки. – Если эту мысль оба не заглотите и не переварите, хуже будет. Ты мой вожак, ты наследница мерзких Воиборов, и между прочим, мы, вроде как, одного идём вытаскивать из передряги, а я перед собой вижу размазню, которая скисла от того, что в её желудке перевариваются не самые лучшие людишки. Пф! С такими настроем, ты своему папочке не поможешь, и я тебя уверяю, что, не замаравшись, ты из этой ситуации точно не выйдешь! – и не дожидаясь ответа на свою тираду, оборотниха обошла брата и потрусила вперёд.

Немного подождав, пока родственница удалится на приличное расстояние, Смарагд обратился к Агидель, неподвижно замершей на нём:

– Мне больно признавать, но это выскочка в чём-то даже права.

– Знаю, – с горькой улыбкой заметила девушка и подняла глаза к небу. Вот только сейчас не хватало ещё и разреветься. Она покрепче запустила озябшие пальцы в волчью шерсть. – До боли её слова верны.

– Прости, что не нашёл времени, чтобы сказать тебе о том, что случилось. Хотел выбрать более подходящий момент, хотя с трудом представляю, что это за момент такой должен быть, – он медленно побрел дальше. – Много навалилось на тебя, не знал, как ты и это сможешь принять…

– Смарагд, не жалей меня больше, хорошо? Я должна достойно справляться с тем, что возложено на меня, а не скисать, как молоко на солнце.

– Хорошо, больше не буду.

– И спасибо тебе, – Княжна легко наклонилась вперёд и уткнулась в горячую шею оборотня. – И твоей гадкой сестре тоже спасибо… За всё.

Смарагд про себя улыбнулся и сосредоточился на приятном ощущении тепла внутри груди, которое дарило горячее дыхание девушки. Он даже не заметил, что совсем скоро нагнал семенящую впереди волчицу.

Уходящее солнце бросило прощальный луч, осветив верхушки деревьев и ушло на покой. Но в Мраморный лес вечерний сумрак спустился намного раньше, медленно подготавливая всё вокруг к наступлению ночи. Короткие зимние дни проносились с такой стремительной быстротой, что становилось страшно от того, что вся жизнь будет теперь проходить под знаменем ночи. Так ещё и крепчающий мороз, который неизменно быстро подкрадывался к путникам, всё ощутимее подтачивал внутренние силы тех, кто был послабее.

Элая настороженно всматривалась вокруг, беспокойно крутя головой, то и дело вытирая варежкой уже изрядно покрасневший сопливый нос. Эльфийка не могла отделаться от страшных образов крылатых тварей, которые преследовали её уже не одну ночь подряд, не давая толком спать. Даже рогатое чудище, напавшее на них с братом, померкло в памяти, в отличие от того, что явилось ей после и то всего лишь на мгновение. Тёмные круги залегли под глазами эльфийки от непроходящего напряжения и нарастающей усталости, щёки горели нездоровым румянцем и внутри становилось то жарко, то холодно, но она старалась не подавать виду. Быть обузой она уж точно никак не хотела. Брат её, в основном, пребывал в лёгкой полудрёме, убаюканный мерным шагом их проводницы и теплом, исходящим от неё. Оборотни тоже выглядели спокойными, будто их путь лежал не по лесу, кишащему самыми жуткими и неизведанными тварями, а по дворцовому парку. Они лишь изредка останавливались, внимательно слушая звуки, недосягаемые для эльфов, и шли дальше.

И вот, мрачная стена леса стала расступаться и вдалеке обозначились очертания деревни. Тусклый, но такой манящий свет из небольших слюдяных окошек вдруг показался Элае благословением. Она беспокойно заёрзала, разбудив брата.