Читать книгу: «Неслужебный роман. Часть 2», страница 2

4

Едва за Степкой закрылась дверь, я направилась в кухню. Убрала посуду, собрала разбросанные игрушки сына, включила компьютер. Первые два часа работы – самые эффективные. Проверка домашних заданий, присланных за вечер и ночь – кажется, мои студенты никогда не спят, несколько важных сообщений от куратора онлайн школы, в которой я преподавала. Стук клавиатуры и мелькание собственных пальцев успокаивали, создавали ритм, такой важный в привычной рутинной работе дома. Файлы мелькали перед глазами.

Прослушала аудирование трех студенток. Осталась недовольна интонированием. Обратила внимание на ошибки. Записала на диктофон и отправила девочкам фрагменты текста, которые им предстояло переделать.

Дотошная? Да. Именно за это меня и ценят.

На экране сотового мелькнула и погасла иконка неотвеченного вызова – это сестра Женька. Я перезвоню ей во время перерыва.

Один раз и навсегда заведенный порядок – время для работы отводится исключительно для работы. Время для себя – только для себя. Все зафиксировано и распределено едва ли ни по минутам. Это позволяет распределять нагрузку, не «зашиваться». Словно плывешь на длинную дистанцию. Гребок за гребком. Вдох за вдохом.

Таймер деликатно сообщил, что наступило время первого перерыва.

Я поставила ноутбук в режим сна, пультом включила аудиосистему – заиграла бодрая музыка, под которую я обычно занималась спортом.

Переоделась.

Разминка.

Двадцать минут на беговой дорожке.

Еще пятнадцать минут на велотренажере. Скорость пятая. Десять километров.

Чувствую, как струйка пота стекает между лопатками, холодит и щекочет. Это хорошо, так и должно быть.

Глоток воды по окончанию тренировки.

Несколько упражнений на растягивание.

Душ.

Руслан называет меня биороботом. Шутя, конечно.

Наверно, он в чем-то прав. Я существую словно в какой-то матрице, где я – функциональная единица. Я действую в рамках алгоритма, тщательно слежу за его неизменностью и чистотой. Словно точка в системе координат.

Когда выбралась из душа, неотвеченными оказались уже три вызова. Все три – от Женьки. Я набрала ее номер.

– Ты спишь, что ли? – недовольно отозвалась сестра из динамика. Важная птица, хирург. Хоть и учится в ординатуре.

Я подавила вздох:

– Ты прекрасно знаешь, что в это время я не сплю…

– Ну мало ли, может, марсиане все-таки вернули мою сестру?

Мне пришлось подавить раздражение – такие эмоции тоже не укладываются в алгоритм.

– Не начинай, ладно? – проговорила я примирительно. – Ты три раза звонила мне, может, сообщишь, из-за чего?

– Сообщу… Ты про юбилей родителей помнишь?

Я помнила, поэтому молчала, ждала, что скажет сестра.

– Мы с Наткой думаем, не отправить ли их в свадебное путешествие?

– Куда, например? – Идея мне нравилась. Я бы сама от такого подарка не отказалась.

– В Дагестан. Как считаешь?

Я ничего не знала про Дагестан и отвечать оказалась не готова.

– А что там интересного, кроме гор и кухни?

Женька обиделась:

– Ну, ты даешь. Там и старые аулы, и места красивые, и пещеры. Там можно с парапланами…

– Да, папе понравится…

– Ну так что, ты одобряешь? – Женька замолчала.

Я пожала плечами:

– Не знаю, Жень. Это их юбилей. Вдруг они его как-то определенно хотят отметить?

– Хотят. Собрать всю родню на даче, накормить шашлыками, салатами и тортом. Все как предыдущие тридцать четыре года… Лид, если мы ничего не предпримем, то они свой юбилей опять проведут в суете.

– А лучше, если проведут, перескакивая с горы на гору? – я потерла переносицу, почувствовала, как под пальцами сформировалась и пролегла морщина. – Жень, если ты спрашиваешь мое мнение, а не пытаешься выцыганить согласие любым способом, то я за то, чтобы спросить маму с папой.

– А как же сюрприз?

– Иногда лучше без сюрпризов, ты не находишь? Если ты, конечно, хочешь сделать приятное им, а не поставить галочку в своей голове.

Кажется, с категоричностью я перегнула палку – Женька засопела, обиделась.

Я решила, что надо смягчить:

– Жень, они взрослые люди. Это для тебя сюрприз и что-то новое – здорово и вызывает азарт и подъем сил. А им может оказаться милее собраться в кругу друзей. Тур, в конце концов, можно подарить им с открытой датой. Они сами решат, соберутся с мыслями и поедут…

– Лид… – я представила, как Женька хмурится и в раздражении трет лоб. – Я понимаю, почему у тебя такие хорошие отношения с родителями… Ты мыслишь так, словно тебе пятьдесят.

– Ну, спасибо, дорогая, – я постаралась беззаботно рассмеяться, хотя из-за замечания сестры под ребра словно ледяное шило загнали, выпустив из легких воздух. – Никогда не думала, что хорошие отношения с родными – это порок, а взаимопонимание – повод оскорблять.

– Я не оскорбляла. Я правду сказала.

– Да, на правду не обижаются, так все говорят.

Женька на секунду замолчала, заговорила другим голосом – вкрадчиво и будто излишне осторожно:

– Я тебя обидела?

– Не бери в голову. А с родителями все-таки советую предварительно поговорить.

Я нажала «отбой» и посмотрела на часы: разговаривая с сестрой, я пропустила время чая и почти пропустила время прогулки. Взяв со стола заранее приготовленную термокружку, я вышла на балкон – совместить приятное с полезным и хоть немного нагнать график.

Отсюда была видна крыша детского садика. Я посмотрела на часы – Степка сейчас закончил гулять и отправился на обед. Потом поспит, пополдничает и снова отправиться гулять. А там его и я заберу.

Мой график сильно напоминает тот, которым живет мой трехлетний сын: подъем строго по будильнику, привычный круговорот дел, лиц и маршрутов. Ничего нового, ничего травмирующего.

«С каких пор ты стала такой педантичной?» – в памяти возник смеющийся голос Руслана.

Интересно, моя педантичность и приверженность графику его так же раздражает, как раздражают они сестер?

Я отпила зеленый чай с мятой, вдохнула летний аромат.

Нет, Руслан сам такой же. Он сам – любитель всего по графику. Он же юрист. И зануда, он сам так о себе постоянно говорит.

Наверно, я себя успокаивала. Взглянув на часы, отметила, что у меня еще пара минут перерыва, достала мобильный и набрала мужа.

– Привет, я Руслан Лебедев. Сейчас я не могу ответить на ваш звонок, но сразу это сделаю, если вы оставите мне голосовое сообщение и оставите координаты. Благодарю за понимание!

Короткий звуковой сигнал оповестил о начале записи. Я запаниковала, хотела сбросить, но вспомнила, что запись уже идет и Руслану просто придет пустое сообщение. И он станет волноваться, что это кто-то из злоумышленников, или кто-то не дозвонился.

– Руслан, ничего срочного, просто хотела узнать, как у тебя дела.

И нажала «отбой». Даже вспотела от напряжения.

Закрыв створку окна, вернулась в комнату, к своему рабочему месту.

И сразу почувствовала облегчение, словно встала на знакомую почву.

Работа – я там нужна. Я там контролирую ситуацию. Я там могу дышать свободно.

5

Лавренева поехала в офис Лебедева сразу после их встречи, поэтому, когда он вернулся после завершения процесса, в кабинете его ждала коробка из-под обуви, доверху заполненная бумагами и вырезками, конвертами и каким-то хламом, а также почтовая коробка, от которой жутко несло тухлятиной.

«Она же не привезла сюда посылку с дохлым вороненком?»

Это был риторический вопрос.

В кабинет заглянула Арния Николаевна, поморщилась и, деловито подойдя к окну, распахнула его:

– Как я понимаю, у вас новое дело. Весьма настойчивая дама…

Она понимающе кивнула на коробки. Лебедев как раз с помощью остро отточенного карандаша приподнял крышку почтовой коробки, чтобы убедиться, что внутри – именно то, что он думал.

– Вы зачем ее в кабинет ко мне пустили?

– Она сослалась на то, что с вами это согласовано. Проверить это я не смогла, так как сотовый у вас был вне зоны действия сети…

– Да-да, я был в процессе³, – он поднял глаза на офис-менеджера. – А чего у себя не оставили? Воняло?

Арния Николаевна усмехнулась, но вместо ответа предложила:

– Может, пригласить на чашку чая кого-то из криминалистов? Вдруг клиентка принесла это неспроста?

Лебедев посмотрел на нее с удивлением, почтительно хмыкнул:

– Вы меня не устаете удивлять, Арния Николаевна, иной раз фору юным адвокатским гениям дадите.

Пожилая дама удовлетворенно поправила прическу:

– Ну так… Все-таки опыт, наблюдательность… И не по годам хороший слух. – Она засмеялась: – Предложение вызвать криминалистов Борис Иванович на самом деле озвучил. Он приехал около часа назад.

Руслан усмехнулся.

Идея с подключением эксперта ему нравилась.

Открыв коробку из-под обуви, аккуратно – так же, кончиком карандаша – приподнял верхние листки: распечатка, вырезка из газеты, старенькие открытки без обратного адреса, конверты – в большинстве своем аккуратно вскрытые ножом для бумаг. На дне коробки обнаружил свадебное платье куклы Барби, детские пинетки, возможно, тоже кукольные, такие маленькие они были, и школьную тетрадь по русскому языку. Он присмотрелся: подписана почти выцветшими чернилами. «Ученицы 7 „б“ класса», далее – неразборчиво и почти стерты фамилия и имя школьницы. Сердце сжалось: там написано «Лида»?

Арния Николаевна, так и не дождавшись поручения от руководителя, направилась в приемную.

– Пусть Боря зайдет ко мне! – крикнул Руслан, когда секретарь уже почти притворила за собой дверь.

Убедившись, что остался один, достал школьную тетрадь из коробки и убрал ее в верхний ящик стола.

На пороге кабинета появился Борис, сообщил:

– Заключение подготовлено, у вас на столе. – Он кивнул на красную папку, ждавшую Лебедева на углу стола.

– Да-да, я понял… слушай, Боря, ты мог бы мне помочь?

Помощник кивнул, сел у стола, с опаской посмотрел на источавший смрадный запах короб.

Руслан задумался: он необъективен. Он не может вести это дело, но и не может отдать его. В груди стало горячо от стыда, что он спрятал одно из доказательств. Успокоил себя тем, что имя «Лида» слишком нераспространённое, а оттого приметное, это может сбить Бориса. А ему, Руслану, надо сохранить его объективность. Хотя бы на какой-то стадии.

– Я бы хотел, чтобы ты изучил вещи вот из этой коробки. Что их может связывать, на какие мысли об их владельце они тебя натолкнут. Письма опять же, вырезки.

– Составить опись и подготовить анализ? Сделаю. – Борис указал подбородком на почтовый короб: – А с этим что?

– Ты прав, тут нужны криминалисты.

* * *

Я решила, что пора сделать что-то, что меня отвлечет и успокоит. Готовка как нельзя лучше для этого подходила. Перебрав в уме все, что есть в холодильнике, я вспомнила известную фразу из кинофильма про инопланетян: «Нужен пирог».

Мне он тоже был нужен.

Достала из холодильника фарш, мелко порезала лук и болгарский перец, выбрала самый большой томат и тоже мелко порубила его. Любимый рецепт «пиццы-лентяйки». Фарш и овощи – на сковороду. Масло растительное и горчичное, соли на кончике ножа, черный перец и базилик. Столовая ложка воды – и все накрыть крышкой. Когда почувствуешь аромат, добавить несколько столовых ложек тушеной фасоли и оставить томиться на несколько минут. За это время приготовить тесто. Я особенно любила тесто – его запах, когда мнешь и ласкаешь его руками, мягкое, податливое и теплое, будто живое.

Тесто я готовила такое, за которое моя мама меня отругала бы – так никто не делает. Но оно получалось мягкое, воздушное и не вбирало в себя влагу от начинки. Три неполных стакана муки, половина пакетика сухих дрожжей, половина чайной ложки разрыхлителя и столько же – картофельного крахмала. И секретный ингредиент – две столовые ложки манки. Только тсс, маме не говорить. Все сухое размешать, добавить чуточку крупной соли и две столовые ложки сахара. Разбить два яйца, добавить полстакана теплого молока и все тщательно перемешать. И – как финальный аккорд – три столовые ложки горчичного масла.

Тесто становится мягким, не липнет к рукам, но в нем еще чувствуется какое-то несовершенство. Оно исчезает, когда тесто раскатываешь тонким, не больше половины сантиметра, пластом. Чуть присыпаешь его мукой и аккуратно укладываешь на противень. Я достала специальную форму для пиццы – плоское круглое блюдо с покрытием из тефлона.

Я едва не забыла посыпать его манкой – еще одно мое ноу-хау. Так пицца никогда не присохнет и не подгорит.

В кухню заглянул Степка, увидев, что я колдую у плиты, быстренько спрятался – знал, что не люблю, когда мешают.

На тесто я брызнула маслом, чуть смазала его томатной пастой и нежирной сметаной, укрыла сверху полупрозрачными полукольцами лука. И только тогда – еще теплую – начинку укладываю на тесто. Ровным слоем, почти до самого края.

Сверху – тонкие лепестки помидора.

Укрываю тертым сыром. Сегодня, как любит Степка, два вида – мягкий молодой сыр и твердый. Один впитается в начинку и подарит ей сливочный вкус и сочность, а другой схватится румяной корочкой.

Края я не оставляю открытыми, а заботливо подворачиваю и накрываю ими начинку – сок не вытекает, край остается мягким и весь съедается даже Степкиными молочными зубами.

Отправив в горячую духовку свою лентяйку и быстро убрав со стола последствия готовки, я взяла сотовый – написать Руслану, что у нас сегодня пицца.

Быстро набрала сообщение, отправила и с улыбкой стала ждать ответа.

Две серые «галочки» окрасились в голубой. Загорелся статус «Руслан печатает» и три точки. Я представила, как он набирает текст, как ярко-голубой экран бросает отблеск на его лицо, подчеркивая скулы.

Надпись «Руслан печатает» погасла. Он вышел из сети.

Еще какое-то время я ждала, что сообщение дойдет до меня.

Но Руслан так и не появился в сети. А то, что он хотел сказать, так и осталось несказанным.

«Почему?» – ломала голову я. Что я делаю не так?

Я хотела набрать номер и поговорить с ним, но вместо этого выключила у сотового звук и убрала на холодильник. Выйдя из кухни, отправилась к Степке – ему до меня всегда есть дело.

* * *

Он перешел работать в переговорную, пока в кабинете орудовали криминалисты. Вскрыв почтовый короб, аккуратно извлекли из него дохлого вороненка. У птицы слежались и помутнели крылья, головка оказалась свернула набок, а глаз смотрел мутно. Второго глаза птица лишилась еще при жизни.

– Когда лишился, это можно установить? – спросил Лебедев.

Криминалист, молодой и немного чудаковатый Вася Клешнин, пожал плечами:

– Кто ж его знает… Было бы уголовное дело возбуждено, провели бы экспертизу, наверно. А тут, как я понимаю, возбуждаться не из-за чего, – он снова пожал плечами и посмотрел на Лебедева вопросительно: – Это точно не вам поступило?

– Нет.

Вася вздохнул, снимая медицинские перчатки и выбрасывая их в ведро:

– Жаль. Дохлый вороненок – хороший намек на то, что кто-то хочет твоей смерти.

– В самом деле?

– Ну да… Вороны – они же очень умные, мстительные… Я в детстве… Совсем пацаненком был, лет шесть, наверно… В общем, обидел вороненка, палкой ударил, прогнал с качелей. Так меня потом воронья стая месяц выслеживала, и каждый ворон норовил клюнуть или ущипнуть. Я и одежду менял, и панаму надевал – все бесполезно, нюх у них, что ли. Отлавливали и в нашем дворе, и в соседнем. И даже на другом конце города, представьте… – Он с сожалением посмотрел на вороненка. – Очень мстительные и злопамятные птицы.

Руслан кивнул:

– Понимаю. Но нет, это не мне угрозы, а клиенту.

Вася хмыкнул:

– На месте клиента я бы поостерегся в одиночку из дома выходить.

Руслан живо представил, что это Лида отловила вороненка, свернула ему шею, упаковала в пакет и отнесла на почту. От дикости предположения покоробило. К горлу подступил тошнотворно сладкий комок выпитого недавно кофе. «Нет, это не она», – сердито подумал он.

«Я уверен, Лавренева не только в отношении Лиды наследила. Такие одним мерзким поступком не ограничиваются, – решил Руслан, провожая криминалистов. – Я найду того, кто делает эти гадости, и докажу, что это не Лида».

И первое, на что нужно было опереться – это мотив. Лавренева говорила, что угрозы посыпались после того, как в СМИ появилась информация об участии в выборах ее мужа.

«Вот с этого и начнем».

6

После лекции голова раскалывалась. Под носом Лебедева сидела девица, которая всю лекцию листала журнал и со скучающим видом поглядывала в окно. Признаться, он бы и сам прогулялся вместо лекции. Но по-честному рассказал все, что знал об адвокатской этике. В свете клиентства Лавреневой и ее прямого обвинения в адрес жены это выглядело не совсем так, как адвокат хотел бы.

Еще больше дегтя добавляла причина, по которой он взялся за дело Лавреневой.

Доказать, что Лида не виновата? Или все-таки прикрыть ее, чтобы никто не смог обвинить ее всерьез?

Тогда выходило, что он заранее признал ее виновной. И от этого на душе становилось еще более гадко. Так гадко, что он пару раз сбивался на лекции, и тогда девица отрывала взгляд от окна и смотрела на него с недоумением.

Вечером была пицца. Лида писала о ней, когда он как раз закончил лекцию. Он хотел предложить купить вино. Но вспомнил, как она отчитала его за подобное предложение в прошлый раз. И стер сообщение. Пицца – сама по себе хорошо.

Когда уложили Степку и, обнявшись, смотрели какой-то мутный сериал по кабельному, он поцеловал жену в щеку, заметил:

– Ты какая-то напряженная в последнее время.

Не смог спросить напрямую, начал издалека, исподтишка наблюдая за супругой. У нее напряглись плечи, выпрямилась спина.

– Напряжена? Я не заметила.

– У тебя все в порядке? Со студентами, например…

– Я же сказала, нормально у меня все, – Лида отстранилась, сбросила с плеча его руку. Подумав, резко встала, забрала с журнального столика тарелку с остатками сыра, направилась в кухню.

Руслан слышал, как хлопнула дверца холодильника, как зашумела вода.

«Молодец, чему тебя только в универе учили?» – отругал он себя.

Поднялся и направился следом за женой.

– Лид, ну что ты засуетилась? – Он постарался, чтобы голос звучал максимально расслабленно и отстраненно. – Я ведь волнуюсь…

Он подошел сзади, обнял ее со спины и сплел пальцы.

– Все в порядке, Руслан, правда, – Лида небрежно похлопала его по руке.

– Ну, хорошо, – он отошел, сел за стол. – Чего твои говорят?

Лида заметно нахмурилась.

– Тебе Женька звонила? Жаловалась на меня?

– А есть повод?

Лида посмотрела на него с подозрением:

– То есть не звонила? – Руслан покачал головой. – Она просто сегодня мне звонила, и мы… немного поспорили. Из-за родителей.

Руслан устроился поудобнее, приготовился слушать.

– Да ничего серьезного, – отмахнулась Лида, но, заметив, что Руслан ждет продолжения, призналась: – Женька хочет, чтобы они на юбилей…

Руслан вскинул голову:

– О, у них в этом году юбилей? Я и забыл совсем… И сколько они вместе?

– Тридцать пять будет… Женька хочет, чтобы они поехали в горы, чтобы отдохнули от бытовухи и суеты…

– Отличное предложение…

– Погоди. Они хотят подарить путевку в Дагестан…

– Еще лучше, там очень красивые места.

Лида покраснела:

– Ты дашь договорить?! Они хотят, чтобы сам юбилей родители отмечали в горах, в путешествии, вдвоем! А они обычно отмечают с семьей, на даче. Понимаешь? Это же… – она сделала неопределенный жест, имитирующий взрыв или коллапс. И произнесла: – Это может им не понравиться.

Лебедев округлил глаза. Чтобы избавиться от необходимости что-то говорить, отправил в рот соленую соломку, лежавшую на столе в плетеной корзинке.

– И из-за это вы поспорили? – проговорил он наконец.

– Из-за этого и поспорили. Я сказала, что против, посоветовала обсудить все с родителями и подарить путевку на юбилее. А Женька разобиделась, что не получится сюрприз, что вытащить их надо из рутины и прочее.

Руслан посмотрел на нее внимательно, будто запоминая что-то. Под его взглядом Лида поежилась, будто на экзамене.

– Так можно же подарить тур с открытой датой, когда захотят, тогда и поедут. А заодно сказать, что если решаться на сам юбилей, то будет им романтический вечер в горах. Уверен, туроператор устроит все в лучшем виде. – Он пожал плечами. – Я бы сделал так.

Лида вернулась к уборке, пробормотала:

– Я почти так и посоветовала.

– «Почти» не считается… Слушай, – он резко переменил тему разговора: – а тебе вообще комфортно работать дома? По офису не скучаешь? Прежняя работа не снится?

Она медленно развернулась к нему, механически протянула руку и растерянно ударила по рычагу кухонного крана.

– Ты почему спрашиваешь?

Лебедев прищурился, откусил еще немного соломки. Пожал плечами:

– Не знаю. Многие из моих клиентов с ума сходят в четырех стенах, некоторые – в буквальном смысле. За время пандемии – совещания онлайн, работа удаленная, толком никуда не сходишь. Люди волком выли. А ты заперла себя добровольно.

– Я не заперла. У меня обширный круг социального общения.

– Онлайн, – подсказал Руслан.

– Онлайн, это ничего не меняет. Я постоянно перед камерой, постоянно с людьми. Настолько постоянно, что иной вечер очень хочу побыть одна. И чтобы меня не донимали странными двусмысленными вопросами…

– Двусмысленными? Вот тут не понял.

Лида побледнела.

– Я ушла из офиса не потому, что захотела работать удаленно или онлайн. А потому что моя бывшая начальница оказалась моей биологической матерью, бросившей меня и приписавшей мне липовый диагноз. Она больная, Руслан! Больная! И мне странно, что ты не помнишь этого. Не видишь, как ежедневно, капля за каплей, я пытаюсь переступить через это, занимая все свое время, все свое пространство делами и заботой о вас. Чтобы перестало болеть вот здесь, – он дотронулась до груди.

Руслан помнил. Вызвать жену на откровенный разговор, застать ее в момент выплескивания стихийных неконтролируемых эмоций – вот главное, чего он пытался добиться весь вечер. Чтобы понять – насколько занимает его жену Лавренева. Насколько выгорело и переболело ее сердце. Насколько жива обида.

Триггер ли для нее ее бывшая мать?

По всему выходило, что – да.

* * *

Руслан наблюдал за Лидой. Она как-то стушевалась и потемнела. Плечи опустились, а в глазах загорелся лихорадочный, нездоровый блеск. И губы сомкнулись в линию. Так, будто она была сердита. Зла. И расстроена.

Отвернувшись к окну, она методично размешивала в кружке сахар, не замечая, как с каждым новым витком скорость увеличивается, а чай того и гляди перельется через края.

– Лид, – прошептал он и дотронулся до плеча жены. – Что с тобой?

Ей потребовалось мгновение, чтобы подавить раздражение. Чуть прикрытые веки спрятали то, что хотели укрыть от посторонних глаз… Посторонних? Руслана неприятно поцарапало ощущение, что в жизни любимого человека есть дверь, за которую тебе категорически нельзя. Нет, это нормально, если у каждого в паре сохраняется толика личного пространства. Пожалуй, и у него есть такое. Но… Руслан пытался подобрать слова, чтобы описать свое чувство. Одно дело – вежливо оградить свое личное пространство, другое – с грохотом захлопнуть дверь перед носом. Вроде бы результат один, а какие разные смыслы.

Вот и сейчас он чувствовал себя так, словно его схватили за шкирку и выставили за дверь, словно нашкодившего щенка.

С любимыми так не поступают…

Ему так казалось до этой минуты.

Лида повернулась, вымученно улыбнулась:

– Все в порядке.

Что означало только одно – ничего не в порядке и все летит ко всем чертям.

Руслан вздохнул, откинулся на спинку кресла.

«Могла ли Лида сделать что-то из того, в чем ее обвиняет мать?» – вот вопрос, который мучил теперь его с утроенной силой.

Еще несколько минут назад он бы ответил однозначно «нет» и рассмеялся бы себе в лицо. Сейчас от былой уверенности не осталось и следа: Лиде есть что скрывать. И она определенно испытывает сильные, разрушающие эмоции, которые могут заставить сделать глупости. И эти эмоции напрямую связаны с Лавреневой. Обида на биологическую мать для него стала очевидной. Как далеко она завела Лиду? Отдает ли она себе отчет, насколько опасный путь выбрала?

Он видел, как она взвинчена.

Жена поднялась рывком. Схватила посуду со стола, шумно поставила ее в мойку. Включила на полную мощность кран. Двигалась размашисто, зло. Тарелки с грохотом летели в сушку, приборы падали на разложенное полотенце.

– Хватит на меня пялиться, мне неприятно, – бросила она, даже не повернувшись.

Руслан пожал плечами, постарался улыбнуться как можно более миролюбиво:

– Почему? Тебе неприятно, что я на тебя смотрю?

И сразу понял, что ступил на опасную почву – Лида развернулась, ужалила колким и холодным взглядом.

– Не надо вести разговор так, будто ты все еще в суде, – зашипела она подобно разъяренной кобре. – Ты прекрасно понимаешь разницу между «просто смотреть» и «пялиться».

– Нет… с удовольствием послушаю тебя, – он отдавал себе отчет, что дразнит ее. Более того, понимал, что играет с огнем, и еще неизвестно, насколько горячо он разгорится. Но с другой стороны – ему важно было понять, до какой степени может дойти супруга.

И она закричала:

– Ты серьезно? Ты переиначиваешь любой разговор, заставляя меня постоянно оправдываться, и при этом просишь, чтобы я расслаблялась после работы. Как?

Это была совсем другая Лида. Не мягкая и разумная, а стихийная, готовая к нападению. Готовая сделать больно даже тому, кто не является ее врагом. «Что говорить о мамаше, из-за которой столько лет приходилось доказывать, что ты не слон?»

– Я понял.

Лида опешила. Но не сдалась, голос по-прежнему был напряженным и наэлектризованным.

– Что ты понял?

Руслан встал, придвинул к столу спинку стула:

– Я понял, что больше не хочу с тобой спорить. Кому-то надо ретироваться и признать поражение. Почему бы это не быть мне? В конечном счете, уметь вовремя признавать себя проигравшим – один из важных навыков в адвокатской практике.

– Руслан, мы не в суде! И не на поле боя.

Это очень походило на прежнюю Лиду. Возможно, она все-таки еще владеет ситуацией и контролирует себя.

– В самом деле? Ты уверена, что не ведешь никакой военной компании?