Читать книгу: «Архонт. Ученик», страница 2

Глава 2 Первые испытания

Когда портал, поглотивший Михаила, окончательно рассеялся, в комнате разверзлась телепортационная воронка. Воздух сжался, будто сам мир затаил дыхание. И в этот неподвижный миг, как разрез реальности, перед Вельдом возник архонт.

– Повелитель!.. – Эльф взвился с места, словно его подбросила невидимая сила, и тут же рухнул на одно колено. Лоб коснулся пола. Голос дрожал, словно натянутая струна.

– Закрой входной канал с Лабиринтов, – ровно произнёс Рониус. Его взгляд был пуст, как дно бездонного колодца, но в голосе слышалась окончательность приговора. И всё же внимательный наблюдатель уловил бы: Архонт говорил не столько с эльфом – скорее, с самим собой. – Обучать кого-либо ещё я не стану. Никогда. Этот парень либо выживет и встанет подле нас… либо навсегда останется последним.

Он уже начал исчезать – тихо, беззвучно, холодно, как снег, тающий на стекле – когда внезапно вновь обрёл чёткие очертания. Его силуэт будто зазвенел, заострился – точно клинок перед ударом.

– Ах да, – голос стал леденящим. – Ещё хоть раз услышу, как ты называешь меня стариком… – ты вернёшься в питомник. Без права выхода.

Эльфа затрясло. Он рухнул ниц – не из игры, не из притворства, а по-настоящему. Лицо в пол, тело в судорогах.

– Господин!.. Простите, мой повелитель! Не повторится! Умоляю… не гневайтесь на глупого, ничтожного раба своего…

Но архонт исчез. Осталась только тишина – тяжёлая, вязкая, сдавливающая виски, как обруч.

А Вельд… он не смел пошевелиться. Всё ещё дрожал, вжавшись лбом в пол, будто сам воздух вокруг был капканом. Он не знал – ушёл ли Рониус по-настоящему. Не чувствовал. Не верил. Только память о Питомнике – как о боли, которую не забыть, – жгла внутри иглами, оставляя ожоги даже без прикосновений.

Кто бы увидел эльфа в тот момент – не поверил бы, что это тот самый, что недавно стоял перед Михаилом. Это был другой Вельд. Разобранный. Обнажённый. Превращённый в пыль чужой воли.

Он ещё долго оставался в этом положении. Слишком долго. Пока страх не отступил – не исчез, нет, просто отполз ниже, под сердце. Чтобы ждать. Следующего шёпота архонта.

***

Путь вёл вниз. Не просто по склону – вглубь, в самое нутро этой уродливой раны, прорезанной в теле одного из миров. Я брёл, опираясь на копьё, с саблей наготове. Штурмовая винтовка висела за спиной, обвисшая, как уставшее тело боевого товарища. Почти весь боекомплект был исчерпан: три магазина с бронебойными, два с трассирующими – всё, что осталось, после вскрытия последнего цинка. Всё остальное придётся решать холодной сталью и остатками силы.

Перед тем как спуститься глубже, я остановился на уступе и проверил снаряжение. Винтовку снял с плеча, быстро прочистил затворную группу, убедился, что патроны не отсырели. Пластиковые гильзы были влажными, но ещё пригодными к употреблению по назначению. Один магазин – в шахту, остальные обратно на разгрузку.

Свет от фонаря тускнел с каждым шагом. Аккумулятор садился. Я прицепил к нагруднику химсвет – он загорелся жёлтым, мерцая, как звезда в тумане.

Вонь становилась всё плотнее. Влажный воздух лип к коже, как гниющая пелена, а стены будто стягивались ближе, словно сама пещера дышала, сужая глотку вокруг меня.

Где-то позади что-то хрустнуло. Или показалось? Я не обернулся. Пути назад уже не было. Только вперёд.

Я заметил их раньше, чем они меня. Трое – медленно ползли по потолку. Я вжал спину в стену, замер. Их лапы скребли по камню, как лезвия по стеклу. Они не спешили. Эти знали, что время – на их стороне.

– Ну давайте, – прошептал я, – покажите, чего стоите.

Я бросил камень в сторону – звук отскочил эхом. Твари дёрнулись. Одна соскользнула вниз – и в этот миг я сорвал винтовку с плеча, дал короткую очередь. Первая пуля пробила ей глаз, вторая раздробила жвала. Она рухнула, завыла, или мне показалось. Я пустил очередь прямо в пасть второй – хруст, визг, падение.

Оставшаяся зацокала жвалами – и бросилась на меня. Я нырнул вперёд, встретил её прикладом в морду, винтовка отскочила и повисла на ремнях. Родовой клинок был уже в левой руке. Ударил им по шее, сбивая с курса. Прокрутился, как учил отец. Всё тело ныло, но я двигался, пока мог. Пока был жив.

Через минуту всё стихло. Снова. И снова – кровь. Моя и чужая. Стены в пятнах, сапоги – в слизи.

Я дышал тяжело, в груди клокотало. В горле – вкус железа. Но я шёл дальше.

***

Проход уходил глубже – не каменной лестницей, как я того желал бы, а по обрывистым уступам, выточенным временем и местными обитателями. Приходилось опираться на стены, ловить равновесие копьём, иногда почти ползти, чтобы не сорваться. Слизь, покрывающая всё дно тоннелей никуда не делась.

Я знал, что приближаюсь к ней. К королеве.

Мои пальцы сжимали рукоять автомата до боли. Страх больше не прятался в животе. Он жил в костях. Он ходил рядом. Он смотрел теми же глазами, что и я.

Но я всё равно спустился.

Когда я опустил ногу на последнее углубление в породе, тьма сменилась жаром. Воздух стал вязким, будто я вошёл в горящее нутро живого организма. Стены подсвечивались красным, словно вены под кожей каменного титана. Пол под ногами – влажный, но не от воды. Это была всё та же слизь. Чужая. Старая. Живая.

Я скинул рюкзак, быстро проверил винтовку: патрон в патроннике, затвор работает, лазерный прицел включён. Магазин – последний. Заряжен трассирующими. Прикрепил его и зафиксировал лямку на предплечье, чтобы в случае чего не потерять оружие в рукопашной.

Свет от фонаря окончательно угас. Осталась последняя химическая капсула. Я разломал её, повесил на нагрудник. Тусклый зелёный свет казался насмешкой в этом царстве алого мрака.

Она уже чувствовала меня.

Пещера расширялась. На конце – круглый зал, усыпанный костями. Полуразложившиеся. Старые, жёлтые. Некоторые – с обломками брони. Лицевые пластины, как маски погибших.

Не я первый. Не я последний.

Движение. Не шаг. Не звук. Тень. И она возникла.

Из-за каменных колонн сталагмита выползла королева-мать. Её тело было плотным, низким, покрытым тяжёлым панцирем. Но главное – её лицо. Многочелюстная, колышущаяся пасть, усеянная парными глазами – бездонными и тусклыми. И из этих глаз на меня смотрела… пустота. Хищная. Вечная.

Она не издавала звуков. Только из груди вырвался влажный треск, будто она смеялась.

Я медленно обошёл её по кругу, винтовка поднята. Она не двигалась. Смотрела. Выжидала.

Выпад. Очередь. Пули рикошетили от панциря, создавая фейерверк, но одна, кажется, задела сочленение. Она взревела. Лапа ударила в грудь – броня спасла от перелома, но воздух выбило. Я рухнул, винтовка всё-таки отлетела в сторону.

Королева бросилась на меня. Я успел уйти в сторону. Сабля. Родовое оружие и я. Двое. Против неё одной – неплохие шансы.

Я ударил снизу вверх, по суставу – услышал хруст. Не боль. Но злость. Она завертелась, сбила колонну, обрушила часть потолка. Камни сыпались, как могильный дождь.

Шаг. Выпад. Уворот. Я царапал, бил, колол. Где-то – мягкое место. Визг. Череп взрывается от звука. Она бросилась. Я – в сторону. Сабля – в руке. Танец – продолжается.

– Ну, давай! – закричал я. – ДАВАЙ!

Последний выпад. Сверху вниз, всей массой, в центр груди. Лезвие вошло. Неглубоко. Но достаточно.

Королева рухнула. Треск. Последний клёкот. Тишина. Та, в которой сердце как шаги по катакомбам.

Я стоял среди останков. Пульс гремел в ушах. Тело гудело. И тут – поток.

Словно кто-то раскрыл шлюзы. Поток энергии – плотный, горячий, хлестнул внутрь с такой силой, что ноги подкосились. Я опустился на колено, стараясь не рухнуть, но земля под ладонями казалась далёкой. Всё тело звенело. Кровь, казалось, пела. Сердце билось с яростью зверя.

Такого восторга я не чувствовал никогда.

Каждая мышца требовала движения. Хотелось кричать, бежать, скакать, перевернуть этот мир – и построить другой. Я захлебнулся эйфорией, как моряк – солёным ветром в лицо. Это было слишком.

Но чувство ушло почти так же внезапно, как и пришло. Волна схлынула, и осталась лишь радость – светлая, очищающая. Я встал. Сильнее, чем был. Полностью восстановившийся. Дышал. Жил.

В центре зала, где ещё пахло смертью, открылся портал. Воздух сжал себя в продолговатый овал зелёного света, и на каменном полу, словно вырос из пустоты, появился сундук. Тяжёлый, деревянный, обитый потемневшей медью – стоял он рядом с пульсирующей аркой портала, как немой вестник следующего шага.

Я медленно подошёл. Руки дрожали, но не от страха – от предвкушения. От понимания, что награда, как и боль, – лишь часть неизбежного.

Я открыл крышку.

Внутри, на чёрной подложке, лежали двадцать девять гран – двенадцатигранные кристаллы, которые на Земле, никогда не называли по их официальному названию, слишком долго произносить. Просто – граны, кристаллы или двенашки. Если прикинуть, то выходило: по одному за каждых десять убитых рабочих особей, за каждые пять солдат. А с королевы выпало сразу семь – редкость.

Удача или я не всё знаю? Такое количество двенашек никогда не выпадает с осколков двенадцатого ранга.

Как бы то ни было, я взял их.

Кристаллы светились ровно, будто внутри них пульсировала сама суть силы, энергии, маны. Чистота – поражала. За свою жизнь я видел немало гран, но все были изъедены тенью: внутри, как трещины, тянулись зелёные прожилки Скверны. Их не выводили до конца – лишь подавляли. Иные маги тратили недели, пытаясь очистить хотя бы один, но полностью очищенные – встречались только в арсеналах богатейших одарённых. И даже тогда – ценой энергии, несопоставимой с результатом.

А тут – двадцать девять. Абсолютно чистых.

Помимо них – копьё. Чуть лучше моего. Баланс, вес, сплав – незнакомый, но чувствовалось: над ним работал мастер. Не шедевр, но достойное оружие.

Рядом – два зелья жизни. Я взял их с осторожностью. Простые склянки, тёплые на ощупь. Они не воскресили бы мертвеца, но могли остановить кровь, затянуть рваную плоть, восстановить силы тем, кто готов идти дальше. А значит – мне.

Я убрал всё в разгрузку, проверил ремни, поправил саблю.

Портал всё ещё ждал.

Следующий разлом. Неизвестность.

Я глубоко вдохнул.

И шагнул.

***

Вельд не мог вспомнить, сколько мучительно долгих часов или минут, прошло с тех пор, как архонт покинул комнату. Лишь тогда, когда судороги страха начали отпускать тело эльфа, он пришёл в себя. Вельд приоткрыл глаза, опасаясь, что Рониус всё ещё рядом, готовый в любой момент вернуть его… туда.

Когда же понял, что сегодня обойдётся без кары, выдохнул с такой силой, будто выпустил из груди воздушный шар. Поднявшись, шатаясь, как после боя, он направился переодеваться – его штаны и нижнее бельё не выдержали одного лишь упоминания Питомника. Само это слово вызывало в нём неконтролируемый выброс: страха, унижения и биологического ужаса.

О каком-либо «романтическом завершении» дня с Анитой можно было забыть, несмотря на его прежние намерения. Оцепенев, он добрался до спальни и встал под горячие струи душа. Вода стекала по телу, но не могла смыть липкое ощущение паники, прилипшей к коже изнутри. Только спустя полчаса, промокший до костей и выжатый как тряпка, он выбрался из ванной и рухнул на кровать.

Сон не спешил приходить. Каждый раз, стоило сомкнуть веки, в сознание вползали образы – бальд-черви, пронизывающие кожу, впивающиеся в плоть, плетущие из него кокон ужаса.

Утро не принесло облегчения. Глаза слипались, тело ломило, мысли цеплялись друг за друга, как обугленные страницы книги, пережившей пожар. Только во время обеденного перерыва он смог урвать пару часов сна – и начал понемногу приходить в себя.

Именно тогда, прямо посреди комнаты, с хриплым всхлипом пространства открылся портал.

Из него, пошатываясь, вывалился человек. Закованный в изодранные обрывки техногенной брони, забрызганный кровью, слизью и потёками чего-то зловонного, он рухнул на пол с глухим стуком.

– Древень раздави меня… Кто ты, чёрт возьми?! – Вельд отпрянул, будто его ударило током. Его глаза расширились: у незнакомца отсутствовала левая рука, оторванная по локоть. Единственным относительно целым элементом доспехов был странный полушлем с треснувшим застеклённым забралом. Запах стоял такой, что даже у эльфа – с его устойчивым обонянием – защипало в глазах.

– Передай… Старику… Вода… – прохрипел человек, и тут же обмяк, теряя сознание.

– Старику?.. – Вельд замер, глаза метались между лицом незнакомца и расплывающейся в голове догадкой.

– Э-э… Так ты… выжил?.. Чёрт тебя побери, только не умирай в моём кабинете! – вскрикнул он и рванулся к телу.

Михаил был без сознания. Но жив.

И Вельд, стиснув зубы, начал лечение. Теперь, после приобретения Дара, Пирамида взяла его под свою опеку. Платить ей за его воскрешение он, разумеется, не собирался.

***

Сознание возвращалось медленно. Сначала – ощущение тяжести в груди. Затем – едва уловимое жжение в руке. Я пытался пошевелиться, но тело отозвалось глухой болью, как будто меня собирали заново – кусок за куском. Простыни подо мной были мокрыми от пота, воздух – густым, насыщенным запахами целебных мазей, крови и древесного масла.

Я открыл глаза.

Прямо надо мной, с выражением усталого превосходства, нависало лицо Рониуса. Его глаза, теперь казались чуть… довольными. Как будто он ждал именно этого момента. Его губы скривились в той самой – уже знакомой и чертовски раздражающей – ухмылке.

– Ученик, поздравляю с успешным прохождением первой ступени, – голос его был мягким, почти дружелюбным. – Двенадцатый ранг. Неплохо. Быстро. Даже слишком. Ты заслужил награду. Выбирай: конструкт «Поглощение» или «Обнаружение».

Я моргнул, вбирая в себя его слова – будто сквозь вату. Всё тело гудело, но мысли уже начинали собираться в кучу.

– Ты же не объяснишь, что они делают? И куда вплетаются? – хрипло спросил я.

Рониус рассмеялся тихо, почти беззвучно, и ответил, не мигая: – Зачем задавать вопрос, содержащий в себе ответ? – его ухмылка стала ещё ехиднее.

– Поглощение, – буркнул я наугад. Название звучало… внушительно.

Он подошёл ближе. Наклонился, положил ладони мне на раненую ранее ногу – ту самую, в которую я сам себе выстрелил при нашей первой встрече.

Я не успел ничего сказать.

Боль пришла мгновенно. Не просто как ожог – как раскалённое железо, вбитое в кость. Я закричал: не громко, но с таким надрывом, будто вместе с болью из меня вырывали остатки выжженной души. Я сжал кулак до хруста, едва не вывихнув пальцы. Мир потемнел. Потом вспыхнул белым.

И только после этого – потух.

Сознание возвращалось снова – медленно, как будто поднималось со дна чёрного омута, где время вязкое, а реальность путается с кошмарами. Первым пришёл запах – смесь сушёных трав, крови и чего-то металлического, что щекотал ноздри, вызывая неясные воспоминания о старых алхимических лабораториях. Затем – осознание тела: каждая мышца ныла, словно меня перемололи в гигантской мясорубке, а потом собрали обратно – не слишком заботясь, что и где должно быть.

Когда я, наконец, открыл глаза, передо мной предстало виде́ние, от которого перехватило дыхание.

Фигура, склонившаяся над ложем, казалась сотканной из лунного света и ночных грёз. Длинные фиолетовые волосы, струящиеся, как водопад забвения, обрамляли лицо неземной красоты. Её глаза – огромные, сияющие глубоким аметистовым светом – смотрели на меня с любопытством, в котором скрывалась тень чего-то древнего и мудрого. Когда она улыбнулась, в уголках губ заплясали тени, будто сама тьма признавала в ней свою повелительницу.

– Ты, наконец, пришёл в себя, – её голос звучал как шёпот ветра в листве древнего леса: нежный, но полный скрытой силы.

Я хотел что-то сказать, но в этот момент она наклонилась ближе, и мир сузился до двух совершенных окружностей, которые её грудь выписывала в воздухе. Тонкая ткань халата предательски подчёркивала каждую линию, и я почувствовал, как кровь резко устремляется вниз, пробуждая во мне животное начало, дремавшее, казалось, вечность.

– Привет, я Анита, Анивэталариэль, если точнее, – представилась она, поправляя прядь волос, упавшую мне на лоб. Её пальцы едва коснулись моей кожи, но от этого лёгкого прикосновения по спине прошёл электрический разряд.

Длинные эльфийские уши дрогнули, когда она говорила, и мне внезапно захотелось прикоснуться к ним губами, прошептать что-то непристойное – и посмотреть, как они вздрагивают в ответ.

– Михаил, – выдавил я из себя, осознавая, как хрипло и неуклюже звучит моё имя рядом с этим эфемерным созданием.

– Я знаю, – её губы растянулись в улыбке, в которой сплелись невинность и вековая мудрость. – Вся Пирамида только о тебе и говорит.

Она выпрямилась с грацией хищной кошки, давая мне возможность насладиться каждым изгибом её точёной фигуры. Каждое её движение было осмысленным, будто она вела сложную партию в игру, чьи правила мне предстояло ещё понять.

Подойдя к тумбочке, она взяла стакан с мутно-зелёной жидкостью, в которой что-то медленно пульсировало, словно живое.

– Архонт велел дать тебе это сразу после пробуждения, – протянула она сосуд, и наши пальцы ненадолго соприкоснулись.

От этого касания по руке прокатилась волна тепла, но взгляд упал на содержимое стакана, и пересохшее горло сжалось. Жидкость напоминала болотную жижу, смешанную с гноем; один только запах вызывал рвотные позывы.

– Что это? – спросил я, стараясь не поморщиться.

– Не знаю, – пожала она плечами, и это движение вновь заставило ткань на груди предательски колыхнуться.

Решив, что лучше не вдаваться в детали, я поднял стакан, будто предлагая тост:

– За тебя, о прекрасное создание, – и залпом осушил мерзкую смесь.

Это было похоже на то, как если бы кто-то поджёг мой пищевод изнутри, а затем щедро плеснул кислотой. Жидкость сопротивлялась, словно была живой, цепляясь за горло, но я сглотнул, стиснув зубы до хруста.

Когда мутная пелена перед глазами рассеялась, я заметил нечто, что заставило моё сердце вздрогнуть и забиться чаще.

Моя рука.

Она была на месте.

Но я же помнил…

Последний момент перед потерей сознания врывался в память кадрами кошмара: трёхметровый мертвец с кожей, сползающей клочьями, его гнилые клыки, впивающиеся в мою плоть, хруст костей, когда он вгрызался в мою руку…

И я, собрав последние силы, разжимаю кулак.

В нём – граната. Последняя. Взрыв. Тьма. Боль.

Но перед тем как потерять сознание, я успеваю схватить многогранник, висящий в воздухе. Одна из его граней вспыхивает синими рунами – символами Дара Воды…

Шаг и портал поглощает меня…

– Тебе нравится? – Видя, с каким интересом я разглядываю свою руку, эльфийка мягко улыбнулась: – Рада, что тебе понравилась моя работа, – сказала она, бережно взяв мою конечность в свои тонкие пальцы. Она осмотрела её с профессиональной придирчивостью, затем кивнула, явно довольная результатом.

– И я рад, что именно такая красавица проявила ко мне заботу. – Я повернул руку, ощущая, как искусно она восстановлена: движения плавные, пальцы слушаются мысли. – Честно, не представляю, как тебе это удалось. На Земле даже сильнейшие целители не могли вернуть утраченные руки или ноги. – Я выдержал паузу и добавил, чуть понизив голос: – Позволь узнать: что ты имела в виду, говоря обо всех в Пирамиде?

– Ты в пирамиде архонта Эзельта. И сейчас ты – его единственный ученик. Все только об этом и говорят.

– А ты?

Она отвела взгляд, и в этот момент казалась невероятно хрупкой, в её глазах промелькнула тень,

– Мы все когда-то были учениками. Но… – её голос дрогнул, – не смогли пройти испытания. Дойти до конца.

Я хотел услышать про разговоры обо мне, но теперь меня заинтересовал её ответ.

– И теперь…

– Теперь мы принадлежим Пирамиде, – она закончила фразу с такой горечью, что мне захотелось обнять её. – У нас два выхода. Смерть…

Она замолчала, её пальцы сжали мою руку чуть сильнее.

– …или Питомник.

Последнее слово повисло в воздухе, наполненное таким ужасом, что даже без объяснений было ясно: это хуже смерти. Не думая, я поднялся с кровати и обнял её.

Анита сначала напряглась, но затем расслабилась в моих объятиях, её тело дрожало, как у затравленного зверька. Мы стояли так, будто застыли во времени, пока её слёзы не залили всю мою грудь.

И только когда я почувствовал, как её бёдра прижались ко мне, осознал, что ситуация принимает двусмысленный оборот.

– Ой! – она отпрянула, её лицо вспыхнуло румянцем. – Прости, я не…

– Это мне следует извиняться. – Я улыбнулся, приподнимая её подбородок, чтобы заглянуть в эти фиолетовые бездны. – Ты… невероятна.

Её реакция была мгновенной – она ахнула, прикрыла лицо руками и выбежала из комнаты, оставив меня наедине с нахлынувшими мыслями и неудобным положением дел.

Так, единственный источник информации покинул меня, и я остался один. Без инструкций, без намёков, без понятия – что делать дальше. Кровь, отхлынувшая из головы после недавней встречи с эльфийкой, не способствовала ясности мышления – в голове стоял туман, а разум барахтался в нём, словно рыба, выброшенная на берег.

Но нужно было с чего-то начинать. Я огляделся, надеясь найти хотя бы одежду.

В единственном шкафу, встроенном в стену, обнаружился аккуратно сложенный комплект: свободные брюки, простая, но удобная рубашка и сандалии. Всё выглядело новым, чужим и нарочито обезличенным. Я надел одежду – движения были осторожными, как будто любое неосторожное касание могло вновь лишить меня руки. После беглого осмотра убедился, что в комнате больше ничего нет – ни оружия, ни карты, ни объяснений.

Я вышел в коридор.

Кажется, Анита ушла направо. Раз другой ориентир отсутствовал, я пошёл тем же путём, как человек, догоняющий собственное недоумение.

Пока шёл, отметил, что весь коридор – стены, потолок, пол – был выложен серым камнем, гладким, но не холодным. С правой стороны попадались двери, ведущие в помещения, похожие на моё. Их было четыре. Все распахнуты. Пусты. Слишком тихо.

Я дошёл до развилки – и не успел решить, куда идти, как пространство передо мной вспыхнуло.

Появился портал.

Из него, шагнув с привычной уверенностью, вышел Архонт. Лицо Рониуса не выражало ничего, кроме делового раздражения.

– Покажи, – потребовал он, пристально глядя мне в глаза.

Я застыл. Что он хочет? Покажи… что именно? Я нахмурился. Если он говорит о физиологии… Надеюсь, он не из тех, кого способен впечатлить стояк.

– Ещё раз такие мысли посетят – и лишишься детородного органа, – произнёс он с ледяным спокойствием.

Я вздрогнул. Глаза мои полезли на лоб.

Конечно, он менталист. Конечно, он читает мысли. Но разве так легко? Хаос, который творился у меня в голове, мешал даже понять, что он на самом деле сказал. А он, кажется, это уловил, потому что пояснил, уже терпеливо, как с умственно отсталым:

– Покажи любое водное заклинание.

– Рониус, ты ведь понимаешь… я только инициирован, – начал я, сдерживая дрожь в голосе. – Я не умею пользоваться Даром. До инициации энергия вообще была для меня недоступна…

Слова звучали как оправдание, и каждое давалось с усилием. Плечи давил не вес тела, а бессилие. Рядом стоял он – воплощение самой магии, непоколебимый, чужой. А я… я даже не знал, с чего начать. Я видел – как это делают на тренировках дружины отца, в старых архивах, на видеозаписях: пальцы сплетаются в руны, жесты сплетаются в конструкты. Но без Дара всё это было театром без сцены. Пустыми движениями.

Он медленно выдохнул. Взгляд его остался безучастным, но в голосе проступила та усталость, которую можно почувствовать только в тишине – глубокая, почти вечная.

– Как же меня утомляют эти техногенные миры… Всё они, рано или поздно, поддаются напору Скверны…

Молчание зависло между нами, словно проклятие.

– Ладно. Иди. Передай, что я велел обучить тебя.

И всё. Без оценки, без наставления, без гнева или разочарования – только ледяной приговор, обрамлённый безразличием.

Он щёлкнул пальцами – и сразу открыл два портала… В один вошёл сам, даже не глядя на меня. Он исчез почти мгновенно. Второй остался – пульсируя, приглушённо сияя на фоне каменной кладки. Открыл его он силой мысли – я не услышал ни звука, не заметил ни жеста, ни артефакта. Просто захотел – и открыл. Это было… пугающе.

Не зная, что делать, я выбрал очевидное – шагнул внутрь.

Я оказался на лесной поляне, окружённой высокими, неподвижными деревьями. Воздух был влажным и густым, пахнущим хвоей, мокрой листвой и землёй, напитанной дождями. Первый импульс – напрячься, ощупать землю взглядом, выискивая угрозу. Где оружие? Где укрытие? Инстинкты вопили, как сирены: «открытое пространство!»

Слишком уж знакомой казалась эта картина – и я помнил. Почти такая же поляна встретила меня, когда я вышел из портала, выведшего меня из муравьиного подземелья. Там я столкнулся с волками – злыми, голодными и организованными, как рейдовая группа. Я тогда и истратил остатки боекомплекта: подствольник, пистолет – всё пошло в ход. А когда затвор щёлкнул пустотой, осталась лишь родовая сабля. И копьё, то самое, что досталось мне из сундука. Выданное эльфом не выдержало даже первого взмаха, преломившись пополам. Зато из обрубка и наконечника вышел неплохой инструмент.

Следующий разлом вёл в совсем иное место. Канализация, тесные и извилистые тоннели, где капающая с потолка влага и сдавленные стены давили не меньше, чем тьма. Крысаки – твари, которых я раньше видел только в обучающих видео. И это были необычные крысы: осквернёные, мутировавшие, налитые мышечной массой, агрессивные до безумия и… тактически грамотные. Они действовали не как животные, а как вымуштрованные бойцы.

Если бы не прилив сил и восстановление после зачистки осколков, я бы умер ещё в боях с волками. В затхлых тоннелях, я выложился полностью. Сабля – вгрызалась в кожу, но их было слишком много. Копьё – держалось до последнего, но и его я в итоге потерял. Сохранил только одно – гранату. Последнюю.

Но хранил я её не для боя. Я берёг её для себя. На случай если выхода не будет. Она была со мной от начала и до самого конца. Все двенадцать разломов.

Потому что умереть в бою – одно. Быть разорванным заживо, крича и заливаясь кровью, – совсем другое. Такой участи я себе не желал.

Но я всё ещё жив. А значит – в пути.