Цитаты из книги «На Западном фронте без перемен. Возвращение (сборник)», страница 5

Для нее я всегда оставался ее ребенком, и тогда, когда был солдатом. Война представлялась ей сворой разъяренных хищников, угрожающих жизни ее сына. Но ей никогда не приходило в голову, что ее сын, за жизнь которого она так тревожилась, был таким же разъяренным хищником по отношению к сыновьям других матерей.

("Возвращение")

Передо мной стоит старая женщина с испуганным и озабоченным лицом. Она сложила морщинистые руки, усталые, натруженные. Сквозь истонченную кожу проступают узловатые голубые жилки. Руки эти трудились ради меня, оттого они такие. Прежде я не видел их, я вообще многого не умел видеть, я был слишком юн. Но теперь я начинаю понимать, почему я для этой худенькой, изможденной женщины иной, чем все солдаты мира: я ее дитя.

("Возвращение")

...Теперь он один и несчастен, и мы не в силах помочь ему, как бы мы этого ни хотели. Эх, на фронте куда проще было: жив - значит, всё хорошо.

("Возвращение")

За окном кружатся листья каштана; изредка одинокий листок прошуршит о стекло, ветер приплюснет его, и тогда кажется, что эти пять зелёных зубцов на одном стебельке грозят в окно, как растопыренные пальцы хватающей руки - тёмной, мёртвой руки осени.

("Возвращение")

Есть что-то трогательное в затылке женщины, что-то детское, и, верно, никогда нельзя на женщину всерьёз рассердиться. Толстухи с жирным затылком, конечно, не в счёт.

("Возвращение")

- ...Бросьте ваши громкие фразы. Они для нас больше не годятся. Не годятся они и для наших павших товарищей. Мы видели, как они умирали. Воспоминание об этом так свежо, что нам невыносимо слушать, когда о них говорят так, как делаете вы. Они умерли за нечто большее, чем за подобные речи.

("Возвращение")

Неловко почёсываю спину.

- Что с тобой? - спрашивает тетка, обрывая себя на полуслове.

- Вошь, верно. Еще окопная, - отвечаю я. - Мы все там так обовшивели, что это добро и за неделю не выведешь.

Она в ужасе пятится.

- Не бойтесь, - успокаиваю я, - она не скачет. Вошь - не блоха.

- Ах, ради бога! - Она прикладывает палец к губам и корчит такую мину, точно я сказал черт знает какую гадость. Впрочем, таковы они все: требуют, чтобы мы были героями, но о вшах не хотят ничего знать.

("Возвращение")

Когда мы сворачиваем на Хакенштрассе, Вилли в возбуждении налетает на прохожего и сшибает его с ног.

- Бегемот! - кричит прохожий, лежа на земле.

Вилли мигом возвращается и грозно вырастает перед ним.

- Простите, вы кажется что-то сказали? - спрашивает он, беря под козырек.

Тот вскакивает и, задрав голову, смотрит на Вилли.

- Не припомню, - бормочет он.

- Ваше счастье, - говорит Вилли. - Ругаться можно лишь при соответствующем телосложении, которым вы, кажется, не отличаетесь.

("Возвращение")

Я пытаюсь его утешить. Но он глядит в сторону. Мои слова его не убеждают, но мне они приносят облегчение. Ведь так всегда бывает, когда утешаешь.

("Возвращение")

- Подожди, - говорит она, - здесь темно, я тебе посвечу...

От неожиданности я останавливаюсь. Посветить? Для того, чтобы сойти по этим нескольким ступенькам? О господи, по скольким топким воронкам, по скольким разрытым дорогам приходилось мне по ночам пробираться под ураганным огнём и в полной темноте! А теперь, оказывается, мне нужен свет, чтобы сойти по лестнице! Ах, мама, мама!..

("Возвращение")