Читать книгу: «Мертвые, но Живые», страница 13

Глава 25. Амбар

21 ноября, Понедельник.

– А ты ничего не перепутал, безутешный вдовец? – иронично поддеваю я, поглядывая на скрестившую руки Элу и то, как холодеют ее глаза.

– Консуэла, не обижайся, но тебя всё равно выкинут с урока, – улыбается Йон нахально, беспардонно заняв место моей подруги, и пожимает плечами: – Ведь теперь ты в розовом.

– Йон, знаешь, как точатся ножи? – спрашивает Эла с убийственной улыбкой.

– Хочешь показать? – Йон делает наивное лицо.

– Могу показать, как они тупятся, – с непередаваемым наслаждением произносит она, мрачно нависнув над ним. – О твои яйца.

– Малыш, не трогай мои яйца, – он, притворно оскорбленный, прикрывает руками пах. – Такие экстремальные эротические техники не про меня, поищи для экспериментов кого-нибудь… обиженного и синеглазого. Мне для оргазма нужна девушка, а не нож.

– Я так понимаю, ты нацелился на Амбар? – равнодушная на подкол, хмыкает подружка.

– А нельзя? Я свободный человек. Ищу спутницу жизни.

На это я только смеюсь:

– Твоя любовь, как я уже убедилась, имеет очень короткий срок, ну и зачем ты мне сдался?

– Амбар, – Йон расплывается в улыбке.

– Что? – деланно лениво отзываюсь я, но не без улыбки.

– Ты не сказала «нет», – почти томно проговаривает парень. – Нам надо подружиться, а там поглядим, да?

– Вопрос любви для меня всё еще актуален, – ехидно тяну я, давая понять, что он не ответил на мой вопрос.

– Никогда не любил, но очень хочу, – наклонившись очень близко, шепчет Йон, и я смотрю ему прямо в глаза, в которых на удивление нет лжи. – За такой ответ хоть ты не будешь угрожать мне отрезать лучшее, что есть во мне?

Стоящая рядом Консуэла только фыркает на это и, небрежно закатив глаза, бросает в своей пассивной манере:

– Ладно, я пойду. Этот говнюк прав, змеюка меня все равно выгонит.

И поправив заплечную сумку, на сей раз с розовым отливом, просто берет и сваливает с урока. Я с сомнением кошусь на своего нового соседа по парте. Боскед развалился на стуле и ни на миг не отводит от меня взгляда: откровенно пялится.

Пытаюсь не улыбаться:

– Прекрати это.

– Не могу, – отвечает он просто, с легкой мечтательной улыбочкой.

– Так нравлюсь? Запал на меня?

– Мне нравится твой новый имидж. Как снаружи, – немного лениво кистью обводит мою фигуру, – так и фигурально выражаясь.

– Короче, я должна быть сучкой, чтобы ты от меня отстал? – снисходительно уточняю я, щелкая ручкой и краем глаза отмечая, что в класс вошла училка.

– Ну, или так, – отвечает Йон с любопытной дерзинкой во взгляде, словно принимая вызов.

Замечаю, как Блас у окна с хмурым лицом ревниво наблюдает за нашим общением; всё пытается вернуть свою Амбар. А с первым же приветственным словом Беатриче весь класс оглашается нестройным звоном мобильных сообщений. Все ученики переглядываются и лезут в свои телефоны.

– Объектив выложил новый пост, – слышу я перешептывания, а в следующий момент сама уже его читаю.

Все мы знаем, что… Йон изменял Бланке. Да-да, а девушки, боясь злобной садистки, помалкивали и не пытались предъявлять на парня свои права. Их устраивали мимолетные интрижки. Наш голубоглазый развратник считает, что поступил правильно, начав с ней встречаться. Да, Йон? В их отношениях он во всем видел плюсы. А как иначе? Бланка стала отличным прикрытием великих похождений Йона Боскеда. Ведь его воинственная мегера отпугивала своим характером всех, от которых Йону был нужен лишь секс, а не нудные разбирательства с отверженными девушками, которые хотели бы от него большего. Он никогда не любил эту процедуру – отшивать после одной единственной бурной ночи с красоткой. И было время, когда они все слишком боялись его девушку, чтобы с ней тягаться. Но это время прошло, мои страстные каталонки. Ликуйте.

В этом месте вставлен голосовой файл, который кто-то случайно включает на всю аудиторию. Из чужих динамиков доносится беспечный голос Йона:

"Их инстинкт опережает мои слова, он срабатывает раньше. Любая отступает молча и любая даже взглядом не выдаст, что мы с ней трахались ещё каких-то несколько часов назад. Она просто пройдет мимо"

После сказанного молчаливые взгляды учеников сходятся в одной точке. На том, кто сидит подле меня. И в Эстер самая убойная доза осуждения. Удачно, что Марио сегодня не пришел в школу: он бы надрал кое-кому задницу за сестру.

– Вот же сука, – усмехнувшись неприятно, покачивает Йон головой и швыряет на стол свой айфон. – Когда только записала?

Не пройдет, Йон. Больше нет.

P.S. Ее больше нет, теперь же можно об этом говорить? Сезон охоты на красавчика объявляю открытым, дамы. Дерзайте и не передеритесь – Йона на всех хватит.

– Как-то ты не с того начал нашу дружбу, Казанова, – замечаю я с милой издевкой, тоже убирая телефон.

– Как-то я не с того начал новую жизнь, Амбар, – улыбается парень печально, чуть пристыженно, но совсем огорченным он не выглядит.

– Да, не следовало тебе давать интервью, – продолжаю я издеваться. – Как же ты так прокололся, гений?

– Сам от себя не в восторге, – хмыкает он. – Но хуже всего то, что девчонки теперь мне проходу не дадут. Ох, на кого ты оставила меня, Бланка? – жалуется Йон и заговорщическим шепотом прибавляет: – Амбар, а давай встречаться?

– Ну уж нет, – тихо смеюсь я над его наглым предложением.

– Тебя они тоже боятся, – жарко шепчет он мне на ухо.

– Какая жалость, что ты не в их числе. Не доставал бы меня сейчас, а тихонько скулил в уголочке.

Йон широко ухмыляется: видимо, ему нравится всё, что я говорю.

– Если вы закончили посмертную дискуссию, – язвительно произносит Беатриче, раздраженно обводя весь класс: мы с Йоном не одни болтали, тему поста обсуждал каждый, – прошу внимание на доску.

Вот же, опять какая-то абракадабра на итальянском.

***

Весь день Йон пытается за мной приударить, но я всё отшучиваюсь и говорю ему, что это стрёмно и неприлично, ибо тот всего неделю назад потерял подружку.

– Напоминаем студентам, – вдруг разносится по всем школьным коридорам, – что сегодня состоится родительский вечер и школа принимает высоких гостей в мраморном зале приемов. Явка учеников необязательна, но желательна, и должен присутствовать хотя бы один из родителей, чтобы отдать дань уважения нашей ученице Бланке Паскуаль…

Потом идет повтор объявления, и, позакрывав свои шкафчики, школьники расходятся по классам.

Позже уходя домой, я наталкиваюсь на учителя Марио. Он стоит на крыльце, глотая влажный воздух дождя. И при нем нет зонта. Как же так, Марио? Были уверены, что дождя не будет?

Бесшумно раскрыв зонт, я ступаю к нему и, встав позади широкой спины, на мгновение замираю. Почувствует – нет? Кого-то за своей спиной. Я осторожно и уверенно делаю последний разделяющий нас шаг, чуть наклоняя зонтик назад, чтобы его не задело даже тенью.

Вот он что-то чувствует, едва уловимо поводит головой в сторону, словно услышал крик безмолвия на каком-то тонком уровне, и наконец нерешительно оборачивается. Видит меня и растерянно молчит. На моих губах рассветает дружелюбная улыбка.

– Амбар, – в конце концов говорит он, просто выдыхая.

– Да. – В этот момент я отдаю сеньору Марио свой красивый красный зонт, объясняя потрясенному учителю свой мотив: – Ты давал мне свой зонт на прошлой неделе. Произошел обмен зонтами, – лукаво подмигиваю я ему и заставляю его сжать ручку зонта, прикрыв красивые мужские пальцы своими теплыми ладошками. – Такие руки холодные. Ты замерз? Ты ждал кого-то?

– Да, Хуана, – немного рассеянно отвечает он и, странно посмотрев на прикосновение, спрашивает: – Твои руки теплые?

– А что, не похоже? – неловко усмехаюсь я и, нехотя отпустив мужские руки, прикладываю ладони к собственному лицу. – Да, вроде теплые. Хочешь согрею?

Но когда снова тянусь к нему, мужчина делает такое движение, что я сразу понимаю: прикосновений больше не будет. Приходится пропустить пальцы через свои пышные каштановые волосы. Надеюсь, выглядит соблазнительно, а не так, будто мной пренебрегли.

Он пытается вернуть зонт, но я по-детски прячу руки.

– Ладно, профессор, до завтра. Не болейте. – Я сбегаю по ступенькам и весело машу ему ручкой. – И помните, я не кусаюсь! А зонт оставьте себе! Я же нагло присвоила ваш!

Повернувшись к учителю спиной, подставляю лицо под дождь и, пританцовывая, направляюсь по дорожке. Чья-то смерть это, конечно, дерьмовая штука, но второй шанс мне дан не для того, чтобы изо дня в день горевать по той, кого едва знала и лучше бы не знала. Но что касается самоубийства – верится с трудом. И… я заметила, что из всех учеников в школе сегодня не было Даниэлы. Ну и, разумеется, Марио, это само собой. А так всё замечательно. Уже бывает, мне не так больно.

Сев в машину, я пытаюсь завести двигатель, но очень скоро вижу, что топливный бак пуст.

– Что, как это так? Я только вчера заправилась. Черт, и как мне теперь поехать домой?

Я вылезаю под дождь, теперь я от него отнюдь не в том восторге, который испытывала каких-то пять минут назад. Кажется, я тут застряла надолго с риском заболеть в мокрой одежде. Неожиданно из-за угла выруливает серебристый "Ауди" и останавливается передо мной.

– Это потеряла? – Йон бесстыдно машет передо мной канистрой.

– Ты вообще охренел? – накидываюсь я на него возмущенно, облокотившись на спущенное стекло. Вода стекает с моих волос в его салон. Он прячет от меня портативный бак. – Йон, ты нахрена слил бензин из моего бака?

Его улыбка становится еще шире.

– Иду на хитрости, чтобы тебя подвезти. Иначе бы ты не согласилась.

– А теперь я соглашусь, по твоей сраной логике?

– У меня твой бензин. Если хочешь его назад, я выйду прямо сейчас и залью его обратно в твою милую машинку. Но при одном условии: за тобой первый шаг, ты сядешь в мою красивую тачку.

– Сесть в твою красивую тачку? – киваю я, прожигая его взглядом.

– Да, – как он радостно скалит рот!

– Ладно, – быстро сдаюсь я, даже не потрепав ему нервы ради приличия. Обхожу капот и запрыгиваю в его машину. Пристегиваюсь и гордо таращусь в лобовое стекло. – Давай, выполняй свою часть сделки.

– Я скоро, – бросает он и шустро вылетает с канистрой из автомобиля.

Я с насмешкой слежу за тем, как бедняжка Боскед, немного съежившись под дождевой атакой, переливает бензин в мой бак. А когда он бегом бежит назад и запрыгивает в кресло, я быстро отстегиваю ремень и выскакиваю из его «Ауди».

– Эй, не понял. Мы же договорились, что я подвезу тебя, – выпрыгивает он за мной и ловит за руку.

– Нет, Йон. Мы договаривались, что я сяду к тебе в машину. Я села. Никто не говорил, что я не могу из нее выйти, когда захочу.

– Амбар, – Йон раздосадованно хмурит брови. – Конечно, я имел в виду…

– Меня это не волнует, – я поднимаю ладони и двигаюсь к «Ибице» Белен Солер.

Но меня опять останавливают, и, почти натурально разозлившись, я хватаю парня за яйца.

– О-о-ох, – скулит и морщится он, когда я начинаю медленно сжимать самое слабое место всех мужчин. – Тише, Амбар. Даже самки богомолов сначала получают сексуальное удовлетворение, а потом откусывают у самца всё что можно. Может, последуешь ее примеру?

– Предлагаешь переспать с тобой?

– Ну, для начала, – улыбается он, и по игривой улыбке бежит вода.

Видимо, ослабила давление. Поднажав, я зловеще выдыхаю ему в ухо:

– Попробуй снова приблизиться к моей машине – не досчитаешься одного пениса, это ясно?

Он жарко дышит мне в шею:

– Я почти возбужден.

– Дурак, – закатываю я глаза и, разжав пальцы, немедленно сажусь в авто.

– Ты меня лапала, тебе не отвертеться! – восклицает Йон, радостно лохматя пальцами свои промокшие волосы.

– Мечтай! – С самой очаровательной улыбочкой я показываю ему фаг.

Надо было раздавить паршивцу яйца, но, по несчастью, я не так кровожадна.

Глава 26. Мне больно без тебя

Пейдж, с дорогим шампанским в руках, весь вечер вынуждена изображать свою любовь к покойнице. Она даже не вспомнит, когда в последний раз делала что-то, что ей не нравится. Как же скучно среди всех этих снобов, скупердяев и лощеных типов в глянцевых одеждах. Она, конечно, тоже выросла в роскоши и богатстве, но убежала далеко от всей этой показухи еще в восемнадцать, когда, вопреки уговорам родных, выбрала профессию "обслуживающего персонала", как ей это миллионы раз втолковывали любимые родственнички. Они просто не понимают, что лучшее, что могло с ней случиться в этой жизни, – это ее работа стюардессой на пассажирском лайнере и небо под ногами. А еще – она никому этого не говорила – Пейдж закончила школу авиации и скоро станет пилотом. Пока вторым пилотом, покуда не наберет положенные лётные часы. Она всегда нацелена брать от жизни всё и даже больше: стоит только что-то захотеть, Пейдж этого непременно добьется. А весь этот лоск и штампованные наряды от Gucci у нее вызывают лишь скуку и презрение.

Напрасно она согласилась на этом торжественном приеме заменить мать Дилана, которая как обычно должна вести в этот день вечерний репортаж на главном новостном канале. Но стоит вообразить, что Пейдж пришла сюда вместо любимого брата, как ей тут же становится легче на сердце. Да, сегодня она заменяет не эту стерву, а Алана, которого она бы ни за что и никогда не отпустила на этот клоунский спектакль. Чтобы они измывались над ним? Нет уж! Пейдж должна беречь и защищать своего единственного брата, который всегда был ей дорог. Дороже всех на свете.

Пейдж перепробовала тут каждое блюдо, вино и шампанское – а больше здесь нечем заняться. Она достигла вершины и продолжает сиять, свободная от навязанных обязательств, статуса и моды. В этом зале нет ни одного человека, в ком можно было бы заподозрить с ума сошедший философский взгляд и неординарный склад жизни. Просто один к одному – никто не выбивается из общей массы. Скука смертная. Школьники оказались сообразительнее: почти никто не пришел, даже ее Дилан предпочел остаться дома – вот кто составил бы ей идеальное общество. Интересно, а можно уже уйти? Кажется, директриса сказала свою речь, на том вся память о Бланке Паскуаль, из-за которой по сути тут все и собрались, и закончилась. В остальном же сегодняшний прием ничем не отличается от светских раутов. Только одно напоминает об истинной цели мероприятия – черные одежды. Но это такая мелочь, ведь беседы кругом – те же самые сплетни и бахвальство, которым нет конца.

Данна пришла последней, как всегда опоздала, и это не осталось незамеченным. От Хуана она слышала о поминальном вечере и не могла не прийти, всё же она мать. Но Данна Марин не из тех, кто будет обращать внимание на презрительные шепотки у нее за спиной, – она ищет встречи только с одним человеком. Со своей дочерью; иное просто не имеет значение. Хуан беседует с коллегами, она ему помахала, как только вошла в зал, и взглядом дала понять, чтобы муж не беспокоился и занимался своими организационными делами. С миссией она справится уж как-нибудь сама, не ребенок. Но к ее досаде, обойдя всех гостей и поспрашивая учеников, Консуэлу она не находит; и, по всей видимости, уже не найдет. Дочь не пришла. Хотя ей казалось, что Хайме Паскуаль что-то да Эле значит. Неужели ее девочка так не дружна с дочерью друга дорогого ей покойного отца, как рассказывал ей Хуан? Она плохая мать, если не понимает собственную дочь. Еще одно тому доказательство.

Погрустнев, Данна ищет утешение в шампанском. Потом она замечает, что кто-то к ней обратился, и поворачивает голову.

– Вы же та самая писательница? Данна Марин?

– Да-а. – Она недоверчиво оглядывает женщину в элегантном черном платье в пол, очень точно определив высокомерный тон в отношении ее, Данны, которая принарядилась в не очень дорогое платье и не проходила все круги… процедуры красоты, как эта дама.

– Не ожидала вас здесь увидеть, учитывая, что с дочерью вы… не ладите, – якобы подбирая тактичное слово, унижают ее у всех на глазах.

Данна обводит ближний круг гостей, которые с осуждением кривят свои накрашенные губы.

– Я читала ваши книги, – смотря на нее свысока, продолжает женщина с притворной любезностью. – А вы наверняка смотрели мои фильмы.

– Нет, прости, я не знаю, как твое имя, – дерзко отвечает Данна, моментально добиваясь нужной реакции. Пусть знает, что мир вертится не вокруг одной высокородной выскочки.

– Я… – женщина вымученно улыбается. – Дельфина Олиас. А мой муж Альберт Боскед. Уж его-то вы знаете. Я права? – Мать Йона Боскеда надменно задирает подбородок, чувствуя, что победа за ней: писательница явно такого не ожидала.

А Данна в самом деле уже пожалела, что так непочтительно встретила жену Альберта, с которым ей еще предстояло поработать. Либо она все испортила, либо муж Дельфины умеет делить личное от профессионального и наоборот. Нет смысла расстраиваться заранее, всё ещё может быть не так уж и плохо, и Данна снова принимает спокойный вид.

– Да, знаете, про вашего мужа я слышала. Так к чему вы вели разговор, Дельфина? Вам понравились мои книги?

– Не могу сказать, что все, – притворно изображая вежливость, отвечает жена Боскеда. – Но что-то из последнего мне показалось весьма свежим. Не практичным в нашем обществе, но вам, как андеграундному художнику, ведь просто не о чем больше поведать миру. Только нудные переживания людей низшего класса, у которых все проблемы либо от отсутствия денег, либо от неразделенной любви, что в современное время одно и то же. Кто согласится разделить судьбу с неудачником, вы не согласны со мной?

Конечно, Данну задевают ее слова. Но больше то, что так много людей не видят истинного значения ее литературных строк. Ведь пишет она о гораздо глубоких вещах, нежели все понимают. Когда-нибудь ее стиль обретет популярность, просто, она верит, мода на нее еще не пришла. Но ее издают, а это что-то да значит.

– Конечно, она с вами не согласна, – внезапно ввернув свое слово, отвечает за Данну легкомысленная незнакомка с волосами оттенка пряной корицы. – Ведь ваш муж согласился разделить судьбу с вами, сеньора. Какие еще могут быть аргументы в наше современное время?

Женщина открывает в возмущении рот, но негодяйка уже поворачивается лицом к одной только Марин. Дерзкая молодая девушка в экстравагантной черно-белой пышной юбке встает к актрисе спиной. Неслыханно!

– Простите?.. – Дельфина возмущена настолько, что просто слов не найти. – Сеньора, я к вам обращаюсь, – повернув девушку к себе, она неловко отпускает оголенное загорелое плечо. Даже на поминальный ужин пришла как на карнавал!

– Тоже хотите послушать? – громко спрашивает нахалка с веселым выражением, привлекая к слуху нескольких гостей в зале. – Я как раз рассказывала подруге один смешной случай на самолете. Так вот, некая выдающаяся актриса целый час весьма культурно блевала в туалете салона самолета, тем самым образовав очередь из желающих попасть в туалет и справить нужду. Представляете, какой конфуз!

Дельфина бледнеет на глазах, а потом пристыженно краснеет. В ответ на высказанное оскорбление одной из светских дам о некой Данне Марин, Пейдж могла только высмеять женщину, поведав громко, во всеуслышание, о маленьком ее позоре.

– Ах, это были вы! Простите, не признала сразу, плохая память на лица. Вы уж извините, я бываю иногда такая болтливая, ничего не могу поделать – гены. Кстати, Пейдж Блейз, – девушка протягивает опозоренной актрисе свою руку. – Рада познакомиться.

– А не сестра ли это того самого…

– Ой, а не скажешь сразу. Честно, я даже сперва ее не узнала. Поговаривали она…

Актриса в смятении машинально эту руку принимает, а потом, сконфуженная под назойливыми взглядами, быстро отдергивает свою изящную ладонь и с максимально независимым видом направляется к сыну.

– Что, опять опозорилась? – ухмыляется Йон и тотчас получает щипок от матери. – Ай! Все знают, что ты по-другому не умеешь. Актриса года – королева неприятностей!

Довольная произведенным эффектом, Пейдж отворачивается от мымры и шороха новых сплетен. Теперь можно забыть о скуке. Она нашла себе подругу в этом ужасном зоопарке.

– Итак, Данна Марин, кто же ты такая? Как я могу тебя найти в Телеграме? – вытаскивая телефон и уводя новую знакомую подальше, интересуется Пейдж.

– Теперь им не заткнуть рты, – смеется Данна, предупреждая, что будет. – Ты для них новый Бентли, не успокоятся, пока не изляпают в грязи.

Тетушка Дилана переносит номер телефона в свой мессенджер, без обид глядя на мир:

– Да, "она слишком много на себя берет", "эта девка стюардесса, подумать только!", "вы видели, в чем она пришла?", – пародирует Пейдж разные голоса и весело отмахивается: – Я знаю всё, что они скажут. Данна, выкинь это из головы. Потому что лично мне насрать, какие змеи копошатся в их закостенелой голове. Я люблю себя, а их не обязана. Так и живем. А ты? Расскажи немного о себе. Пойдем на воздух. Чувствую себя в вороньем гнезде, где тебе дают червей вместо вкусных ягод.

– Уверена, что хочешь знать? – Данна полна скепсиса. – Моя жизнь – мексиканское кино, а перо заменяет трость. Вернее, ручка и компьютерная клавиатура.

– О, а я как раз люблю мексиканские сериалы и… трость, – последнее слово Пейдж произносит с неловкой иронией, вызывая у обеих смешки.

– Не слышала ничего глупее.

– Да? А я не говорила ничего глупее. Но кто еще об этом узнает?

Данне определенно нравится эта девушка, и ради любопытства она спрашивает, сколько той лет.

– Тридцать три. А тебе, раз уж тема открыта?

– Сорок уже.

– Всего-то?

– Что, так старо выгляжу? – посмеивается Данна.

– Нет-нет. Я только хотела сказать… всего-то? – Пейдж делает выразительное лицо, говоря будто "Что? Так мало? Моложе тебя я еще в жизни никого не встречала, детка!"

Через час и две минуты Данна и Пейдж, эти две взбалмошные девицы, обе навеселе, заявляются к Консуэле домой. Дядя как раз в отъезде. По этому случаю на воротах спит охранник, пропуская всех неприглашенных преступников.

– Мама? – удивляется Эла, озадаченно впуская двух смеющихся пьяниц. – Ты кого с собой притащила?

К этому моменту Данна напилась настолько, что долгожданная встреча с дочерью вызывает у нее лишь счастливую улыбку. Чувство неловкости и вины куда-то пропали.

– Моя самая прекрасная принцесса, включай музыку. Мама пришла! – Она браво обнимает вкопанную дочь и проходит внутрь, теряя обувь и плащ.

– Добрый вечер, принцесса, – кланяется девушке вторая гостья и тоже следует в гостиную, сбрасывая на пол дамскую сумочку.

– Что за шутки? – бормочет Консуэла.

Она полна возмущения и просто ошарашена выходкой осмелевшей вдруг мамы, которая носа в трезвом виде своего не показывала перед ней, а тут вдруг заявилась и права качает.

– И подружку свою притащила! – раздраженно вздыхает семнадцатилетний подросток, пиная мамину одну туфлю. – Они в курсе, что в этом доме нет дворецкого или штатной прислуги? Раскидали всё тут…

Подхватив всё с пола, девушка кидает сумочку и плащ на аскетично-черную тумбу и направляет быстрые шаги вглубь дома.

– Эй, шалуньи, кто вам дал право влезать в чужой дом?

– Не жалуйся, я привела к тебе маму. – Незнакомка, лицо которой почему-то кажется ей знакомым, весело запрыгивает на диван, махнув на подругу. – Она жужжит о тебе не переставая. С той самой бутылки, которую мы выпивали у моря. – Она задумчиво суживает глаза. – Или с той, что я нашла у племянника в машине? А, Данна, ты помнишь?

– Это была та же самая бутылка, – объявляет мама Элы, доставая с полки старый магнитофон, но не понимая, как с этой штукой пользоваться.

– Да? Точно, ты права… Да оставь ты уже этот винтажный хлам. У нас же есть телефон. – Пейдж нажимает парочку кнопок, и в гостиной заигрывает песня "Wildest Dreams" Тейлор Свифт. – Не то. А как тебе эта? – Она включает "I Knew You Were Trouble" на полную мощность мобильных динамиков. – По-моему, то, что нужно! Любишь Тейлор? – Пейдж подпрыгивает к своей новой подруге и тянет ту танцевать.

– Просто тащусь от нее, – хихикает Данна, делая танцевальные движения и с глупым выражением поманивая пальцами дочь, чтобы та тоже разделила с ними веселье.

Но Консуэле всё это не нравится: она холодно и равнодушно смотрит на мать, не шелохнувшись. Потом Пейдж звонит "любимому племянничку" веселым заплетающимся голосом, хихикая и заговорщическим полушепотом обещая "красивой Эле" познакомить ее со своим "таким же красивым племянником".

– Спасибо, не надо, – мрачно отводя глаза, отзывается Консуэла. – Еще чего не хватало.

Она угрюмо вздыхает и запрыгивает задом на стол позади себя, ожидая, когда это представление кончится. Племянник, священник, неважно, ты должен приехать и забрать отсюда их нафиг.

Дилан, выслушав пьяный лепет Пейдж по телефону, приезжает за тетей на такси. Машину в момент слабости он отдал тете, о чем уже успел пожалеть, когда целый час дожидался водителя. Под песню "Look What You Made Me Do" он входит в незнакомый дом. В очках и домашних штанах.

– Есть кто? У вас дверь открыта!

И в эту же минуту он встречается взглядом с Консуэлой. Вот он неловкий момент, когда двое бывших случайно оказываются в одной точке мира, потому что так надо Госпоже Вселенной.

Несколько мгновений ошарашенный парень мнется в передней, а затем медленно проходит в дом и опять останавливается, не решаясь больше ни на один шаг. Эла, в растянутой розовой пижаме, косолапо спрыгивает на пол и потрясенно молчит. Племянник… это Дилан?

– Вы что, уже знакомы? – хихикает Пейдж; ее развезло, но тут и в детектива играть не надо.

На ее глазах двое подростков смотрят друг на друга с разных концов дома. Мрачные и грустные.

– Эй, че такие смурные? Давай веселиться! – Данна врубает музон поэнергичнее, забирается на стол. К ней присоединяется махнувшая на всё рукой Пейдж.

Всего один миг – и Консуэла начинает хохотать над всей этой ситуацией. Дилан неуверенно следит за ней, и губы его сами дергаются в кривой скупой ухмылке.

– Привет. – Он делает один шаг.

– Привет. – Она стоит на месте.

Дилан кидает мимолетный взгляд на ее мать и Пейдж.

– Должен заметить, это похоже на дружеский обряд. Кажется, нам часто придется сталкиваться, ведь дружба твоей матери и моей тети только началась.

– Ах вот оно что. – Эла становится на шаг к нему ближе и даже позволяет себе немного улыбки. – Тогда должна предупредить, что маму я вижу впервые за полтора года, так что сильно не рассчитывай на частые свидания. Она здесь в первый раз, и в последний.

Дилан не знает, что ей на это сказать. Что был бы рад, если девушка оказалась не права?

– Кстати, с днем рождения, – говорит ему Эла после неловкой паузы, и, не ожидавший от нее поздравления, что она вообще об этом вспомнит, Дилан преодолевает оставшиеся шаги между ними.

– Да, спасибо. – Он робко вглядывается ей в глаза, стараясь где-то на дне отыскать причину, по которой она не забыла о его дне рождении.

– Только, кажется, праздничного настроения в тебе процентов ноль, – хмыкает она, тоже присматриваясь к нему внимательно.

Сегодня ему исполнилось восемнадцать. Большой уже мальчик.

– Да, подумал, как-то неправильно отмечать свой день рождения, когда все кругом носят траур.

– Кое-кому это вовсе не мешает, – Консуэла косится на двух закадычных подруг. – Только посмотри на них. Кажется, твоя тетя очень даже верно расставляет приоритеты. Именинник – ее любимый племянник. А какая-то Бланка – просто чужая дочь. Поэтому сегодняшний день для Пейдж скорее праздник, чем день траура.

– Похоже, ты права, – со смешком посмотрев на счастливую тетю, произносит Дилан.

– Эм… я ее не узнала сперва, честно говоря. Я видела ее… когда это было? Летом… две тысячи шестнадцатого?

– Да, давно это было. – Дилан засовывает руки в карманы куртки.

– Вот именно. И вот ты здесь. – Губы девушки дергаются в красивой усмешке, за которой могут скрываться только растерянность и неловкость.

– Я тоже не знал, что это твой дом, – честно сознается он.

Значит, не знал. Правильно, наверное. А чего она ожидала? Консуэла сама просила не лезть в ее жизнь, когда уходила из его. Она прикусывает щеку, задушив внутри что-то очень похожее на обиду:

– Понятно.

А Дилан тем временем находит смелость заговорить о прошлом:

– По правде, я давно хотел с тобой поговорить.

– Давай, не сейчас, – Эла отводит взгляд, ей совсем не хочется вести все эти долгие, тяжкие беседы. Тем более, что перед ней стоит Дилан… Её Дилан. С которым и так всё очень непросто.

– Когда, Эла? В школе мы с тобой не общаемся. А если видимся, просто игнорируем. Я устал делать вид, что тебя нет. Если для тебя это легко, то ты… ты глубоко ошибаешься, если считаешь, что и для меня так же. Что мне не больно без тебя.

Девушка, не выдержав, уходит в другую комнату, а Дилан устремляется ей вослед и поворачивает Элу к себе лицом.

– Прошу поговори со мной. Я ищу ответы на вопросы, которые мучают меня не первый год. Любит она меня или нет. Жалеет она или нет. Хочет ли меня так же сильно, как я ее… или нет! Теперь я задумался: "А что если?.." Что если есть причина? – Он замолкает на секунду и с таким отчаянием всматривается в ее необыкновенные глаза. – Она есть, Эла? Просто кивни, если о ней нельзя говорить.

– Дилан… уйди, пожалуйста, – почти равнодушно просит она. Почти.

– Боюсь, другого шанса не представится. Потому что скорее всего завтра ты пошлешь меня на хрен! – пылко выпаливает Дилан, едва держа себя в руках.

– Ты не слышишь меня? – Она твердо глядит ему в глаза. – Я прямо сейчас посылаю тебя на хрен. Время вышло. Я не хочу возвращаться в прошлое и что-то менять. Просто уйди из моего дома! – орет Консуэла, и глаза ее в этот миг светятся враждебностью.

Взгляд Дилана тяжелеет. Правильно он боялся, что ничего у него не получится с Консуэлой. Что он напридумал себе причину и какую-то страшную тайну и она реально его не любит.

Да, она реально его не любит. Постояв перед ней еще какое-то время, осмыслив и пережив падение, он поворачивается к Консуэле спиной и покидает ее дом, прикрикнув на тетю:

– Пейдж, живо за мной! Я уезжаю на своей машине! С тобой или без тебя!

Тетя, быстро помахав всем ручкой, бросается к своей сумочке.

– Эй, забери и эту тоже. – Консуэла выставляет из дома свою мать и плащиком сверху швыряет. – Мне она тут не нужна. Забирайте!

Потом запирает дверь и с разбитым сердцем наваливается на нее спиной. Приложив ладони к лицу, она устало садится на пол. Консуэла никому не показывает свои слезы. Даже целому миру. Они тихо льются у нее из глаз и так же тихо высыхают.

Она снова осталась одна в пустом доме. Ей всегда было в нем страшно. Она так сильно хочет к папе. Почему он оставил ее? Черт побери, ну почему он умер?!