Читать книгу: «Фианит в оправе диадемы», страница 5

Глава 6. Конвой на престол

Столица королевства Риндалии располагалась в самом центре страны и закономерно являлась его сердцем. Недоступная для соседей, она не была никогда завоёвана, тем и гордились жители. Правда, маркизаты на границах не могли похвастаться столь чистой историей, потому, чем ближе к центральному городу Шантир, тем меньше встречалось замков и крепостей, и тем больше утончённых дворцов с прекрасными садами лежало на пути.

Запряжённая четвёрка белоснежных коней неслась по брусчатке. Подкованные копыта звенели от столкновений с камнем, а кучер в белоснежных чулках и с бантами на носках туфель отбивал себе зад на козлах.

Рассмотреть высокие (аж трёх, а иногда и пятиэтажные) каменные здания Эмилия не могла. Люди высыпались на улицы, словно очищенный горох, который вместе с горшком кошка смахнула на пол. Мужчины снимали шляпы и размахивали ими, а детишки бежали следом за каретой, протягивая руки. Ну конечно, такое представление устроить – дорогого стоит! Лакей на запятках, вероятно, разбрасывает монеты всем желающим, устилая след шлейфом молитв и благодарностей. Эмилия никогда не видела подобного, но слышала россказни от странствующих торговцев о таких передвижениях величественных особ. А уж чтобы сидеть на подушках, обмахиваться кружевным веером и участвовать в этом представлении – девица Фурнье не могла и мечтать.

А ведь кем она была сейчас? Не Эмилия Фурнье более. Родственница герцога, а значит – герцогиня? Кузина? Племянница? А может, виконтесса, которая недавно вернулась в родную страну после длительного обучения за границей? Эмилии не сиделось не только потому что всё затекло, а тугой корсет неприятно сдавливал рёбра, но и любопытство съедало её. Как она выйдет? Сделает реверанс, возьмёт месье Готье за локоть и очаровательно улыбнётся его непременно молодому и красивому собеседнику.

«Позвольте вам представить, – скажет он юноше, вкладывая ему в ладонь руку Эмилии. – Моя родственница».

И как ей лучше опустить взгляд? Может, лучше спрятаться за веером? Нет-нет, непременно стоит сказать что-то умное и изящное! Вот только что?

Сначала лошади замедлили шаг, затем совсем остановились. Экипаж качнулся, следом открылась дверь, и была протянута ладонь, на которую Эмилия уже с готовностью опустила руку. Ей казалось, что каждый зевака услышит, как скрипел китовый ус в её платье, но на площади людей уже не было. Карета миновала ворота, и перед девушкой простиралась мраморная лестница с низкими ступенями, ведущая в… Настоящий дворец, купающийся в лучах мягкого дневного солнца. Девица Фурнье всю свою недолгую жизнь думала, что не было ни одного дома красивее её родного. А этот дворец был не только ярким, но и величественным, словно расписная шкатулка с мамиными украшениями: хотелось одновременно и открыть её, и спрятать под подушки, чтобы ненароком не испачкать грязными руками. Крыша ярко-синяя, темнее неба, ярче воды. На сгибе и вокруг маленьких чердачных оконцев золотые рамы сверкали, слепили солнечными зайчиками. Эмилия прищурилась. На крыше, чуть ниже черепицы, за белым забором стояли высокие длинные вазы, но цветы почему-то в них не положили. Само здание было… Багряным? Бордовым? Как варенье из чёрной смородины, но все колонны и обрамления вокруг того вкусного цвета – белые. Так бы девица и осталась у подножия, раскрыв рот от восхищения, но карета начала отъезжать, а лакеи отправились ко входу. Она едва приподняла подол, чтобы не споткнуться, и отправилась следом.

Вереница просторных коридоров, каждый зал был своего цвета, со своими деталями и акцентами. В одном была только деревянная мебель, в другом вся обивка – зелёной, что тёмная листва. Эмилия шла всё дальше, дальше. Мысли путались, комнаты кружились. Или это была её голова? Ещё немного, и девушка бы потеряла сознание. Наверняка ведь забыла, откуда пришла! Пока её не довели до высоких двустворчатых белоснежных дверей.

Словно по волшебству, двери как будто распахнулись сами собой, и Эмилия оказалась посреди ослепительной залы. Солнце ласково заглядывало в огромные окна, путалось в крупных драгоценных камнях, весело подмигивало на эфесах декоративных мечей. Фурнье неслышно сделала пару шагов вперёд, выискивая месье Готье взглядом. Вон он, стоял по правую руку от трона: волосы завязаны в хвост, ухоженные усы, камзол. Он смотрел на Эмилию, точнее, на свою родственницу, что вплыла в залу, гордо подняв голову. На его лице читалось напряжение. Доля секунды, и на тонких губах появилась лёгкая улыбка, из-за чего и девица не могла сдержаться и выглядеть серьёзной.

– Её Королевское Высочество, принцесса Риндалии, мадам Аделаида, – каждое слово глашатай точными ударами вбивал гвоздями в гроб Эмилии.

***

– Мы так не договаривались!

Она изо всех сил топнула каблуком, даже приподняла подол своей юбки, обнажая золотистые туфли с тонким носом, чтобы, если застывший воск и заглушит звук, герцог точно увидел всё её недовольство!

Небольшого кабинета герцога де Шатрона едва-еда достигала музыка. Весь двор наслаждался симфонией, которую композитор решил продемонстрировать Его Величеству и его добрым подданным. И все, должно быть, наслаждались музицированием, кроме двоих. Принцессы Аделаиды и регента. У стен были уши, но сейчас музыкальное сопровождение не позволяло услышать гневное шипение девушки за метровыми стенами.

– Как? – герцог спокойно сел за стол и взял в руки перо, словно решил заняться неотложно-важными государственными делами именно в этот момент. Не произошло ничего необычного. Каждый май, вероятно, во дворец приходила самозванка, которая начинала возмущаться по ерунде – только и всего.

– Я должна была сыграть роль вашей родственницы! Подшутить и…

– Всё верно. Об этом мы договорились, – и правда, документ для мужчины был важнее.

Эмилия закусила губу и крепко сжала ткань юбки в кулаке. Плотная вышивка выпирала, так просто её согнуть не получилось.

– Нет, я не согласна! Отдам я ваши наряды и поеду домой!

Это в первый раз, когда за общение в кабинете месье Готье поднял взгляд. Пару секунд он оценивал её, правда ли собирается уйти. Рыжие брови Эмилии насупились, между ними появилась гневная морщинка. Полная решительности, девица хоть сейчас готова была сбросить этот ужасающий корсет и…

– Хорошо, – мужчина поднялся со стула и медленно вышел из-за стола. – Пойдём к страже. Мы им всё объясним. Расскажем, что одна девица из графства… Прости, запамятовал. Ле Фонтэйн? Так вот, девица облачилась в платье и выдала себя за Её Высочество на приёме.

Если бы не пудра, скрывающая её веснушки, сейчас Эмилия стала бы бледнее мела. Она приоткрыла рот, губы её пересохли, а глаза увлажнились и широко раскрылись. Эми сделала пару шагов к двери, осторожно пятясь, словно своим телом закрывала выход.

– Я думаю, этим господам будет интересно услышать, куда самозванка спрятала настоящую принцессу Аделаиду. Но они не звери, не беспокойтесь, попросим привести лучшего палача, который рубит шею с одного удара. Вы мучиться не будете, а я… – он провёл пальцами по своей шее, пытаясь оценить обхват. – А я немного за себя переживаю, конечно. Но ничего страшного, такое испытание вряд ли повторится.

Девица Фурнье пошатнулась, но чувств не лишилась. Она раскинула руки в стороны, закрывая герцогу путь на выход. Эми упрямо смотрела в пол и старательно медленно втягивала носом воздух, пытаясь сохранить хотя бы видимость спокойствия. Вот почему подарки! И такие условия хорошие, и на мужа согласился, и на скотину. Да и в секрете ведь держалось имя этой родственницы до последнего!

Теперь они сообщники! Ужасающее открытие появилось в сознании девушки. Этим выходом в свет герцог де Шатрон закрыл Эмилии путь обратно. До тех пор, пока…

Каблуки словно были измазаны патокой, каждый шаг давался с трудом. Неимоверные усилия понадобились, чтобы Эмилия приблизилась к герцогу, заламывая себе руки. И почему же она так просто согласилась? Правду говорила матушка, бесплатный сыр только в лапах кошки.

– Помилуйте! – она вскрикнула и рухнула на колени, протягивая руки к мужчине. – Я буду молчать, только…

Сам взгляд герцога де Шатрона леденил душу. Мужчина казался абсолютно спокойным, когда надменно завёл руки за спину и сцепил в замок, лишь бы Эмилия не могла их схватить. Он невозмутимо сделал шаг назад.

– Что же тогда ты предлагаешь?

– Я вернусь домой. Никому ничего не ска…

– Плохой план, – в голосе герцога слышалась ранее неизвестная строгость. Но тот и сам обнаружил эти нотки, поэтому чуть смягчил тон: – Подумай ещё.

А что Эмилия могла предложить? Она опустила голову, рыжая прядь совсем выбилась из причёски и упала ей на лицо. Хоть небольшая преграда между ней и обвинителем, маленькая заслонка, что совсем не защищала, а лишь создавала иллюзию. Но мысленно девица Фурнье лихорадочно перебирала, что бы хотел услышать герцог, лишь бы только не позвал стражу. Тут либо пойти на поводу и реализовать его план, либо… А какие были у неё ещё варианты? Побег?

– Мы теперь в одной лодке, месье Готье?

Эмилия притихла, а герцог выгнул бровь. Слова хлёстко попали в цель, и на секунду непроницаемая броня мужчины ослабла, выдавая его истинное удивление. Подобного вопроса он не ожидал. Но лишь ненадолго обнаружились эмоции, мужчина ничего не ответил, позволяя невольной самозванке продолжить. И девушка воспользовалась этим затишьем, решив, что нащупала верный путь.

– Получается, я принимаю участие в вашем маскараде, и на плаху пойдём мы вместе, – девица Фурнье медленно поднялась и расправила плечи. Она смотрела в глаза, словно была равной аристократу. Взрыва гнева не последовало, стражу не звали. Всё шло правильно? Регенту нравился ход её мыслей? – Раз так, я, мадам Аделаида, повелеваю и всё в таком духе. Расскажите мне всё, что мне нужно знать.

Её ноги одеревенели, сейчас Эмилия позволила себе невиданную дерзость – сыграть по его правилам и действительно притвориться принцессой. Она словно стояла на замёрзшем озере, а под ногами лёд опасно хрустел: где-то громче, где-то тише, а в ином месте из-под стопы расходились трещины. Герцог словно одобрял поведение самозванки, её смелость и находчивость, а может, и покорность, ведь она старательно следовала его плану. Но попытку прознать тайны, стать союзником, де Шатрон мог воспринять как оскорбление. Дышать было тяжело и из-за нарастающего чувства беспокойства, и из-за тугого корсета. Вдохи получались рваными, вымученными, словно девушка заставляла себя дышать через силу, лишь бы не потерять самообладание. Голова слегка кружилась, Эми наверняка могла бы потерять сознание прямо в кабинете на потеху герцогу де Шатрону.

Эмилия сжала руки в кулаки и стала ожидать, его реакции. Будет ли это вспышка гнева? Он… А мог ли герцог де Шатрон, который потратил два месяца на обучение самозванки для представления, отказаться и от самой идеи этого фарса? Но вот что странно – мадам Розетта просила ещё больше времени, но он отказал, а значит, что больше медлить с появлением принцессы во дворце было просто опасно. Но почему? С глаз Эмилии словно спала пелена – герцог де Шатрон, рискуя жизнью, привёл во дворец самозванку, чтобы та играла свою роль. Стал бы он так стараться, если бы что-то сделал с Её Высочеством? Не хотел, чтобы преступление раскрыли так скоро? Регент – первый человек после Его Величества. Щёлкни он пальцами, появился бы новый указ о чём угодно.

– Например, что произошло, – мягко подтолкнула она мысли мужчины, кротким жестом указывая на себя.

А вот герцог де Шатрон понимал все риски, если его предприятие потерпит поражение. И голова, нанизанная на пику где-то у ворот дворца, казалась не такой уж и пугающей перспективой. Иметь союзника в лице главной актрисы представления было даже выгодно: она будет бояться ошибиться. Каждый шаг должен быть обдуман, ведь последствия однозначны и весьма неприятны для неё. И союзник должен понимать, какой сценарий заучивать. Резон в этой сделке читался явно и чётко.

Месье Готье завёл одну руку за спину, другую опустил на уровень живота и поклонился, не опуская головы: насмешливо. Может, это была шутка над псевдо-принцессой Аделаидой, но Эмилия хотела верить, что его поклон – признание её собственной смелости. Незаметная пауза, в которой мужчина вслушивался в отдалённую мелодию – мероприятие ещё не закончилось.

– Что случилось – никто не знает. Вы сбежали, либо вас заставили, – он снова сел за стол, но в этот раз жестом показал присаживаться напротив.

Бумаги вновь стали бесполезными декорациями, разговор был тихим, вкрадчивым. Герцог де Шатрон старательно подбирал слова, чтобы Эмилия понимала, но сторонний слушатель, если таковой был, несмотря на тихие отзвуки музыки, проникающие в кабинет, не разобрался. Он обвинял её, декларировал грехи Не Её Высочества перед божественным судом, ибо мог он сам вынести приговор. Это не было похожим на привычные лекции об истории мадам Розетты, введение в курс дела стало частью игры. На следующей фразе перст указал куда-то на уровень корсажа девушки, жестом делая акцент, что именно в этот момент включалась сама Эмилия.

– Мы надеялись, что Ваша Светлость, вернувшись, поделится с нами причинами столь сумасбродного поступка. Вы вновь устали от дворцовой жизни, у вас случилась мигрень, пускай! Но вы втайне отправились на минеральные воды без своей свиты, что было невероятно безрассудно с вашей стороны!

Что за глупая девчонка! Эмилия не могла объяснить себе, почему мадам Аделаида поступила так. Сбежала из дворца, не хотела больше выносить перин и зеркал. А ведь могла бы ради разнообразия свинарник почистить – вот тогда бы поняла, от чего устают! Девица Фурнье хотела было цинично фыркнуть и рассмеяться, но сдержалась, чтобы медленно кивнуть, соглашаясь с высказанными претензиями в свой адрес.

– И я впредь не намерен этого терпеть, – тон человека, привыкшего повелевать.

Его напускная злость не пугала Эмилию, ведь для неё теперь это было всего лишь интересное представление. Не она сбежала, не её наказывают, а кого-то ещё.

Мужчина потянул за верёвку. Вот эту хитрость девица Фурнье знала! Чем больше дом, тем больше комнат. А слуги могут быть не везде, не сидеть в пустой галерее и ждать, пока жильцы захотят её посетить. Поэтому такие приспособления ставились в местах частого отдыха, верёвки вели на кухню или прочие места, где слуги отдыхали. А там были колокольчики – подписанные под комнаты, если горничные умели читать. Если не умели – приходилось запоминать расположения: верхняя от Бархатной спальни, а левая нижняя от летней террасы.

Эта верёвка тянулась до картины за стулом герцога. Девица Фурнье наклонила голову, заглядывая герцогу за плечо. Суровый дядька в нелепой шляпе с огромным гусиным пером с тяжёлым взглядом смотрел на неё. Эми прищурилась, стараясь припомнить. Он казался ей навязчиво знакомым… И точно – именно эти брови она целовала перед сном! На золотой монете! Профиль покойного Его Величества не скрывал ни его привычной бороды, ни кустистых бровей! Девушка почувствовала сильное желание попросить золотой, чтобы проверить сходство, но сдержалась, ведь услышала приглушённые шаги.

Эмилия выпрямилась, положила руки на колени и приняла такой вид, словно была не собой. Мадам Аделаида, принцесса королевства Риндалии. Она медленно повернула голову и увидела, как в стене появился проём, но раньше там и зазора не было видно! Ни единой ручки, потайной вход, за которым ждала девушка. Потайная дверь отворилась.

Лицо незнакомки казалось неуловимо похожим на девушку с портрета. Тот же овал лица, тот же острый подбородок и невероятно синие глаза. Только одновременно с этим что-то было не то, странным, искажённым. Брови иной формы и… Да, губы тоньше и как нежно-розовые бархатные лепестки, не столь мертвенно-бледные. Призрачный образ молодой Хранительницы сделал вдох полный жизни и опустился в смиренном реверансе, а её фиолетовая юбка, словно раскрывшийся бутон, коснулась пола.

– Мы заменим ваших фрейлин, – продолжал мужчина, – чтобы порочные женщины не потворствовали вашим соблазнам. Позвольте представить – мадемуазель Констанция де Шатрон, великая герцогиня Фронвиль.

***

Кабинет сменился новыми залом – Салоном Азалии, где даже камин казался украшенным не только растениями, но и милыми травоядными животными, фигурками кудрявых младенцев и прочими символами невинности и нежности. Именно сюда привели фрейлин для поклона перед августейшей особой. Перед самозванкой в реверансе стояли все четыре фрейлины, пришедшие к ней на поклон. Констанция, дочь герцога де Шатрон, подняла голову первая, выждав необходимое время для приличия. Следующей встала маркиза в кремовом платье с корсажем, расшитым нежными молодыми бутонами роз из лент. Её каштановые волосы были подняты в высокую причёску, что также пронзили цветочные шпильки. Маркиза Дайон, впрочем, как и остальные фрейлины, хотела произвести впечатление на Её Высочество. Эмилия улыбнулась ей, племяннице капитана королевской стражи.

– Благодарю за оказанную милость, Ваша Светлость, – герцогиня постаралась опустить взгляд, но любопытство брало верх.

Именно представители рода Брэттфордов нашли следы Её Высочества на минеральных водах, доложили регенту. За проявленную бдительность и расторопность в поисках пожаловали награду и, конечно же, отметили девицу, близкую родственницу наиболее успешного представителя этого семейства, с незапятнанной репутацией.

Третья мадемуазель Жаклин Монускье, герцогиня Радонская. Её причёска была в новомодном стиле «юрлю-берлю», или, как называла её мадам Розетта, – «Скульптурный шик». Завить небольшие крутые кудри и симметрично уложить локоны было совсем не просто. Крупный жемчуг на шее, квадратный вырез лимонно-серого верхнего платья и высокий дымчатый ворот. Девушка была самой молодой, на вид ей едва исполнилось шестнадцать, и напудренная кожа её старила, добавляя лет пять на вид. Кроткая смиренность могла бы обмануть кого угодно, но Эмилия насторожилась, стоило моднице войти в залу в пёстрой стайке фрейлин.

Главный вопрос, что крутился в голове самозванки – «Что случилось с Её Высочеством на самом деле?» Если герцог де Шатрон и Констанция временно были вне подозрений, то виновник мог быть кем угодно. Огромный дворец, высокий титул, который наделял немногими возможностями и ответственностью. Кому было важно, чтобы принцесса Аделаида исчезла? Были ли у неё враги среди своих? Месье Готье мягко намекнул, что герцог Монускье имел некоторую ссору с мадам Аделаидой. Вполне возможно, что он один из тех, кто будет знать про самозванку, поэтому и его родственницу лучше держать поближе.

И последняя, но не по значимости – дарованная милость герцога де Шатрона. Послабление строгого наказания. Единственная прежняя фрейлина принцессы Аделаиды, что не была отослана из дворца обратно в семью. Мадемуазель Виолет Сен-Фюст д’Овань. Младшая внучка герцога Мадмильского, влиятельного во дворе аристократа.

– Что ж, – Эмилия удержалась, чтобы не обменяться реверансами. Но девушки словно хотели что-то. Они ожидали приказов или слов напутствий, важных для первой встречи.

– Вы наверняка умаялись с дороги, – Констанция нашла подходящие слова первая.

Герцогиня, привыкшая к жизни во дворце, к распорядку дня и прочим благам и радостям высокого положения семьи, направляла самозванку, делая это столь незаметно и ненавязчиво, словно вела её за руку.

– Мы невероятно счастливы лицезреть вас, Ваше Высочество. И премного благодарны за оказаную нам честь, стать вашими фрейлинами, – очередной обмен любезностями от Констанции. Мадемуазели закивали, разве что у Виолет была улыбка – она-то осталась на своём месте. – Может быть, Вам хочется заняться более спокойными и менее формальными видами досуга? Например…

– Вышивкой, – радостно встрепенулась маркиза Дайон и хлопнула в ладоши.

Но вместо одобрения, она получила кислую мину от мадемуазель Виолет, что не только сморщила нос, но и вытянула губы в отвращении, так что бархатная мушка-звезда у правого уголка рта чуть съехала. Пришлось незаметно для остальных поправлять её.

Да и Констанция с Эмилией не высказали должного удовольствия от подобной затеи. Вышивать-то самозванка умела, но опытная рукодельница могла обнаружить грубые стежки портнихи и нежные лёгкие припуски шёлковых нитей в скатерти для приданого жениху.

– Я бы предложила первый день провести незатейливо за игрой в карты, – герцогиня де Шатрон улыбнулась одними губами, не обнажая зубы. – В мушку.

Мадемуазели переглянулись: они и сами нередко играли в отчем доме в карты. Обычный способ скоротать время в приятной компании, но только ожидания от жизни в качестве фрейлин были столь высоки, что такие низменные хобби разбивали воздушные замки как фарфоровое блюдце.

– Я раздам, – мадемуазель Виолет, уже привычная к дворцовым забавам, усмехнулась, подходя к бюро. Пара лёгких движений, и в руках появилась расписная колода в пятьдесят две карты, где вместо знаковых фигур были герои традиционных риндалийских сказок. – Или кто-то против?

Борьба шла ожесточённая. Пятеро молодых девушек, где старшей не было и двадцати лет, сидели вокруг круглого мраморного стола. Первые две игры показались разминочными, прошли они в молчании, где фрейлины старательно поддавались, чтобы произвести хорошее первое впечатление. Лишь короткие комплименты успешным ходам разбавляли скуку. Но первая в раж вошла Жаклин, зажигая и остальных девушек. Она со всей силы обрушила карту с разрисованными сердцами – черви. Мадемуазель довольно сдула с глаз выбившиеся из высокой причёски локоны, закрывающие обзор.

– А как вам такое? – она задорно рассмеялась, подняв нос повыше.

– Какой у нас счёт? – прищурившись, Виолет наклонилась ближе ко столу, щурясь и присматриваясь к масти. Красный-то был виден замечательно, а фигура оставалась для неё загадкой.

Мадемуазель Сен-Фюст д’Овань не была отстранённой, наоборот – девушка даже закатала свои рукава, а их пышную ярко-жёлтую часть с бордовыми вставками у плеч обвязала тряпками, чтобы не отвлекаться. Но мысли её уносились всё дальше и дальше от стола… А может дело было вовсе не в этом?

Эмилия звонко смеялась, самоуверенно размахивая своей пятёркой карт, словно веером. Сейчас для неё не было титулов, званий и этикета. Все собравшиеся были примерно одного возраста, всего лишь девицы, чьи родители так или иначе способствовали этой встрече.

– Ой, не спрашивайте! Такой счёт и говорить стыдно, – она ехидно оскалилась, а Дайон хихикнула.

Мадемуазель Брэттфорд казалась умной на вид – эту иллюзию создавали тонкие и бесцветные брови, которых словно и не было, поэтому лоб выглядел куда больше. Но если Виолет всего лишь отвлекалась и присматривалась к картам, чтобы понять ситуацию, то Дайон время от времени путалась в мастях и абсолютно забывала правила игры. Приписать себе пару очков для неё было незначительным пустяком, на который она отвечала хихиканьем.

– Я лидирую, – Констанция победно хмыкнула.

А она карты держала двумя руками: все масти были разложены в строгом порядке. Но в мастерстве её игры было не только везение. Она время от времени поглядывала на мелькавшие карты из «веера» августейшей самозванки, бросала взгляд на набор в руках разгорячённой Жаклин, так и подсматривала в карты Дайон – самой неизученной и тихой противнице. Но та в своих действиях, казалось, хотела больше подыграть Эмилии и получить её расположение, когда мадемуазель Монускье, наоборот, хотела прослыть интересной подругой для соперничества.

Стоило отдать месье Готье должное: все присутствующие постарались занять свою роль, не пересекающуюся с остальными. Если бы перед фрейлинами была настоящая мадам Аделаида, это была бы невероятно увлекательная встреча. Но пока Эмилия вскочила на ноги, хлопнув ладонью по холодной столешнице, всем телом нависая над ней. Женский смех и весёлое обсуждение игры заполнило Салон Азалии. Девичьи голоса разносились всё дальше и дальше по залам тихими перешёптываниями, оставаясь на слуху даже в самых удалённых уголках дворца:

«Слава Богине, Её Светлость вернулась!»