Читать книгу: «Дочь алхимика. Том 2. Семь богов удачи», страница 3

На это возразить травнице было нечего, особенно после того, как Светлячок задал законный вопрос, откуда Мики, впервые попавший в дом купца Акадо, мог знать о наличии винного шкафа за запертой дверью?

– Даже, если предположить, что Горо не замкнул замок на двери, хотя он утверждает обратное, – продолжал артист, – с какой стати гость примется бродить по дому, заходить в разные комнаты и взламывать замки на шкафах?

– Я полагаю, что последний вопрос окажется риторическим, – заметила Нэко, – и вы уже заготовили на него ответ?

– Угадала. Я предполагаю, что и подход с клубничным тартом к твоей подруге не был случайностью.

– Не представляю, зачем всё это было придумано. Неужто ради одной бутылки вина, пускай оно стоило целых пять рё!

– Ограбление, – просто ответил Хотару, – осмотр сейфа. Либо Мики намеревался тем же вечером вскрыть его и цинично забрать деньги; либо готовился к следующему разу. Разведывал обстановку, узнавал, каким именно сейфом пользуется Горо, есть ли в доме магическая охранная система, какие окна и запоры. Он проводил разведку, и разведка сия не удалась.

Травница задумалась. Версия Светлячка была правдоподобнее её любовной истории.

Они возвратились в дом подруги и рассказали об афронте в почтовом отделении.

– Я совершенно не удивлён, – покачал головой отец Тайко, когда выслушал их.

Он ещё раз перечитал красную надпись на бланке и оттолкнул руку артиста с купюрой.

– Оставьте, эту мелочь себе. Но тогда всё становится ещё более странным. Зачем Мики вообще приходил? Ведь о вине в малом кабинете он знать просто не мог.

Хотару рассказал о предполагаемом ограблении.

– Позвольте взглянуть на сам сейф. Если будут следы попытки открыть его, значит, жених собирался вас обнести тем же вечером. Если нет – узнавал марку и осматривался на месте, – закончил он.

На сейфе следов не было.

– Но почему он вскрывал винный шкаф и зачем выпил вино? – продолжал недоумевать Горо, – ведь не перепутай он бутылки, я бы и не заметил, что тут кто-то хозяйничал!

– Может быть, – предположил артист, ваш незваный гость убедился, что вскрыть сейф ему не по зубам, но не хотел уходить с пустыми руками. Запертый винный шкаф навел на мысли о тайнике.

– Точно, – воскликнула травница, – он мог посчитать, что вы прячете тут что-то очень ценное.

Горо усмехнулся и отомкнул замок. Внутри не оказалось ничего примечательного: прохладные сухие полки, на которых в специальных подставках горизонтально лежали бутылки с вином. Правда одна подставка чуть выдвинулась вперёд.

– Так всегда было, или же ваш незваный гость сдвинул подставку с места? – спросила девушка.

– Нет, – ответил купец, – на второй полке своеобразный тайник. Его тоже отец устроил. Одни боги ведают, с какой стати ему это понадобилось, – пожал плечами мужчина, вытащил бутылки и вынул подставку.

За ней вертикально стояла наполовину утопленная в стене плоская деревянная коробочка с потемневшими узорами на крышке.

– Что в ней? – не удержалась травница.

– Сущий пустяк, – ответил отец подруги, открывая коробку, – символ моего положения в Торговой гильдии. Ключ Хотэя – одного из богов удачи. Наш род является его почётным хранителем уже более ста лет.

На потемневшем от времени шёлке глубокого синего цвета лежал затейливый бронзовый ключ, украшенный рисовыми колосьями и мешочками монет. А оголовье ключа было выполнено в виде улыбающегося, довольного лица толстого бога счастья, удачи и великодушия.

– Вы специально смазали его воском, – спросила девушка, проведя пальцем по лоснящейся поверхности ключа, – боитесь, что заржавеет?

– Воском? – удивлённо переспросил Горо, – даже и не думал.

– Но на ключе воск.

Хотару осторожно взял его в руки и осмотрел, близко поднеся к лицу. Он был несколько близорук, но очки оставлял дома, полагая, что они портят его артистический образ.

На ключе, действительно, имелись следы воска, причём со всех сторон. Словно кто-то старательно вымазал его или же утопил в воске. Причина напрашивалась сама собой.

– Что открывает этот ключ? – спросил он.

– Ни-че-го, – ответил купец, – я вам уже сказал, что перед вами – СИМВОЛИЧЕСКИЙ предмет, удостоверяющий мой статус и положение. Более ничего.

– Полагаю, ваш несостоявшийся зять не случайно проник в малый кабинет, – проговорил Хотару, возвращая ключ на место, – он снимал слепки с ключа, чтобы иметь возможность изготовить копию. Значит, у него при себе имелось всё необходимое, чтобы осуществить это: набор отмычек и коробка с воском.

– И с какой, простите, целью была предпринята сия эскапада? – усмехнулся Горо, – копия не даст реального положения.

– Я догадалась, – воскликнула Нэкоми, – Мики подторговывает предметами старины. Вдруг какой-нибудь сумасшедший коллекционер готов выложить за ключ Хотэя приличную сумму. Вам случаем недавно не предлагали продать его?

Горо заверил, что никаких предложений о продаже реликвии к нему не поступало

– «Приторговывает» – не соглашусь, – возразил Хотару, – Мики работал на заказ. Ему нужен был конкретный ключ, – сказал он, – а потом просто соблазнился и выпил вино. А бутылки перепутал, потому что не придавал их положению никакого значения, а одну вообще выпил. Противоречие в том, что вся операция по проникновению в ваш дом была продумана до мелочей: от якобы случайного знакомства в кафе с сезонными вкусностями до предложения руки и сердца с последующим исчезновением. Уверен, человек, способный не это ни за что не соблазнился бы коллекционным вином, да и сложил бы бутылки назад так, как надо. Мики лишь выполнил задание и отпраздновал бутылкой вашего вина. Не особо аккуратный исполнитель, вот и всё.

– Получается, имелся и ещё кто-то? – проговорила травница.

– Да, уверен.

Купец Акадо поблагодарил их за помощь. Когда Нэко поинтересовалась душевным состоянием подруги, сказал, что мать и дочь приняли валериановую настойку и обе заснули.

– Сон – это лучшее, что можно посоветовать при тяжёлых переживаниях, – заметила Нэко, – бедная, бедная Тайко, я не оставлю её без внимания и не позволю скучать.

Растроганный отец поблагодарил ещё раз и предложил обращаться без стеснения в случае денежных затруднений.

Когда они возвратились домой, их ждал сюрприз: председатель Восточной Ассоциации ракуго – Ито Данрё собственной персоной. Он впервые посетил дом на улице Одуванчиков с момента ареста Широ.

– Я ведь из-за вас, молодое дарование, пришёл сюда, – проговорил он, чуть гнусавя, когда Нэко и Хотару вошли в гостиную, – ваше прошение рассмотрено и удовлетворено. Господину Хотару Эйдзи подтверждён ранг синъю́ти – высшего чтеца. Мои поздравления!

– Значит, я могу давать сольные концерты? – обрадованно улыбнулся артист, – спасибо, господин Данрё, моё искреннее, глубочайшее спасибо, – он поклонился безукоризненно почтительным поклоном.

– Хо-хо, Светлячок, не так скоро, – поднял руку председатель, – бумаги отправлены в Кленфилд, нужно дождаться их регистрации. После этого вам потребуется согласовывать с Ассоциацией любые свои выступления, даже благотворительные, – старик многозначительно поднял вверх палец, – никакого самовольства я не потерплю. В основе принципов Восточной Ассоциации, членом коей вы снова имеете честь являться, заложены благонравие, скромность и следование традициям.

Нэко видела, как заледенело красивое лицо артиста. Он откинул назад свои буйные кудри и ещё раз поклонился. После чего извинился, сославшись на сильную головную боль, и быстро вышел из гостиной.

– Надо же, как неудачно, – воскликнул Широ, – я хотел устроить небольшое празднование столь знаменательного события, а тут мигрень! Но, что делать, отложим до более удобного случая. Ты, Ито, у нас в числе почётных гостей.

– Разумеется, – важно проговорил председатель, – я приму приглашение.

Нэко оставила стариков одних и тоже пошла в свою комнату. Из головы почему-то не выходил взгляд Светлячка, каким тот окинул всю компанию уже в дверях. Недобрый и какой-то нехороший взгляд. Она прошла по коридору и тихонько поскреблась в дверь жильца.

– Заходи, Кошенция, – разрешил знакомый голос, – знаю ведь, что это ты.

Хотару лежал на кровати с трубкой в руке.

– Мне показалось, что ваше восстановление в Ассоциации вас совершенно не порадовало.

– Какой толк в нём, если у меня связаны руки! – горько воскликнул артист, – ни шагу без разрешения, все концерты под их опекой и присмотром. Данрё ещё и про репертуар предупредил, что всякий рассказ-сибайбанаси, который я соберусь прочесть, должен пройти цензуру и получить их высочайшее одобрение. В жопу их одобрение, их цензуру и их Ассоциацию!

– Но ведь без этого вы не сможете читать ракуго, – хотя Светлячок и не предлагал, она присела в кресло, – когда я послушала вас на вечеринке нашего класса, я остро поняла, как много для вас значат выступления. Вы должны продолжать любой ценой! Вы же живёте этим.

– Любой ценой, – как эхо повторил Хотару, – знаешь, Нэкоми, иногда эта самая «любая цена» оказывается чрезмерно высокой. Я физически задыхаюсь от их дурацких ограничений. Они просто убьют моё ракуго, – и увидев испуг в глазах девушки, пояснил, – вернее убьют во мне всяческое желание читать. Читать так, как они велят, как читали сто или пятьдесят лет назад.

– Что, если придумать способ как-нибудь обойти Ассоциацию? – спросила травница, —хорошенько изучить Артанские законы и отыскать лазейку. Данрё и ему подобные субъекты возвели ракуго в статус особого искусства, но ведь на деле выступление – всего лишь услуга. В Артании и в Аратаку есть независимые театры, независимые торговцы, независимые певцы. Они не входят в гильдии, они просто платят налоги Кленовой короне. Пройдя по этой дороге, вы становитесь тем, кто просто продаёт развлечение.

Хотару подался вперёд:

– Это мысль. Что обычно делают, когда открывают торговлю?

– Я точно не знаю, – пожала плечами девушка, – вроде идут в мэрию, подают прошение и регистрируют собственное дело. Давайте вместе откроем контору?

– Ты хочешь читать ракуго?

– Я, конечно, люблю ракуго всей душой, – уклонилась от ответа Нэкоми, – но я скорее хочу стать частным детективом. Раз уж мы и так ведём расследования, то почему бы не делать этого официально и получать достойную оплату за свои труды?

– Допустим, и как ты собираешься объединить ракуго и расследования?

– Очень просто, – улыбнулась травница, успевшая заранее продумать этот вариант, – из денег Горо заплатим взнос в городскую казну и оформим «Частный клуб расследований и ракуго».

Хотару засмеялся:

– Совсем, как в старшей школе. Но может сработать, особенно, если слово «клуб» заменить на «агентство» и ракуго записать первым.

– Почему это? Я придумала, значит, и расследования должны стоять первыми, – не сдавалась девушка.

– Монетку? – выразительно выгнул бровь оживившийся артист, – у меня клён.

Монетка была залихватски подкинута, но упала королевским моном вниз.

– Значит, по-моему, – обрадовано захлопала в ладоши Нэко, – «Агентство расследований и ракуго».

– А название составим из наших имён, – Светлячок почесал кончик носа, – «Хотанэ́» или «Нэхо́та».

– Мне первое больше по душе, – травница несколько раз повторила предложенное название, словно пробовала на вкус, – и похоже на «Сияющую кошку».

– Пускай Данрё подотрётся своими бумажками, – настроение артиста резко переменилось, – какая ты, Кошенция, молодец, что придумала это. Завтра с утра пойду к нотариусу и уточню, как и что. Только Широ пока ни слова, поняла?

Нэкоми и сама понимала, что дед не удержится и расскажет об их затее другу. И, кто знает, что предпримет Ито, когда узнает, что из рук Восточной Ассоциации уплывает талантливый артист, а вместе с ним и деньги, которые сулят его выступления в старой столице.

Благому намерению Хотару посетить в первой половине дня нотариуса не суждено было осуществиться. Помешал этому его старинный враг-приятель Дэва. Старший следователь аратакской коррехидории появился аккурат к завтраку. Дед Широ, великодушно простивший арест, сразу засуетился, поставил на стол дополнительную миску риса и усадил не особо упиравшегося следователя за стол.

– Что-то случилось? – ворчливо поинтересовался Хотару, – или просто покушенькать заскочил?

Хотя между мужчинами во время расследования убийства барона Итиндо и установилось перемирие, более смахивающее на вооружённый нейтралитет, они не упускали случая отпустить в адрес друг друга колкость. Вот и теперь Светлячок издевательским тоном напомнил о говоре южных остовов, откуда родом был подполковник Саядо.

– Покушенькать, конечно, можно и даже хорошо, – прищурился Дэва, – но я по совсем другому делу. Консультация мне требуется.

– Моя?

– Хотя ты, Хотарун, и почитаешь себя центром вселенной и её окрестностей, но нет. Сегодня я обращаюсь не к блистательному талантищу, а к скромным алхимикам.

– Конечно, с большой охотой окажу любое содействие Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя, – воскликнул Широ, – распоряжайтесь моими знаниями и моим временем, как вам будет угодно.

– Дядька Широ, – ты опасные предложения делаешь, – снова встрял артист, – этот ведь воспользуется и припряжёт к работе на благо Кленовой короны и себя лично по полной, без гонорара и элементарной благодарности, о коей, как я мыслю, на его родной Игосиме никто не слыхивал.

– Я напомнил бы одному надоедливому насекомому, имеющему явные пробелы в воспитании, сколь невежливо влезать со своими неуместными замечаниями в разговор других людей, но из уважения к хозяевам этого гостеприимного дома не стану этого делать, – старший следователь одарил бывшего друга улыбкой, более смахивающей на оскал, – ибо я, в отличие от некоторых бездельников, ценю своё время и время других. Скажите, господин Мори, может ли человек взять и воскреснуть из мёртвых?

– Ты стал свидетелем чуда? – не унимался Хотару.

– Хотти, у меня ведь терпение не безграничное, – повернулся к нему Дэва, – заткнись на полчаса. Сделай милость.

– Уточните, господин Саядо, что именно вы понимаете под воскрешением из мёртвых? – спросил Широ и добавил уже своему жильцу, – Хотару, пожалуйста, не мешайте. Видно же, дело серьёзное.

– Да уж, серьёзней некуда, – подтвердил подполковник, – тут не знаешь, верховного жреца вызывать, дабы религиозное чудо зафиксировать, или некроманта из Кленфила затребовать, чтобы зомби по Аратаку ловить. Некоторые всерьёз о вампирах заговорили.

– Лучше поведайте нам всё по порядку, – предложил Широ, разливая чай, – так и вам проще будет, и нам.

Дэва одним большим глотком допил чай и сунул в рот зубочистку. Месяц назад врачи запретили ему курить, и теперь он так боролся с желанием взяться за папиросу.

– День мой не задался с самого утра, – начал он, – бывает такое, что случается какая-то мелочь, а ты внезапно понимаешь, что тебя впереди ожидает самое настоящее паскудство.

Мелочью для старшего следователя оказался оставленный в коридоре раскрытым зонт. Зонт был стареньким, а вчерашний ливень – сильным. Забытый зонт неприятно царапнул по душе, поскольку Дэва знал с детства, что оставлять подобное в доме надолго нельзя. А тут – вся ночь. Наверняка, множество несчастий успели найти себе приют в тени его зонта, и уже готовы посыпаться ему на голову.

В коррехидории его ждал ночной дежурный. Обыкновенно они менялись в восемь, и после двенадцатичасовой смены сразу шли домой, а тут сидит в приёмной. Зевает, носом клюёт, а сидит. Явно что-то стряслось. Как-то сразу вспомнился зонт. И не зря, ох, не зря.

Дежурил в «зоопарке», так по клефилдской привычке Дэва продолжал называть камеры предварительной изоляции в подвале, сержант Мо́кри. Сержант, как сержант: в меру исполнительный, с ленцой. «Он ещё женился по весне, – вспомнилось подполковнику при взгляде на широкое, чуть рябоватое лицо парня, – деньги ему на подарок к церемонии собирали».

– Утро доброе, Мокри, – проговорил Саядо, открывая дверь кабинета, – меня ждёшь?

– Вас, господин подполковник, – парень тряхнул головой, словно прогонял остатки дрёмы, одолевавшей его во время часового ожидания. Дэва приходил на работу к девяти.

– Заходи.

Не любил, ой, как не любил Дэйв Саядо такие вот внезапные визиты подчинённых, да ещё и с длительным ожиданием. Либо отпуск требовать станет, либо случилось что. Лучше, пускай, отпуск.

– Господин Саядо, докладываю: во время моего ночного дежурства у нас в «зоопар…», прошу прощения, в камерах предварительной изоляции скоропостижно скончался заключённый.

– Кто?

– Ару́ту Датто́ри, двадцать четыре года, камера номер шесть.

Скверно, можно даже сказать, чертовски скверно. Молодой, но успевший прославиться в преступном мире Аруту Доттори имел прозвище Мастер му́си и был непревзойдённым вором-форточником. А прозвище, которым в немалой степени гордился получил потому что был ловким и вёртким, что твой червячок-муси. Маленького росточка, до пяти ся́ку (1м 59см) он не дотягивал пальца на четыре, худенький и юркий, Мастер Муси носил большие очки, придававшие ему беззащитный вид, специально лохматил вихры и издалека вполне мог сойти за мальчишку. В коррехидории он после суда ожидал отправки в тюрьму. Получил три года. Молодой, здоровый и вдруг умер.

– Самоубийство? – без особой надежды спросил Саядо.

– Никак нет, – ответил дежурный, – ему около одиннадцати вечера совсем худо сделалось. Я услыхал крики, спустился, вижу, Доттори по полу в корчах катается. На губах пена, глаза выкаченные, жуть. Кричит, что помирает.

– И что ты сделал?

– По инструкции, как полагается, позвонил в больницу, они карету прислали. Фельдшерица этой ночью дежурила. Девчонка – сущая былиночка, увидала кровавую пену на роже заключённого, в конец растерялась, губёнки дрожат, лепечет что-то про срочную госпитализацию. Я взял на руки уже потерявшего сознание бедолагу и карету-то и снёс. Даже носилки не понадобились, поехали в центральный Королевский госпиталь.

Дэва кивнул. С Королевским госпиталем у них договор: их патологоанатом вскрытия делает, в здешней коррехидории даже прозекторской нет. По приезду Саядо поинтересовался у коррехидора, чего так? А тот плечами пожал, мол, зачем? Убийства далеко не каждый месяц случаются, отвезли в больницу, разово за вскрытие заплатили, и весь сказ.

– По пути мужику совсем плохо сделалось, фельдшерица сказала: «Агония».

– И что, – Дэву жутко раздражали эти дурацкие паузы, на которые так горазды аратакцы, да ещё их манера тянуть ударные слоги более обыкновенного, – что дальше то было.

– А ничего не было, – развёл руками Мокри, – помер Доттару ещё по пути. Подёргался немного, постонал, да и скончался. Тело сразу в морг отвезли. В приёмном покое на нас ночной доктор накричал, мол, какого растакого фига, вы покойника к нему везёте? У него с живыми дел до зарезу, а этого прямо в морг! Шею ему потрогал, в глаза магическим фонариком посветил и только рукой махнул: готов. Отвезли, куда ж деваться, оформили, в журнал записали.

– Это всё? – привычно прищурился Дэва и с тоской подумал о папиросах.

– Вроде бы, да. Фельдшерка сказала, что патологоанатом утром придёт, вскрытие сделает и бумагу нужную напишет. Ещё попросила меня с покойника носок снять и бирку с номером три на большой палец навесить. Девчонка мертвяков до страсти боится.

– Что ж она, коли покойников боится в медицину подалась? – риторически вопросил Саядо.

– Вот-вот, я прямо такими же словами ей и сказал, – проговорил сержант, – она отвечает, мол, доктора с живыми дело имеют. На том и расстались. Так что, господин подполковник, надо кого-то в ихний морг за телом послать и заключение забрать. Вот теперь всё.

Дэва отпустил сержанта Мокри и решил сам съездить в Королевский госпиталь. Что-то во всей этой ночной истории не давало ему покоя. С чего это вдруг молодой, здоровый парень, который на суде ни сном не духом не походил на смертельно больного, вдруг столь внезапно покинул наш бренный мир? Зная по многолетнему опыту, что медицинская тарабарщина заключения о вскрытии для него малоинформативна, подполковник Саядо намеревался переговорить со специалистом сам.

В морге Королевского госпиталя его встретил знакомый, лысоватый мужчина, который уже многие годы сотрудничал с их ведомством. Он пинцетом держал папиросу, поскольку только что закончил вскрытие. Но на прозекторском столе под простынёй лежал явно не Мастер муси. Рост не тот.

Дэва поздоровался и спросил о привезённом ночью покойнике, записанном в журнале под именем Аруту Доттари.

– Ах, этот! – усмехнулся врач, – тут тебе лучше самому взглянуть.

Он аккуратно пристроил недокуренную папиросу в захламлённую окурками пепельницу и широким жестом пригласил пройти. Дэва тоже не любил мертвяков, но что делать! Вдоль стен морга находились выдвижные ящики с номерами. Патологоанатом выдвинул ящик под номером три. Охлаждающее заклятие пахнуло формалином и приятной прохладой. Подполковник сглотнул и перевёл взгляд с магического голубоватого светильника под потолком вниз. В ящике лежала сложенная по всем правилам бережного хранения арестантская роба, а сверху – верёвочка с петелькой для большого пальца и картонка с третьим номером.

– А где Доттари? – глупо спросил Дэва.

– Вот и я хотел бы это знать, – последовал ответ, – его привезли ночью. Смерть констатировала дежурный фельдшер Амо́ки Фа́да и ночной врач терапевтического отделения госпиталя. Если предположить, что Фада ещё могла ошибиться, практикантка, что с неё взять. Но вот доктор Стре́ди – врач с двадцатилетним опытом. Тут ошибка исключена. Он живого с мёртвым не спутает. Так что, господин подполковник, выходит, что наш клиент ожил, снял с себя тюремную одежду, раздел труп из соседнего ящика и покинул здание. Какая-то иллюзия смерти получается!