Читать книгу: «Роковое представление на Молочайном лугу», страница 2

5

Даже как-то странно вспоминать, что ещё в середине лета обитатели Молочайного луга жили своей обычной жизнью: получали образование, высиживали яйца, встречались с друзьями, рассказывали истории. Тогда мы и представить себе не могли, какая стихия вот-вот ворвётся в наш дом, словно горящая комета, оставив от нашего мирного существования одни угольки.

Я рассказывала друзьям вечернюю историю, когда беда пришла, откуда не ждали.

Дневная жара начала отступать, над лесом сгущались сумерки. Василёк устроился на ветке вишнёвого дерева неподалёку. Иган снова сидел на водосточной трубе. Инка расположилась на газоне вместе с Твеном и другими членами их большого беличьего семейства.

– Тс-с, – торжественно прошептала она. – Тыковка вот-вот начнёт.

Все притихли, даже болтливые белки.

Я выдохнула. Все мучившие меня пробелы в новой истории я заполнила ещё днем, во время семейного набега на куст ежевики.

– Слышали ли вы про луг, похожий на наш, где раз в году, в особый летний вечер, все сурки собираются вместе и устраивают танцы? Неповоротливые и неуклюжие днём, в этот особенный вечер они легко и изящно танцуют на четырех лапках. Они украшают головы цветочными венками и, набравшись смелости, заводят новых друзей, а подчас и находят пару. В конце концов, кому из нас не идёт цветочный венок?

И вот, старшая дочь одной из тамошних сурковых колоний наконец достигла того возраста, когда ей разрешили пойти на летние танцы. Дни напролёт она плела толстый венок из маргариток, и её глаза загорались каждый раз, когда она представляла, как наденет его в этот торжественный вечер.

Но однажды венок пропал. Сама не своя от горя, сурчиха бросилась расспрашивать своих родителей и четверых братьев и сестёр, не видел ли кто её венок. Все ответили, что не видели. В их голосах звучало искреннее сочувствие.

– Но её младшая сестра солгала. – Я выделила последнее слово, для пущего драматизма. – Она украла венок из маргариток и спрятала его у самой реки. Тайком она спускалась к берегу и примеряла венок там. То так, то сяк вертелась она, любуясь своим отражением в водной глади.

Мои братья и сёстры беззвучно пережевывали траву, внемля моему рассказу. Птицы и белки не смели пошелохнуться. Лир слушал с округлившимися глазами.

– Юная сурчиха знала, что к танцевальному вечеру венок стоило бы вернуть. Но с её крошечными лапками потребовалась бы целая вечность, чтобы сплести себе точно такой же. Тяжело быть младше и меньше всех! В конце концов, у её сестры и без венка было полным-полно красивых вещей. Она убедила себя, что её не за что осуждать. Она наблюдала за сестрой из темноты норных туннелей, – уверенно продолжала я. – Та обнюхивала камни и рыла землю в поисках потерянного венка. Наконец настал вечер летних танцев, и её сестре пришлось пойти на них без венка. Перед тем как покинуть нору, она тяжело и горько вздохнула, отчего у юной сурчихи задрожали лапки. И всё же, отметила она, её сестра прекрасно проводила время. Несмотря ни на что, она заливисто смеялась в компании других сурков, танцуя в золотых сумерках.

– Расторопша, – возмущённо зашептала Люцерна. – Ты что, спишь?

Расторопша распахнула глаза и посмотрела на Люцерну.

– Гусь тебя подери, нет, конечно! Я закрываю глаза, чтобы в красках представлять всё, что описывает Тыковка. Не мешай мне.

– Тсс, – шикнули на них другие животные.

– Продолжай, Тыковка, – попросил Кейл. – Что было дальше?

– Поймают ли юную сурчиху на вранье? – не терпелось знать Инке.

Нет ничего приятнее, чем видеть, что твоя история волнует умы слушателей!

– Младшая сурчиха так и жила бы с этой тайной, – продолжила я, – но со временем венок из маргариток начал увядать. Она поняла, что скоро от него ничего не останется и он больше никому не принесёт радость. От этого ей стало грустно.

Моё внимание привлекло какое-то движение на лугу. При виде крупной птицы у меня перехватило дыхание, но это был не ястреб, сейчас в высокой траве вышагивал кое-кто другой. Прежде мне уже доводилось видеть птиц, подобных этой, ровным строем марширующих по обочине дороги. Это был индюк – грузное создание с многослойным оперением на груди и яркой бородкой на шее. За ним показались четверо его сородичей.

В этой части истории я хотела чуть сбавить темп, чтобы заострить внимание на душевных терзаниях юной сурчихи и её сомнениях. Но индюки приближались слишком быстро. И направлялись они, похоже, прямо к нашей лужайке. Другие животные, заметив их, начали оборачиваться.

Я повысила голос.

– Юная сурчиха нарвала целую охапку маргариток. Пришло время сплести венок самой – или хотя бы попытаться.

До моих ушей донёсся тихий мотив. Индюки… пели?

– Её лапы неумело переплетали стебли маргариток. – Меня уже почти никто не слушал – все глазели на нежданных гостей. – Когда те непослушно расплетались, она в отчаянии втаптывала цветы в землю. А потом начинала сначала… – Мой голос затих.

Индюки шагали по лужайке в такт собственной песне, они двигались прямо на нас. Их скрипучие голоса гармонировали друг с другом, сливаясь в слаженный хор. На каждую восьмую долю они кивали головами. Мы расступились, и они заняли свое место в кольце зрителей.

 
«О, как луг ваш раздолен, как луг ваш широк,
Из-за леса по взгорью журчит ручеек.
Мы – артисты бродячие, несем вам свой скарб:
Сценические истории, что прикуют взгляд.
Дивитесь любовным страстям и коварству,
Смейтесь над каскадами неловких ситуаций.
Возрадуйтесь, если зверь человека обманет
И, сбежав на свободу, вольной птицею станет.
Костюмы и музыка, тексты и декорации —
Фестиваль наш всегда привлекает внимание.
Ваш луг идеально подходит для нас,
Не хватает нашей труппе одного только – ВАС».
 

Пятеро индюков выстроились полукругом позади меня и пропели песню от начала и до конца во второй раз. С клюва вожака, стоявшего во главе полукруга, свисал длиннющий коралл, который подпрыгивал в воздух каждый раз, когда он подавал голос. Индюк, замыкавший полукруг с другой стороны, немного уступал остальным птицам в размерах, а его перья казались по-юношески тонкими.

Я не понимала, что происходит. К толпе индюков, распевающих свой задорный гимн на нашей лужайке, жизнь меня не готовила. Других жителей луга тоже, если судить по выражениям на их мордочках. Я подсела к Люцерне.

– Ого… – только и сумела вымолвить она.

Даже Кейл выглядел впечатлённым.

Они потянули финальный аккорд несколько лишних секунд, прежде чем умолкнуть. Мы восторженно щебетали и клекотали, пока индюки отвешивали поклоны.

Я бросила взгляд в сторону человеческого дома, но не увидела ни света, ни движения в окнах. Похоже, никого не было дома.

Мама подошла к индюкам. Она не выглядела встревоженной, но и не была очарована так, как мы. Мама всегда была открыта новым впечатлениям, но я пока не понимала, насколько радушный приём она собиралась оказать этим странным чужакам, которые одной-единственной песней пустили под откос этот вечер – и мою историю.

6

– Добро пожаловать на Молочайный луг, – сказала мама. – Меня зовут Крапива. Вы чудесно поете. Но не могли бы вы изложить суть вашего дела в прозе, а не в стихах? Если я правильно поняла, вы хотите устроить здесь что-то вроде театрального представления?

Индюк с длинным кораллом распушил хвост и склонил голову. Вечерний луг огласился его зычным басом:

– Мадам Крапива, имя моё – Монтекки, и я – руководитель сей скромной труппы, именуемой «Пилигримы». Для друзей, к коим уповаю причислить и вас, о честная крольчиха, – Монти. И – да, именно представление, и именно театральное! Не откажите в любезности и соизвольте лицезреть скромные плоды нашего ремесла. Пилигримы, на исходные!

По его команде индюки закопошились и расступились в стороны, образовав проход. На освободившееся пространство вышел самый мелкий индюшонок. Он прихрамывал, волоча одно крыло по земле, будто оно было сломано. В его глазах застыла печаль, страдания его казались неподдельными, хотя минуту назад, во время песни, он выглядел абсолютно здоровым. Выйдя на середину, он выдержал паузу и медленно обвёл нас взглядом полным тоски.

– Я призрак, – наконец провозгласил он хриплым шёпотом.

Я подпрыгнула. Люцерна и пара других зверей взвизгнули. Мама вздохнула.

– Я умер здесь, на этом самом месте, семь лун тому назад. Пара человеческих рук сомкнулась на моей шее. О, как я сопротивлялся! Я сломал крыло, пытаясь вырваться из лап чудовища. Я клевал его нежную кожу. Но словно клещи, эти руки вырвали из меня последний вздох. Вообразите. Вообразите, если осмелитесь, как вам сдавливают горло, навсегда лишая чистого, сладкого воздуха.

Я судорожно сглотнула. Разговоры о призраках и удушении направили мои колючие мысли в пугающее русло. «Неужели это действительно призрак индюка, умершего на этом самом месте? Неужели на Молочайном лугу водятся… привидения?»

– Я поведаю вам свою историю, – продолжал индюшонок хриплым голосом. – Ту её часть, что мне известна. Я не дожил до её финала, но, возможно, сегодня мы с вами увидим его вместе.

На сцену вышли ещё два индюка, и поведение мелкого индюшонка изменилось. Он вернул крыло в обычное положение. Горечь на его морде сменилась озорным выражением, когда он начал играть с другими индюками в салочки.

Я почувствовала себя глупо: это надо же было решить, будто у него действительно сломано крыло! Теперь-то я понимала, что никакой он не призрак. Но он говорил так убедительно…

– Говори тише, братец, – сказал один из индюков мелкому индюшонку. – Ты разбудишь отца.

– Я не сплю, сыновья мои. Боль моя слишком сильна. – Монти, индюк с длинным кораллом, лежал на траве чуть в стороне от них. Когда остальные птицы подошли к нему ближе, мне пришлось напомнить себе, что на самом деле Монти им не отец. Он только изображал их отца. Но из-за его возраста и того, как мастерски он владел своим голосом, в это было легко поверить.

По ходу действия мы узнали, что индюк-отец слёг с тяжёлой болезнью, вылечить которую мог только виноград, покрытый живыми дрожжами. И как бы старший индюк не отговаривал сыновей от похода на виноградник, те решили во что бы то ни стало помочь отцу. Грустно было наблюдать за их прощанием, особенно когда отец повёл речь об опасностях, поджидающих их на пути, и добавил, что надеется снова увидеть всех троих своих храбрых сыновей живыми и здоровыми. Мы уже знали, что младший из них – призрак, – скорее всего, не вернётся. Когда индюшонок коснулся головой головы отца, Люцерна тихо заскулила.

В следующей сценке сыновья отправились на поиски целебного винограда. Земля на лужайке была ровной, но они будто взбирались по отвесным склонам гор. Воздух был неподвижен, но суровые ветры ерошили их перья и срывали с насестов во время сна. Пятый индюк в труппе выступил сначала в роли крадущейся ласки, а затем пикирующего ястреба. Затаив дыхание, я следила, как братья уклонялись от хищников. Потом они поссорились. Один из братьев сказал, что опасность слишком велика, и повернул домой.

Наконец младший индюшонок и его брат нашли виноградник. Их радости не было предела. Затем индюшонок повернулся к нам, и его лицо снова исказила страдальческая гримаса.

– Мой брат был мудрее меня. Он хотел дождаться наступления темноты, когда вокруг не будет людей. Мне же не терпелось забрать виноград и вернуться домой, поэтому я отправился на виноградник один.

Индюшонок крался по траве. Его лицо просветлело, когда он нашёл папоротник и начал его ощипывать. Я поняла, что сейчас должна видеть у него в клюве не листочки папоротника, а ягоды винограда. И я их видела.

На сцену вышли ещё три индюка: Монти шёл по земле, широко раскинув крылья; второй индюк, хлопая крыльями, балансировал на спине у Монти; а третий громоздился на спине у второго. Вместе они вполголоса затянули зловещий мотив, от которого меня бросило в дрожь. Пока они пересекали лужайку, младший индюшонок продолжал самозабвенно собирать виноград. Я видела башню из трех индюков, но ещё я видела высокого человека с жестоким сердцем, и от этого зрелища у меня кровь стыла в жилах.

Индюшачья башня повернулась к нам спиной и поглотила младшего индюшонка.

Когда башня отодвинулась, индюшонок неподвижно лежал на земле. Люцерна залилась слезами. Я всхлипнула.

Актёры неподвижно застыли. Тишина затянулась.

По невидимому сигналу они перестроились. Двое зажали в клювах прутики и встали с ними перед братом, который хотел дождаться ночи, чтобы украсть виноград.

Младший индюшонок поднялся с земли.

– Так я встретил свою кончину. Проскитавшись по планам бытия, я нашёл дорогу обратно, к этому самому месту. Меня переполняют вопросы. Что стало с моим отцом? А что с моим сбежавшим братом? Какая участь ждала моего второго, мудрого брата, оставшегося на винограднике?

– Вот же он! – взвизгнула моя сестрёнка, малютка Морковка. Луговые обитатели засмеялись, с радостью ухватившись за возможность разрядить обстановку.

– Где же он, где? – подыграл ей младший индюшонок.

– Да вот же! – Морковка перебежала через лужайку и запрыгала кузнечиком возле индюка-брата.

– Живой! Но пойман в клетку человеком! – вскричал индюшонок. – Ты слышишь меня, брат?

Печальный индюк в клетке продолжал смотреть прямо перед собой.

– Не слышит, потому что ты призрак! – нетерпеливо подсказала Морковка.

– Морковка, – ласково окликнула её мама, – дай им закончить представление.

– Пусть я более неведом ему, – произнёс младший индюшонок, – но я всё ещё могу вызволить моего дорогого брата из плена. – С этими словами он схватил прутики клювом и отбросил их в сторону.

– Но что это? – удивился брат, делая шаг вперёд. – Ужель прутья моей клетки заколдованы? И провидение ниспослало мне свободу в эту ночь? Верно, высшие силы хранят меня!

– Хранят, хранят! – пискнула Морковка, прежде чем юркнуть к маме под бок.

Пьеса закончилась тем, что освобождённый брат, добыв виноград, отправился домой. Младший индюшонок незримо следовал за ним. Освобождённый брат застал сбежавшего брата у постели их больного отца. Конечно, тот был незамедлительно прощён. Съев виноград, индюк-отец сразу почувствовал себя немного лучше. Он сел, и братья с облегчением улыбнулись.

– Но я вижу только двоих из вас, – заметил отец. – Где ваш брат?

– Я нашёл смысл в смерти, – обратился к нам младший индюшонок, в то время как остальные актёры застыли на месте. – Мои братья воссоединились, и мой отец будет жить. Но я не могу оставаться здесь ни минуты дольше. Мне невыносимо смотреть на свою семью и чувствовать их холодную скорбь по мне вместо тёплой любви. Я отправляюсь искать других страждущих. Я ухожу. И если с кем-то из ваших близких случится несчастье… быть может, я навещу именно вас. – Бросив на прощание печальный взгляд на свою семью, младший индюшонок ушёл со сцены.

Птицы выстроились в ряд и поклонились. По моей мордочке скатилась слеза. Сколько радости и невыносимой тоски было в этом финале! Я чувствовала себя опустошённой.

– Трагедию хорошо дополняет комедия! – заявил Монти. – Если позволите, у нас для вас припасён ещё один короткий этюд… Пилигримы, на исходные!

О, что за этим последовало! Сюжет новой сценки крутился вокруг белки, которая то и дело воровала у индюков еду, а те пытались ей помешать. (Белку играл младший индюшонок, и этот персонаж выходил у него настолько же смешным, насколько мрачным удался предыдущий.) Четыре индюка, погнавшись за белкой, сбивали друг друга с лап. Попадали в расставленные друг другом ловушки. Расшибали себе лбы.

В какой-то момент они швырнули в белку по пригоршне земли, но угодили друг в друга. Мы от души веселились, наблюдая, как каждая из забрызганных грязью птиц, ощерившись, бросается на своего собрата, сделавшего это по недоразумению. Вскоре все четверо уже валялись в грязи, а младший индюшонок по-беличьи хихикал в сторонке.

Как я хохотала! Как хохотали Люцерна, Морковка и все мои братья и сёстры! Инка и Твен схватились за животики. Даже у Кейла на глазах выступили слезы.

Я почувствовала, как пёрышки Лира щекочут мне бок.

– Что скажешь об этих потрясающих чужаках? – спросил он, пока мы свистели и топали лапками от восторга по окончании второй, куда более озорной пьесы, которая завершилась безоговорочным триумфом белки.

– Они смешные, – ответила я.

– Феерически смешные! Признаюсь, игривая комедия мне больше по душе, чем высокопарная драма. Славный подарок преподнесло нам лето! Какая удача, что этих талантливых гастролёров занесло на наш Молочайный луг, правда?

– Спасибо, спасибо. Прошу, минуту вашего внимания! – подал голос Монти прежде, чем я успела ответить Лиру. Индюк снова распушил свой роскошный хвост. – Когда мы пели о том, что нашей бродячей труппе не хватает вас, мы имели в виду вас не только в качестве зрителей. В наши скромные планы входит постановка большого летнего концерта с песнями, танцами и драматическими сценками. Это будет фантастическая фантасмагория! Боско смастерит декорации. Роло предоставит реквизит. Хьюберт – костюмы. – Индюки поочередно кивали, когда Монти называл их по имени. Я заметила, что он не представил самого мелкого индюшонка, который повесил клюв и нахмурился. Я его не винила. Он так хорошо играл свои роли. Я бы тоже обиделась, если бы обо мне забыли.

– Мы будем признательны вам за помощь в любой из этих технических сфер. А ещё нам нужны… актёры! Мы хотим занять в нашей постановке местных дарований, населяющих этот красочный луг. Кто-нибудь желает почувствовать себя фигляром, неистово шумящим на подмостках? Прослушивание состоится завтра вечером в дубовом лесу. Разучите песню и небольшой монолог, если хотите принять участие.

Все заговорили одновременно. Люцерна припрыгала к маме и стала упрашивать:

– А мы, мы пойдём на прослушивание? Ну, пожалуйста?

Кардиналы Тори и Эфрон расчирикались, выбирая среди множества знакомых им трелей наиболее подходящую. Иган сновал вверх и вниз по водосточной трубе, ритмично постукивая по металлу крошечными кулачками и что-то напевая себе под нос. Твен и несколько других белок носились по лужайке, повторяя движения индюков из комедийной сценки.

Лир не скрывал своей радости.

– Нам дадут шанс выступить перед аудиторией? Какая упоительная весть!

– Ты пойдёшь на прослушивание? – спросила я.

Лир посмотрел на меня с недоумением.

– Все жители Молочайного луга должны пойти на прослушивание! Или хоть как-то поучаствовать в постановке. Это же такой шанс! Ты ведь помнишь девиз нашей спасательной операции: «Крупица товарищеского единства – и все выйдут победителями»? А театральное представление – это даже не крупица, а целое печенье товарищеского единства!

– Наверное, ты прав, как и всегда, – протянула я, хотя от маячащего на горизонте выступления перед индюками колючки начали привычно царапать мои мысли. Когда мама позвала нас обратно в нору, я испытала внезапное облегчение. Представление закончилось в час, когда мы обычно уже укладывались спать, и мама сказала, что вопрос с прослушиванием будет решать на семейном совете с бабушкой Мятой следующим утром.

В спальном гнезде мне не терпелось поскорее приступить к нашей традиционной истории на ночь. В тот вечер была очередь Цикория рассказывать, но я надеялась, он не станет возражать, если я займу его место.

– Цикорий, можно сегодня я дорасскажу свою историю о сурчихе? – спросила я, перекрикивая гомон.

– А? – переспросил Цикорий, едва удостоив меня взглядом.

Мои братья и сёстры до сих пор делились впечатлениями от сегодняшнего спектакля. Они без умолку болтали о том, как будут учить реплики, выполнять трюки, и фантазировали о своих костюмах.

Я подошла к Кейлу.

– Сегодня будет история на ночь? Я бы хотела…

– Не сейчас. Уже поздно, Тыковка. Угомонитесь, все! – Кейл велел нам всем вести себя тихо и ложиться спать, а не то он побросает нас в ручей во время завтрака. Несмотря на угрозу, кроличьи шепотки не стихали ещё долго.

Внутри меня затлел крошечный неприятный уголек. Я думала, чем же обернётся появление этой индюшачьей труппы на Молочайном лугу для его обитателей – и для меня лично.

Люцерна прижалась к моему боку.

– Ты так и не дорассказала свою историю, – напомнила она.

На сердце у меня потеплело от любви к моей сестре. Конечно, Люцерна не забыла.

– Ничего страшного. Представление было очень интересным.

– Сурчиха призналась своей сестре, что это она украла её венок? – сонно спросила она.

– Не сразу, – прошептала я. – Но секрет не давал ей покоя. Поэтому перед следующими летними танцами она сама сплела своей сестре красивый новый венок из самых разных луговых цветов и рассказала всю правду о прошлом лете. Её сестра поначалу разозлилась, но почти простила её. Она пришла на танцы в новом венке, и тот произвел такой фурор, что к концу вечера сурчиха простила свою младшую сестру окончательно.

Я взглянула на Люцерну, чтобы увидеть её реакцию, но та уже крепко спала.