Читать книгу: «Волшебный город», страница 10

Великий ленивец

Вы слышали, что индейцы стреляют по порогам в своих берестяных каноэ? А может быть, вы сами плыли на игрушечной лодке по ручью, строили плотину из глины и более или менее терпеливо ждали, пока вода не поднимется почти до самого верха, а потом проломили кусок плотины, устроили водопад и пустили лодку дрейфовать по его краю. Вы знаете, как она сначала идет медленно, потом колеблется и движется все быстрее и быстрее. Иногда это расстраивает; а иногда она вздрагивает, напрягается, дрожит, раскачивается то в одну сторону, то в другую, наконец, выпрямляется, принимает решение и устремляется вниз по течению, обычно для того, чтобы запутаться в зарослях камыша на следующем повороте ручья. Вот что случилось с той хорошей яхтой – "Молния". Она перелетела через край этого темного гладкого подземного водопада, долго висела, затаив дыхание, между неподвижным воздухом и падающей водой, скользнула вниз, как вспышка, бросилась в поток внизу, вздрогнула, пошатнулась, выпрямилась и понеслась дальше. Может быть, вы спускались по водосточной трубе в Эрлз-Корт? Это было очень похоже.

– Все … все в порядке, – сказал Филипп дрожащим шепотом. – С ней все в порядке.

– Да, – сказала Люси, крепко сжимая его руку, – да, я уверена, что с ней все в порядке.

– Мы утонули? – раздался дрожащий писк. – О, Макс, мы действительно утонули?

– Не думаю, – осторожно ответил Макс. – А если и так, моя дорогая, то мы не должны кричать.

– Отнюдь, – сказал попугай, на мгновение потерявший дар речи от потрясения. И вы знаете, что попугая не лишает дара речи ни одна мелочь. – Так что мы можем попытаться вести себя прилично, – сказал он.

Лампы, конечно, так и вели себя, и вели себя прекрасно; сквозь дикий воздух осени, дикий всплеск, когда Молния ударила в ручей внизу, лампы сияли, казалось, безмятежно.

– Пример для всех нас, – сказал попугай.

– Да, но что же нам делать? – спросила Люси.

– Когда приключения принимают такой оборот, которого никто не ожидает, человек делает то, что может, – сказал попугай.

– И что же это?

– Ничего, – ответил попугай.

Филипп сменил Макса у руля и теперь держал прямой курс между берегами – если их можно было назвать берегами. Больше ничего нельзя было сделать.

Молния, вырвавшаяся на свободу, пронеслась сквозь тьму. Люси на мгновение задумалась, а потом приготовила какао. Это был настоящий героизм. Это развеселило всех, включая и самого какао-повара. Невозможно было поверить, что может случиться что-то ужасное, когда ты готовишь этот мягкий, сладкий, обычный напиток.

– Послушай, – заметил Филипп, когда она подала ему чашку, – я тут подумал. Все это из книги. Должно быть, кто-то ее выпустил. Я тоже знаю, из какой это книги. И если вся эта история вышла из книги, то все в порядке. Только мы будем идти целую вечность и, наконец, выберемся отсюда, в трех днях пути от Триеста.

– Понятно, – сказала Люси и добавила, что терпеть не может географию. – Пейте какао, пока оно горячее, – сказала она с материнским акцентом.

– Это последний рейс "Чирока", – сказал он. – Хелен дала мне эту книгу перед самым отъездом. Это рваная книга, и я использовал ее для крыши внешнего двора Зала Правосудия. Я прекрасно это помню. Парни на Чироке делали факелы из бумаги, пропитанной парафином.

–У нас их нет, – сказала Люси, – кроме того, наши лампы все освещают. А вот и Бренда снова плачет. В ней нет и тени мужества.

Она быстро прошла в каюту, где Макс пытался подбодрить Бренду замечаниями, полными здравого смысла, на которые Бренда не обращала никакого внимания.

– Я знала, что так будет, – продолжала она плаксивым голосом, – я говорила тебе это с самого начала. Лучше бы мы не приезжали. Я хочу домой. О, что за ужасная вещь может случиться с милыми маленькими собачками!

– Бренда, – твердо сказала Люси, – если ты не перестанешь ныть, то не получишь какао.

Бренда тут же остановилась и умоляюще завиляла хвостом.

– Какао? – спросила она. – Кто-то сказал "какао"? У меня такие хрупкие нервы. Я знаю, что я – испытание, дорогой Макс, бесполезно притворяться, что это не так, но нет ничего лучше какао для нервов. Побольше сахара, пожалуйста, дорогая Люси. Большое тебе спасибо! Да, это просто как мне это нравится.

Там будут и другие вещи, чтобы поесть, и попить, – сказала Люси, – но тот, кто скулит, ничего не получит.

– Я уверена, что никому и в голову не придет ныть, – сказала Бренда. – Я знаю, что слишком чувствительна, но с милыми маленькими собачками по доброте можно сделать все, что угодно. А что касается нытья – ты знаешь, что я никогда не была подвержена этому, с детства, никогда. Макс скажет тебе тоже самое.

Макс ничего не сказал, только с надеждой уставился своими прекрасными глазами на кувшин с какао.

И все это время яхта неслась по подземному потоку, под огромной аркой подземной пещеры.

– Хуже всего то, что мы можем оказаться слишком далеко от того места, куда хотим попасть, – сказал Филипп, когда Макс снова взялся за руль.

– Все дороги, – заметил попугай, – ведут в Сомнолентию. А кроме того, корабль движется прямо на север, по крайней мере, так говорит компас корабля, и у меня пока нет причин сомневаться в его показаниях.

– Эй! – закричали несколько голосов, и корабль вылетел из темной пещеры в полосу воды, раскинувшуюся под белым куполом. Ручей, который привел их сюда, казалось, бежал по одной стороне этого бассейна. Макс, направляемый попугаем, направил корабль в гладкую воду, где он наконец остановился в самой середине этого огромного подземного озера.

– Это не из рейса Чирока, – сказал Филипп. – Должно быть, они закрыли эту книгу.

– По-моему, это из какой-то книги о Мексике или Перу, или о слитках, или о каком-то географическом месте, – сказала Люси, – в зеленом с золотом переплете. Я думаю, ты использовал ее для другого конца Зала Правосудия. А если так, то этот купол из чистого серебра, и в нем дыра, и под этим куполом несметные сокровища в золоте инков.

– А что такое инки?

– Кажется, золотые слитки, – сказала Люси, – а мексиканцы спускаются через дыру в крыше и забирают их, а когда приходят враги, они заливают их водой. Сейчас купол затоплен, – добавила она без всякой надобности.

– Как бы я хотела, чтобы приключения никогда не придумывались, – сказала Бренда. – Нет, дорогая Люси, я не хнычу. Отнюдь. Но милый песик сказал бы, что нам всем было бы лучше в доме, не так ли?

Теперь все глаза видели темную дыру в крыше, круглую дыру точно посередине сияющего купола. И пока они смотрели, темная дыра стала светлой. И они увидели над собой белый сияющий диск, похожий на очень большую и очень яркую луну. Это был свет дня.

– Кто-то открыл люк,– сказала Люси. – Инки всегда закрывают свои сокровища-своды отодвигающейся дверью.

Яркий диск затуманился, смутные очертания нарушили его сияющую округлость. Затем в середине появился еще один диск, маленький и очень черный; черный диск становился все больше и больше. Он спускался к ним. Медленно и неуклонно он приближался; то достигал уровня купола, то висел под ним; опускался, опускался, опускался, проплывал мимо их жадных глаз и плескался в воде рядом с кораблем. Это было большое пустое ведро. Веревка, удерживавшая его, была спущена сверху. Ведро опустилось, наполнилось и снова медленно и неуклонно поднялось вверх, пока не исчезло в дыре в крыше.

– Быстро, – сказал попугай, – поставь корабль точно под дыру, и в следующий раз, когда ведро опустится, ты сможешь в нем подняться.

– Кажется, это из "Тысячи и одной ночи", – сказала Люси, когда яхта оказалась прямо под дырой в крыше. – Но кто же все время открывает книги? Кто-то, должно быть, тянет Полистополис вниз.

– Притворщица, не удивлюсь, – мрачно сказал Филипп. – Она не Освободительница, значит, она должна быть Разрушительницей. Никто другой не может попасть в Полистархию, ты же знаешь.

– А я тут.

– О, ты тоже Избавитель.

– Спасибо, – с благодарностью сказала Люси. – Но ведь есть еще Хелен.

– Она ведь была только на Острове и не могла приехать в Полистархию. Берегись!

Ведро снова опустилось и, вместо того чтобы плескаться в воде, стукнулось о палубу.

–Ты пойдешь первой, – сказал Филипп Люси.

– И ты тоже, – сказал Макс Бренде.

–О, если хотите, я пойду первым, – сказал Филипп.

– Да, – сказал Макс, – если хочешь, Бренда, я пойду первым.

Видите ли, Филипп чувствовал, что должен дать Люси первый шанс спастись с бедной Молнии. И все же он не мог быть абсолютно уверен в том, куда она сбежит. И если над головой нависла опасность, то, конечно, он должен был первым встретиться с ней лицом к лицу. И достойный Макс чувствовал то же самое по отношению к Бренде.

И Люси чувствовала то же самое, что и они. Не знаю, что чувствовала Бренда. Она тихонько заскулила. Потом Люси и Филипп стояли на палубе, держась за ручку ведра, и смотрели друг на друга, собаки смотрели на них, а попугай смотрел на всех по очереди. Нетерпеливый рывок и тряска веревки сверху напомнили им, что нельзя терять времени.

Люси решила, что идти куда опаснее, чем оставаться, в тот самый момент, когда Филипп решил, что оставаться опаснее, чем уходить, поэтому, когда Люси ступила в ведро, Филипп охотно помог ей. Макс думал о том же, что и Филипп, и, боюсь, Бренда была с ними согласна. Во всяком случае, она запрыгнула на колени Люси и обвилась вокруг нее как раз в тот момент, когда веревка натянулась, и ведро начало подниматься. Бренда слабо вскрикнула, но ее крик тут же заглох.

– Я спущу ведро, как только вылезу, – крикнула Люси, а через минуту добавила, – это ужасно весело, как качели.

И с этими словами ее втянули в дыру в крыше купола. Затем из шахты донесся звук голосов, смутный звук; встревоженная маленькая группа на Молнии не могла разобрать ни одного внятного слова. Они все стояли, глядя вверх, ожидая, что ведро снова опустится.

– Ненавижу покидать корабль, – сказал Филипп.

– Ты будешь последним, кто покинет его, – утешительно сказал попугай, – если, конечно, мы сумеем справиться с Максом без того, чтобы тебе пришлось сидеть на нем в ведре, если он залезет первым.

– А как же ты? – спросил Филипп.

Немного высокомерно попугай развернул половину яркого крыла.

– О! – воскликнул Филипп, просветленный. – Ну конечно! И ты могла улететь в любой момент. И все – таки ты осталась с нами. Знаешь, это было очень мило с твоей стороны.

– Вовсе нет, – ответил попугай с сознательной скромностью.

– Но это так, – настаивал Филипп. – Ты могла бы … Эй! – воскликнул Филипп. Ведро со страшным грохотом опустилось снова. Они затаили дыхание и посмотрели на фигуру Люси, несущуюся по воздуху. Но нет, ведро на мгновение повисло в воздухе, затем его поспешно подняли, и глухой металлический лязг эхом разнесся по пещере.

– Бренда! – крик вырвался из сердца спокойного, сдержанного Макса.

– Мои крылья и когти! – воскликнул попугай.

– О боже! – воскликнул Филипп.

Для таких проявлений эмоций было какое-то оправдание. Белый диск над головой внезапно исчез. Кто – то наверху с грохотом опустил крышку. И все мужественные сердца были внизу, в пещере, а храбрая Люси и беспомощная Бренда были наверху, в незнакомом месте, в опасности которую те, кто внизу, могли только вообразить.

– Жаль, что я не поехал, – сказал Филипп. – О, как бы я хотел уйти.

– Да, конечно, – сказал Макс с глубоким вздохом.

– Мне немного дурно, – сказал попугай, – если бы кто-нибудь приготовил чашку какао.

Так превосходная птица пыталась занять их мысли в тот первый момент катастрофы. И хорошо, что капитан и команда были таким образом спасены от отчаяния. Ибо прежде чем чайник закипел, крышка шахты открылась примерно на фут, и что-то большое, круглое и шишковатое тяжело упало и отскочило на палубу "Молнии".

Это был ананас, свежий, спелый и сочный. На его боку большими буквами неопределенной формы было вырезано одно-единственное слово: "ЖДАТЬ".

Это был хороший совет, и они его приняли. Действительно, я не вижу, что еще они могли бы сделать в любом случае. И они съели ананас. И вскоре всем ужасно захотелось спать.

– Ожидание – одна из тех вещей, которые можно делать как во сне, так и наяву, а то и лучше, – сказал попугай. – Сорок подмигиваний принесут нам все блага на свете, – он сунул голову под крыло, где сидел на нактоузе.

– Могу я лечь рядом с вами, сэр? – спросил Макс. – Тогда я не буду так сильно чувствовать ужасное одиночество.

Итак, Филипп и Макс свернулись калачиком на палубе, тепло укрытой запасными флагами всех наций, и сорок подмигиваний продолжались в течение всего хорошего ночного отдыха – на самом деле около десяти часов. Так что десятичасовое ожидание прошло довольно легко. Но после того, как они проснулись, им предстояло еще кое-что сделать, а это было не так-то просто.

Когда Люси, сидевшая в ведре с Брендой на коленях, почувствовала, что ведро поднято с палубы и раскачивается в воздухе, она изо всех сил сдержалась, чтобы не закричать. Бренда, как вы знаете, действительно кричала, но Люси заглушила крик складками платья.

Люси прикусила губу, сделала над собой огромное усилие и выкрикнула это замечание насчет качелей, как будто ей было вполне удобно. Это было очень смело с ее стороны и помогало ей оставаться храброй.

Ведро медленно поднималось все выше и выше и перешло из серебряного купола в темную шахту наверху. Люси подняла глаза. Да, это был дневной свет, который показался на вершине шахты, и веревка тянула ее к нему. Предположим, что веревка оборвалась? Бренда уже совсем притихла. Потом она сказала, что, должно быть, упала в обморок. А теперь свет становился все ближе и ближе. Теперь Люси была в нем, потому что ведро было поднято прямо вверх, и руки были протянуты, чтобы вытащить его за край того, что казалось колодцем. В этот момент Люси вдруг поняла, что может случиться, если хозяева рук от удивления отпустят ведро и брашпиль. Она подхватила Бренду на руки, выбросила собаку на сухую землю и бросилась через парапет колодца. Как раз вовремя, потому что поднялся крик удивления, и ведро упало, звякнув о стенки колодца. Руки отпустили его.

Люси медленно перелезла через край колодца, и когда ее ноги оказались на твердой земле, она увидела, что руки снова заворачивают ведро и что оно очень легко поднимается.

– О, не надо! – сказала она. – Пусть оно идет прямо вниз! Там внизу еще несколько человек.

– Извини, но это против правил. Ведро спускается в этот колодец только сорок раз в день. И это было в сороковой раз.

Они втащили ведро внутрь и захлопнули крышку колодца. Кто – то запер ее на висячий замок и положил ключ в карман. А они с Люси стояли лицом друг к другу. Это был маленький круглоголовый человек в странной жесткой красной тунике, и что-то в его облике и тунике напоминало Люси что-то, только она не могла вспомнить, что именно. За ним стояли еще двое, тоже в красных туниках и с круглыми головами.

Бренда присела у ног Люси и тихонько заскулила, а Люси ждала, когда незнакомцы заговорят.

– Вам не следовало этого делать, – сказал наконец человек в красной тунике, – для нас было большим потрясением, что вы так подпрыгнули. Оно не даст нам уснуть ночью, просто воспоминание о нем.

– Мне очень жаль, – сказала Люси.

– В чужие города всегда надо заходить через парадные ворота, – сказал мужчина. – Постарайся запомнить это, ладно? Спокойной ночи.

– Но ты же не уйдешь вот так, – сказала Люси. – Позвольте мне написать записку и передать ее остальным. У вас есть карандаш и бумага?

– Нет, – ответили странные люди, уставившись на нее.

– У вас нет ничего, на чем я могла бы написать? – спросила их Люси.

– Здесь нет ничего, кроме ананасов, – сказал, наконец, один из них.

Поэтому она срезала ананас среди сотен, росших среди скал неподалеку, и вырезала на нем перочинным ножом "ЖДИ".

– А теперь, – сказала она, – открой крышку колодца.

– Это может стоить нам жизни, – сказал вожак.

– Нет, – ответила Люси, – нет закона, запрещающего бросать ананасы в колодец. Ты же знаешь, что нет. Это не то же самое, что черпать воду. А если ты этого не сделаешь, я натравлю на тебя свою собачонку. Она очень свирепая.

Бренда была так польщена, что оскалила зубы и зарычала.

– О, хорошо, – сказал незнакомец, – все, что угодно, лишь бы избежать суеты.

Когда крышка колодца снова закрылась на висячий замок, Люси спросила, – что это за страна? – хотя из-за ананасов она была почти уверена, что это Сомнолентия.

И когда они произнесли это слово, она сказала, – а теперь я тебе кое-что скажу. В следующий раз, когда вы будете черпать воду, Избавитель поднимется из этого колодца. Он придет, чтобы освободить вас от рабства Великого Ленивца.

– Это правда, – сказал рыжий круглоголовый вождь, – что мы в рабстве. И Великий Ленивец утомляет нас пением хоровых песен, когда мы жаждем уснуть. Но никто не может освободить нас. Нет никакой надежды. Нет ничего хорошего, кроме сна. А этого нам всегда мало.

– О боже, – в отчаянии воскликнула Люси, – неужели здесь нет женщин? У них всегда больше здравого смысла, чем у мужчин.

–То, что ты говоришь, грубо и неправда, – сказал рыжий вожак, – но, чтобы избежать суеты, мы отведем тебя и твоего свирепого пса к хижинам женщин. А потом, возможно, вы позволите нам лечь спать.

Хижины были бедные и жалкие, огороженные по углам развалинами того, что когда-то было большим и прекрасным городом, с садами и ручьями; но теперь ручьи высохли, и в садах не росло ничего, кроме сорняков и ананасов.

Но женщины, все они были одеты в зеленые туники из такой же жесткой материи, как и мужчины, но не были такими сонными, как их мужья. Они приносили Люси свежие ананасы, чтобы поесть, и мечтательно интересовались покроем ее одежды и умоляющими достижениями Бренды. И от женщин она узнала кое-что о сомнолентах. Все они были одеты в туники одинаковой формы, только цвета отличались. Женские платья были зелеными, ящики с водой – красными, служанки Великого Ленивца – черными, а собиратели ананасов -желтыми.

И когда Люси сидела у двери хижины и смотрела, как люди в этих четырех цветах лениво бродят среди развалин, она вдруг поняла, что это такое, и воскликнула:

– Я знаю, кто вы, вы люди Хальмы.

Мгновенно все мужчины в пределах слышимости поспешили уйти, а женщины прошептали, – дышать этим именем – смерть.

– Но почему? – спросила Люси.

– Хальма была великим вождем нашей расы, – сказала женщина, – и Великий Ленивец боится, что если мы услышим ее имя, оно пробудит нас, и мы вырвемся из рабства и снова станем свободным народом.

Люси решила, что они будут слышать это имя довольно часто, но прежде чем она успела произнести его снова, женщина вздохнула и, заметила, – Великий ленивец спит, – и тут же заснула над ананасом, который чистила. В городе воцарилась глубокая тишина, и в следующее мгновение Люси тоже уснула. Она проспала несколько часов.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы найти хранителя ключа от замка, и когда она нашла его, он отказался им воспользоваться. Ничто не могло сдвинуть его с места, даже угроза свирепости Бренды.

Наконец, почти в отчаянии, Люси вдруг вспомнила слово силы.

– Я приказываю тебе открыть колодец и опустить ведро, – сказала она. – Я приказываю тебе великим именем Хальмы.

– Произносить это имя – смерть, – сказал хранитель ключа, с тревогой оглядываясь через плечо.

– Произносить это имя – жизнь,– сказала Люси. – Хальма! Хальма! Хальма! Если ты не откроешь этот колодец, я вырежу имя на ананасе и отправлю его на золотом подносе вместе с обедом Великого Ленивца.

– За это ему пришлось бы отдать сотни жизней, – в ужасе сказал хранитель.

– Тогда открой колодец, – сказала Люси.

Как только Филиппа и Макса благополучно усадили в ведро, они собрались на совет, и Люси рассказала им все, что знала.

– Я думаю, что бы мы ни делали, мы должны действовать быстро, – сказала Люси. – Этот Большой Ленивец опасен. Я в этом не сомневаюсь. Он уже послал сказать, что я должна быть приведена к нему, чтобы петь ему песни, пока он спит. Он не возражает против меня, потому что знает, что я не Избавитель. И если вы позволите, я думаю, что смогу все сделать правильно. Но если он узнает, что ты здесь, ему будет гораздо труднее.

Униженные люди Хальмы наблюдали за ними издалека, перешептываясь.

– Я пойду и спою Великому Ленивцу, – сказала она, – а ты пойди и произнеси имя силы каждому, кого встретишь, и скажи им, что ты – Избавитель. Тогда, если моя идея не сработает, мы должны одолеть Великого Ленивца численностью и … ты просто будешь говорить "Хальма!" – понимаешь?

– Пока ты будешь делать опасную часть? Понятно! – сказал Филипп.

– Это не опасно. Людям, которые поют, это никогда не вредит, – сказала Люси. – А теперь я ухожу.

И она ушла, прежде чем Филипп успел ее остановить.

– Отпусти ее, – сказал попугай, – она умное дитя.

Храм Великого Ленивца был построен из чистого золота. Там были красивые колонны, двери, окна и дворы, один внутри другого, вымощенные золотыми плитами. А посреди всего этого была большая комната, сплошь застеленная периной. Там Великий Ленивец проводил свою бесполезную жизнь в еде, сне и слушании музыки.

Перед мавританской аркой, ведущей во внутреннюю комнату, Люси остановилась и запела. У нее был звонкий голосок, и она пела "Жокея на ярмарку" и "Однажды рано утром", а потом замолчала.

И громкий сонный слюнявый голос донесся из комнаты и сказал:

– Ваши песни в очень дурном вкусе. Ты что, не знаешь сонных песен?

–Твои люди поют тебе сонные песни, – сказала Люси. – Как жаль, что они не могут петь тебе все время.

– У тебя отзывчивая натура, – сказал Большой Ленивец. Он вышел, облокотился на дверную стойку и посмотрел на нее с сонным интересом. Он был огромен, величиной с молодого слона, и ходил на задних лапах, как горилла. Он и в самом деле было очень черным.

– Жаль, – сказал он, – но они говорят, что не могут жить без питья, поэтому тратят время на то, чтобы черпать воду из колодцев.

– Было бы здорово, – сказала Люси, – если бы у вас была машина для черпания воды. Тогда они могли бы петь тебе весь день – если бы ты захотел.

– Если захочу, – ответил Большой Ленивец, зевая, как гиппопотам. – Я хочу спать. Давай!

– Нет, – ответила Люси.

Прошло так много времени с тех пор, как Великий Ленивец слышал это слово, что потрясение от этого звука почти уничтожило его сонливость.

– Что ты сказала? – спросил он, словно не веря своим большим ушам.

– Я сказала "нет", – ответила Люси. – Я хочу сказать, что ты настолько велик и могуч, что стоит только пожелать чего-нибудь, и ты получишь

это.

– Это так? – мечтательно и лениво произнес Ленивец.

– Да, – твердо сказала Люси. – Ты просто говоришь: "Жаль, что у меня нет машины, которая бы набирала воду по восемь часов в день". Это нормальная продолжительность рабочего дня. Так говорит отец.

– Повтори еще раз, и помедленнее, – потребовало существо. – Я не совсем понял, что ты сказала.

Люси повторила эти слова.

– Если это все. . . .– сказал великий Ленивец – теперь повтори еще раз, очень медленно, по-настоящему медленно.

Люси так и Сделала и Великий Ленивец повторил за ней:

– Жаль, что у меня нет машины, которая набирала бы воду по восемь часов в день.

– Не надо, – сердито сказал он, оглядываясь через плечо на застеленную перинами комнату, – не надо, я говорю. Куда ты толкаешься? – Кто ты? Что ты делаешь в моей комнате? Выходи из нее.

Что-то действительно вышло из комнаты, оттолкнув Огромного Ленивца от двери. И то, что вылезло наружу, было огромной периной в огромных валах, вздутиях и выпуклостях. Его выталкивало что-то настолько большое и сильное, что оно было сильнее самого Великого Ленивца, и толкало эту гору ленивой плоти наполовину через его собственный внутренний двор. Люси отступила перед его надвигающейся громадой и крайней яростью.

– Вытолкнешь меня из моей собственной пуховой спальни? – спросил Ленивец, уже совсем не сонный. – Подожди, пока я доберусь до тебя, чем бы ты ни было.

Вся перина была теперь во дворе, и Великий Ленивец медленно перелез через нее в свою комнату, чтобы узнать, кто посмел оскорбить его Ленивое Величие.

Люси ждала, затаив дыхание от надежды и страха, пока Огромный Ленивец, спотыкаясь, возвращался во внутреннюю комнату своего храма. Больше он не появлялся. Наступила тишина, а затем раздался скрип и голос Великого Ленивца, говорившего:

– Нет, нет, не буду. Отпусти, говорю тебе. – Затем снова послышался скрип и стук металла о металл.

Люси подкралась к арке и выглянула из-за нее.

Комната, в которой раньше была пуховая перина, теперь была полна колес, шестеренок, лент, винтов и прутьев. На самом деле там была большая и сложная машина. И ручку этой машины поворачивал сам Великий Ленивец.

– Отпусти меня, – сказал Великий Ленивец, скрежеща огромными зубами. – Я не буду работать!

– Ты должен, – произнес мурлыкающий голос из самого сердца машины. – Ты хотел этого, а теперь тебе приходится работать со мной по восемь часов в день. Это закон, – говорила сама машина.

– Я тебя сломаю, – сказал Ленивец.

– Я неуязвима, – с мягкой гордостью произнесла машина.

– Это твоих рук дело, – сказал Ленивец, обратив яростный взгляд на Люси, стоявшую в дверях. – Подожди, пока я тебя поймаю! – и все это время ему приходилось крутить ручку.

– Благодарю вас, – вежливо сказала Люси, – я думаю, что не буду ждать. И у меня будет восемь часов форы, – добавила она.

Пока она говорила, из насосной машины потекла струя чистой воды. Она скользнул вниз по золотым ступеням и пересекла золотой двор. Люси с криком выбежала на разрушенную площадь города:

– Хальма! Хальма! Хальма! Ко мне, люди Хальмы!

И мужчины, уже взволнованные Филиппом, который все время, пока Люси находилась в золотом храме, безостановочно произносил это имя власти, собрались вокруг нее толпой.

– Быстро! – сказала она. – Великий Ленивец качает для вас воду. Он будет качать по восемь часов в день. Быстро! выкопайте канал, чтобы в него стекала вода. Избавитель, – она указала на Филиппа, – вернул вам вашу реку.

Некоторые побежали искать старые ржавые полузабытые лопаты и кирки. Но другие заколебались и сказали:

– Великий Ленивец будет работать восемь часов, а затем он будет свободен, чтобы отомстить нам.

– Я вернусь, – сказала Люси, – и объясню ему, что если он не будет вести себя хорошо, то вы все пожелаете иметь пулеметы, а он теперь знает, что если люди хотят иметь машины, они должны их использовать. Теперь он будет бодрствовать восемь часов, и если вы все будете работать по восемь часов в день, то скоро ваш город будет таким же прекрасным, как и раньше. И есть один новый закон. Каждый раз, когда бьют часы, вы должны громко произносить "Хальма!", чтобы напомнить себе о своей великой судьбе и о том, что вы больше не рабы Великого Ленивца.

Она вернулась и очень тщательно объяснила про пулеметы теперь уже трудолюбивому Ленивцу. Когда она вернулась, все мужчины были заняты рытьем канала для новой реки. Женщины и дети столпились вокруг Люси и Филиппа.

– Ах, – сказала самая старая из женщин, – теперь мы сможем умыться водой. Я слышала, как моя бабушка говорила, что в воде очень приятно умываться. Я никогда не думал, что доживу до того, чтобы умыться водой.

– Как? – спросила Люси. – А в чем вы моетесь?

– Ананасовый сок, – ответила дюжина голосов, – им мы умываемся!

– Но это, должно быть, очень липко, – сказала Люси.

– Да, – ответила самая старая женщина из всех, – очень!