Читать книгу: «Вечные сумерки», страница 3

Зверь умер не сразу, но Унсу этого не узнал. Извиваясь в агонии, хищник всей тушей навалился на свою жертву. Не имея возможности вздохнуть, Унсу лишился чувств.

Когда он пришел в себя, было темно. Неужели наступила ночь в краю вечных сумерек? Именно так Унсу подумал, когда открыл глаза и не увидел над собой привычного багрового неба. А еще он не помнил, как он лег спать. Ничего с того момента, когда на него напал притаившийся монстр.

Разом все припомнив, Унсу вскочил и тут же завалился обратно, ослабленный сильной кровопотерей, и уставился в низкий земляной потолок. Голова кружилась, а тело было будто чужое, непослушное, холодное, и только правая рука горела огнем. С немалым усилием Унсу поднял руку, чтобы осмотреть ее. Рукав был распорот до самой подмышки, а предплечье туго стянуто пропитавшейся кровью и потому кажущейся черной тканью.

– Никак не останавливается, – послышался знакомый уже женский голос.

Унсу метнул взгляд к выходу из крохотной пещерки и тотчас земля и небо принялись вращаться перед его глазами. А в пятне сероватого света стоял тоненький женский силуэт.

– Лучше не шевелись, – чуть раздраженно велела она и, подойдя к Унсу вплотную, опустилась рядом на колени. – Повязка почти не помогает остановить кровь. Видимо в слюне этой твари что-то препятствует ее свёртыванию.

Унсу был с этим полностью согласен, потому что теперь, жар с пострадавшей руки расползался по всему телу. И боль, до того будто дремавшая, постепенно набирала силу. И тут еще сердце отчего-то принялось стучаться в желудке, а легкие, как он ни старался глубоко вдохнуть, никак не могли насытиться кислородом. От удушья голова шла кругом.

Парень, выгнувшись дугой на залитом кровью плаще, захрипел, глаза его закатились так сильно, что видны были только их белки.

– Кажется все совсем хреново, – пробормотала девушка, вскакивая на ноги.

Выбежав из пещерки, она схватила огромный нож, воткнутый в землю, и принялась рубить тоненькие, но тоже уже давно мертвые деревья. Она торопилась, жутко ругалась, когда не удавалось обрубить очередную ветвь деревца одним ударом, и не останавливалась ни на миг. Заострив конец очередной жерди, она установила ее в проходе рядом с предыдущей, на небольшом, с ладонь, расстоянии от нее. Вход в пещеру с одной стороны был зарешечен на половину, а с другой на четверть. Еще с полдюжины жердей, и будет достаточно. Конечно, это не серьезное укрепление, но лучше чем ничего.

Подготовив последние жерди, девушка швырнула внутрь пещеры свой нож, забралась сама, и тщательно запечатала выход. Жаль, совсем нет времени прикрыть импровизированную решетку ветками.

Подобрав нож, она подползла к уже неподвижному парню. Едва заметно, но он все еще дышал.

Методично двигаясь, словно по какой-то инструкции, она высвободила здоровую руку парня из плаща и решительно полоснула поперек запястья. От боли тот очнулся и приоткрыл глаза.

– Что ты делаешь? – прошептал он неразборчиво. – Я и так скоро сдохну. Лучше добей.

– Лучше… помалкивай, – зашипела она в ответ и с той же решительностью рассекла свое запястье. – Никто при мне не сдохнет.

Из ее руки алая кровь так и хлынула. Все так же методично девушка соединила свое и его запястья, разрез к разрезу, и плотно забинтовала располосованными до этого остатками правого рукава от плаща.

Унсу из-под прикрытых век внимательно наблюдал за всеми манипуляциями. Какое-то время ничего не происходило. Потом, начиная с левой руки, как до этого с правой, по всему его телу разлился жар, только теперь он был приятный, исцеляющий. Девушка некоторое время сидела нахмурившись и стиснув зубы, а потом негромко застонала и повалилась наземь рядом с ним.

– Что с тобой? – воскликнул он, приподнявшись.

– Какая жуткая боль, – прохрипела она. Из-под плотно зажмуренных век текли слезы. – Как ты терпел?

– Боль? – переспросил он. – Ты забрала мою боль?

– Всего лишь… разделила…

– Видимо слюна этой твари еще и обезболивает. Я не чувствовал боли.

– Зато я ее чувствую прекрасно, – злобно процедила она, – а значит и в тебе она есть. Так что приляг-ка, пока я тебя не вырубила.

Ничего не ответив, Унсу повиновался. Боли может он и не чувствовал, зато была слабость, причем настолько сильная, что и руки поднять было невозможно. Сейчас же это казалось простой усталостью. Он закрыл глаза.

– Меня зовут Унсу, – сказал он, когда уже начало казаться, что на всем белом, а точнее сером, свете не осталось и звука человеческой речи.

– Рада за тебя, – буркнула она в ответ.

– А тебя? – спросил он чуть погодя.

– Зачем… тебе? – послышалось через стон.

– Мне хотелось бы знать хотя бы еще одно имя в этом мире без названий.

– Лея, – чуть помедлив, ответила она.

– Прекрасное должно быть имя, – прошептал он.

– Не знаю, – грубо перебила она. – Отстань.

– Тебе все еще больно? Прости меня.

– Это не твоя вина, но мой выбор. Так что…

– Назови меня по имени, – прервал он ее. – Пожалуйста.

– Обойдешься.

– Зачем все-таки ты это сделала? Повязки было бы достаточно. Кровь все же остановилась бы когда-нибудь. Может быть, я бы дольше валялся без сознания. Но выжил бы. А так… Мы теперь связаны навек.

– Ты о чем это?

– Это же был брачный обряд. Ну, ты разделила со мной кровь.

– Тут ты ошибаешься, это была лишь половиной обряда. А половина не считается. Я дала тебе свою кровь, чтобы вылечить, и взяла твою, чтобы разделить боль. Ты же мне ничего не давал, и ничего не брал! Конечно, тут слишком тонкая грань, но все-таки… Все, отстань.

– Ладно, – прошептал он, – не сердись. Раз ты так говоришь, значит так и есть. Я всего лишь хочу…

– Если я назову тебя по имени, ты заткнешься?

– Э? Хорошо. Обещаю.

– Тогда… спи, Унсу…

*** 5 ***

Лея вздохнула и, пытаясь лечь удобнее, чтобы можно было выпрямиться, перевернулась на спину, и почти тотчас по ногам ее заструилось оцепенение. А руку, все еще туго примотанную запястьем к запястью Унсу, резануло нестерпимой болью. Девушка, закусив губу, сумела вытерпеть лишь несколько мгновений, а затем перевернулась обратно.

– Сколько можно пинаться? – не выдержал Унсу. – У меня уже весь бок, наверное, в синяках.

Но девушка не ответила, хотя пыталась. Из уст ее вырвались нечленораздельные звуки. А потом она просто завыла как раненный зверь. Унсу резко сел и Лея взвыла еще громче.

– Что с тобой? – воскликнул он.

– Не шевелись. Унсу, умоляю, не шевелись. Моя рука! Боль такая, что мне хочется ее отгрызть.

Парень замер, не зная, что лучше. Может быть, лечь обратно, или навалиться на спасительницу, чтобы ее руке было удобнее. Или лучше просто не шевелиться? Да, лучше сделать как она и просит.

Лея лежала на правом боку спиной к нему, лицом уткнувшись в свое плечо. Ее левая рука, примотанная пропитанным кровью рукавом к его руке, покоилась на бедре. Плечи девушки чуть вздрагивали, сама она продолжала негромко стонать. Иногда она стискивать виски побелевшими пальцами свободной руки и что-то неразборчиво бормотала.

– Тебе больно? – прошептал Унсу. – Что мне сделать, чтобы тебе стало легче?

Девушка не отвечала.

Немного помедлив, Унсу принялся разматывать тряпку, привязавшую его к обезумевшей от боли девушке. Выходило у него не очень, так как правая рука, пострадавшая от зубов хищника, плохо слушалась, а левой он боялся лишний раз пошевелить. Когда окровавленная полоска ткани упала на колени Унсу, он боязливо, чтобы не побеспокоить Лею, убрал свою левую руку. Девушка тотчас подтянула изувеченную руку к груди и заплакала.

Кровь из разрезанного запястья Унсу уже не текла, но все еще поблескивала в широко открытой ране. Обшарив пещерку глазами, и не отыскав ничего подходящего, парень оторвал от своего плаща и левый рукав, разрезал его на ленты и поспешил забинтовать свой порез. Потом, не слушая возражения, в основном нецензурные, занялся раной своей спасительницы.

Справившись с этой задачей, он пополз к выходу, забранному решеткой из жердей. Взялся за одну их них.

– Куда это ты собрался? – спросила Лея, уставившись на него. – Бросаешь меня?

– Нет. Что ты! – возмутился Унсу. – Я приведу помощь. Я быстро. Они не могли без меня далеко уйти. Они наверняка ищут меня.

– Ты об этих, – ужаснулась она, – которые уже не люди?

– Да. Они не плохие.

– Нет, не плохие, – согласилась Лея. – Но, Унсу, не уходи. Их уже не вернуть.

– Почему? Я знаю, они рядом. Они пойдут за мной куда угодно.

– Я не о том. Им уже не стать людьми. Они теперь всецело принадлежат этому миру и им отсюда не выбраться. А отсюда нужно поскорее убираться.

– Но почему? – не унимался Унсу.

– Они – заблудшие души, которым некуда возвращаться. А у тебя…

– Что у меня?

– Не слушай меня, я несу всякую чушь, – нахмурившись, проговорила она и отвернулась. – Просто я их боюсь. А ты разве нет?

– Они никогда не предавали меня…

– Да, но будучи с ними рядом, ты и сам можешь утратить человечность. Она их и притягивает. К тому же ты лидер по натуре, поэтому они тебя и слушались.

– С чего ты взяла?

– Об этом говорят знаки на твоем лице, – ответила она, приподнимаясь и тут же морщась от боли. – В этом мире у каждого есть знаки.

– Какие знаки? – спросил Унсу.

– Черные линии у тебя на скулах, – ответила Лея

Унсу приложил ладони к щекам, закрывая знаки.

– Эти метки отражают то в человеке, что в нем особенно сильно, то, что позволяет не потерять свою человечность. По крайней мере, не потерять слишком быстро. Но, Унсу, всему приходит конец. Нужно уходить отсюда как можно скорее. Пока еще есть время.