Читать книгу: «Девочка на лето», страница 2

Глава 2
Кэсси

На следующее утро я застаю бабушку на кухне, она достает маффины из духовки. После ставит их на подставку для охлаждения на столешнице, рядом с тремя другими подносами.

– Доброе утро, дорогая. Выбирай свой яд, – щебечет бабушка, поглядывая на меня через плечо. – Есть банановые с орехами, с отрубями, с морковью, а с черникой только что испеклись, так что им нужно немного остыть.

Никаких сомнений – она не спала с семи утра и без остановки пекла нечто прекрасное. Для женщины за семьдесят она все еще удивительно бодра. Что забавно, ведь снаружи она кажется такой хрупкой. У нее стройное телосложение, нежные руки, кожа к старости истончилась, поэтому под ней всегда можно увидеть голубоватые вены.

И все же Лидия Таннер – это сила природы. Они с моим дедушкой Уолли управляли отелем в течение пятидесяти лет. Они купили участок на берегу моря за бесценок в конце шестидесятых, после того как дедушку ранили во Вьетнаме и демобилизовали из армии. Еще более диким является то, что они были моего возраста, когда построили «Маяк» с нуля. Я не могу представить, как можно построить отель, а затем управлять им в двадцать лет, особенно таким грандиозным, как «Маяк». И еще два года назад собственность на набережной была гордостью и отрадой моих бабушки и дедушки.

Но потом дедушка скончался, а отель был почти разрушен последним ураганом, опустошившим побережье. «Маяк» не первый раз становился жертвой шторма – такое случалось уже дважды, – но, в отличие от прошлого, на этот раз никто в семье не захотел его ремонтировать. Бабушка была слишком стара и устала, чтобы делать эту работу самой, особенно без дедушки Уолли, и я знаю, что втайне она была разочарована тем, что никто из ее детей не захотел взять на себя эту ответственность. Но моя мама и ее братья и сестры не были заинтересованы в спасении «Маяка», поэтому бабушка в конце концов приняла решение продать его. Не только отель, но и свой дом тоже.

Сделка по продаже дома закрывается через два месяца, а «Маяк» вновь откроет свои врата уже в сентябре под управлением нового владельца, вот почему мы вернулись. Бабушка хотела провести последнее лето в Авалон-Бэй, прежде чем переехать на север, чтобы быть поближе к своим детям и внукам.

– Как прошла вечеринка? – спрашивает она, усаживаясь на стул за кухонным столом.

– Нормально. – Я пожимаю плечами. – На самом деле, я там никого не знала.

– Кто ее организовывал?

– Какой-то парень по имени Люк. Он инструктор по парусному спорту в клубе. Там Джой познакомилась с ним. И кстати о Джой, она даже не появилась! Сначала зовет меня на вечеринку, а потом кидает. Я чувствовала себя так, будто явилась без приглашения.

Бабуля улыбается.

– Иногда так гораздо веселее. Идешь куда-нибудь, где тебя никто не знает… – Она выгибает тонкую бровь. – Это может быть весьма захватывающе – переосмыслить себя и сыграть роль на одну ночь.

Я морщусь.

– Пожалуйста, только не говори, что раньше вы с дедушкой встречались в барах отелей и притворялись другими людьми в какой-то странной ролевой игре, чтобы оживить брак.

– Ладно, дорогая. Не скажу.

Ее карие глаза искрятся озорством, придавая ей совсем юный вид. Забавно, что на публике бабушка выглядит такой элегантной и неприступной. Она всегда одевалась так, словно сошла с яхты, щеголяла в этих опрятных женственных нарядах, больше подходящих для шикарного Нантакета, чем для непринужденного Авалон-Бэй. Клянусь, у нее тысяча шарфов от Hermès. И все же, когда она в кругу семьи, ледяная внешность тает, и она становится самой теплой женщиной, которую вы когда-либо встречали. Мне нравится проводить с ней время. И она веселая. Иногда она ни с того ни с сего отпускает непристойную шутку за большим семейным ужином. Она произносит ее резко, со своим тонким южным акцентом, и это доводит нас всех до истерики. Моя мать терпеть это не может. С другой стороны, у нее нет чувства юмора. Никогда не было.

– У тебя появились какие-нибудь новые друзья? – подначивает бабуля.

– Нет. Но это ничего. Я увижусь с Джой, пока буду в городе, а Пейтон, возможно, приедет погостить на неделю или две в августе. – Я подхожу к противням и изучаю ассортимент маффинов. – Знаешь, я все еще жалею, что позволила тебе отговорить меня от поиска работы этим летом.

Бабушка отщипывает маленький кусочек от своего маффина с отрубями. Сколько я ее знаю, ее завтрак всегда состоял из маффина и чашки чая. Вероятно, именно так она поддерживала свою хорошую фигуру все эти годы.

– Кэсси, милая, если бы ты нашла работу, тогда ты бы не смогла завтракать со мной, не так ли?

– Хороший довод. – Я выбираю бананово-ореховый маффин и беру маленькую стеклянную тарелку из буфета, затем присоединяюсь к ней за столом. С моего маффина падает кусочек грецкого ореха, и я отправляю его в рот. – Итак, что мы сегодня делаем?

– Я подумала, мы могли бы съездить в город и осмотреть парочку новых магазинов, которые открылись? Леви Хартли взял на себя смелость обновить весь променад. Его строительная компания обошла все учреждения, пострадавшие от урагана, и привела их в порядок одно за другим. На днях я проходила мимо очень милого шляпного магазина, который была бы не прочь посетить.

Только бабушка Лидия захотела бы пойти в шляпный магазин. Единственная шляпа, которую я когда-либо носила, – это бейсболка университета Брайар, которую раздавали на инструктаже первокурсников, и то только потому, что нас заставили их надеть, дабы присягнуть на верность новому универу. Кажется, сейчас головной убор валяется где-то в глубине моего шкафа.

– Покупка шляп. Не могу дождаться.

Она тихо фыркает.

– Мне еще нужно найти подарок девочкам на день рождения, так что я бы не прочь заглянуть в парочку детских магазинов. О! Есть шанс, что мы сможем заскочить в отель? Я очень хочу посмотреть внутреннюю отделку.

– Как и я, – говорит бабуля, слегка хмуря брови. – Юная леди, которая купила его, Маккензи Кэбот, пообещала, что сохранит наши с твоим дедушкой намерения в отношении этого места, сохранит его очарование и характер. Она присылала мне чертежи обновлений, которые они планировали делать, вместе с фотографиями прогресса. Они и правда доказали ее стремление восстановить все как можно ближе к оригиналу. Но я не получала обновлений с начала июня.

Ее беспокойство очевидно. Я знаю, это самый большой страх бабушки – что «Маяк» станет совершенно неузнаваемым. Отель был ее наследием. Он пережил три урагана, дважды с любовью перестраивался бабушкой и дедушкой. Они вложили в него все, что у них было. Их кровь, пот и слезы. Их любовь. И меня немного раздражает, что ни один из их четверых детей даже не поборолся за то, чтобы сохранить это здание в кругу семьи.

Два моих дяди, Уилл и Макс, живут в Бостоне со своими женами, и у каждого из них по трое маленьких детей. Оба были совершенно непреклонны в том, что не собираются переезжать на юг, дабы ремонтировать отель, который им безразличен. У тети Жаклин и ее мужа Чарли дом в Коннектикуте, трое детей и нулевой интерес к тому, чтобы окунуться в индустрию гостеприимства. А еще есть мама, живущая в Бостоне, у которой все дни расписаны по минутам. Она занята тем, что направо и налево тратит деньги бывшего мужа, что сейчас происходит уже из чистой злобы, поскольку она вышла замуж богатой и независимой. Таннеры стоят миллионы. Но мой бывший отчим Стюарт совершил ошибку, попросив развода, а моя мать – жутко мелочная особа.

Я доедаю остатки своего маффина, а после вскакиваю со стула.

– Ладно, если мы собираемся в город, мне нужно переодеться во что-нибудь более презентабельное, – говорю я, указывая на свои потрепанные шорты и свободную футболку. – Я не могу пойти в этом за шляпами. – Я направляю острый взгляд на бабушкины безупречно отглаженные брюки-чинос, рубашку без рукавов и полосатый шелковый шарф. – Особенно с тобой. Боже мой, леди. Ты выглядишь так, словно собираешься на ланч с Кеннеди.

Она ухмыляется.

– Ты что, забыла мое самое важное жизненное правило, дорогая? Всегда выходи из дома одетым так, будто собираешься…

– …быть убитым, – заканчиваю я, закатывая глаза. – О, я помню.

Говорила же, бабушка иногда бывает мрачной. Но это хороший совет. На самом деле, я часто думаю об этом. Однажды я случайно вышла из общежития в неоново-оранжевых штанах, по которым давно плакала прачечная, а огромная дыра на промежности только усугубляла ситуацию. Когда я осознала это, у меня чуть не началась крапивница при мысли о том, что, если меня сегодня убьют, патологоанатом разденет меня на своем металлическом столе, и первое, что он увидит, будет дырка на моей промежности. Я стала бы единственным трупом в морге с румянцем на щеках.

Наверху я нахожу розовый сарафан и надеваю его, затем заплетаю волосы в косу. Когда я накручиваю резинку на конец косы, звонит телефон. Это Пейтон. Я не перезвонила ей, когда вернулась домой прошлой ночью, но отправила намеренно зашифрованное сообщение, которое, как я знала, сведет ее с ума.

– Кто он? – спрашивает она, когда я включаю громкую связь. – Расскажи мне все.

– Нечего рассказывать. – Я подхожу к туалетному столику и рассматриваю свой подбородок. Чувствую, как где-то под кожей появляется прыщ, но отражение говорит об обратном. – Я познакомилась с горячим парнем, отклонила его приглашение потусоваться с ним на вечеринке и вместо этого отправилась домой.

– Кассандра. – Пейтон в ужасе.

– Я знаю.

– Что, черт возьми, с тобой не так? Весь смысл вчерашнего похода был в том, чтобы встретиться с каким-нибудь парнем! И ты нашла его! Кстати, ты сказала, он горячий?

– Горячее я не видела, – издаю я стон.

– Тогда почему ты ушла? – Ее замешательство звучит скорее как обвинение.

– Я струсила, – признаюсь я. – Он был слишком пугающим! И ты бы видела девушек, с которыми он был, – идеальные, высокие, подтянутые богини. С идеально пропорциональными сиськами… в отличие от кое-кого.

– О боже мой, Кэсс. Прекрати. Ты знаешь, как я отношусь к тому, что ты себя принижаешь.

– Да-да, ты хочешь ударить меня по лицу. Но я ничего не могу с собой поделать. Серьезно, эти девушки были великолепны.

– И ты тоже, – раздается из динамика надтреснутый звук. – Ты знаешь, я реально ненавижу твою мать.

– Какое отношение к этому имеет моя мать? – фыркаю я.

– Ты что, издеваешься надо мной? Я была у тебя дома. Слышала, как она разговаривает с тобой. На днях я говорила об этом со своей мамой, и она сказала, что все это обидное дерьмо обязательно повлияет на твою самооценку.

– Почему ты говоришь со своей мамой обо мне? – спрашиваю я, и к горлу подступает смущение.

Иметь лучшую подругу, мать которой является клиническим психологом, иногда может быть настоящей занозой в заднице. Я знаю Пейтон с одиннадцати лет – мы познакомились вскоре после того, как с мамой переехали в Бостон, – и мать Пейтон постоянно копалась в моей душе, когда я была ребенком. Она всегда пыталась разговорить меня о разводе родителей, о том, что я из-за этого чувствовала, как на меня повлияла критика матери. Бла-бла-бла. Никакой психиатр не нужен, чтобы сказать мне, что существует прямая корреляция между моей неуверенностью в себе и словесными нападками моей матери. Или что она – разъяренная сука. Я слишком хорошо это знаю. В тех редких случаях, когда мы с папой говорили о ней, он признавал, что мама всегда переживала больше о себе любимой, чем о ком-то другом. И после развода стало только хуже, он будто вывернул ее наизнанку. Конечно, на пользу ей не пошло и то, что отец снова женился через полтора года, и теперь у него есть еще две дочки.

– Мама считает, нам нужно заставить замолчать твоего внутреннего критика. Он же ужасный голос твоей матери в твоей голове.

– Я все время затыкаю рот своему внутреннему критику. Лучик надежды, помнишь? – Ведь в то время, как жизненное правило моей бабули состояло в том, чтобы убедиться, что тебя убьют в твоем лучшем воскресном костюме, мое всегда гласило: нужно смотреть на все с положительной стороны. Находить луч надежды в любой ситуации, поскольку альтернатива – барахтание во тьме – неизбежно тебя уничтожит.

– Конечно, Маленькая Мисс Счастье, – насмешливо говорит Пейтон. – Всегда искать лучик надежды – как я могла забыть? – В ее голосе появляются нотки вызова. – Ладно, хорошо. Так скажи мне, где же лучик надежды в том, чтобы позволить красавцу ускользнуть?

Я обдумываю это.

– Он слишком горячий, – наконец отвечаю я.

В трубке раздается смех.

– Это как раз причина не дать ему ускользнуть. – Она издает громкий жужжащий звук. – Попробуй еще раз.

– Нет, это реально так, – настаиваю я. – Представь, что первый парень, с которым я пересплю, окажется таким сексуальным? Это испортит для меня всех будущих мужчин! Я буду ожидать, что каждый следующий будет твердой десяткой, и, когда никто не подойдет, я просто буду опустошена.

– С тобой невозможно. Ты хоть взяла его номер телефона?

– Нет, я же сказала, что убежала, как нервный болтливый кролик.

Она издает громкий, тяжелый вздох.

– Это неприемлемо, Кассандра Элиза.

– Мои глубочайшие извинения, Пейтон Мари.

– Если увидишь его снова, пригласишь на свидание, понятно? – Моя лучшая подруга перешла на тоталитарный режим. – Никакой болтовни. Никаких оправданий. Пообещай мне, что пригласишь его на свидание в следующий раз, когда увидишь.

– Обещаю, – говорю я беспечно, но только потому, что уверена, что никогда больше его не увижу.

Впрочем, сама виновата.

В тот момент, когда мы с бабушкой выходим на улицу пять минут спустя, я обнаруживаю, что на нашей подъездной дорожке стоит не кто иной, как Тейт.

Глава 3
Тейт

Требуется секунда, чтобы понять, что симпатичная рыжеволосая девушка на крыльце – та самая, с вечеринки прошлой ночью. Она была права: в ее волосах больше меди, чем рыжины. Думаю, из-за костра тон казался светлее. Затем мой взгляд устремляется к ее груди, просто быстрый взгляд, дабы убедиться, что вчера я не погрузился в какую-то подростковую фантазию. Но нет, мне это не приснилось. Ее сиськи объективно потрясающие. Подайте на меня в суд за то, что я заметил это. Я мужчина. Я всегда замечаю отличные сиськи.

На ней короткий сарафан длиной до середины бедра, который контрастирует с накрашенными красным лаком ногтями на ногах, торчащими из босоножек на ремешках. И она смотрит на меня так, словно не совсем уверена, что делать с моим присутствием.

– Мистер Бартлетт, что привело вас сюда сегодня утром?

Мой взгляд перемещается на пожилую женщину рядом с Кэсси.

– Доброе утро, миссис Таннер.

Я выдаю непринужденную улыбку, которая, по словам моих друзей, могла бы обезоружить даже диктатора. Не то чтобы Лидия Таннер была диктатором. Она совершенно милая леди, судя по тому общению, которое у нас было, когда я присматривал за домом по соседству. Это мое четвертое лето, проведенное в роскошном доме Гила и Ширли Джексон на берегу моря. Я с нетерпением ждал этого несколько недель.

– Просто хотел заскочить и сообщить вам, что я снова присматриваю за домом Джексонов этим летом, – говорю я ей. – Так что, если увидите включенный свет в неурочное время или, знаете, красивых парней, разгуливающих обнаженными, не пугайтесь… и не стесняйтесь заглянуть на огонек. – Я подмигиваю.

Кэсси издает саркастический смешок.

– Кассандра, – упрекает Лидия. – Пусть мальчик думает, будто он нас очаровывает.

– Думает? – Я добродушно насмехаюсь. – Вы же знаете, что любите меня, миссис Таннер.

– Как я уже говорила тебе в прошлом году, можешь называть меня Лидией. Это моя внучка, Кассандра.

– Кэсси, – поправляет она.

– Вообще-то, мы встречались прошлым вечером, – сообщаю я Лидии. – Столкнулись друг с другом на вечеринке. Как дела, рыжик?

– Не называй меня так. – Кэсси сердито смотрит на меня.

Лидия поворачивается к своей внучке.

– Ну вот, дорогая. Мы только что обсуждали отсутствие у тебя друзей, и смотри, теперь у тебя будет друг прямо по соседству. И он уже дал тебе забавное прозвище! Это чудесно. – Она протягивает руку и похлопывает Кэсси по руке, словно успокаивая расстроенного щенка.

Щеки Кэсси краснеют.

– Ты хуже всех, – ворчит она на свою бабушку.

Посмеиваясь, Лидия спускается по ступенькам крыльца.

– Я пойду заведу машину.

– Она сказала это нарочно, просто чтобы смутить меня, – бормочет Кэсси. Она прищуривает глаза, глядя на меня. – У меня есть друзья.

Я невинно моргаю.

– Конечно, похоже на то.

– У меня есть друзья, – настаивает она, и из глубины ее горла вырывается рычание.

Я подавляю смех. Черт, она симпатичная. Типа до смешного милая. У меня слабость к цыпочкам с веснушками. И тем, кто краснеет, когда я им улыбаюсь.

– Значит, ты не хочешь быть моим другом? – спрашиваю я, с удивлением глядя на Кэсси.

– Дружба – это огромное обязательство. Наверное, нам лучше просто оставаться соседями. Но тебе повезло, ведь это означает, что мы можем делать много веселых соседских вещей. – Она замолкает. – Я не совсем уверена, что именно. Может, встать у двух окон, обращенных друг к другу, и использовать фонарики для отправки сообщений азбукой Морзе?

– Ты думаешь, соседи так поступают?

– Понятия не имею. Окно моего общежития выходит на кирпичную стену, так что никто не посылает мне никаких тайных сообщений, если не считать пьяного парня из студенческого братства, который вечно теряется по дороге на Греческий ряд³ и, спотыкаясь, кричит, что луна ненастоящая. И я не дружу ни с кем из соседей в мамином доме в Бостоне. Не то чтобы мы с тобой друзья. Я имею в виду, что даже не знаю тебя. Мы совершенно незнакомы. Хотя я видела, как тебя бросили, что было одинаково огорчительно для нас обоих, и такого рода совместное унижение приводит к вынужденной близости, которую никто никогда не должен испытывать. – Она обрывает себя. – Знаешь что? Я лучше пойду. Мы с бабушкой собираемся в город. Прощай, Тейт.

Мои губы дергаются в весьма непростой попытке подавить усмешку.

– Ага. Ладно. Увидимся позже, соседка.

Она фыркает, и на моем лице расплывается улыбка, пока я смотрю, как она уходит. Мой взгляд опускается, ненадолго задерживаясь на ее заднице. Черт возьми, отличные сиськи и отличная задница. Хотя она низенькая. Меня всегда тянуло к девушкам повыше. Во мне шесть футов и один дюйм, и я не хочу сломать себе шею, наклоняясь, чтобы поцеловать кого-нибудь. Рост Кэсси – пять футов и два или три дюйма, но что-то в развороте ее плеч и в том, как она ходит, придает ей больше статности. И она забавная. Немного странная. Но забавная. Я уже с нетерпением ждал следующих восьми недель в доме Джексонов. Жить по соседству с Кэсси этим летом – просто глазурь на и без того вкусном торте.

Белый «Рейндж Ровер» направляется к концу кольцевой подъездной дорожки, за рулем миссис Таннер. Я смотрю, как он исчезает, затем направляюсь к соседней двери. Поскольку дома́ на этом участке набережной расположены на склоне, между ними не так много пространства, по крайней мере, со стороны, выходящей на улицу, а это значит, что всегда можно увидеть своих соседей. К тому же высокое западное расположение равно захватывающий вид на Авалон-Бэй и непревзойденные закаты.

Дом Джексонов несколько раз пострадал во время последнего шторма, но Гил немедленно нанял подрядчика, чтобы привести его в порядок, и ландшафтного дизайнера – вывезти все упавшие деревья и мусор. Все, что осталось сейчас, – это покрытые мхом дубы и другие взрослые деревья, которые десятилетиями стояли здесь, оставаясь сильными и гордыми. Место полно очарования. Это поражает меня каждый раз, когда я здесь остаюсь.

Я прохожу между изящными белыми колоннами на крытое крыльцо и вхожу через парадную дверь. Внутри я долго осматриваю безукоризненно чистый главный этаж. Я всегда становлюсь параноиком, когда присматриваю за домом, боясь разбить что-нибудь бесценное или пролить пиво на их дорогие ковры. Захожу на кухню и направляюсь к самому длинному острову, который я когда-либо видел. Кончики пальцев скользят по гладкому дубу, выкрашенному в синий цвет моря. Экономка Мэри была здесь вчера, так что все чисто и без пыли. Запах лимона и сосны смешивается со знакомым соленым ароматом, доносящимся со стороны задних дверей. Первое, что я сделал, когда приехал сюда, – открыл все три комплекта французских дверей, расположенных во всю заднюю стену гостиной. Мое настроение всегда в тысячу раз улучшается, когда я чувствую запах океана.

Жужжит телефон, и я достаю его из кармана. Сообщение от мамы.

Мама: Устроился?

Я набираю быстрый ответ.

Я: Да. Распаковал вещи и готов к двум месяцам свободы. Вы, ребята, реально портили мне жизнь.

Мама: Ага, я уверена, вся эта домашняя еда была настоящей му́кой.

Я: Черт. Ладно. По этой части я буду скучать. Но Гил пополнил свой личный автопарк «Фонтанной молнией»⁴, так что это наверняка компенсирует всю жирную еду навынос, которую я собираюсь есть.

Мама: Я завезу немного замороженной лазаньи. Отравление жиром – это не шутка.

Я: Как поживают мои детки? Они скучают по мне?

Мама: Ну… Фадж только что вздремнул где-то четыре часа, а Полли съела жука. Так что я собираюсь сказать… нет?

Я: Не, звучит так, будто они пытаются преодолеть свою тоску по мне. Ты должна позволить им поспать в твоей постели, пока меня не будет, чтобы они не чувствовали себя одинокими.

Мама: Вот уж нет!

Я улыбаюсь в телефон. Мои родители – садисты, которые отказываются позволять нашим собакам спать в их постели. Никогда этого не пойму.

Я: Короче, мне пора идти. Я напишу завтра.

Мама: Люблю тебя.

Я: Я тоже тебя люблю.

Меня не волнует, если это делает меня самым большим неудачником на планете, но иногда я думаю, что моя мама – мой лучший друг. Положа руку на сердце, она самая крутая дамочка, которую я знаю. И я рассказываю ей почти все. То есть, конечно, подробности своей сексуальной жизни держу при себе, но есть очень мало того, о чем я не стал бы рассказывать маме. Папе тоже. На самом деле, я думаю, что и он мог бы быть моим лучшим другом.

Господи, может, я и правда неудачник.

Оставив телефон на стойке, я подхожу к застекленным дверям и выглядываю наружу. За каменным патио, грилем и открытым камином находится короткая деревянная лестница, ведущая на верхнюю террасу. За ней дорожка на нижнюю террасу, тянущаяся к длинному частному причалу Джексонов, оборудованному электрическим лодочным подъемником и крытой пристанью. Я сосредотачиваю свой взгляд на конце причала, любуясь двумя лодками, пришвартованными там в данный момент. Любимая яхта Гила, «Безупречность», пришвартована на пристани яхт-клуба, но свою высокоэффективную моторную лодку и спортивную яхту «Бостонский Китобой» он оставляет на сезон рядом с домом.

По мне пробегает дрожь, когда я таращусь на красно-белую моторную лодку. «Молния». Господи, я бы убил, чтобы выгулять ее, но она безумно дорогая, и мне даже в голову бы не пришло спросить Гила, могу ли я ею попользоваться.

Я серьезно завидую жизни этого мужика. Гил – застройщик, стоящий миллионы, он владеет несколькими объектами недвижимости по всему миру и практически целым флотом лодок. Следующие два месяца они с Ширли проведут в Новой Зеландии, где планируют добавить к своему портфолио еще один дом. И, зная Гила, еще одну парусную лодку. Везучие придурки. Их жизнь кажется мне чистым раем – кругосветное плавание, исследование новых мест…

В частности, плавание под парусом – вот что действительно заставляет мою кровь кипеть. Мне кажется, работы инструктором по парусному спорту в клубе на неполный рабочий день недостаточно. В течение многих лет я мечтал проводить на воде целый день, но это просто неосуществимо, особенно когда мне нужно работать в семейном бизнесе, на пристани Бартлеттов. Не поймите неправильно, это неплохая халтурка. И всегда удивительно видеть, сколько денег люди готовы потратить на свои лодки. Но все равно, я бы предпочел быть на яхте, чем передавать ключи от нее кому-то другому.

Поскольку у меня выходной и Гил разрешил мне воспользоваться «Китобоем» и «Морским котиком», я беру телефон с кухонного стола. Погода идеальная для дня на воде, и я просматриваю свои сообщения, пытаясь решить, кому из друзей написать.

Я почти уверен, что Дэнни, мой коллега-инструктор по клубу, сегодня работает.

Люк должен быть дома, но у меня такое чувство, что у него будет слишком сильное похмелье после вчерашней вечеринки. Когда я уходил около двух часов ночи, он все еще пил текилу с нашими подругами Стеф и Хайди.

Я бы попросил своего приятеля Уайета, нашего местного тату-мастера, но между нами какие-то странные отношения. Но не из-за меня. Я просто занимался своими делами, тусовался с Аланой то тут, то там, когда Уайет расстался со своей давней девушкой и внезапно решил, будто у него тоже есть чувства к Алане. Следующее, что я помню, – я в самом центре любовного треугольника, частью которого никогда не хотел быть, из-за женщины, которая на самом деле не хочет ни одного из нас.

Сначала я отправляю сообщение Люку, который отвечает, не стесняясь в выражениях.

Люк: Братан, у меня дичайшее похмелье. Если я войду в воду, меня стошнит прямо на твое уродливое лицо.

Следующим я пишу Эвану Хартли, хотя я почти уверен, что вчера вечером он сказал мне, что они со своим братом Купером сегодня будут на одной из своих строительных площадок. Я все равно отправляю ему сообщение, поскольку из близнецов именно он с большей вероятностью уклонится от своих обязанностей и отправится днем выпивать со мной на лодке.

Эван: Не могу. Мы слишком отстаем с этой дурацкой работой.

Черт. Думаю, сегодня я сам по себе.

Эван: Но позже пропустим по пивку с Дэнни. В Rip Tide. Около семи. Ты в деле?

Я быстро выдаю ответ.

Я: Идет. Увидимся там.