Читать книгу: «Иринкино счастье», страница 7

Ульяна довольно бесцеремонно вытащила из-за печки измазанную сажей и копотью Машутку и только открыла рот, чтобы как следует отчитать грязнулю, как из рук девочки выпала на пол изувеченная кукла Иринки, не менее грязная, чем сама Машутка.

Ульяна так и ахнула.

В эту минуту она, наверное, перепугалась не менее самой Машутки.

– Ох ты доля, доля моя несчастная! – завопила в отчаянии кухарка. – Пропала моя головушка, что-то теперь нам от барыни будет?! Не дите ты мне родное, а убыток один, как есть убыток!

Машутка принялась реветь еще громче.

– Чего орешь без памяти?! – накинулась на нее Ульяна. – Я те заткну глотку, вот подожди у меня, будешь знать, как чужие игрушки таскать да портить!

И кухарка, быстро выдернув из веника несколько сухих прутьев березы, приподняла сзади рубашонку бедной кубышки и собиралась уже на этот раз серьезно и как следует отстегать ее. Но тут дверь в кухню из детской отворилась и на пороге показалась бледная, взволнованная Иринка.

– Ульяна, не трогай Машутку! – громко проговорила она. – Она не виновата, я сама дала ей Надю!

– Сама? – усомнилась кухарка, недоверчиво покачав головой. – Да полно вам, барышня, ни в жисть не поверю, что сама, да нешто возможно такую-то куклу да вдруг ей давать! Известное дело, вечная вы заступница, только балуете дрянную девчонку, выпороть ее следует, тогда бы и помнила впредь, как чужие вещи таскать.

Кухарка опять было принялась за розги.

Но Машутка со всех ног бросилась к Иринке, уцепилась за ее платье и начала жалобно всхлипывать.

Иринка заслонила собою ребенка и еще раз громко и отчетливо повторила:

– Машутка говорит правду, она не виновата, я сама дала куклу!

– Ты дала сама? – послышался вдруг строгий голос за нею, и Дарья Михайловна, незаметно вошедшая в кухню, теперь с изумлением остановилась перед девочкой.

– Да, сама! – тихонько повторила Иринка, краснея. Дарья Михайловна положительно больше не узнавала ее.

– Ульяна! – проговорила она серьезно. – Я не позволяю бить Машутку, она маленькая и действительно ни в чем не виновата. Наказана будет одна Иринка!

Дарья Михайловна подняла с полу несчастную куклу и, полная искреннего негодования, вышла из кухни.

Иринка с виноватым видом медленно последовала за нею.

Было решено, что в наказание она не пойдет на другой день на шоколад к Субботиным.

– Можешь сидеть одна дома, если ты такая скверная девчонка! – объявила Дарья Михайловна и, очень недовольная дочерью, ушла к себе в комнату.

Иринка покорно выслушала приговор матери.

«Да, я злая, злая, я скверная!» – мысленно в отчаянии повторяла девочка, стараясь не глядеть в ту сторону, где лежала теперь искалеченная Надя.

Дарья Михайловна положила куклу на диван.

Иринка взяла свой шерстяной платок и тихонько прикрыла им куклу.

Взглянуть на нее она не решалась.

Что значили все угрозы и жестокие слова матери по сравнению с теми укорами совести, которые внутренне испытывала сама девочка; Иринке казалось, что она совершила преступление, и она несказанно, глубоко страдала.

Всю ночь изувеченная кукла не давала покоя девочке; то ей снилось, что она лежит тут же рядом с нею и жалобно плачет, то ей казалось, что кукла сбросила с себя шерстяной платок и теперь украдкой насмешливо поглядывает на нее лазурными глазками.

Девочка в волнении бросалась к дивану, но на нем по-прежнему неподвижно лежала слепая Надя, а вместо глаз у нее были две большие черные дыры.

Иринка громко бредила и металась во сне.

Дарья Михайловна несколько раз ночью подходила к ее постели и с беспокойством щупала лоб: нет ли жару?

Теперь она уже досадовала на себя и сожалела о своей недавней строгости.

– Стоило, право, из-за куклы подымать такую кутерьму, ишь ведь как разгорячилась, бедняжка! Это все потому, верно, что я ее завтра не хотела на именины к бабушке брать!

И Дарья Михайловна решила, что непременно простит Иринку и возьмет ее с собой.

Но, к удивлению матери, Иринка, хотя и извинилась за сломанную куклу и за то, что она была такою злою и скверною девочкой, но тем не менее сама отказалась идти на именины к бабушке и объявила, что желает остаться дома.

– Ну ладно, ладно, уж полно тебе грустить-то! – уговаривала теперь девочку сама Дарья Михайловна. – Мало что было да прошло, и поминать не следует, пойдем-ка лучше со мной к бабушке, она, наверное, ждет нас.

Но девочка так настойчиво отказывалась и был у нее при этом такой мрачный, убитый вид, что Дарья Михайловна не стала более уговаривать ее и отправилась на именины одна.

До именин ли было бедной Иринке? Она знала, что сегодня из города должен был вернуться Лева, а как она покажется ему после того, что случилось, как сознается ему в своей вине?! Лева, конечно, сейчас же заметит, что у нее заплаканные глаза, но что подумает он, когда узнает, какая она злая, скверная девочка? Будет ли он еще любить ее после этого? Наверное, нет!

Иринка в сотый раз задавала себе эти вопросы и, не находя ответа, сидела бледная, с потухшими глазами в своей детской, а рядом с нею на диване лежала прикрытая шерстяным платком слепая кукла, и Иринка по-прежнему не решалась смотреть в ее сторону.

XIII

У Субботиных между тем набралось довольно много народу.

Бабушка велела накрыть на балконе. По случаю ее именин длинный обеденный стол был уставлен сегодня всевозможными тортами и печеньями, а посредине стояла большая ваза с шоколадом, и Аннушка в парадном белом переднике и белом чепчике разносила его гостям.

Милочка Назимова, как самая близкая подруга Лизы, разумеется, пришла одной из первых. Вся в белом, с пучком розовой гвоздики в волосах, она казалась сегодня особенно интересной; рядом с нею сидел Кокочка Замятин, а около него Лиза, в ярко-пунцовой блузке и с красными маками в темной косе.

Молодежь весело и оживленно болтала между собою, и с общего согласия было решено сейчас же после шоколада отправиться кататься на лодках – благо погода совсем разгулялась и дождя не предвиделось.

Самой последней пришла Дарья Михайловна. Она казалась расстроенной.

– А где же Иринка? – сейчас же заметил Лева.

– Надеюсь, она здорова? – с участием спросила в свою очередь бабушка.

– Здорова-то здорова… – нерешительно проговорила Дарья Михайловна, усаживаясь между Левой и бабушкой. – Да только…

– Да только что? – нетерпеливо перебил Лева.

– Да уж не знаю, как и сказать, право, странная она у меня со вчерашнего дня, не пойму ее.

– И вы поэтому решили оставить ее одну и не взяли к нам? – нахмурился молодой человек.

– Ну да, поэтому, то есть нет, не поэтому, я сначала было решила… Да вы не злитесь, пожалуйста, Левочка, дайте досказать по порядку!..

– Ну что ж, говорите, говорите, слушаем-с!.. – Субботин нетерпеливо барабанил по столу кончиком чайной ложечки. – Слушаем-с, слушаем-с!

– Ну так вот… – начала Дарья Михайловна. – У нас, видите ли, вчера целая драма разыгралась!

– Когда вчера? – почему-то полюбопытствовала Лиза.

– Да, кажется, сейчас же после того, как вы все ушли!

Лиза и Милочка быстро и значительно переглянулись. Это, однако, не ускользнуло от Левы.

– Вы говорите все, кто же все, Дарья Михайловна? – еще более хмурясь, переспросил юноша, и черные глаза его пытливо остановились на сестре. – Ты там была, Лиза, с кем?

– Ах, оставь, пожалуйста, эти инквизиторские взгляды! – вспылила вдруг Лиза, неизвестно почему. – Что за допросы такие! Меня бабушка послала туда пригласить Дарью Михайловну на сегодня.

– А нам с Кокочкой было скучно, и мы пошли провожать ее! – слегка жеманясь, протянула Милочка с самой очаровательной улыбкой.

– И ради развлечения, вероятно от скуки, принялись дразнить маленького ребенка! – угрюмо добавил Лева, бесцеремонно отворачиваясь.

– Ах, ничего подобного! – быстро вступилась Дарья Михайловна. – Да не сердитесь вы, ради Бога, уверяю вас, никто и не думал обижать Иринку. Дайте мне досказать по порядку!..

– В самом деле, дай же досказать, Лева! – проговорила бабушка и тут же тихонько шепнула ему: – Будь полюбезнее с гостями, мой друг, ведь так нельзя, наконец, ты хозяин.

Лева замолчал, но не стал любезнее и, угрюмо опустив голову, продолжал по-прежнему тихонько барабанить по столу ложечкой.

– Ну так вот, – снова начала Дарья Михайловна. – На прошлой неделе я подарила на рождение Иринке прекрасную, дорогую куклу; мне ее одна моя пациентка из Парижа привезла. Разумеется, Иринка никогда такой чудной куклы не имела и вначале казалась очень довольна ею, можно сказать, не расставалась со своей Надей (она ее Надей назвала). И вот вдруг почему-то вчера сразу разлюбила ее, понимаете – сразу! И я даже представить себе не могу – почему?

– Зато, может быть, ты с Милочкой могла бы объяснить нам почему! – не утерпел Лева, обращаясь к сестре.

Лиза густо покраснела.

– Я не понимаю твоего вопроса! – презрительно ответила она. – Уверяю тебя, что нам с Милочкой совершенно безразлично, любит или не любит свою куклу твоя Иринка.

– Ну что же, что же дальше, однако, душечка, продолжайте, пожалуйста! вмешалась Прасковья Андреевна, желая предупредить новую вспышку между братом и сестрою.

– Вчера, после вашего ухода, господа, – принялась снова рассказывать Дарья Михайловна, – нахожу я эту самую куклу брошенною на столе в столовой. Меня, признаться, немного рассердило невнимание девочки к своим вещам и удивило отчасти, так как, в сущности, это вовсе не похоже на Иринку.

– Это правда. Иринка замечательно аккуратный ребенок! – подтвердила бабушка.

– Ну вот, господа, взяла я эту куклу и говорю Иринке так строго, знаете: «Сударыня, мол, если вы не умеете беречь ваших игрушек, то, пожалуй, лучше будет мне эту куклу нашей Машутке подарить!» И что же, как бы вы думали? Возвращаюсь я вечером с практики и узнаю, что моя Иринка уж и сама отдала свою Надю Машутке, ну а та, конечно (ведь вы знаете нашу Машутку), сейчас же распорядилась с ней по-свойски, и смотрю, кукла уже без глаз!

– Аи да Машутка! Молодец Машутка! Вот и прекрасно! – совершенно неожиданно для всех воскликнул Лева и даже как будто повеселел.

– Как так прекрасно?!

Бабушка и Дарья Михайловна с недоумением смотрели на него.

– Такую-то дорогую куклу и вдруг сломать, и это, по-твоему, прекрасно! – воскликнула с деланным пафосом Лиза.

– Ах как жаль, как жаль, право, а мы с кузеном еще вчера только так любовались ее белокурыми волосами и голубыми глазками! – лицемерно протянула Милочка и кокетливо перебросила через плечо золотистую прядь своих длинных волос.

– Не знаю уж, право, чем вы там любовались с кузеном! – резко проговорил Лева. – А по-моему, так у этой куклы всегда была необычайно глупая физиономия, и я давно желал, чтобы она как можно скорее разбилась. Разумеется, Иринка, как умная девочка с тонким вкусом, не могла под конец не заметить этого, а потому прекрасно сделала, что отдала ее. При первой же встрече с Машуткой непременно что-нибудь подарю ей! Славная девочка!

Лева был груб и чувствовал, что бабушка недовольна им, но он не мог сдерживаться, так как теперь для него совершенно ясно было настроение бедной Иринки.

И эту маленькую радость, значит, нужно было отравить ребенку!

– Однако, кузиночка, – рассмеялся довольно бестактно Замятин, – нужно сознаться, что наш принц-невидимка не особенно любезный кавалер! Вы, кажется, только что сказали, что восхищались голубыми глазками этой куклы, а она между тем после этого… после этого… – Кокочка из вежливости не докончил.

Милочка густо покраснела. Она метнула злобный взгляд в сторону Замятина и, пожимая плечами, небрежно заметила:

– Мне кажется, мы уже давно привыкли к такого рода любезностям со стороны Левочки, а потому ему было бы трудно теперь удивить кого-нибудь из нас в этом отношении!

– Ах, простите, пожалуйста, Людмила Сергеевна! – очень сухо и церемонно проговорил Лева, наклоняясь к девушке через стол. – Я ведь, разумеется, никак не мог предположить, что вы находили сходство между собою и этою несчастною куклой! Извините меня в таком случае за мою невольную бестактность! – Субботин холодно смотрел на Милочку.

– Однако почему же вы все-таки не взяли Иринку с собою? – снова обратился он к Дарье Михайловне.

– Я полагаю, мой друг, понятно почему! – наставительно заметила Лиза. – Вероятно, вы на этот раз в виде наказания оставили ее дома, Дарья Михайловна? He правда ли? И прекрасно сделали в таком случае! – добавила она авторитетно. – Вам следует быть построже с Иринкой, она ужасно избаловалась за последнее время!

– Можешь быть покойна! – язвительно оборвал ее Лева. – С этих пор Дарья Михайловна будет, конечно, всегда обращаться к тебе за педагогическими советами. – Молодой человек был страшно возмущен и с досады даже побледнел немного. – Значит, вы попросту наказали Иринку? – повернулся он к Дарье Михайловне с негодованием.

– Ах, Господи, да умоляю вас, не злитесь так, Левочка, ну да, наказала, то есть нет, я только хотела наказать, но потом раздумала… – немного путаясь, стала оправдываться Дарья Михайловна, которая и без того уже с самого утра чувствовала себя почему-то виноватой. – Понимаете, только хотела!.. Но Иринка так плохо спала всю ночь и так бредила, что я испугалась за нее и сейчас же утром предложила ей идти вместе со мной. Но, представьте, она сама отказалась, и я никак не могла уговорить ее, вот ведь какая упрямая девочка, так и осталась одна дома. Да бледная, хмурая такая сегодня, молчит все, просто не знаешь, как и быть с нею, я и решила лучше не принуждать ее, пусть остается, если хочет!

– Это вы напрасно, душечка, напрасно! – укоризненно заметила бабушка. – Вам бы не следовало оставлять ребенка одного в таком настроении!

– Бабушка, позвольте, я сейчас сбегаю за Иринкой и приведу ее сюда? – предложил Лева, которому уже давно не сиделось на месте.

– Да, да, голубчик, – согласилась бабушка. – Я и то хотела предложить тебе, приведи-ка ты ее сюда поскорее, мне тоже недостает сегодня моей Иринки!

– Ах, бабушка, да куда же вы усылаете его, ведь мы собирались на лодках кататься! – воскликнула Лиза.

– Разве вы не понимаете, милая барышня, что наш принц соскучился без своей дамы сердца? – решил подразнить ее Замятин.

– Но, может быть, ему просто захотелось в куколки поиграть, – в свою очередь язвила Милочка.

– А почему бы и нет, вот именно в куколки, – с вызывающим видом обратился к ней Лева. – Уверяю вас, Людмила Сергеевна, что иногда фарфоровые куклы бывают куда интереснее живых; положим, те и другие одинаково глупы, но зато первые, по крайней мере, только глупы, между тем как вторые часто и злы к тому же!

Лева отыскал свою фуражку и, не прощаясь, быстро вышел из комнаты.

Иринка сидела на низенькой скамеечке около кровати и, печально опустив голову, по-прежнему думала все одну и ту же свою неотступную, грустную думу.

Девочке представлялась столовая бабушки, наполненная народом. Много, много собралось там гостей сегодня, и Лева тоже с ними.

Но вот входит мама.

«А где же Иринка?» спрашивает бабушка, но мама молчит, ей совестно за свою Иринку, а Лева ничего не спрашивает, он уже догадывается, что Иринка наказана и что она злая, гадкая девочка!..

И наконец мама рассказывает правду! И все гости и Лева сразу узнают, почему она сидит одна дома, и Лева уже больше не любит ее и теперь больше не придет к ней! Никогда, никогда!

Иринка так увлеклась, что последнее слово произнесла вслух трагическим тоном:

– Никогда!!!

– То есть что, собственно, «никогда»? – неожиданно раздался над ее головой знакомый голос.

Иринка испуганно подняла голову. В дверях детской стоял Лева и с насмешливой улыбкой смотрел на девочку.

– Что «никогда»? – повторил он. – Позвольте полюбопытствовать, сударыня: почему это вы не соблаговолили явиться сегодня на именины к нам?

«Почему, почему! – думала девочка. – Разве это легко сказать – почему?! Лева, очевидно, еще ничего не знает, он по-прежнему шутит с нею, но когда он узнает… тогда…» О, ей было совсем не до шуток теперь!

Иринка опустила голову на руки и горько заплакала. Худенькие плечики девочки вздрагивали под ситцевым красным передничком. Лева с нежностью глядел на плачущего ребенка, и его сердце было переполнено самым искренним возмущением против тех, кто осмелился незаслуженно обидеть его дорогого Жучка.

«Жестокие, бессердечные!» – думал юноша, но старался казаться веселым. Прежде всего ему хотелось поддержать и успокоить девочку.

– Иринка! – проговорил он. – Если ты будешь так плакать, то кончится тем, что и я заплачу, а тогда и Машутка, пожалуй, заревет, и у нас в комнате будет настоящий потоп!

– Ах, ты ведь еще не знаешь, ничего не знаешь, Лева! – сквозь слезы проговорила девочка. Ей, право, было не до шуток!

– Извините, пожалуйста, сударыня, я прекрасно все знаю и даже нарочно пришел, чтобы с вами переговорить об этом!

Иринка подняла к нему испуганное, заплаканное лицо.

– Ты знаешь? Что ты знаешь?

– Я все знаю! – делая ударение на слове «все», объявил Лева. Он нарочно забегал вперед, желая как можно скорее избавить ребенка от необходимости неприятных признаний. – Я все знаю! – повторил он. – Я знаю, что ты отдала свою куклу Машутке, что Машутка, как и следовало ожидать, сейчас же выколола ей глаза и что твоя Надя временно ослепла!

– Не временно, а совсем, навсегда ослепла! И это я нарочно, нарочно сделала, ты не знаешь! – Иринка опять заплакала.

Лева чувствовал, что нужно переменить тон.

– Ирина! – проговорил он решительно. – Я сейчас же уйду, если ты не перестанешь плакать. Терпеть не могу слез! И затем встань, пожалуйста; невозможно говорить с человеком о деле, когда он сидит где-то под ногами, поворачивается спиной и к тому же еще все время ревет!

Иринка вытащила носовой платок и принялась усердно тереть глаза.

– Ну вот и прекрасно, давно бы так. А теперь иди сюда и изволь слушать! – все так же серьезно продолжал Лева. – Сейчас будет разбираться твое дело, ты подсудимая, а я судья.

Судья уселся в кресло и посадил подсудимую к себе на колени.

– Прежде всего, – начал он важно, обнимая девочку, – ты заслуживаешь строгого выговора за то, что осмелилась предпринять такой серьезный шаг, не посоветовавшись раньше со мною, твоим старшим товарищем и другом!

У подсудимой немного отлегло от сердца, и она виновато просунула свою ручку в руку судьи.

– Во-вторых, – продолжал судья, – я нахожу твой поступок крайне легкомысленным, так как существует много других более благоразумных способов отделаться от тех вещей, которые нам почему-нибудь надоели. Допустим, например, что тебе перестала нравиться твоя новая кукла, чему я вполне сочувствую, между прочим, так как она и мне никогда не нравилась; оба мы не любим светлых волос и голубых глаз, но ведь это еще не значит, что светлые волосы и голубые глаза некрасивы, это только вопрос вкуса, Черный Жук, и то, что не нравится нам, может легко понравиться кому-нибудь другому. Почему бы не подарить ее какой-нибудь бедной девочке, только, разумеется, постарше и поумнее Машутки. Стой! – воскликнул он неожиданно. – Мне пришла сейчас блестящая мысль: представь себе, что твоя Надя отправилась гулять по сырой погоде, промочила себе ноги и сразу ослепла, что случается иногда при сильной простуде, и вот я везу ее в игрушечный магазин, то бишь в лечебницу для глазных больных, а дня через два она возвращается к тебе опять совершенно такою же, какой была прежде?! И после этого мы отдаем ее от твоего имени в городскую больницу для хронически больных детей. Идет?

– Ох, Лева! – с облегчением воскликнула девочка, поднимая к нему счастливое, благодарное лицо. Иринке даже не верилось, что ее горе можно было так легко и скоро уладить. Милый, милый Лева, как она любит его!

Девочка крепко прижалась к Леве; она почувствовала, как что-то тяжелое отлегло у нее от сердца, и в эту минуту она была бесконечно благодарна своему другу.

– Ну вот, значит, и сговорились! – весело воскликнул Субботин, очень довольный, что девочка опять стала улыбаться. – Тащи ее скорее сюда, твою Надю, сейчас посмотрим, в чем дело!

Иринка пошла за куклой. Она осторожно откинула платок и теперь в первый раз решилась взглянуть на свою Надю вблизи.

О Боже, неужели это ее прежняя любимица, когда-то такая красивая, такая нарядная! Волосы всклокочены, лицо и платье испачканы сажей, а вместо глаз два глубоких темных отверстия.

Иринка вдруг позабыла о своей бывшей ненависти к кукле и о ее сходстве с Милочкой; в эту минуту перед нею лежал лишь ребенок, искалеченный и больной благодаря ей.

Девочка опустилась на колени около дивана, обвила обеими руками изуродованную голову своей Нади и горько заплакала.

– Ах, а я ведь так любила, так любила ее! – приговаривала Иринка сквозь слезы, и сердце ее переполняло раскаяние и бесконечная жалость к истерзанной кукле.

Лева вернулся к себе таким взбешенным, каким его давно уже не видели домашние. Он сейчас же прошел в комнату к бабушке и там о чем-то долго и горячо говорил с нею.

В результате оба они на другой день поехали в город и вернулись оттуда только к обеду с длинной большой картонкой в руках.

– Уж опять не новый ли костюм для твоей Чернушки? – усмехнулась Лиза.

– Нет, новый костюм «болотной ведьмы» для твоей Милочки! – огрызнулся Лева. – Ты послезавтра, кстати, приглашена на шоколад к Назимовым, так можешь ей передать это от меня!

– Бабушка, слышите, он опять не желает идти к Назимовым! – заволновалась Лиза. – А там танцевать собираются днем! Скажите ему, что это невежливо, наконец, ведь сама Екатерина Петровна приглашала его! Противный мальчишка! – С досады Лиза даже покраснела.

– Ах, матушка, оставь ты нас, пожалуйста, в покое с твоими Назимовыми! – неожиданно разгневалась бабушка. – Удивляешь ты меня, право, со своей Милочкой! Да неужели эта пустоголовая девица все еще не могла заметить, до какой степени ее кривлянья противны Леве и как мало он желает бывать у них? Решительно не вижу основания приневоливать его к этому. Да послезавтра оно было бы и невозможно, так как в этот день у нас у самих гостья к трем часам на шоколад приглашена!

– Вот как! – удивилась Лиза. – Что же это за важная особа такая, для которой назначают отдельный прием и без нас?

– Очень даже важная! – спокойно ответил Лева. – Мы послезавтра к трем часам к себе Иринку на шоколад ждем!