Джулия Баксбаум – популярная американская писательница, автор романа «Три правды о себе», переведенного на 25 языков и ставшего бестселлером «New York Times» и «Amazon».

Три правды об одной книге: 1. Она прекрасна. 2. Она действительно ПРЕКАРСНА. 3. Ее должен прочитать каждый.

Джоди Пиколт, автор «Ангела для сестры»

Это одна из тех книг, от которых вы не можете оторваться, не дочитав до последней страницы.

«Publishers Weekly»

Настоящая, искренняя история о том, как справиться с горем и научиться не бояться перемен.

«Kirkus Reviews»

***

Моим И. и Л.:

я люблю вас

до Луны и обратно,

и еще раз туда и обратно,

и еще раз, и еще.

Ad infinitum.

Глава 1

Через семьсот тридцать три дня после смерти мамы, через сорок пять дней после того, как папа женился на женщине, с которой познакомился по Интернету, через тридцать дней после нашего переезда в Калифорнию и семь дней после того, как я стала учиться в новой школе, где не знала вообще никого, мне на электронную почту пришло письмо. Это могло показаться странным – анонимное письмо, вдруг возникшее в папке «Входящие» и подписанное дурацким ником Кто-то Никто, – но моя жизнь изменилась настолько, что теперь я уже ничему не удивляюсь. Семьсот тридцать три дня я прожила словно в каком-то другом, ненормальном, мире и успела усвоить один важный урок: со временем у человека развивается невосприимчивость ко всему странному.

Кому: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

От кого: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

Тема: твой дух-наставник по выживанию в средней школе Вуд-Вэлли

привет, мисс Холмс. мы не знакомы в реале и вряд ли когда-нибудь познакомимся. то есть, может быть, и познакомимся – может быть, я спрошу у тебя время или что-то еще, столь же будничное и скучное, – но мы никогда не узнаем друг друга по-настоящему, в том смысле, который действительно важен… поэтому я буду общаться с тобой только по почте и под покровом анонимности.

ага, я сам в шоке. парень шестнадцати лет только что написал эту чушь: «под покровом анонимности». вот и причина № 1, почему ты никогда не узнаешь мое настоящее имя. я просто не переживу позора.

«под покровом анонимности»? серьезно?

да, я в курсе, что нормальные люди общаются эсэмэсками, но я пока не придумал, как это сделать, чтобы не раскрыть себя.

я наблюдал за тобой в школе. только не думай, что я маньяк. хотя все маньяки пытаются доказать, что они не маньяки. ну, ладно. просто… скажем так: ты меня заинтриговала. как ты, наверное, успела заметить, наша школа – сплошная бесплодная пустошь, рассадник блондинистых Барби и Кенов с пустыми глазами, а в тебе есть что-то такое (и не потому, что ты новенькая, хотя, конечно, и поэтому тоже, мы-то все учимся вместе чуть ли не с первого класса), что-то в твоих движениях, в том, как ты говоришь, и даже не говоришь, а молчишь и наблюдаешь за нами, словно смотришь документалку о жизни диких животных, и это наводит на мысли, что ты не такая, как все остальные придурки в нашей придурочной школе.

я смотрю на тебя, и мне хочется знать, что творится в твоей голове. скажу честно: обычно меня не особенно интересует, что творится в чужих головах. мне хватает своих тараканов.

собственно, я пишу для того, чтобы предложить помощь. жаль тебя огорчать, но средняя школа Вуд-Вэлли – натуральный гадюшник. может быть, с виду все очень прилично и мило: занятия йогой, зоны для чтения и медитаций, кафетерий с приличным кофе… но, как и любая другая средняя школа в Америке (если не хуже), наша СШВВ – зона непрекращающихся военных действий.

поэтому я предлагаю свои услуги в качестве виртуального духа-наставника. задавай мне любые вопросы (кроме вопросов о том, кто я на самом деле), и я постараюсь ответить: с кем можно дружить (список короткий), от кого надо держаться подальше (список длинный), почему не рекомендуется брать в столовке вегетарианские гамбургеры (долгая история с участием эякулята, которую тебе лучше не знать), как получить «пять» на уроках миссис Стюарт, почему не стоит садиться за одну парту с Кеном Абернати (метеоризм). кстати, будь осторожнее на физре. мистер Шаклмен заставляет красивых девчонок бегать дополнительные круги, чтобы поглазеть на их задницы.

думаю, для начала достаточно.

добро пожаловать в джунгли.

искренне ваш, Кто-то Никто

Кому: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

От кого: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

Тема: Замысловатый розыгрыш?

КН, это правда? Или ты хочешь меня разыграть, как в тупой романтической комедии? Найдешь ко мне хитрый подход, чтобы я вся размякла, рассказала тебе о своих тайных мыслях/страхах, а потом – БАЦ – запостишь нашу доверительную переписку на «Тамблере», чтобы я стала посмешищем для всей школы? Если так, то веселья не будет. У меня черный пояс по карате. Я могу за себя постоять.

Если это не шутка, тогда спасибо за предложение. Но я все-таки откажусь. Я хочу стать журналистом. Буду заранее привыкать к зонам военных действий. И потом, я из Чикаго. С СШВВ я уж как-нибудь справлюсь.

Кому: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

От кого: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

Тема: не замысловатый и вовсе не розыгрыш

это не розыгрыш, честное слово. и я не смотрю романтические комедии. да, я дремучий, не спорю. надеюсь, после такого признания ты не перестанешь меня уважать.

кстати, журналист – вымирающая профессия. может, стоит задуматься о карьере военного блогера?

Кому: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

От кого: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

Тема: Спам на целевую аудиторию?

Очень смешно. Погоди, кто-то действительно поливает вегетарианские бургеры спермой?

Кому: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

От кого: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

Тема: вы, Джесси Холмс, выиграли 100 000 000 долларов от нигерийского принца.

не просто спермой, а потной лакроссной спермой.

я бы еще посоветовал воздержаться от мясного рулета, на всякий случай. на самом деле, вообще не ешь в нашей столовке. а то подхватишь сальмонеллез.

Кому: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

От кого: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

Тема: Уже высылаю банковские реквизиты

кто ты?

Кому: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

От кого: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

Тема: а также копию свидетельства о рождении и водительских прав

нет. даже и не пытайся.

Кому: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

От кого: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

Тема: Вам, разумеется, нужен номер моего социального страхования?

Ладно. Но хотя бы ответь, что у тебя с прописными буквами? Клавиша «Shift» не работает?

Кому: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

От кого: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

Тема: а также ваш рост и вес

неизлечимая лень.

Кому: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

От кого: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

Тема: Переходим на личности?

Ленивый и красноречивый. Интересное сочетание. Но при этом не ленишься набирать имена собственные с прописной буквы?

Кому: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

От кого: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

Тема: и девичью фамилию матери

я же не полный филистер.

Кому: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

От кого: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

Тема: Ленивый, красноречивый И любопытный

Не каждый шестнадцатилетний парень знает слово «филистер».

Кому: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

От кого: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

Тема: ленивый, красноречивый, любопытный… и, что характерно, красивый

это не единственное достоинство… уф. очень вовремя удержался, чтобы не выдать банальную шутку. это все из-за тебя. потерял бдительность, чуть не поддался на провокацию.

Кому: Кто-то Никто (somebodynobo@gmail.com)

От кого: Джесси А. Холмс (jesster567@gmail.com)

Тема: Ленивый, красноречивый, любопытный, красивый… и скромный

…сказал епископ актрисе.

Теперь вам понятно, почему я люблю электронную почту. Я никогда не сказала бы что-то подобное в личной беседе. Дерзкое. Вызывающее. С явным намеком. Как будто я из тех бойких девчонок, которые запросто отпускают такие шутки. Из тех девчонок, которые не робеют перед мальчишками и умеют заигрывать, этак картинно тряхнуть волосами, посмотреть со значением и, уж если на то пошло, знают толк и в поцелуях, и во всем остальном. (Просто для сведения: я умею целоваться. Не утверждаю, что я в этом деле великий мастер, золотой олимпийской медали мне точно не светит, но я уверена, что целуюсь неплохо. У меня есть с чем сравнить. Все познается в сравнении, да. Адам Кравиц. Девятый класс. Он: весь слюнявый и возбужденный; ритмичные движения языка, как будто зомби пытается съесть мою голову. Я: очень даже не прочь поучаствовать; в итоге – трехдневное раздражение на коже лица.)

Электронная почта дает тебе время собраться с мыслями. В реальной жизни я постоянно проигрываю в голове уже состоявшиеся разговоры, задним числом редактирую свои реплики, оттачиваю умение вести шутливую, непринужденную беседу – умение, с которым, похоже, рождаются все остальные девчонки. Разумеется, это напрасная трата времени, потому что от запоздалых удачных мыслей ничего не изменится. В диаграмме Венна, представляющей мою жизнь, окружности моей реальной и воображаемой личности не пересекаются никогда. Однако в письмах и эсэмэсках мне даются добавочные секунды, чтобы явить миру улучшенную, отредактированную версию себя. Предстать совершенно другим человеком – девушкой в блистательном пересечении.

Надо быть осторожнее. Иногда не спасают и дополнительные секунды. Сказал епископ актрисе. Тяжелый случай. Фразочка, подходящая для какого-нибудь старого пошляка или разбитной девицы. На меня это совсем не похоже. И, самое главное, я не знаю, кому пишу. Вряд ли этот КН – добрый самаритянин, пожалевший новенькую, которую все старательно не замечают. Или, того лучше, тайный воздыхатель. Потому что, конечно же, это была моя первая мысль. Мысль человека, испорченного запойным просмотром многочисленных романтических комедий и чтением книг, очень далеких от правды жизни. Как вы думаете, почему я целовалась с Адамом Кравицем? Дома, в Чикаго, мы были соседями. Получилась бы очень красивая история: девушка вдруг понимает, что ее настоящая любовь все время была рядом с ней. Естественно, мой сосед оказался слюнявым зомби. Ну да ладно. Живи и учись.

Наверняка КН – чья-то жестокая шутка. Может быть, это и вовсе не он, а она. Какая-нибудь зловредная девица, выбравшая себе легкую жертву. Потому что, скажем честно: я легкая жертва. Я слабая, может быть, даже жалкая. Я соврала. У меня нет черного пояса по карате. Я нисколечко не крутая. Еще месяц назад я считала себя крутой. Правда считала. Думала, я хорошо принимаю удары судьбы. Хотя иногда у меня было такое чувство, будто меня расплющивает в лепешку. Единственный повод для гордости – никто никогда не видел, как я реву. А потом мы переехали в это странное место, Вуд-Вэлли, которое вроде бы и Лос-Анджелес, и не совсем Лос-Анджелес, и я перешла в новую школу, потому что мой папа женился на состоятельной женщине, от которой пахнет миндалем, и пакет сока здесь стоит двенадцать долларов, и я даже не знаю… Теперь я вообще ничего не знаю.

Я в полной растерянности, мне плохо и одиноко. Свои старшие классы я буду вспоминать с содроганием. Как страшный сон. Мама однажды сказала, что все люди делятся на две категории: одни вспоминают старшие классы с теплотой и любовью, а другие, окончив школу, еще лет десять приходят в себя. То, что нас не убивает, делает нас сильнее, сказала она.

Но ее что-то убило, и я не стала сильнее. Так что, наверное, есть еще третья категория людей: те, кто вообще никогда не оправится от старшей школы.

Глава 2

Существуют вопросы, на которые не ответит даже всезнающий «Гугл», например: кто такой КН? Прошла неделя с тех пор, как я получила первое таинственное письмо, и я по-прежнему не имею понятия, кто его автор. Я же предпочитаю знать, что со мной происходит. И желательно знать заранее, чтобы успеть подготовиться. Остается одно: выступить в роли Шерлока Холмса.

Начнем с Дня № 1, кошмарного первого дня в новой школе. Это был совершенно поганый день, но справедливости ради замечу, что после маминой смерти хороших дней не может быть вообще. Потому что с тех пор, как она умерла, ее не стало уже навсегда. Конец связи. Полная безысходность. Время не лечит, вопреки заверениям, второпях нацарапанным в открытках с соболезнованиями от дальних родственников. Видимо, в тот первый день был какой-то момент, когда от меня исходили настолько явные жалобные сигналы «помогите мне кто-нибудь», что КН и вправду меня заметил. Какой-то момент, когда у меня на лице отразилась: Это не жизнь, а кошмар.

Но вычленить его будет очень непросто, ведь день оказался богат на конфузы – прямо кладезь неловких моментов. Есть из чего выбирать. Для начала я опоздала. По вине Тео. Тео – мой сводный брат, сын папиной новой жены – тоже учится в одиннадцатом классе в СШВВ и не видит меня в упор. Словно меня вообще не существует. Я почему-то решила, что раз мы живем в одном доме и учимся в одной школе, то будем ездить на занятия вместе. Ага, как же. Оказалось, мой братец Тео носит футболку с надписью «СОХРАНИМ ПРИРОДУ – СОХРАНИМ СЕБЯ» просто для выпендрежа, и ему не приходится забивать свою красивую голову всякими пустяками, вроде где достать денег на бензин. Его мама – директор крупной кинопродюсерской фирмы, и в их доме (да, я сейчас здесь живу, но это никоим образом не мой дом) есть своя собственная библиотека. Только в этой библиотеке не книги, а фильмы, потому что – Лос-Анджелес. В общем, мне пришлось ехать в школу самой, и я совершенно запуталась в сумасшедшем уличном движении.

Когда я наконец добралась до школы Вуд-Вэлли – проехала через устрашающие кованые ворота и отыскала место на стоянке, – секретарша направила меня к группе ребят, расположившихся на лужайке перед зданием школы. Они сидели кружком на траве, словно в каком-нибудь христианском лагере. Тут же валялись гитары в чехлах. Приди, Господь, и все такое. Да, наверное, в Лос-Анджелесе это обычное дело – уроки на улице, на невероятно зеленых сентябрьских лужайках под цветущими деревьями. Я успела спариться в своих черных джинсах, жутко распсиховалась после поездки по незнакомому городу и никак не могла успокоиться. К тому же я волновалась. Все-таки первый день в новой школе. Все остальные девчонки пришли в легких платьях на тонких бретельках, сползающих с тонких плеч.

Вот очередное отличие Лос-Анджелеса от Чикаго: здесь все девчонки худющие и полуголые.

Урок шел полным ходом, и мне было неловко стоять в сторонке, не решаясь войти в круг. Насколько я поняла, они по очереди рассказывали о том, как провели летние каникулы. Выступали по часовой стрелке. В конце концов я уселась за спинами двух высоких парней, понадеявшись, что их очередь уже прошла, а до меня, может быть, и не дойдет.

Конечно, я просчиталась.

– Всем привет, я Калеб, – сказал сидевший прямо передо мной парень таким уверенным тоном, словно не сомневался, что все уже знают, кто он такой. Мне понравился его голос: в нем звучала спокойная уверенность в себе, которой так не хватало мне. – Летом я ездил в Танзанию, и это было волшебно. Сначала мы всей семьей поднялись на Килиманджаро, и у меня ноги гудели еще неделю. А потом я отправился волонтером на строительство школы в какой-то глухой деревне. В общем, принес пользу обществу. В целом это было отличное лето, но я рад, что вернулся домой. Очень скучал по мексиканской еде.

Когда он закончил, я зааплодировала – он поднимался на Килиманджаро и строил школу, конечно, он заслужил аплодисменты, – но перестала, как только сообразила, что, кроме меня, больше никто не хлопал. Калеб был в простой серой футболке и стильных дизайнерских джинсах. Симпатичный, очень симпатичный. Не красивый, как бог, но весьма привлекательный. Как раз такой, как мне нравится. Именно с таким парнем я когда-нибудь буду встречаться. Может быть, вероятно. Ладно, если по правде, то нет. Для меня он все-таки слишком шикарный. Но мечтать никто не запрещает.

Следующим заговорил длинноволосый парень, сидевший рядом с Калебом. Он тоже был симпатичный, не хуже Калеба.

Хм… Может, все не так плохо, и мне здесь понравится. В отличие от реальной, у меня очень насыщенная придуманная жизнь.

– Как вам известно, я Лиам. В июле я проходил стажировку в «Гугле», в Сан-Франциско. Было круто. Стоило съездить ради одной их столовки. А в августе я путешествовал дикарем по Индии.

Тоже очень красивый голос. Мелодичный, певучий.

– Дикарем, значит. Ну-ну, – сказал Калеб, парень с Килиманджаро в серой футболке, и все остальные, включая учителя, рассмеялись. Все, кроме меня, потому что я, как всегда, тормознула. Меня поразило, что школьника взяли на стажировку в «Гугле», и я поняла, что можно уже распрощаться с мечтой поступить в колледж – при таких конкурентах мне точно ничего не светит. И да, я украдкой рассматривала их обоих, пытаясь понять, что эти двое собой представляют. Калеб, несмотря на восхождение на Килиманджаро, явно был из мажоров, а Лиам – этакий крутой хипстер. Интересная парочка.

– Ладно, не дикарем. Родители отпустили меня при условии, что я буду селиться в приличных отелях, потому что там антисанитария, дизентерия и все дела. Но я все равно получил представление об индийской культуре и собрал материал для вступительного сочинения, для чего, собственно, все это и затевалось, – сказал Лиам, и когда он закончил, мне уже хватило ума не захлопать в ладоши.

– А вы? Как вас зовут? – спросил учитель, как потом выяснилось, тот самый мистер Шаклмен, о котором меня предупреждал КН: физрук, любящий поглазеть на красивые задницы старшеклассниц. – Я вас не помню по прошлому году.

Не знаю, зачем ему было обращать на меня внимание всего класса, но ничего, как-нибудь переживем, уговаривала я себя. Обычное дело на первом уроке в начале учебного года: «Как я провел лето». Совершенно не повод рукам трястись, а сердцу бешено биться, словно на ранней стадии инфаркта. Я знаю симптомы. Я видела документалки о первой помощи. Все уставились на меня, включая Калеба и Лиама. Эти двое смотрели то ли с удивлением, то ли с сомнением. Или, может быть, с интересом. Я так и не поняла.

– Э… привет. Я Джесси. Новенькая в этой школе. Этим летом у меня не произошло ничего интересного. То есть… мы переехали сюда из Чикаго, а до этого я работала… э… в «Смузи-Кинге» в торговом центре.

Все повели себя прилично, никто не рассмеялся вслух, но я все поняла по их взглядам. Они выражали откровенную жалость. Они строили школы, ездили за границу и стажировались в компаниях с миллиардным оборотом. А я все каникулы провела за прилавком, смешивая фруктовые коктейли с кукурузным сиропом.

Уже задним числом я поняла, что надо было соврать и сказать, что я работала волонтером в приюте для сирот-инвалидов на Мадагаскаре. Никто бы и не заподозрил обман. И аплодировать тоже не стал бы, как я понимаю.

– Погодите. Я не вижу вас в списке, – произнес мистер Шаклмен. – Вы в выпускном классе?

– Э… нет. – Я почувствовала, как у меня по виску течет тонкая струйка пота. Быстро прикинула в уме, как лучше сделать: стереть пот или оставить как есть? Что привлечет больше внимания к тому прискорбному факту, что мои поры сочатся избыточной жидкостью? Я стерла пот.

– Не тот класс, – сказал мистер Шаклмен. – Я вроде бы не похож на миссис Маррей, правда?

Теперь все рассмеялись, хотя шутка была так себе. Двадцать пять лиц опять повернулись ко мне, двадцать пять пар глаз оценивающе прищурились.

– Ваш класс там. – Мистер Шаклмен указал на главное здание, и мне пришлось встать и уйти, и весь класс (включая учителя и обоих парней мечты, Калеба и Лиама) смотрел на мою удалявшуюся задницу.

И только потом, разыскав свой класс и повторив рассказ «Что я делала этим летом» перед другими ребятами – второй раз выдавив из себя «Смузи-Кинг» в присутствии новой, но не менее потрясенной аудитории, – я поняла, что к моим джинсам на заднице прилип изрядный пучок травы.

Итак, сколько людей ощутили мое отчаяние в тот первый день? По примерным подсчетам, полсотни. Причем я считаю по минимуму, чтобы и вправду не впасть в отчаяние.

На самом деле КН может быть кем угодно.

Сегодня, спустя четырнадцать дней, я стою в школьной столовой со своим глупым бумажным пакетом с сэндвичем, осматриваю эту новую территорию – где все сияющее и дорогое (ученики приезжают в школу на настоящих «БМВ», а не стареньких «Фордах Фокусах» с купленным на «Чбей» значком «БМВ»), – и не знаю, что делать. Я столкнулась с проблемой, с которой сталкиваются все новенькие в любой школе: мне не с кем сесть.

Не стоит и думать о том, чтобы сесть рядом с Тео, моим новоиспеченным сводным братцем, который так нарочито меня не заметил еще в первый день, когда я сказала ему «привет» в школьном коридоре, что я теперь опасаюсь даже смотреть в его сторону. Он везде ходит с девчонкой по имени Эшби (да, это ее настоящее имя), похожей на супермодель на подиуме: театральный готический макияж, неудобная на вид дизайнерская одежда, бледная кожа, розовые волосы, торчащие во все стороны. Тео пользуется популярностью в этой школе. Когда он идет по коридору, все спешат с ним поздороваться, ударив кулаком о кулак, как здесь принято. Мне это странно, потому что в Чикаго его бы давно зачморили. Не потому, что он гей – мои одноклассники в школе Рузвельта не были гомофобами, по крайней мере не явными, – а потому, что он слишком яркий. Чересчур эпатажный. Во всем, что он делает, ощущается некая театральность, но не тогда, когда речь идет обо мне.

Вчера вечером я столкнулась с ним на кухне, и он – без шуток – был в шелковом смокинге, как манекенщик в рекламе одеколона. Да, мои щеки покрывал гутой слой крема от прыщей, и от меня ощутимо несло маслом чайного дерева – в общем, мне посчастливилось предстать перед Тео этаким смехотворным прыщавым подростком в наиболее карикатурном его проявлении. Но я все-таки потрудилась проявить вежливость и сделать вид, будто нет ничего странного в том, что наши жизни внезапно объединились без нашего ведома и согласия. Я вполне дружелюбно пожелала ему доброй ночи, потому что не видела смысла быть грубой. Все равно наши родители из-за этого не разведутся. В ответ Тео лишь хмыкнул, этак небрежно и элегантно, с явным подтекстом: Убирайтесь из моего дома, вы оба. И ты, и твой папа – искатель богатых невест.

В чем-то он прав. То есть мой папа женился на его маме вовсе не из-за денег. Но нам действительно надо уехать. Собрать чемоданы и прямо сегодня вернуться в Чикаго, хотя это уже невозможно. Наш дом продан. В моей спальне теперь поселилась какая-то семилетняя малявка с обширной коллекцией кукол. Нашего старого дома теперь как бы нет вовсе, как и всей прежней жизни.

Я подумала, что могла бы тихонько съесть свой унылый сэндвич с джемом и арахисовым маслом в библиотеке, но там висит строгое объявление, что с едой вход запрещен. Очень жаль, потому что библиотека здесь великолепная. Пожалуй, это единственное, что мне нравится в новой школе. (В нашей школе Рузвельта в Чикаго библиотеки как таковой нет. Есть закуток, где стоит книжный шкаф, только книги никто не берет. Старшеклассники ходят туда целоваться. Но опять же школа Рузвельта – самая обыкновенная, государственная. А СШВВ – частная школа, причем дорогая; мое обучение здесь оплатила папина новая жена.) В школьной рекламной брошюрке написано, что библиотека подарена каким-то киношным магнатом, чья фамилия у всех на слуху. И мебель здесь необычная – как в тех модных журналах о дизайне, которые папина новая жена стратегически разложила по всему дому. «Оформительская порнография», – называет она их с нервным смешком, сразу дающим понять, что разговаривает со мной она исключительно по обязанности.

Мне не хотелось идти со своим сэндвичем в туалет: в книгах и фильмах в туалете обедают самые жалкие и зачморенные ученики, да и вообще это как-то противно. Лужайку за школой захватили курильщики, но мои легкие мне дороже фальшивой дружбы. Остается кафетерий. Я бы, наверное, только там и обедала, если бы не идиотское название. «Кофеюшечка». Почему кофеюшечка? Кто, вообще, изобретает такие названия? Пока я размышляю и торможу, два мягких кресла в крошечном кафетерии всегда успевают занять другие. Вот и сейчас… В одном кресле сидит странный парень, который изо дня в день ходит в одной и той же старой футболке с Бэтменом и облегающих черных джинсах и читает толстенные книги. (Он их правда читает? Или они нужны для показухи? Кто в здравом уме будет по собственной воле читать Сартра?) Во втором кресле сидят две хохочущие девчонки и откровенно заигрывают с Бэтменом, чье настоящее имя – Итан. Я это знаю, потому что мы вместе ходим на литературу и классные часы. (В тот первый день я узнала, что этим летом он работал волонтером в музыкальном лагере для детей-аутистов. Уж точно не смешивал фруктовые коктейли для посетителей торгового центра. Что хорошо: он единственный не посмотрел на меня с откровенной жалостью, когда я рассказала о своих увлекательных летних каникулах со смузи, но, с другой стороны, он вообще на меня не смотрел.)

Бэтмен не проявляет интереса к девчонкам, несмотря на все их усилия. Он делает все, что положено по этикету – целует и одну, и другую в обе щеки, – но как-то нехотя, через силу, не глядя в глаза. (Похоже, в этой пафосной школе принято обниматься при встрече и чмокать друг друга в щечку, словно мы двадцатилетние парижане, а не американцы шестнадцати лет, которые все еще чувствуют себя неловко в подобных делах.) Мне непонятно, почему они не оставят его в покое, ведь человек явно не проявляет желания общаться. Но они тормошат его и тормошат, обе такие радостные и задорные, словно старшие классы – сплошное веселье! Неужели нужно повторять дважды? Для большинства из нас старшие классы отнюдь не веселье; для большинства из нас они прямо противоположны веселью.

Речь этих девчонок – сплошные восклицательные знаки и превосходные степени: Итан, ты такой смешной! Самый смешной! Честное слово!

– Пойдем прогуляемся, Ит. Тебе нужно подышать воздухом, – говорит одна из девчонок, блондинка, и ерошит ему волосы, словно он непослушный маленький мальчик. Подростковые заигрывания в Лос-Анджелесе не отличаются от чикагских, хотя я бы сказала, что здешние девчонки ведут себя более шумно, как будто считают, что существует прямая зависимость между тоном голоса и мужским вниманием.

– Не сегодня, – вежливо, но твердо отвечает Бэтмен. У него темные волосы и голубые глаза. Симпатичный, если вам нравятся парни, у которых на лице написано: Идите все к черту. Я понимаю, почему эта девчонка взъерошила ему волосы. Они густые, красивые, соблазнительные.

Но в нем самом ощущается злость. Или грусть. Или и то и другое вместе. Как будто он тоже считает дни, когда закончится школа, и не желает даже притворяться, что ему здесь нравится.

Если уж мы об этом заговорили, остается 639 дней, включая выходные. Даже мне удается изображать человека, довольного жизнью. Почти всегда удается.

У меня не было случая хорошенько его рассмотреть, так чтобы никто не заметил, что я на него таращусь, но я почти уверена, что у Бэтмена есть ямочка на подбородке, и, кажется, он подводит глаза черным карандашом. Хотя, может быть, это не карандаш, а просто темные круги под глазами. У него всегда очень усталый вид, как будто он хронически не высыпается.

– Не хочешь, не надо, – блондинка старательно делает вид, что ее не обидел его отказ, хотя она явно задета. Поджав губы, она плюхается на колени к своей подруге, тоже блондинке, сидящей в кресле напротив. Они так похожи, что поначалу я принимаю их за близняшек. Первая блондинка прижимается ко второй, типа, им больше никто не нужен. Знакомые игры.

Я прохожу мимо, стараясь быстрее добраться до скамейки прямо за дверью. Одинокое место для одинокой унылой трапезы, но зато можно не переживать, что я опять сделаю что-то не то на глазах у почтеннейшей публики.

– Чего уставилась? – рявкает на меня первая блондинка.

Вот они, первые за две недели слова, с которыми ко мне по собственной воле обратился кто-то из учеников средней школы Вуд-Вэлли: Чего уставилась?

Добро пожаловать в джунгли, думаю я. Добро… пожаловать… в… джунгли…

12 3 4 След.

Три правды о себе

***

***

Глава 1

Глава 2

С этой книгой читают