Отзывы на книгу «Сильмариллион», страница 2, 66 отзывов

Отнести «Сильмариллион» к какому-то конкретному литературному жанру не так-то просто. В сущности, это хроника истории вымышленного мира, которой несколькими движениями пера придали вид художественного произведения. В результате получилось что-то вроде сборника лора в художественной форме, но уж точно не роман, не повесть и не эпопея.

Вообще, Толкиен — это человек с богатейшей фантазией, почти всю жизнь продолжавший сочинять всё новые истории и добавлять в свой мир всё новые элементы, учёный с таким багажом знаний, который вызывает уже даже не уважение, а восхищение, но… литератор он при этом всего лишь неплохой. Увлёкшись сочинением глобальной истории Арды, прописанной на сотни и тысячи лет, он потерял в качестве локальных историй, то есть своих конкретных произведений. Чаще всего он их даже не заканчивал — и «Детей Хурина», и «Падение Гондолина», и сам «Сильмариллион» пришлось редактировать и едва ли не дописывать его сыну Кристоферу. В результате этой вечной незаконченности исследователям творчества и поклонникам нередко приходится выискивать недостающие факты и характеристики персонажей в личной переписке автора с друзьями и коллегами. Вот так и получается, что лучшей книгой Толкиена оказывается маленький и именно поэтому тщательно и с любовью написанный «Хоббит».

Говорят, что характерная черта творчества Толкиена — это явное противопоставление добра и зла, света и тьмы без оттенков серого. Говорят даже, что во вселенной Арды разграничение добра и зла наиболее чёткое из всех фантастических вселенных. Это не совсем так. Да, абсолютное зло, в лице Моргота и Саурона, в его книгах есть. А вот с добром не всё так просто.

Валары, стоящие во главе сил Света, на долгое время оставляют Белерианд и Средиземье во власти Моргота, самоустранившись от борьбы со злом и отгородившись от него высокими горами. Да, можно понять их безразличие к судьбе мятежных нолдоров, но от войн с Морготом страдали и тэлери-синдары, и люди, которые перед правителями Валинора ничем не провинились. Фактически, из Стихий только Улмо хоть как-то участвовал в жизни Средиземья. Пошевелиться валаров заставило только появление Эарендила, который с Сильмариллом за пазухой смог прорваться сквозь все магические заслоны.

Эльфы, казалось бы, стоят на светлой стороне, но что творили ушедшие из Валинора нолдоры? Резня в Альквалондэ, убийство Диора и второе разорение Дориата… Правда, практически за всеми тёмными делами нолдоров так или иначе стоят Феанор и его сыновья. Дома Финголфина и Финарфина на фоне старшего сына Финвэ и его необузданных потомков выглядят намного привлекательнее.

Как ни странно, я не вижу в творчестве Толкиена действительно большого количества заимствований из христианства, о которых так часто говорят. Возможно, дело в том, что я вырос в этой культуре, и многие вещи, заметные человеку со стороны, мне кажутся сами собой разумеющимися. Если изучать христианство целенаправленно, найти точки соприкосновения будет легче — но диплома по теологии или хотя бы по религиоведению в моей коллекции не завалялось. На первый взгляд заметно разве то, что в исходе нолдоров из Валинора переплетаются мотивы изгнания Адама и Евы из рая (с точки зрения валаров) и исхода евреев из Египта (с точки зрения Феанора и его последователей). Конечно, Мелькор — это явный аналог Сатаны, а в отправке в Средиземье Гэндальфа и его коллег-истари можно найти аналогию с отправкой в мир ангелов; есть и общие моменты в философии — в первую очередь, в существовании абсолютного Добра (в лице творца Илуватара, валаров и их помощников-майаров) и абсолютного Зла (в лице Моргота, Саурона и их прислужников). Однако в целом Толкиен всё же писал собственную историю с некоторыми заимствованиями, а не пересказывал Библию. Кстати, и явные отличия от христианской концепции тоже есть — в мире Толкиена материальный мир создаётся божеством не в одиночку, а совместно с ранее сотворёнными ангелами-айнурами. Сотворив мир, Илуватар фактически отстраняется от его судьбы, отдав его валарам и заняв, по сути, позицию великого часовщика из воззрений деистов — после этого он вмешивался в ход истории Арды только несколько раз, одним из которых стало уничтожение Нуменора.

Можно заметить заимствования не только из христианства, но и из других мифологий. Например, история Маэдроса, старшего сына Феанора, которого Моргот приковал к утёсам Тангородрима, явно вдохновлена мифом о Прометее. Орёл, правда, в истории Маэдроса отсутствует — да и вообще орлы в мире Толкиена стоят на светлой стороне. Влечение Маэглина к Идриль Келебриндал перекликается с мифом о сыновьях и дочерях Эола — здесь общий не только мотив инцеста, но даже имена персонажей — отца Маэглина зовут Эолом, так же, как и древнегреческого повелителя ветров.

Сильнее всего в мире Толкиена меня удивляет то, что свет и добро в нём связаны с Западом, а тьма и зло — с Востоком, что традиционным христианским (и не только) ассоциациям как раз противоречит. Да и солнце, как-никак, восходит на востоке. Возможно, эта идея Толкиена связана с географическим положением Британии, которую вполне можно рассматривать как прообраз Валинора: отделённая от Европы и Азии водами Ла-Манша, она жила в относительном спокойствии, пока на континенте бушевали нескончаемые войны. В свою очередь, зло в Мордоре легко ассоциируется с гуннами, половцами, монголами и османами, набеги которых нарушали спокойствие европейской цивилизации, а возможность вторжения создавала угрозу самому её существованию. В этом контексте Гондор в эпоху упадка напоминает Византию, которая, как известно, противостояния с османами не выдержала.

Характерная черта генезиса у Толкиена — это творение через музыку. Сам материальный мир создаётся совместной песнью Илуватара и айнуров, а Йаванна через песню взращивает Древа Валинора. Видимо, в этом внутренняя причина повышенной музыкальности эльфов и прочих жителей Арды (внешняя причина — это прекрасное знакомство академического филолога Толкиена с песенной традицией европейского Средневековья вообще и германских саг в частности). Фингон Отважный, отправляясь на тайную спецоперацию по вызволению Маэдроса из плена, берёт с собой… арфу. Песня валинорских времён, сложенная до исхода нолдоров и знакомая обоим кузенам, стала своеобразным музыкальным паролем, на который и откликнулся Маэдрос. В песнях воплощается и магический поединок Финрода Фелагунда с Сауроном.

А ещё, как выясняется, эльдары очень эмоциональны и обожают рыдать по любому поводу. Кроме, конечно, тех поводов, по которым можно дать страшную клятву, призывая в свидетели Илуватара, валаров, майаров, верные мечи, волосы Галадриэли и вон тот поэтичный раскидистый дуб, из-за которого осторожно выглядывает князь Андрей Болконский.

Бессмертие эльфов, конечно, давало им важное преимущество перед людьми — они могли позволить себе четыреста лет поддерживать осаду Ангбанда, обеспечив на это время относительную безопасность своим землям. И Тургон мог спокойно строить Гондолин целых пятьдесят два года. Смертные люди такой роскоши себе позволить не могли.

Нередко говорят, что географических названий в книгах Толкиена едва ли не больше, чем сюжета. Это и правда так. У меня это отторжения не вызвало — мне нравится проработанность мира, пусть даже его художественное воплощение получилось небезупречным (в рецензии на «Властелин Колец» я уже говорил об архетипичности героев и неразвитости их характеров).

После чтения «Сильмариллиона» проясняются многие вещи из «Властелина Колец», которые в тексте самой трилогии даны только обрывочно, намёками. Например, проявляется очень древняя и славная история меча, найденного Гэндальфом в пещере троллей — когда-то он принадлежал Тургону, эльфийскому королю Гондолина. Становится ясно не только то, что Галадриэль прожила неимоверно долгую жизнь, за которую обрела мудрость многих веков, но и то, что она очень знатна — она внучка первого вождя нолдоров Финвэ и племянница Феанора. Теперь понятно, почему герои «Властелина Колец» относились к ней с таким почтением — так, что её муж Келеборн выглядел явно вторичной по отношению к ней фигурой. «Сильмариллион» проясняет и то, почему слуги Тьмы побаивались воды (вспомним, как Глорфиндел, Элронд и Гэндальф остановили назгулов у брода по дороге в Ривенделл). Валар Улмо, местный аналог Посейдона, Моргота и его тварей на дух не переносил — и в воде они сталкивались с враждебной им светлой магией. Любопытно, что энты появились по воле Йаванны для защиты деревьев от гномов, созданных её мужем Ауле. Похоже, что орки привыкли жить в пещерах и подгорных туннелях, вдали от дневного света, потому, что они создавались в Ангбанде, второй подземной крепости Моргота в Средиземье.

Феанор, конечно, безумен. Вообще. Напрочь. На всю голову. Говорят, что главный двигатель сюжета «Песни Льда и Пламени» — это тупость Неда Старка, в том числе уже после его смерти; главный двигатель сюжета «Сильмариллиона» — это страшная гордыня Феанора и данная им и его сыновьями клятва — даже после смерти самого Феанора и большинства его сыновей. Ослеплённый гордостью, он самонадеянно стремится к единоборству с Морготом, не желая искать союзников и выстраивать отношения с ними. Переправившись в Средиземье, вместо того, чтобы отправить корабли за Финголфином, он приказывает сжечь их, тем самым обрекая на лишения, страдания и возможную смерть не только своего брата, но и большую часть войска нолдоров. И это притом, что войско Финголфина только что помогло ему захватить эти самые корабли в братоубийственном сражении с тэлери. Умирая после стычки с балрогами и понимая, что одолеть Моргота эльфы не смогут никогда, Феанор всё равно призывает своих сыновей держать данную им клятву — вопреки всему, и в первую очередь — вопреки здравому смыслу. Безусловно, Феанор — величайший из эльфов Арды, но все его поступки несли лишь зло тем, кто был с ним рядом. Неудивительно, что после его смерти нолдоры фактически перешли к лествичной системе престолонаследия, причём потомки Феанора из этой системы исключались: Маэдрос (который, как видно, был намного разумнее своего отца) и его братья отказались от верховной власти и передали её своему дяде Финголфину, в роду которого корона нолдоров и осталась.

Иронично, что, призывая нолдоров к мятежу против валаров и исходу из Валинора, Феанор не может найти других образов и обращается к валарам же — он призывает эльфов идти дальше, чем Оромэ и терпеть дольше, чем Тулкас. Через много лет история повторилась, хоть и несколько иначе — гордыня нуменорцев уподобилась гордыне нолдоров, и мятеж нуменорского короля против валаров привёл к изменению мира.

Конечно, исход нолдоров из Валинора объясняется в первую очередь буйным характером Феанора, что отправился в погоню за Морготом вопреки воле валаров, но… что стало бы с синдарами Белерианда под властью Моргота, чьё могущество постоянно росло, если бы к ним не пришли их могучие родичи? Вряд ли синдары могли бы что-то противопоставить ордам орков, балрогам и драконам — может, они победили бы в нескольких боях, но не в войне.

Не слишком симпатичен и Тингол, он же Эльвэ Синголло, король Дориата и синдаров Белерианда. Осторожный и расчётливый правитель, он в то же время неимоверно высокомерен, и может быть попросту жадным. Женившись на майа Мелиан, ангеле в материальном теле, стоявшей неизмеримо выше эльфов, он не пожелал и слышать о любви человека Берена к своей дочери Лютиэн. Его желание получить один из Сильмариллов стало причиной гибели его королевства, его внука и правнуков, погибших от мечей нолдоров — неужели он забыл, что сыновей Феанора связывает клятва ненавидеть и сражаться против любого, кто завладеет сокровищем их отца?

История любви Берена и Лютиэн, в которой отчаяние переплетено с самоотречением, действительно красива. Полюбив девушку, стоящую от него едва ли не дальше, чем небо от земли, Берен не имел ни единого шанса на успех — ни единого, кроме её взаимности и ответного чувства. Лютиэн, эльфийка по отцу и майа по матери, ради любви к смертному отказалась от своего бессмертия. И наследие у этой пары было более, чем впечатляющее — Эльвинг, Элронд и все короли Нуменора, а через них — Арагорн и Арвен, которые повторили судьбу своих предков.