Читать книгу: «Идеальная деревня», страница 3

4. Вивасия – раньше

В те первые месяцы брака Вивасия думала о Келли, жившей через два дома от нее.

Келли не стала бы мириться с отсутствием мужа по ночам.

В один из своих редких выходных Вивасия постучалась в дверь к подруге.

– Еще спит, – сказала Джеки, мать Келли, ткнув большим пальцем в сторону лестницы.

От одного вида Келли, лежащей в постели с головой под одеялом в комнате, пропахшей травкой и водкой, Вивасии стало веселее. Келли – это Келли, она никогда не изменится.

– Мне нужен твой совет, – объявила Вивасия, когда взлохмаченная голова подруги высунулась наружу.

– Уфф… – Келли провела рукой по лицу. – Черт, сколько времени?

– Полдень! – воскликнула Вивасия. – Давай поднимайся!

Дожидаясь, пока Келли оденется, Вивасия размышляла, почему ей легко командовать подругой, а с мужем разговаривать в таком тоне она не смеет.

– Мы в тупике, – сказала Вивасия, когда они гуляли по пустырям, которые формально считались их садами.

– Уже? – Келли зажгла сигарету и выпустила колечки дыма в теплый майский воздух.

– Я… я думаю, может, меня недостаточно. – Вот, она сказала это.

Впервые позволила себе произнести вслух слова, которые трудно говорить даже про себя.

Келли изучала ее, глядя сквозь смог красного «Мальборо».

– Как секс? – спросила она.

Вивасия пожала плечами:

– Хорошо.

– Для тебя или для него?

Вивасия покраснела:

– Для меня.

– Врешь. – Келли откинулась на траву. Тяжелый рокот выхлопных газов от проплывавшей по улице флотилии гладких черных машин раскатом грома пронесся по улице. – Я думаю, Чарльз хочет быть одним из этих мужиков.

– Каких мужиков?

– А тех, которые таскаются туда каждый день. – Келли махнула рукой в сторону поля для гольфа. – Дома – прекрасные жены, двое-четверо детей и так далее и тому подобное. Статус. – Она сделала упор на последнее слово. – Он хочет быть значительным. Чтобы на него смотрели снизу вверх.

Вивасия удивилась: откуда Келли знает, к чему стремится Чарльз? Общались они мало. Чарльз и Келли – два самых важных человека в ее жизни – от души ненавидели друг друга.

Она подумала об одиночестве дома. О том печальном факте, что Стефани и Кей всегда чем-то заняты. Стефани – в своей студии, Кей по вечерам рысцой бегает играть в бридж или отправляется на пешие прогулки с пожилыми обитателями поселка. Келли за одну ночь вне дома успевала получить все радости жизни. Чарльз крутился, мухлевал, сплетничал…

Они могли бы завести ребенка.

Их ребенка.

Ее ребенка.

Теперь секс стал лучше, раз в нем появился смысл, обнаружила Вивасия. Чарльз тоже как будто повеселел.

– Я знал, что в тебе это есть, – заметил он, хлопнув ее по ягодицам.

Вивасия не совсем поняла, о чем он. Но уточнять не захотела.

В тот день, когда Вивасия заподозрила, что беременна, жестянка с деньгами оказалась пуста. Деньги в банке неприкосновенны – они там для оплаты счетов. Так вели хозяйство ее бабушка и мать. Каждый месяц для необходимых покупок и редких развлечений со счета снимались наличные. Вивасия тщательно следила за деньгами. И не сомневалась в своих правах на них: все они шли из ее небольшого заработка. Чарльза она о деньгах никогда не спрашивала, хотя они и состояли в браке. Общего банковского счета у них не было – всего лишь одна из многих составляющих, до которых они как супружеская пара пока так и не добрались. Свою девичью фамилию Вивасия тоже менять не стала. И сомневалась, хочет ли этого. Ей нравилось быть Уильямс, третьей в череде сильных женщин, которых знали и уважали в деревне. Пусть даже Вивасия чувствовала, что сама она не соответствует данной категории.

В то пятничное утро ей были нужны деньги на автобус. После работы она собиралась на прием к зубному врачу, так что придется поехать в город, а не возвращаться домой пешком, как обычно. Однако жестянка пустовала – ни одной монеты, ни одной бумажки, – хотя со дня зарплаты прошло всего две недели.

Конечно, это не катастрофа. Она могла просто снять немного наличных в банкомате.

На работе в тот день Вивасия чувствовала себя так, будто совершила какую-то промашку. Не случалось еще такого, чтобы у нее кончились деньги до зарплаты. Потом она подумала о Келли, которая все свои заработки транжирила в ночных клубах, на сигареты, травку, алкоголь и вечно занимала у матери. Одно и то же повторялось из месяца в месяц, и от этой мысли настроение у Вивасии немного улучшилось.

Пока она не вставила карточку в банкомат и тот не проглотил ее.

Вивасия зашла в отделение банка, чтобы прояснить ситуацию. «Денег нет», – ответили ей, удостоверившись, что она – это она, и распечатали баланс счета и последние транзакции. Все пропало, огромные суммы были сняты с карты за последние пару месяцев в банкоматах здесь, там и повсюду.

Две тысячи фунтов!

Новая схема, деловая сделка, сказал Чарльз, заявившийся домой после полуночи. Поэтому он так тяжело и много работал, и, кроме того, он говорил ей, разве она не помнит?

Это сбило Вивасию с толку. Она была уверена, что он не просил у нее взаймы две тысячи фунтов. Такое она не забыла бы.

Чарльз холодно взглянул на нее:

– Я точно помню, что говорил тебе. Ты же, со своей стороны, не обратила внимания, потому что здесь была она, твоя подруга. – Он тоном закавычил последнее слово, и Вивасия поняла, что Чарльз говорит о Келли; он всегда делал это, когда упоминал ее.

– Вы обе тогда налакались до одури, – припечатал Чарльз.

Вивасия вспомнила тот вечер. Келли пришла к ней ужинать, когда Чарльз сказал, что задержится допоздна. Обычно она появлялась только в его отсутствие.

Келли принесла бутылку водки, которую стащила у Джеки из шкафчика с напитками. Приготовленную Вивасией лазанью она даже не попробовала, курила сигареты одну за другой и безостановочно сплетничала. Вивасия бегала по дому и по лестнице, открывала окна, двери, пытаясь выветрить табачный дым до прихода Чарльза.

Наконец она сдалась, села и выпила маленький стаканчик водки, смешанной с тоником.

Он назвал их пьянчугами, когда вернулся. Демонстративно вытащил из буфета освежитель воздуха и напрыскал столько, что Келли картинно закашлялась.

– Слишком много куришь! – крикнул Чарльз ей вслед, когда она нырнула за дверь и пошла домой.

Вивасия помнила тот вечер до мелочей. Как всегда, когда они сталкивались, муж и ее лучшая подруга будто пританцовывали один вокруг другого: мерзкие замечания Чарльза, саркастические ответы Келли. Вивасия – между ними, не понимающая, как исправить ситуацию, сохранить мир или хотя бы добиться того, чтобы эти двое терпели друг друга, если не в состоянии подружиться.

Но просьбы одолжить денег Вивасия не помнила.

– Ну и как, получилось? – шепотом спросила она. – Удачная сделка?

Чарльз зашамкал мясистыми красными губами, словно пытался подобрать слова. Вытащил бумажник, извлек оттуда пачку банкнот и бросил в нее.

– Вот тебе, жена, – улыбнулся он, но это была необычная улыбка.

Впервые Вивасия подумала, что он отвратителен.

Пачка денег лежала на полу у ножки кофейного столика. Вивасия представила, как подбирает их, встав на колени, – невыносимая картина! – и пробормотала:

– Я приготовлю чай.

Чарльз стоял на месте, угрюмый, подавленный. Вивасия изменила траекторию и устремилась к нему. Обвив руками его гибкую, стройную талию, прошептала:

– Прости.

Деньги были подняты с пола утром. С работы Вивасия позвонила на автоматическую линию, чтобы проверить счет. Баланс по-прежнему был отрицательным. Вечером Чарльз пришел домой пораньше, принес букет цветов в целлофановой упаковке с ценником.

– Я тебя недостоин, – сказал он.

Глаза его блестели от непролитых слез.

Как и с документами на дом, Вивасия хранила свой секрет, словно драгоценность. Теперь она почувствовала: пришло время раскрыть его.

Положив руку на живот, Вивасия произнесла:

– Ты достоин нас.

Ответ последовал странный.

– Полагаю, ты считаешь себя умной, да? – задумчиво проговорил Чарльз, закинув руки за голову и откинувшись на спинку стула.

Вивасия промолчала, ей было не придумать, как отреагировать на это.

– Я сделал половину, – продолжил Чарльз и, протянув руку, провел указательным пальцем по ее груди, забрался под одежду и уткнулся в живот.

– Да, – сказала она. – Наполовину – это ты.

Голос у нее дрожал, но она наделась, что муж решит – это от волнения.

5. Вивасия – сейчас

Вивасия неотрывно смотрит на листок бумаги, вынутый из кармана девочки, пока буквы у нее пред глазами не расплываются.

Она осторожно сгибает бумажку пополам и сует под резинку своих пижамных штанов. Хотя она больше не видит его, но продолжает ощущать, как едкий запах. С глаз долой, прочь из мыслей. Задвинуть подальше, в глубокий, темный тайник, чтобы не думать. Она это хорошо умеет. Но дело прежде всего: маленькую девочку, которая может быть, а может и не быть Элизабет, нужно одеть.

Вивасия окидывает ее взглядом и вспоминает свои детские мечты: розовые платьица в цветочек. Эта девочка не такая. Хотя она еще не произнесла ни слова, малышка явно упрямая, дерзкая – защитник, вожак.

Вивасия решает поступить иначе.

– Иди выбирай, – говорит она, указывая на лежащую рядом на полу стопку одежды. – Что ты хотела бы надеть?

Завернутая в полотенце, девочка шлепает к Вивасии с цветком в руке, наклоняется и рассматривает вещи.

Торжественно указывает на клетчатую рубашку с короткими рукавами из стопки для мальчиков. «Какая разница», – думает Вивасия. Этот незначительный жест на самом деле – краеугольный камень. До сих пор девочка на все соглашалась и была покорна почти как робот, но теперь она сама приняла решение.

– Хороший выбор… – мягко говорит Вивасия, на всякий случай останавливая себя, чтобы не назвать девочку Элизабет.

Малышка опускается на колени и вытаскивает из стопки шорты в цветочек. Они совсем не сочетаются с рубашкой, но Вивасия кивает.

Девочка щиплет пальцами нарисованные на шортах цветочки – розы и лилии. Медленно встречается взглядом с Вивасией. Другой рукой, в которой по-прежнему зажат цветок, указывает себе на грудь.

– Да, милая, это твое. Мы можем надеть их на тебя.

Малышка слегка встряхивает головой, с белокурых локонов на плечи падают капли воды. Чуть сильнее, со сжатыми в решительную прямую линию губами девочка тычет себя пальцем в центр груди.

Вивасия приглядывается. Малышка словно передала свою мысль прямо женщине в голову, и та поняла, что она хочет сказать.

– Роза? – шепчет Вивасия, перебирая одежду. Следующие слова она извлекает из глубины себя: – Тебя так зовут.

Это не вопрос, но она следит за реакцией девочки. Крошечный, едва заметный кивок – ее ответ.

– Роза! – Вивасии хочется прижать к себе ребенка, но вместо этого она обхватывает руками себя. – Какое хорошее имя!

Она не Элизабет, и от этого щемит сердце, но не так сильно, как представляла себе Вивасия. Наклонившись, она рассматривает девочку.

– Ты можешь… Можешь произнести свое имя? – спрашивает Вивасия.

Однако Роза отодвигается, прижимая к себе выбранную одежду. Она осторожно надевает ее на себя.

Вивасия наблюдает за мальчиком. Тот стоит на месте как вкопанный, глаза опущены. Она ничуть не приблизилась к тому, чтобы узнать его имя. Ясно только одно: он не Алекс.

– Роза, – пытается вовлечь девочку в разговор Вивасия, – как зовут твоего братика?

Пока произносит эти слова, занимается делом – не хочет, чтобы под ее напряженным взглядом дети и дальше не смели рта раскрыть. Если непринужденно говорить самой с собой так, словно нет ничего естественнее на свете, может быть, детям будет проще преодолеть свой страх.

Роза молчит, будто не слышала вопроса. Поправляя воротник рубашки мальчика, Вивасия размышляет: почему они не разговаривают?

Может, Роза глухая? Или они оба? Какая-то реакция заметна, только когда она смотрит прямо на них. Возможно, Роза умеет читать по губам. Или они немые, или не умеют говорить. Может, вообще никогда не разговаривали. Ну и ладно, ей уже приходилось с таким сталкиваться. Есть другие способы выражения мыслей, у нее хватит терпения на все.

Роза теперь стоит спиной к Вивасии и заглядывает в ванну.

– Роза, ты можешь вынуть затычку? – спрашивает Вивасия как ни в чем не бывало и затаивает дыхание.

Девочка стоит спокойно, а потом дергает цепочку и даже аккуратно накручивает ее на кран.

– Иисусе, – шепчет себе под нос Вивасия.

Значит, малышка не глухая.

Роза поворачивается.

Вивасия с улыбкой кивает:

– Отлично!

Достав из корзины для стирки брошенные туда джинсы и рубашку, Вивасия переодевается. Листок, засунутый за резинку пижамных штанов, падает на пол.

Она его подбирает, осторожно держит в руке. Думает: «Не спустить ли его в унитаз?»

Но она уже совершила столько ошибок, что не хочется начинать новую жизнь еще с одной. Поэтому Вивасия складывает листок пополам и сует в задний карман джинсов.

Внизу, где Вивасия не успела убрать последствия случившейся перед купанием рвоты, дети поднимают на нее сочувственные, печальные, с легкой укоризной глаза.

Вивасия подводит малышей к столу. Достает из ящика блокнот и старую коробку с цветными карандашами, которая осталась у нее с прошлых времен, как и одежда. Он хотел выбросить все, но Вивасия этого не сделала. Как будто знала, что когда-нибудь он уйдет и в доме снова появятся дети.

Положив бумагу перед малышами, она просит нарисовать для нее что-нибудь приятное и добавляет:

– Что хотите.

Сама занимается уборкой, открывает двери на террасу, хотя снаружи моросит дождь, чтобы пустить в дом свежий воздух и выветрить назойливый запах подсыхающей рвоты.

Махнув шваброй по полу, Вивасия застывает и смотрит на детей. К коробке с карандашами они не притронулись. Вместо этого глядят на блокноты. И робко переглядываются, как замечает Вивасия. Не произносят ни слова, оба по-прежнему молчат, но, наблюдая за ними, она видит, что Роза качает головой, как будто брат задал ей какой-то вопрос.

Интересно…

Девочка встает из-за стола и идет к книжной полке. Она двигается осторожно, не отрывая глаз от Вивасии, словно ждет, что та в любой момент может одернуть ее, сказав: «Нет».

Эта полка Вивасии особенно дорога. Там стоят книги, которые она бережет. Которые читала ее мама, собирала бабушка Кей. Даже мать самой Кей – прабабушка, которую Вивасия никогда не видела, – имела небольшую коллекцию поэзии, и эти томики тоже там.

Роза глядит на книги.

– Ты умеешь читать, дорогая? – интересуется Вивасия, испытывая легкую дрожь восторга оттого, что книги пятого поколения детей поставлены на эту самую полку.

Роза поворачивается к ней. От выражения ее лица Вивасия бледнеет.

Чистый страх.

Хотя отчего, совершенно непонятно.

Мысль эта блекнет: невообразимый зеленый оттенок кожи девочки вновь поражает Вивасию.

Она выходит наружу, останавливается на террасе и смотрит в сад. Старый дом Рут ныне сдается отпускникам, и там сейчас живет Роб, ближайший сосед Вивасии. Но дом стоит под углом, немного выше и в стороне от ее коттеджа. Ей нужно подойти к дальнему углу своего садика, чтобы увидеть кусочек дома Роба.

Это Вивасия и делает, обозревая все вокруг. У него не такой дом, как у нее, скорее шале. Сюда не доносится шум из жилой зоны поселка.

Она прищуривается. Там есть маленький балкон, куда можно выйти из спальни, и на нем как раз сидит Роб: одну ногу закинул на перила, в руке – кружка с чем-то испускающим пар. И он смотрит прямо на нее.

Проклятье!

Чувствуя, что ее застали врасплох, Вивасия отступает назад, к своему дому. Быстрый взгляд в сторону кухни говорит, что дети на прежних местах. Она присматривается. Ей показалось или они… как-то сникли? Оба выглядят усталыми, полусонными, глаза остекленели. Отсюда, с задворок дома, в скудном свете, пробивающемся сквозь темные тучи, кожа детей выглядит… жутко.

Роб сказал, что, вероятно, уедет. Если так, может, ничего страшного, если она спросит у него совета, и не только по поводу этих странностей кожи. Если он медик, значит может провести полный осмотр. И не придется бояться, что из больницы или от врача позвонят в социальную службу и детей у нее заберут. А если Роб переселяется на новые «пастбища», он больше и не вспомнит ни о ней, ни о малышах.

Набрав в грудь воздуха, Вивасия возвращается в угол сада.

Роб все еще на балконе, на лице – полуулыбка, рука поднята в робком приветствии.

– Роб! – окликает его Вивасия. – Ты не мог бы заскочить ко мне на минуточку?

Пару неловких секунд он тянет с ответом. Вивасия чувствует, как ее начинает колбасить. Возможно ли, что все последние годы она неправильно понимала его дружественные жесты? Не была ли она – как говорил ей кое-кто другой, – по своему обыкновению, глупа?

Но вот Роб встает, опираясь на железные перила.

– Зайти?! – кричит он Вивасии.

Она морщится – зачем же так орать! – и подавляет желание шикнуть на него.

– Пожалуйста. – Она пытается не скрежетать зубами, а улыбнуться.

– Конечно! – отзывается Роб. – Дай мне две минуты.

Он поворачивается, чтобы уйти, но она вновь окликает его:

– Роб! Заходи сзади, ладно?

Он кивает:

– Хорошо.

Вивасия скорее слышит, чем видит, как дверь за ним закрывается. Она стоит на месте, поглядывая на калитку и бросая взгляды на детей, которые сидят за столом; бумага перед ними лежит нетронутая, коробка с карандашами не открыта.

Вивасия сцепляет руки, на лбу выступает пот; она отчаянно надеется, что не совершила худшую ошибку в своей жизни.

Она доверяется Робу – человеку, которого едва знает. А в последний раз, когда она кому-то доверилась, это кончилось плохо, очень плохо.

Упорная морось быстро превратилась в настоящий ливень – в нынешнем году они к такому уже привыкли. Вскоре появляется Роб и, пригнув голову, заныривает в сад.

– Линда сказала, ты был врачом. Это правда? – спрашивает Вивасия, прежде чем он успевает закрыть калитку.

Говорит она задыхаясь и сама это понимает, к тому же чувствует, что глаза у нее горят, а такой Роб никогда ее не видел.

– Кто такая Линда? – хмурится, а потом морщится он.

Небеса разверзаются снова.

Волнение Вивасии переходит в досаду.

– Из Книжного клуба, – поясняет она.

– Я не хожу в Книжный клуб, – смущается Роб.

– Не важно! – отмахивается Вивасия. – Это правда?

– А, погоди… Эта женщина с вывихнутой лодыжкой? Прошли годы! – Что-то в лице Вивасии заставляет его осечься, и он слегка краснеет. – Я вспомнил, – говорит он. – Я был врачом. – Кажется, Роб возвращается к реальности. – С тобой все в порядке? – спрашивает он. – Ты… не заболела?

Вивасия мотает головой:

– Не я. Дети… – Она умолкает, впивается в Роба пронизывающим взглядом, потом торопливо отводит глаза. – Дети моей кузины гостят у меня. Она нездорова – моя кузина то есть. Думаю, их нужно… осмотреть.

Это звучит как ложь. Вивасия уверена: Роб это понимает, видя, что глаза у нее мечутся из стороны в сторону, только бы не глядеть на него.

– Что именно тебя беспокоит? Их тошнит? Рвет? Они поранились?

Вивасия почти видит, как мысли у него мрачнеют, – видимо, он вспомнил о чем-то, что видел в прошлом.

С ними плохо обращались? Били? Ими пренебрегали?

Вивасия прислоняется к стене. Широкий карниз защищает ее от дождя. Закусив нижнюю губу, она прокручивает в голове обычные занятия Роба: он выпивает с мистером Бестиллом, шутит со Слепой Айрис, поддерживает, по-видимому, дружеские отношения со всеми обитателями деревни, кроме нее, потому что она всегда была к нему холодна.

– Тебе не о чем беспокоиться. Доктора не разглашают тайны своих пациентов.

Его шутливый тон заставляет Вивасию выпрямиться. Тут нет ничего смешного.

Она отталкивается от стены. Она решилась.

– Само собой, – говорит Вивасия, распахивает террасную дверь и заходит в дом. – Дело деликатное.

Интересно, что Роб думает о представшей его глазам сцене? Два маленьких ребенка сидят за столом, на котором лежат блокноты и неоткрытая коробка с карандашами. Дети чистые, в воздухе слабо пахнет недавно использованными шампунем и мылом. Они одеты по-летнему, а не в прежние тяжелые теплые одежки. Мальчик выглядит опрятным, как маленький морячок, на девочке – милые, но разномастные вещи.

«На первый взгляд все нормально», – пытается Вивасия рассуждать за Роба.

Он вступает в дом следом за ней и обходит вокруг стола. Резко останавливается. Губы его двигаются, потом смыкаются, будто он едва удерживается от ругательства.

В следующее мгновение Роб приходит в себя.

– Привет, ребята! – Голос, когда он наконец прорезается, – это какой-то постыдный писк. Парень кашляет, краснеет и пытается изобразить улыбку. – Я Роб, пришел просто осмотреть вас, если вы не против. Ну, как вас зовут?

Малыши таращатся на него. Две карикатуры на детей.

Вивасия кхекает.

– Это Роза, а это… – Она мнется: имя еще не придумано. – Алекс, – называет Вивасия первое пришедшее в голову и вздергивает подбородок, мол, пусть-ка попробует изобличить ее.

Роб поворачивается к детям и обшаривает их взглядом.

Вивасия сознательным усилием расслабляет плечи. С чего бы Роб стал подлавливать ее на лжи с этим выдуманным именем? Он не догадается, что это ложь, ведь он не знал прежнего Алекса.

Которого она любила всем сердцем. Которого у нее отняли.

– Ну? – подталкивает Роба к действиям Вивасия.

Тот вздыхает:

– Лучше бы их обследовали в больнице.

– А мы… мы ничего не можем сделать? Я имею в виду, здесь. Чтобы не возить их туда?

– Нужно сдать анализы, – твердо отвечает Роб.

– А по-твоему, что это такое? – спрашивает Вивасия.

Не ответив на вопрос, он обездвиживает ее стальным взглядом:

– Что не так с твоей кузиной?

– С какой? – не понимает Вивасия, сбитая с толку.

– С их матерью, – поясняет Роб, – твоей двоюродной сестрой.

Вивасия читает его мысли, они ясны как день. Все то, что говорят старожилы.

Роб поворачивается к ней лицом, а спиной – к детям.

– Ты украла их?

Вивасия никогда еще не видела Роба таким. Напористым. Он был… Вообще, он был для нее никем, потому что она не подпускала его к себе. Но подозревала, что он человек, скорее, мягкий и уступчивый.

Ничего подобного. Откровение пугающее.

Глаза Вивасии вспыхивают смесью злости и боли.

– Я бы никогда такого не сделала.

Роб фыркает.

– Шутка! – громко хохочет он. – Я пошутил.

Что-то не похоже. Выражение лица у него не шутливое.

Шаркающий звук шагов, к ним кто-то приближается. Это Роза – Вивасия даже не заметила, как та вылезла из-за стола, – возвращается на кухню.

Девочка что-то несет – слишком большое для нее, – однако не бросает. Это глобус.

– О, моя хорошая, дай я помогу тебе, он тяжелый. – Вивасия обходит стол и протягивает руки, чтобы взять у девочки ношу.

И тут в руке Роба начинает вибрировать мобильник. Мужчина откашливается. Поднимает телефон вверх:

– Я только… – Он указывает на дверь.

Вивасия снова поворачивается к Розе. Пусть Роб идет. Вообще не нужно было его сюда звать.

Вместе они ставят глобус на стол. Роза забирается на стул и осторожно вращает пальцем сферу.

Вивасия думает, что малышка считает глобус игрушкой, пока не становится ясно: девочка активно ищет определенную часть света.

Мальчик наблюдает за этим медленным верчением. Поднимает палец, чтобы коснуться глобуса, но сестра сердито взглядывает на него, и он убирает руку.

Роза замирает, приставив свой зеленый указательный палец к сфере. Вивасия придвигается к ней и говорит:

– Америка, дорогая.

Девочка стукает пальчиком по глобусу – раз, два, три, – потом тем же пальцем тычет брата в ключицу.

– Техас?! – почти вскрикивает Вивасия и виновато оглядывается через плечо – проверить, что Роб все еще на улице.

Роза обвивает маленькими пальчиками запястье Вивасии и притягивает ее ближе. Смыкает большой палец другой руки с указательным и разводит их.

– Увеличь, – бормочет Вивасия.

Она понимает язык этой странной маленькой девочки. Малышка, хоть и выглядит существом из другого мира или другого времени, знакома со смартфонами, видимо держала в руках по крайней мере один.

– Даллас. – Вивасия выпрямляется, переводит взгляд с Розы на мальчика и с абсолютной, железобетонной уверенностью повторяет: – Даллас. Так зовут твоего брата. – Голос ее не повысился в конце, создавая вопросительную интонацию.

Роза почти сурово кивает и откидывается на спинку стула, чопорно сложив руки на коленях.