Читать книгу: «Куриный бульон для души. Удивительный мозг. Истории о том, как пробуждать ум и открывать новые горизонты», страница 4

Всегда хотел играть на банджо

Рассеянным я был с рождения. В детстве я постоянно терял вещи – расчески, часы, бейсбольные перчатки – что угодно. Мои руки обладали способностью действовать независимо от каких-либо мозговых процессов, как будто они наделены своим собственным разумом. Сам того не замечая, я клал вещи в такие места, где никто больше не мог их найти. Возможно, моя рассеянность передавалась по наследству – в таком случае неудивительно, что мои ирландские предки верили в лепреконов и фей, которые воруют вещи и прячут их.

Если бы дело происходило сейчас, взрослые наверняка пичкали бы меня витаминами. Но в сельской школе тех времен единственным стимулирующим веществом был кожаный ремень нашего учителя.

Возраст не избавил меня от рассеянности. Скорее наоборот – он усугубил ее такими естественными проблемами, как «провалы в памяти» и состояние под названием «не могу ни черта запомнить».

Я тупо смотрел в холодильник, потому что не мог вспомнить, зачем его открывал. По нескольку раз в неделю терял ключи от машины. Одним словом, с этим надо было что-то делать.

Сегодня все вокруг говорят о том, как важно, особенно для пожилых людей, тренировать свой ум. Утверждают, что ум подобен мышце – используй его или потеряешь. Моя жена решает эту проблему с помощью судоку – этой умопомрачительной числовой сетки, изобретенной гениальным швейцарцем Леонардом Эйлером в 1793 году и спустя двести лет популяризированной одним японским издателем. Однако судоку не слишком подходит тому, кто имел в колледже тройку по алгебре.

Моя 80-летняя свекровь, чей ум во многих отношениях более развит, чем мой, всю свою жизнь разгадывала кроссворды. Но кроссворды тоже не для меня – в них слишком много загадочных слов вроде «яйцеклетки», эзотерических имен греческих муз или спутников Юпитера.

Есть еще один классический способ улучшения памяти – учить новый язык. Это тоже не для меня, поскольку я был бы вынужден ходить на вечерние занятия. Я семь лет преподавал на вечерних курсах в местном колледже, а теперь я слишком стар для этого. К тому же, как подтвердит моя жена, мой мозг вообще отключается после восьми вечера.

Недавно я услышал, что обучение игре на музыкальном инструменте полезно для развития мозга детей, а также для умственных тренировок пожилых людей. Некоторые эксперты утверждают, что играть на музыкальном инструменте даже лучше, чем разгадывать кроссворды!

О пианино не могло быть и речи – оно выглядело слишком пугающим. Но как насчет банджо? Кто бы не хотел научиться играть на банджо? Мне казалось, что играть на банджо будет весело – согласитесь, в этом инструменте есть определенная изюминка. Я видел, как деревенские ребята в телесериале Hee Haw² играли на банджо с легкостью. Даже такой комик, как Стив Мартин, научился играть на пятиструнном банджо. Я не ожидал, что стану таким виртуозом, как Эрл Скраггс, – мне было бы достаточно и пяти простых пьес. Кроме того, я много лет играл на гитаре, и в моем репертуаре имелось множество походных песен и несколько мелодий «Битлз».

Итак, я решил начать с банджо. Но через некоторое время мой стареющий разум, который все еще пытается использовать хитрые маневры и искать лазейки, решил, что разучивание новых аккордов для банджо будет ненужным и утомительным процессом. Я поискал промежуточное решение и нашел его – банджитар.

Банджитар – это гибридный инструмент, который выглядит как банджо, но имеет шесть струн, как у гитары. Он спроектирован так, чтобы звучать как банджо, но управляется пальцами, как гитара. На мой взгляд, это было бы лучшее из двух миров и отменяло необходимость разучивать новые надоедливые аккорды. Мой разум оправдал эту мысль, напомнив, что в The Old Crow Medicine Show, популярной струнной группе, используется именно банджитар.

Теперь мой ум работал в темпе техасского тустепа – от «не могу ни черта запомнить» до «купить банджитар на eBay». Я заплатил сто долларов, и через несколько дней банджитар прибыл. Однако он не оправдал моих ожиданий. Звук, который производил этот инструмент, был похож на скрежет вилкой по сковороде.

Я позвонил в музыкальный магазин и рассказал о своем банджитаре. Мужчина на том конце провода ответил, что дает уроки игры в стиле блюграсс, но это не подойдет для шестиструнного банджитара. Он добавил, что я могу арендовать пятиструнное банджо, если захочу брать уроки. Я записался на четыре занятия по субботам.

На первом занятии я сказал преподавателю, что мне нужно выучить всего пять легких пьес, но очень скоро стало ясно, что никаких пяти легких пьес не существует. Только не на банджо. Даже «Индейка в соломе» или «Баллада о Джеде Клампетте».

В пятиструнном банджо четыре нижние струны проходят от основания до верхней части грифа. Верхняя струна проходит примерно до середины грифа и создает высокий тембр, который является неотъемлемой частью блюграсса.

С учетом четырех струн в верхней части грифа и пяти – в нижней, логично предположить, что когда моя левая рука играет на верхней струне в верхней части грифа, моя правая рука должна играть на верхней струне в нижней части грифа. Неверно. Верхняя струна в нижней части – пятая (короткая). В результате получается пронзительный вой, похожий на звук пули, рикошетящей от церковного колокола.

Для опытного музыканта банджо – это настоящий музыкальный инструмент. Для меня это инструмент для развития нейромоторных навыков, который должен задействовать оба полушария моего мозга. Когда вы играете на грифе банджо, правое полушарие управляет пальцами левой руки, создавая отдельные ноты и аккорды. Во время перебора струн на корпусе левое полушарие управляет согнутыми пальцами, выполняющими непрерывные вращательные движения. Но заставить левую и правую руки работать независимо друг от друга – все равно что одновременно гладить себя по голове и потирать живот. Это возможно – но только в результате серьезной практики.

Прошел год с тех пор, как я начал заниматься. Улучшилась ли моя память и умственные способности? Как сказал Мао Цзэдун, оценивая влияние Французской революции, – еще слишком рано об этом говорить. Тем не менее сопутствующие выгоды все-таки есть. Я больше не беспокоюсь о том, что судоку и кроссворды оказались мне не по силам, и испытываю возвышенное, нестерпимое самодовольство, когда какой-нибудь незнакомец при виде моего футляра с тоской признается: «Я всегда хотел играть на банджо».

Самодовольство – штука ненадежная. Несколько недель назад, когда я садился в машину после урока, мой преподаватель выбежал из студии, размахивая какими-то бумагами, чтобы привлечь мое внимание: «Эй, профессор, вы забыли свою музыку!».

Может быть, мне все-таки стоит сдаться и присоединиться любителям кроссвордов?

Л. Д. Уитакер

Буква «С» больше не нужна

—Ты польешь сад? – спрашивает мой муж, надевая пиджак.

Я протираю глаза ото сна: «Да».

Я еще даже не встала с постели, а уже чувствую себя плохо. Когда мой муж посадил сад, я согласилась его поливать. Он напоминает мне об этом каждое утро, хотя в большинстве случаев я все равно забываю, и он делает это сам, возвращаясь домой.

– Ты не забудешь сегодня забрать мои рубашки из химчистки? Если ты не уверена, что сможешь это сделать, скажи, и я заберу их по дороге домой.

Похоже, он не сердится, но у меня все равно такое впечатление, что он разочарован во мне. На прошлой неделе он дважды просил меня, и оба раза я забывала.

– Я сделаю это.

Я немногословна. Я не злюсь на него – я злюсь на себя. В ту минуту, когда за мужем закрываются ворота гаража, я беру тюбик помады и рисую красную букву «Х» на зеркале над раковиной. Когда я увижу ее позже днем, то вспомню, что надо сходить в химчистку. Я добавляю букву «С» для сада и забираюсь обратно в постель. Я могу полежать еще целых двадцать минут. Может, если я посплю, то не буду чувствовать себя такой измотанной.

Но я не сплю. Я смотрю в потолок. После того как школьный автобус уезжает, я тащусь к кухонной раковине и ополаскиваю миски из-под хлопьев. Посудомоечную машину нужно разгрузить. Это равносильно тому, чтобы выпотрошить целый грузовик замороженного лосося. Я даже не могу думать об этом, пока не отдохну. Я бросаю взгляд в гостиную – диван призывно светится, будто неоновая вывеска. Что со мной не так? Как я вообще могла когда-то преподавать целый день? Мне так стыдно.

Даже если бы у меня снова были силы преподавать, я бы точно не смогла скрыть на работе свою тупость. Дома я могу замаскировать ухудшение работы мозга, выполняя рутинные действия. Посуда, стирка, полы. Посуда, стирка, полы. Но на работе меня бы раскрыли. Я бы делала ошибки и выглядела глупо, и люди увидели бы, что у меня давно поехала крыша. Однажды я могла бы вернуться с перемены с выводком детсадовцев и обнаружить, что забыла Билли-Потеряшку на игровой площадке. Директор зашла бы в мой класс, сжимая кулаком шиворот Билли и свирепо глядя на меня поверх очков. «Вы что-то забыли?» – спросила бы она, и мой грязный маленький секрет был бы раскрыт.

Может быть, если я сяду и займусь телефонными звонками, то после этого посудомоечная машина уже не будет казаться мне такой сложной задачей? Вчера вечером я составила список звонков, которые мне нужно сделать на случай, если я не смогу вспомнить их сегодня. Теперь осталось только вспомнить, куда положила этот список.

Я хожу из комнаты в комнату в поисках зубной пасты. Дети размазали зубную пасту по всей раковине в ванной. Я открываю кран и бреду на кухню за бутылкой Pine-Sol³. На дверце шкафа, где я храню чистящие средства, прикреплена записка с перечнем звонков, которые я хочу сделать. Я беру листок и сажусь за стол рядом с телефоном. Первым делом я звоню дантисту. Прошу прощения за то, что пропустила вчерашний прием, и назначаю другой. Затем я звоню в страховую компанию Aetna, чтобы запросить бланки претензий по поводу недавней операции.

– Конечно, мы можем отправить их, – говорит агент. – Дайте мне ваш адрес.

Я открываю рот и вдруг осознаю, что не помню собственного адреса. Сердце у меня колотится, ладони потеют от страха. Я вешаю трубку, пока агент не заподозрил в моем поведении последствия неудачной лоботомии. Потом я опускаюсь на пол и плачу. Я слишком молода. Мне нужно растить детей. Я закрываю глаза. На внутренней стороне век я вижу адрес: Пятая Северная улица, 429. Слишком поздно.

Я решаю записаться на прием к семейному врач у.

Сидя в ее кабинете, я признаюсь в своем постыдном быстром старении. Полгода назад я рассказала ей о перепадах настроения и усталости. Она прописала мне антидепрессанты, но они не помогают. На этот раз я рассказываю о потере памяти.

Большинство людей, испытывающих подобные проблемы, боятся, что у них обнаружится начальная стадия деменции или болезни Альцгеймера, но на самом деле существует множество заболеваний, которые могут повлиять на работу мозга. Врач помнит о моей недавней химиотерапии и облучении, он делает некоторые анализы и обнаруживает у меня дефицит витамина В. Я начинаю делать инъекции витамина В₁₂.

К концу месяца туман в голове рассеивается, мои мысли становятся ясными и солнечными. Я замечаю значительное улучшение памяти и выносливости.

Я готова начать день с энергией и энтузиазмом. Я выхожу поливать сад – буква «С», написанная губной помадой, больше не нужна. Вернувшись, я тормошу спящего мужа: «Просыпайся, дорогой. Не забудь, сегодня перед работой у тебя встреча с дантистом».

Иногда я не могу вспомнить, где оставила свои ключи, но никогда не забываю каждый день благодарить Бога за то, что мой врач догадался проверить мой уровень витамина В12. Я не знаю, рассказала бы я врачу о своих проблемах с памятью, если бы не лечение от рака, но я рада, что сделала это, и рекомендую всем делать то же самое.

Ким Хакетт

Сегодня на завтрак были блинчики

Только в одиннадцатом классе мне наконец-то рассказали, как делать заметки.

Учителя всегда говорили мне, что мне нужно делать заметки. Что мне нужно просматривать свои записи. Что мне нужно изучать эти записи перед экзаменами. Но никто никогда не говорил мне, как именно делать заметки, – до одиннадцатого класса.

Мой учитель истории, мистер Провенчер, был похож на лепрекона – невысокий, всегда улыбающийся, слегка взъерошенный. Он был веселым и постоянно переминался с ноги на ногу. Меняя тему, мистер Провенчер хлопал в ладоши, будто хотел разбудить сидящих на последней парте.

Хлоп, хлоп. «Заметки. На этом уроке вам придется делать много заметок. Я собираюсь много говорить, и от того, насколько хорошо вы повторите то, что я сказал, будет зависеть ваша оценка».

Он расхаживал вдоль первого ряда, не переставая улыбаться:

– Но я говорю быстро. Если вы не прирожденный стенографист, то не сможете запомнить каждое мое слово. Итак, что вы должны записывать в свои тетради?

– Даты, конечно. Это урок истории. Имена людей, названия мест и сражений. Названия международных договоров, доктрин и пактов. Движения, поправки и законы.

– Но что они означают? Даты без контекста не имеют смысла. Вы вообще знаете, что означает контекст? Может, вам стоит это записать?

Мистер Провенчер снова хлопнул.

– Давайте на мгновение забудем об истории. Каждый факт, о котором вы когда-либо слышали, хранится в настоящий момент в вашей памяти.

Он постучал себя по виску:

– Ваш мозг записывает каждое мое слово. Каждое слово, сказанное всеми учителями, которые у вас когда-либо были. Так почему вы не сдаете все экзамены на отлично?

Мистер Провенчер подошел к доске, взял кусок мела и принялся быстро рисовать звездное небо.

Тук. Тук. Тук. Тук. Тук.

Он повернулся к нам лицом:

– Вот она, карта всего, что вы когда-либо слышали. И все же, когда приходит день контрольной, вы смотрите на пустое место и не можете вспомнить причины Франко-индейской войны.

Мистер Провенчер протянул руку и обвел кружком одну из точек:

– Ответ прямо здесь. Вы просто не смогли его найти. Почему? Потому что все факты выглядят одинаково.

Отложив мел, мистер Провенчер сдул пыль со своих пальцев:

– Итак. День большого экзамена. Как вы должны найти этот факт, скрытый среди всех остальных в вашей памяти? Поднимите руку, если у вас есть какие-либо предложения, которыми вы можете поделиться со своими одноклассниками.

– Надо его выучить.

– Учеба помогает, да. Следующий? – мистер Провенчер указал на кого-то еще из первого ряда.

– Вызубрить учебник наизусть.

– Посмотреть в чью-то тетрадь…

Однако наше откровенное веселье не смогло выбить мистера Провенчера из колеи:

– Совершенно верно. А знаете, почему так важно просматривать чужие тетради? Контекст. Контекст позволяет придать смысл сухим фактам. Чем больше контекста вы добавите, тем легче вам будет что-то найти. Что возвращает нас к необходимости делать заметки.

Мистер Провенчер снова захлопал в ладоши:

– Если вы просто запишете факты в свою тетрадку, у вас будет просто коллекция фактов. Но они уже есть в вашей голове. Да, их записывание помогает вам запоминать факты, но чтобы они были действительно полезными, добавьте контекст. Я собираюсь рассказать вам, как это сделать.

Мистер Провенчер присел на краешек своего стола:

– На каждом уроке, прежде чем начать делать заметки, записывайте дату. Опишите погоду. Напишите, что вы ели на завтрак, или что сказали родителям утром, или что произошло по дороге домой. Нарисуйте смайлик, отражающий ваше настроение. Когда вы делаете эти личные заметки, вы добавляете контекст к фактам, которые собираетесь записать, и вам становится легче их вспоминать во время экзамена. Итак, все, у кого еще не открыта тетрадь, должны открыть ее. Запишите дату, а затем запишите некоторые другие личные данные, о которых я упоминал. Когда вы будете готовы, мы начнем.

Причины Франко-индейской войны?

В этот день должно было быть солнечно, но пока я ждал автобус, собрались тучи. Я ел блинчики на завтрак. Причины Франко-индейской войны?

Я помню их до сих пор.

Стивен Д. Роджерс