Читать книгу: «Степень сжатия», страница 6

«Следующая станция Дзержинская». Вот облик «Железного Феликса» был Хамону замечательно знаком. Проезжая эту станцию, он всегда думал, что глубокие подвалы Лубянки, вероятно, находятся прямо рядом с сооружениями метро и, возможно, даже сообщаются с ними! Может быть, прямо в нескольких метрах за стенкой тоннеля, находятся камеры, и кто-то там сидит.

– Ты слышал про параллельное метро? – сквозь шум поезда крикнул Хамон в ухо другу, который тоже задумался о чем-то своем.

– Конечно! Кто ж не слышал. Говорят, туда даже можно войти через подвалы. Знаешь, бывшие провиантские склады, на Новокузнецкой?

– Не знаю. Где это?

– Ничего-то ты не знаешь про родной город! Очень интересное место. Огромные подземные тоннели! Построены, кажется, в начале прошлого века. Сейчас, там часть задействована под гаражи, а часть заброшена. Вот, говорят, в этой заброшенной части, где-то есть вход в систему параллельного метро.

– Да, ладно! Есть вход в секретные сооружения, и он никак не охраняется?! Не может быть!

– У нас все может быть!

– Слушай! А туда можно просто войти? Не в метро, а в подвалы эти?

– Можно. Почему нет?

– Пойдем, покажешь?

– Отличная мысль! Это будет наша конечная цель, и таким образом, наша прогулка обретет смысл! Весь наш маршрут будет освещен романтической звездой подвалов Солянки!

Как и собирались, они вышли из метро на «Кропоткинской», но вместо запланированных ранее Арбатских переулков, направились вниз по улице, мимо бассейна «Москва», который, был вырыт на месте Храма Христа Спасителя, вместо, странным образом несостоявшегося, по каким-то не вполне ясным причинам, дворца советов.

Ни будущий архитектор Кола Бельды, ни тем более, Хамон, не представляли себе, как выглядел уничтоженный Храм. Наоборот, эскизы Великого Дворца, Великих Советов, Кола Бельды где-то видел среди прочих проектов переустройства центра столицы, разработанных в ту туманную эпоху ниспровержения авторитетов.

– И, знаешь, то был далеко не самый смелый проект! – просвещал он темного в этих вопросах Хамона.

– А какие еще были?

– Ну, видел я и такой, по которому, предполагалось центр вообще весь снести, вместе с Кремлем. Все под бульдозер! А на освободившемся месте разбить парк. С огромной статуей Лукича (так в компании Хамона было принято величать Ленина) в центре, а от статуи, во все стороны, пять аллей, как пять лучей должны были, значит, расходиться. Представляешь?! А центра просто нет. Вообще нет!

Кола Бельды рассказывал об этом, как о вершине маразма. Он криво ухмылялся, сформировавшееся вокруг него поле сарказма можно было ощутить физически. Хамон не стал спорить с другом, но выслушав живописный рассказ о парке вместо центра, он будто бы на минуточку почувствовал то, что двигало, абсолютно неизвестным ему автором идеи, казавшейся его другу столь абсурдной.

Хамон задумался. Конечно, тогда был Сталин, и были лагеря, и еще много чего, но было и другое. Хамон точно знал, что это «другое» тоже было. Оно, это светлое «другое» существовало в головах у определенной, и, возможно, весьма значительной части людей. Эти люди, которых, он очень хорошо себе представлял, просто потому, что одной из них была его бабушка, совсем юными прошли через годы революции. Пережили голодные двадцатые. Они формировались вместе с «Молодой Советской Республикой». Возможно, именно по этой причине, они видели все не совсем таким, каким оно было на самом деле.

Оставим пока в стороне вопрос о том, что это такое «на самом деле». Он и вообще-то очень непростой, а Хамону в его восемнадцать лет, просто не приходил в голову!

«Долой старое!» – все связанное со «старым» было для них однозначно плохим. «Построим новый мир!» – и ведь, строился этот новый мир! Он строился, но не их руками. Например, Хамонова бабушка была библиотекарем.

Зажигались в деревнях «лампочки Ильича», строились каналы, дороги, мчались к северному полюсу самолеты, и «врезались в вечные льды корабли». Кончились войны. Прямо на глазах, ушли в прошлое настоящий голод и тиф. Они видели, что «Жить стало лучше, жить стало веселее» и верили, что дальше станет еще лучше! Естественно! Ведь это не они умирали на «стройках первых пятилеток», но и не они разрушали монастыри, раскулачивали и расстреливали. Они видели то, что только и могли видеть, как рухнул «Старый мир», о котором они мало, что помнили, но знали, что он насквозь «гнилой», и начал вырастать мир новый, обещавший быть светлым! Обещавший быть прекрасным!

Кому, зачем в светлом коммунистическом будущем нужны кривые московские переулки? Зачем Храмы, если нет бога? Зачем Кремль – обиталище ненавистных царей?! Долой!

Правильно! Разбить на месте всего этого парк, где трудящиеся смогут отдыхать, гулять, дышать воздухом на берегах реки. Дышать новым, вольным воздухом! А в центре, естественно, поставить памятник тому, кто все это сделал для людей! Памятник огромный! Что бы видели, знали и помнили!

Ничего этого Хамон не стал говорить другу, просто потому, что не сумел бы всего этого объяснить. Он и сам этого не понимал, просто на секунду почувствовал.

Так, за беседой о тридцатых годах, они дошли до Пушкинского музея и с удивлением обнаружили, что народ туда не ломиться, что очереди нет совсем! Это было редкое явление! А просто не было в этот момент никакой интересной выставки, да летний сезон давно закончился, и схлынули туристы.

– Зайдем? – спросил Хамон.

– Давай, раз уж так все складывается! – согласился Кола Бельды.

Когда-то, еще в школе, они часто ходили по музеям. Просвещались. Обоих интересовала история. Пушкинский музей был одним из любимых, благодаря Римскому, Греческому и Египетскому залам. Античные статуи, фрагменты храмов, макет Афинского акрополя – все это волновало и завораживало. Долгие часы проводили они в этих залах, переговариваясь шепотом, слушая эхо собственных шагов. Но все это было давно, Хамону казалось, что страшно давно! На самом деле, это было года три-четыре назад – огромный срок, если тебе восемнадцать лет!

Они были тогда школьниками. Все, вся жизнь была впереди! Они мечтали! Кола Бельды мечтал стать художником графиком, и похоже, что он им станет. А вот Хамон, кем же станет он? С некоторых пор, ему это стало неважно. Он знал, что в следствии объективных причин, он не станет летчиком – испытателем, как мечтал, будучи еще совсем мальчишкой. Не станет он и зоологом, не будет ездить по экзотическим местам и наблюдать, за такими милыми его сердцу и интересными животными. Не станет, потому, что слишком велик конкурс на биофак, а его таланты в области химии и биологии, как выяснилось, на собеседовании при попытке поступить в биологическую спецшколу, являются средними, что он оказывается (Кто бы мог подумать?!) гораздо более расположен, к ненавидимым, физике и математике.

Мда. Вот потому он и оказался в МИИТе, надеясь стать хотя бы инженером – изыскателем, чтобы работать, например, в полевых условиях, например, в тайге. Но пять лет учебы, через которые лежала дорога к этой туманной цели, кажется, были выше его сил. Он не просто не любил абсолютно все преподаваемые в институте науки, он не переносил их! Каждое утро он шел на учебу, как в бой и уже очень сомневался, а так ли надо вообще туда ходить? Вот и ходил все реже и реже.

Что же с ним будет? Он старался не задаваться этим бессмысленным вопросом. Точнее, он придумал на него ответ и убедил себя, в том, что этот ответ единственно верный: А, ничего с ним не будет! Потому, что ни с кем ничего не будет! Потому, что еще совсем немного и ядерные бомбы разнесут вдребезги этот доблестный мир и развеют на атомы Хамона и всех остальных. И вот тогда, станет совершенно неважно, кто, о чем мечтал, и что делал! Так для чего, спрашивается, дергаться, и совершать бессмысленные телодвижения?!

В старших классах ему просто хотелось, чтобы все от него отстали! Его утомила школа, тем, что туда необходимо было ходить. Отец, тем, что заставлял в десятом классе заниматься помимо школы подготовкой к поступлению в институт. Бабушка, тем сообщала отцу, абсолютно обо всех его проступках. Его бывшая девушка, тем, что возражала против пьянок и прогулов! «Они все» его просто достали!

И вот, когда он поступил в институт и проучился (промучился) там первый год, его желание неожиданно исполнилось. «Они все», в одночасье, совершенно, как ему хотелось, оставили его в покое. Больше никто ничего не требовал от Хамона. Никто не заставлял, не принуждал, не ругал, и не понукал! Он мог, казалось, делать все, что хотел. Он должен был бы обрадоваться!

Почему же вместо радости пришла эта серая, безысходная тоска? Откуда это щемящее ощущение неизбывного одиночества, даже среди друзей, даже среди веселья?

Он очнулся от своих невеселых мыслей, услышав фразу:

– Демон! Сущий демон! Великая, вселенская грусть легла на его чело!

Конечно, это сказал Кола Бельды. Кто ж еще?! Кола Бельды, по-прежнему, шел рядом и смотрел в лицо друга внимательно и как всегда иронично. Казалось, он видел Хамона насквозь, но не сочувствовал, потому, что не одобрял того, что видел.

Они поднимались по ступеням к стилизованному под античный портик входу в музей.

– Ты, когда побывал здесь первый раз? – серьезно спросил Хамон, проигнорировав подколку.

– Даже не вспомню. – Кола Бельды почесал затылок – А ты?

– Я помню. Когда отец привел меня сюда на выставку Сокровищ Тутанхамона. В первом классе, кажется.

– Ну, и?

– Ничего. Через это я стал Хамоном.

– Правда? Слушай, а ведь точно! А я и забыл совсем, что ты у нас ХамОн! Привыкли, ХАмон и ХАмон! – Кола Бельды заулыбался мечтательно, видимо, вспомнив что-то из детства.

Они разделись в гардеробе, получили белые пластиковые номерки, и не проверив у кого номер интереснее, что непременно проделали бы несколько лет назад, направились в Египетский зал.

Там совершенно не было посетителей. Там было тихо. Приглушенный свет, делал выполненный в коричневых тонах интерьер таинственным. Как всегда, как было у них заведено, они двинулись вдоль экспонатов на некотором расстоянии друг от друга. Они никогда не разговаривали непосредственно в процессе осмотра. Впечатлениями делились после.

Очень скоро Хамон добрел до черной статуи бога Анубиса. В этот раз, он, Хамон, никак не мог полностью раствориться в атмосфере музея. Никак не мог он отрешиться от своих обыденных мыслей и поймать ту счастливую волну, которая всегда сама находила его, стоило лишь оказаться рядом с предметами, вышедшими из глубины веков.

Хамон остановился напротив этой небольшой статуэтки, изображавшей не то собаку с острой мордой и неправдоподобно огромными, острыми же ушами, не то шакала, почему-то черного. Остановился, поправил волосы, наморщил лоб, пытаясь осмыслить, что же мешает ему сегодня в полной мере проникнуться, когда Анубис, чуть повернув голову, хитро подмигнул оторопевшему Хамону.

Впрочем, это конечно только показалось. Все мы отлично знаем – чудес не бывает, статуи никому не подмигивают. Хамон помотал головой, подумал, что пить надо меньше, и двинулся дальше.

Будни. Москва. Октябрь 2006

Звонок по внутреннему телефону оторвал Сашу от трудов по проверке правильности оплаты выданных в прошлом месяце заказов. Старший приемщик лаконично объяснил, что клиент буянит и требует начальство. Саша вышел. Собственно, дело было обычное и не стоило выеденного яйца, но заказчик, бодрый и темпераментный дедушка, поднял такой шум, что Саша, скорее, предложил ему пройти в кабинет, дабы удалить весь этот крик и гам с приемки, от слуха остальных посетителей по далее.

Войдя с дедушкой в кабинет, Саша, первым делом, предложил ему присесть, указав на свободный стул. Дедушка неохотно, демонстрируя всякое неудовольствие происходящим, все-таки сел.

– Хотите чаю? Кофе? – стараясь быть любезным и «хорошим», поинтересовался Саша.

– Молодой человек! – сразу же взбеленился дед, будто ему бог-весть, что предложили – Я не чаи сюда приехал с вами распивать! Я…

– Хорошо! Хорошо! – поспешно перебил его Саша – Не хотите, не надо! Рассказывайте, тогда в чем дело.

– Ну, как в чем?! Я уже все рассказал вашим сотрудникам!

– Ну, сотрудникам рассказали, а теперь, пожалуйста, еще раз расскажите мне, если вас не затруднит.

– А вы кто по должности, можно узнать?

– Конечно, можно. Я исполнительный директор этого филиала. Зовут меня Александр.

– А отчество? – уточнил дед.

– Дмитриевич.

– Ну, вот, Александр Дмитриевич, ваши «специалисты» испортили мне мотор! Что делать будем? А?

– Давайте по порядку. И не волнуйтесь, пожалуйста! Что именно мы вам делали?

– Все! Вы мне блок растачивали! Поршни были ваши! Кольца ваши! Все ваше!

– Можно посмотреть ваш заказ-наряд? – совершенно автоматически выдерживая ровную, вежливую интонацию, осведомился Саша. Ему было даже немного скучно. Сколько он переговорил таких разговоров! Он, даже еще не зная точно сути дела, уже сейчас, еще не видя заказ-наряда, мог предположить в чем у дедушки беда, и скорее всего не ошибся бы. А беда у 90% вот таких «мотористов» была одна – полное неумение.

Дедушка вытащил желтый бланк с приколотым чеком и с некоторой опаской протянул его Саше, будто тот сейчас схватит бумагу и съест! Саша прочитал. Так, блок цилинров ВАЗ 2103, расточка, хонигование, диаметр цилиндра 76.4, поршни 76.4, кольца поршневые 76.4.

– Ну, здесь все понятно. И что у вас произошло?

– А вот что! – и дедушка выложил на стол сломанное поршневое кольцо, таким движением, каким карточный игрок выкладывает козырного туза. Выложил и с торжествующим видом воззрился на Сашу.

Саша взял кольцо в руки, повертел, посмотрел на него.

– Ну, сломанное второе компрессионное кольцо. И что?

– Как это что?! Вы не доточили мне третий цилиндр!

– Правда?! Почему вы так думаете? Кто собирал мотор? – Саша отлично понимал, что мотор, разумеется, дедушка собирал сам. Пыхтел, мучился, в своем гараже, пользовался ни куда негодным инструментом, купленным в ближайшем магазине, а то и в Южном порту, по старинной, советской привычке.

Саша знал, что делал. Он строил беседу по давно отработанной схеме, отлично зная, куда ведет собеседника, и в душе жалея его.

– Я сам собирал! – ответил дед, чем, естественно, Сашу нисколько не удивил.

– Вы моторист? – задал Саша следующий, стандартный вопрос.

– Молодой человек! – снова рассердился клиент – Я наладчик! Я на кондитерской фабрике Бабаева всю жизнь работал!

– Причем тут? Шоколад и двигатель внутреннего сгорания? – поинтересовался, как бы невзначай Саша, прекрасно понимая, что ответит ему старый, шоколадный наладчик.

– Как причем?! Я сложным оборудованием занимался! Я, что, по-вашему, мотор собрать не сумею?!

– Не знаю. Но кольцо вы сломали. Это факт.

– Так кольцо потому и сломалось, что вы цилиндр не доточили!

– Да? Точно не доточили? Вы мерили цилиндры?

– Конечно не мерил! Мне нечем мерить! Это вы – специалисты должны мерить!

– А мы мерили. Мы всегда мерим.

– И как же вы так мерите, что цилиндр не доточили?!

– Да почему вы так уверены, что мы его «не доточили», если вы его не мерили?!

– А что мерить, если в три цилиндра кольца нормально встали, а в этом сломалось?!

– А что оправку вы не дотянули, когда в этот цилиндр поршень устанавливали, вы не допускаете?

– Я все нормально затянул!

– Да? В таком случае, мы все нормально доточили.

– А почему ж тогда, по-вашему, кольцо сломалось?!

– Потому, что вы оправку не дотянули, ну или замяли.

– Вот значит, как?! – дед зло и хитро прищурился на Сашу – А ты это откуда знаешь, позволь спросить?!

Было видно, что он из последних сил сдерживает праведный гнев, что еще немного, и он взорвется матюгами и угрозами.

– Давайте так – спокойно произнес Саша, сотни раз говоренную фразу – Я вам, ВЫ и вы мне тоже, ВЫ. Это во-первых. А во-вторых, надо мерить ваш блок. Вы блок привезли?

– Конечно не привез! У меня ж машина одна! Она сломана! Я к вам на метро приехал!

– Ну, что делать? Раз вы считаете, что мы вам неправильно расточили блок, значит, надо цилиндры мерить, а для этого мне нужен ваш блок.

– Легко сказать! Вы представляете?! Это мне из Люберец его тарабанить надо! Опять, что ль такси заказывать?! И кто мне за это заплатит?! Я пенсионер!

– Вы подождите про «Кто заплатит?». Я совсем не уверен, что у вас блок неправильно расточен. Честно говоря, я на 99% уверен, что все у вас расточено нормально. Вот привезете блок, померим. Если вдруг, окажется, что он действительно неправильно расточен, вот тогда и поговорим, кто, кому, чего и сколько. А пока, извините, я склонен думать, что вы просто неправильно собирали, или оправка у вас была некачественная.

– Конечно! Вам лишь бы за свою работу не отвечать! Испортили блок, а теперь крутитесь, как уж под вилами! Я судиться с вами буду! Так и знайте!

Тут уже начал заводиться Саша. Стараясь, что бы голос его звучал спокойно, он спросил:

– Значит, вы моторист, взялись за сборку двигателя, не проверив диаметр цилиндров? А вы, знаете, что перед сборкой, моторист, в соответствии со всеми инструкциями, обязан произвести замеры?!

– Да говорю, вам, мне нечем мерить!

– А если у вас нет необходимого инструмента, почему вы беретесь за сборку двигателя?! Кроме того, абсолютно никто, вам не мешал, когда вы получали блок и, между – прочим, расписались, что к качеству выполнения заказа претензий не имеете, попросить у приемщика инструмент и произвести замеры, прежде, чем ставить подпись.

– Я такого не подписывал! Где это я такое подписывал?!

– А вот здесь! – и Саша с некоторым даже удовольствием вернул деду его заказ-наряд – Вы, вообще-то, читайте, что подписываете, а то я вам в следующий раз напишу, что вы мне миллион долларов должны, а вы и подпишите, не читая!

Тут дед, совсем взбесившись, вскочил со стула и выдал длинную и громкую матерную тираду.

Саша, улыбаясь, и сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри у него уже все кипело, не хуже, чем у дедушки, ответил:

– Вы знаете, матом тут ругаться не надо! Я матом тоже ругаться умею, и не хуже вас, поверьте! Вы лучше сядьте и послушайте меня. Я ведь вам не враг. Я плохого не хочу.

Дед немного выпустил пар и, кажется, стал доступен контакту.

– Понимаете – продолжал Саша, вкрадчиво – Конечно, существует очень небольшая вероятность, что наш хонинговщик на вашем блоке, действительно ошибся. Но это вряд ли. Он опытный и не ошибается, почти никогда. А вот вы мне скажите честно, сколько раз вы моторы перебирали?

– Два раза перебирал!

– Ну, вот видите! Два раза. А цилиндры при этом растачивали? Или просто кольца новые ставили?

– Просто кольца менял. Цилиндры, вроде, нормальные были.

– Ну, так это же совсем другая история!

– Почему это другая?

– Да потому, что цилиндры у вас изношенные были, зазоры-то большие! Собирать проще. Кстати, сколько у вас мотор после этого ходил?

– Первый раз тысяч двадцать, потом, стал опять масло жрать, а второй, вообще не помогло, еще хуже стало!

– Правильно! Потому и не помогло, что цилиндры уже сильно изношенные были, а если так, то от замены колец толку чуть.

– Ну, я понимаю. Я потому его вам и привез растачивать.

Минут через двадцать, Саша вывел успокоенного дедушку обратно на приемку, попросил менеджера продать клиенту кольца на один цилиндр и финскую оправку. По себестоимости продать. Снабдил горе-моториста всякими ценными указаниями, и добрыми пожеланиями. Больше дедушка не возвращался. Вероятно, со второго раза ему удалось внедрить поршень в третий цилиндр.

Подобно врачам, ни одному, даже самому распрекрасному обладателю сломавшегося двигателя, не могли они сказать: «Приезжайте к нам еще!» – это звучало бы, как издевательство! Они желали: «Ездите долго и счастливо!».

Москва. Октябрь 2006

В конце октября, группа дайверов во главе с Дмитрием собиралась ехать нырять в Египет, в так недавно огорчивший Сашу городок Дахаб. Было в этой группе несколько таких же, новоиспеченных, как он. Его очень звали, и ему очень хотелось поехать, но! Ехать со Светланой было и дорого слишком, и сына страшновато было оставлять одного, а одному… Кто ж его одного отпустит? Да и не справедливо это. Действительно! Он поедет нырять, а ее бросит в осенней Москве? Нет. Так не годилось. Не годилось, но очень хотелось Саше поехать! Очень!

И он рассказал жене про готовящуюся поездку. Как бы просто так рассказал, мол, здорово было бы.

И вдруг, что-то произошло. То ли он совсем допек ее своей борьбой за свободу? То ли почувствовала она, как сильно хочется ему поехать нырять с новыми товарищами (всего-то на недельку), но только, что-то невозможное случилось со Светланой, и она сказала: «Поезжай!». Вот так просто! Всю жизнь говорила: «Нет!», а тут вдруг «Поезжай».

Он даже немножко отнекивался. Несправедливо, дескать.

Она немножко настаивала. Мол, ты же мечтал об этом.

Его не пришлось долго уговаривать, а она, видимо, так и не осознала полностью, что он возьмет, и действительно куда-то уедет без нее.

Надо ли говорить, что упреки начались еще до его отъезда? Надо ли говорить, что Саша не собирался давать задний ход? Теперь или никогда!

Продолжая укорять, она подарила ему подводный компьютер.

Какая-то трагикомедия разыгрывалась, как показалось бы абсолютному большинству людей, на пустом месте! Но для них, для Светланы и Саши, это было вовсе не пустое место! Годы борьбы, слез, объяснений, обид и примирений предшествовали этому. Эта Сашина поездка была для обоих более, чем серьезным и даже судьбоносным событием.

Все-таки, Саше было ужасно неловко! Пытаясь, как-то загладить свою вину (Какую вину?), он в свою очередь подарил жене чудовищно дорогие для его бюджета, часы «Омега». Она расценила подарок, как взятку. Он возмутился, прекрасно понимая, что в сущности, она права. Через два дня часы встали. Настоящие, швейцарские часы! Это было странно и неприятно. Саша отвез часы в гарантийный ремонт.

***

Этот последний день был серым и холодным. Саша любил такие осенние дни. На грани дождя, но все-таки без него. С утра он заскочил на работу, передал все дела начальнику цеха и старшему приемщику, порешал все, что можно было порешать, распорядился обо всем, про что только смог вспомнить. Затем, наскоро попрощавшись со всеми, помчался в дайв-клуб. Он купил ласты. Компенсатор плавучести и регулятор взял на прокат. Получил билет на самолет и дайверскую страховку.

Он запарковал машину около дома, отволок снаряжение в квартиру и отправился на метро, в другой конец города забирать из ремонта Светланины часы. Он не рискнул ехать на машине, опасаясь пробок. Времени не было. Еще предстояло ехать к отцу на дачу, праздновать его день рожденья, а в шесть утра Саша улетал, но он не верил в это. Ему казалось, что все происходящее это какой-то странный сон, сон, который вот-вот закончится. Секунды этого скоротечного сна, неумолимо отсчитывала, золоченая стрелка отремонтированных по гарантии, Светланиных часов с изображением буквы Омега на циферблате.

Он что-то рассказывал, шутил и балагурил на празднике у отца в деревянном доме, в подмосковном поселке, а на душе было смутно и чем дальше, тем больше.