Записки хирурга военного госпиталя

– Бог миловал!

– А здесь не совсем все так просто, как на «гражданке». На списание может уйти не один месяц!

– А что так долго?!

– О-о-о, – покачал седой головой стоявший рядом полковник. – Вы еще узнаете, что такое ВВК! И с чем его едят! Мало того, – он кивнул в сторону скрученного в спираль военнослужащего, – что ему нужно будет пройти массу обследований, включая компьютерный томограф и УЗИ, не говоря уже о рентгене, и получить не одну консультацию узких специалистов, начиная от уролога, кардиолога и прочих, написать ПРАВИЛЬНО (он громко выделил голосом это слово) соответствующую бумагу, так еще и дождаться нужного ответа. А на это тоже уйдет время!

– И еще бумагу ту легко могут вернуть назад на исправление! Не там запятую поставил, – Павел Сергеевич улыбнулся чуть шире, – не так слово употребил, не все анализы собрал, не так подробно переписал заключения консультантов – сразу отдают на доработку.

– Военный бюрократизм? – участливо поинтересовался я.

– Нет! Просто военный! – не скрывая улыбки, ответил доктор Князев. – Существует даже специальная брошюра, изданная для внутреннего пользования в министерстве обороны, регламентирующая канцелярский язык для написания военных документов.

– Серьезно?!

– Уж куда серьезней! – подключился молчавший доселе лор-врач. – Я вот раз, помню, написал представление на ВВК и…

– Витя, давай после дорасскажешь! – полковник Мохов грубо прервал дышавшего смачным таким перегаром лорика и тактично оттеснил его собой на задний план. – А то мы так два часа все палаты обходить будем.

– Хорошо-хорошо, – живо согласился Виктор Стефанович Пивко, засунул подрагивавшими пальцами в рот свежий кубик мятного «Дирола» и, виновато опустив голову, спрятался за широкую спину травматолога.

Третий воин оказался с врожденным укорочением левой нижней конечности. Как весело произнес травматолог: «Всего-то на шесть сантиметров». При этом он так хромал при ходьбе, что у меня зародились сомнения, что этих злополучных сантиметров куда больше. А последний больной военнослужащий хоть и не имел явных физических пороков до призыва в Вооруженные силы, но, походив с месячишко у себя в части в тяжеленных берцах, так сбил свои слабые ноги, что заработал обширные потертости на коже стоп и теперь вынужден залечивать их в хирургическом отделении.

В остальных палатах картина повторилась как под копирку: обшарпанные, забывшие ремонт помещения, начиненные казенной ветхой мебелью с инвентарными номерами, раскуроченные розетки и забитые солдатики и матросики, по воле злого рока и военкома оказавшиеся в рядах российской армии.

Только в последних трех палатах попались матерые, сурового вида бойцы, получившие огнестрельные ранения на Юге. Но про свои увечья они не распространялись, ссылаясь на военную тайну. Я, уже будучи предупрежден насчет них, делал вид, что ребята свои повреждения получили при неосторожном обращении с оружием и с боеприпасами, как было написано в их историях болезни.

Парни с Юга держались особняком, молча переносили повышенное внимание к себе со стороны остальных военнослужащих и старались особо не откровенничать с медперсоналом. Мы тоже им в душу не лезли, а делали свое дело, пытаясь поскорей поставить их на ноги.

За последней палатой оказался узкий проход, ведший в соседнее здание. Я не удержался и в сопровождении коллег отправился туда. За лишенным дверей дверным проемом следовал длинный, усыпанный разнообразным строительным мусором широкий коридор. По обе его стороны шли просторные комнаты со следами «пыток»: вырванные вместе с косяками двери, грубо оторванный плинтус, развороченные стены и потолок. В одном месте, ближе к дальнему входу, отыскалась самая огромная дыра в потолке, которая неприкрыто зияла своей откровенной циничностью. Под ней, поджав под себя покореженный кронштейн, скорбно ржавела мятая бестеневая операционная лампа. На разбитых лампочных гнездах слезились мелкие осколки.

– Тут раньше у нас травматологическая операционная и травмотделение располагались с перевязочными и гипсовой, – едва сдерживая волнение, просипел травматолог. – Я тут в свое время, можно сказать, каждый гвоздик вот этими руками забил, каждую плиточку приклеил. – Он с нескрываемым сожалением посмотрел на сбитый кем-то недобрым голубоватый кафель и отвернулся.

– А кто же здесь так активно поработал? – недоуменно посмотрел я на коллег. – Кто, а главное, зачем все раскурочил?!

– Был приказ министра обороны Табуреткина о закрытии нашего госпиталя! Вот предыдущее начальство и велело все здесь демонтировать. Здание выставлялось на торги, и медицинское оборудование в нем было лишним, – сухо прокомментировал суровый полковник.

– Туда можете не ходить! – предупредил меня лишенный сентиментальности Яков Сергеевич, узрев, что я, старательно обходя битое стекло на истерзанном линолеуме, направился дальше по коридору. – Там тоже разгром! Везде, во всем госпитале, одно и то же – разруха! Вот мы своими силами только хирургию, терапию и инфекционное отделение от мусора расчистили и начали работать.

– А сколько всего отделений было до закрытия?

– То ли двадцать пять, то ли двадцать шесть, уже и не помню, – печально ответил старый хирург. – А какой госпиталь был! Красота! Силища!

– Одно наше лор-отделение чего стоило! – мечтательно произнес Виктор Стефанович. – На весь советский, а после российский флот гремело! А теперь в нем старые кровати складированы.

Обход показал мне, что в отделении царит полнейший развал что в палатах, что в остальных помещениях. Разумеется, по сравнению с остальным госпиталем хирургия выглядела значительно лучше, но все равно пациентам находиться в таких условиях было немыслимо. К тому же, кроме полусекретных бойцов в последних трех палатах, в настоящем лечении нуждались от силы два-три человека. Так как часть солдат и матросов надлежало списать из армейских рядов, а часть страдала нетяжелыми заболеваниями, у меня возникла идея перевести всех военнослужащих в другие госпитали, а самим заняться ремонтом. Я поделился своими соображениями с врачами отделения. Они как-то без особого энтузиазма посоветовали обсудить сей вопрос с начальником госпиталя.

– Денег нет! И не будет! – коротко отрезал подполковник Волобуев на мой телефонный звонок.

– Да, но пациентам невозможно находиться в таких опасных условиях! – попытался возразить я. – Розетки разворочены, штукатурка со стен и потолка сыпется чуть не на голову, кровати…

– Дмитрий Андреевич, здесь армия! – грубо перебил мои веские доводы начальник госпиталя. – А военнослужащий должен стойко переносить все тяготы и невзгоды армейской службы!

– А если этого самого военнослужащего возьмет и током насмерть шарахнет, то кто станет отвечать?!

– Мы с вами, – уже спокойным голосом ответил начальник. – Свяжитесь с замом по АХЧ и скажите ему насчет розеток. Он в курсе. Все руки у него не доходят! Напомните лишний раз. Но на настоящий ремонт не рассчитывайте! По крайней мере, в этом году точно! Займитесь лучше своей рабочей документацией. Вы уже ознакомились со всеми инструкциями? Поверьте, там есть над чем поработать!

Закончив заведомо бессмысленный разговор, я повесил трубку и нехотя придвинул к себе часть выпавшей из шкафа бумажной кипы, которую мне надлежало изучить. Аккуратно отложив в сторону уже знакомые «тренажи», я снял с вершины бумажного холма увесистую пачку разного рода инструкций и предписаний, кем-то заботливо пронумерованных и прошнурованных.

Через два часа вдумчивого чтения «Должностных инструкций» сотрудников отделения я понял, что начинаю потихоньку сходить с ума. Мало того, что я про себя переводил текст с военного канцелярского языка на общедоступный, так еще и добросовестно старался вникнуть в то, что там было написано. При этом возвышающаяся передо мной бумажная гора не уменьшилась ни на йоту. При такой скорости изучения у меня уйдет… Тут я задумался, а сколько же времени у меня уйдет на все это чтиво?

– Добрый день, Дмитрий Андреевич! Не помешал? – прервал мои скорбные размышления розовощекий майор Горошина, исполняющий обязанности начмеда госпиталя.

– Нет, что вы, Григорий Ипатьевич! – встав из-за стола, я протянул ему правую руку.

– Изучаете? – он кивнул на ставшие уже ненавистными бумаги, крепко пожимая мою кисть. – Правильно делаете! Только, – майор картинно выдержал небольшую паузу, по-хозяйски присев на свободный стул прямо напротив меня, – здесь больше половины инструкций уже устарели. Вы на дату смотрели?

– На дату? А что с датой не так?

– Там на большинстве документов устаревшая дата: прошлогодняя, позапрошлогодняя. А инструкции в армии нужно каждый год обновлять. И потом, – он открыл первый попавшийся ему на глаза документ, – тут почти нигде не стоит подпись нынешнего начальника госпиталя и подпись заведующего отделением!

– А что, это так важно?

– Вы что, Дмитрий Андреевич? – породистое лицо майора перекосилось от неподдельного ужаса. – А как же?! Все документы должны быть пронумерованы, со свежей датой и завизированы. Да обязательно с подписью Марата Ивановича и вашей! Вот гляньте, – он сунул мне под нос инструкцию врача-хирурга, – дата двухлетней давности и подпись в правом верхнем углу, где напечатано слово «утверждаю», предыдущего начальника госпиталя!

– Кошмар! – покачал я головой. – Тянет как минимум на суровое воинское преступление!

– Бросьте вашу неуместную иронию, – поморщился майор. – Я вам серьезно говорю: документы нужно не только как следует изучить, но и переделать.

– И я серьезно! Тут, если все переделывать, то работы на несколько месяцев! – я с трудом оторвал двумя руками от стола бумажную массу и с шумом опустил ее назад.

– Мы вас не торопим, но и запускать документацию не позволим! Предыдущая заведующая даже не соизволила ознакомиться ни с одним документом, не говоря уже об исправлениях в них. Надеюсь, у вас с этим проблем не возникнет?

– Хорошо, я попробую, но когда мне тогда заниматься больными и лечебной работой?

– А надо все успевать! – криво ухмыльнулся Горошина и, резко встав со стула, оправил сзади одной рукой отутюженный китель. – Думаю, месяца вам будет достаточно.

– Еще позвольте вопрос? А что, все эти инструкции и наставления уже устарели?

– Почему? Все актуально!

– То есть нужно переделывать все бумаги только потому, что поменялся начальник и дата уже другая?

– Так точно, – мягко улыбнулся майор. – Так у нас в армии заведено! Во всем должен быть порядок! Порядок и дисциплина!

– Так у нас в стране, простите, скоро и деревьев не останется – все на бумагу переведут!

Горошина не стал со мной спорить, а надел на коротко стриженную голову фуражку с высокой тульей и, привычно повернувшись на сто восемьдесят градусов через левое плечо, быстро вышел из кабинета, бесшумно прикрыв за собой входную дверь. Я же остался один на один с целой горой документов. «Может, выбросить их все к чертовой матери, да и все дела?» – мелькнула у меня шальная мысль.

– Дмитрий Андреевич, к вам можно? – прервал мои невеселые размышления звонкий голос старшей сестры. – Я тут вам еще бумаг принесла. Разбирайтесь!

– Куда мне одному столько? – расширил я глаза, когда Елена Андреевна выложила передо мной на стол еще несколько увесистых красных папок.

– Так это уже все по боевой подготовке!

– По чему?! – я аж приподнялся с кресла, на котором сидел.

– По боевой подготовке! Вот здесь списки боевого расчета, план оповещения, условные сигналы. Карты, схемы и так далее. Кстати, теперь вы возглавляете эвакуационную хирургическую бригаду!

– Какую бригаду? Какой расчет?! – я плюхнулся назад в кресло и схватился обеими руками за начавшую пухнуть голову. – Какие сигналы?

– Как «какие»? На случай тревоги! Вы в армии служили?

– В армии я служил! Давно, правда, это было, еще в Советской армии. И тревоги у нас были самые настоящие! Здесь что, тоже нас куда-то повезут? Но мы же, вроде бы, гражданские, или я ошибаюсь?

– Нет! Тут все как бы понарошку. Тревоги – учебные. Главное – правильно заполнить документацию и выполнить последовательность действий. Вот тут все написано! – она протянула мне верхнюю папку с надписью «Боевой расчет хирургического отделения».

– О, и тут еще старый начальник госпиталя значится! – кивнул я на верхний правый угол, где после «Утверждаю» стояла незнакомая фамилия. – Придется и эту папку переделывать?

– Придется, – согласилась со мной старшая сестра. – Еще нужно старую заведующую заменить на вас со всеми данными: адрес, порядок вашего оповещения. Но и это еще не все: у меня в шкафу комплекты для оказания экстренной помощи, их тоже надлежит тщательно проверить по списку и убрать просроченные лекарства и материалы. Чего нет – составьте заявку! Все строго по описи! Да, комплект наших носилок хранится в приемном покое, их тоже нужно проверить и сломанные заменить. Не дай бог объявят тревогу, а у нас что-то неисправное будет или просрочено!

– Тревогу? – я тихо застонал. – А когда же я лечебной работой начну заниматься? Когда уже оперировать стану?

– А здесь лечебная работа обычно на последнем месте стоит! – раздался бодрый голос вошедшего в кабинет травматолога. – У вас тут, извините, дверь нараспашку была, поэтому я без стука и вошел.

– Ой, это я забыла прикрыть за собой, – зарделась старшая сестра. – Руки были заняты – папки вам несла.

– Павел Сергеевич, – я перевел свой грустный взгляд на веселого травматолога, – присаживайтесь! И вы, Елена Андреевна, присаживайтесь. Признаться, я не ожидал, что мне тут придется заниматься бумажной волокитой. Эти чертовы инструкции!

– Не унывайте, – улыбнулся травматолог. – Это еще не самое худшее!

– А что еще может быть хуже, если я вместо лечения больных и операций должен работать над какой-то ерундой?!

– Ну, это не совсем ерунда. Хоть в нашем госпитале из военных всего два человека – начальник и начмед, однако это объект министерства обороны и порядки в нем соответствующие! Если у нас нет осложнений после операций, больные поправляются, не пишут жалобы, вовремя подаются на ВВК, то никто и не вспомнит о лечебной работе. Я имею в виду из начальства. А вот если возникнут проблемы с бумагами, то обязательно накажут. И накажут рублем. Лишат премии, а она здесь каждый месяц и вполне себе ничего так, – многозначительно изрек доктор Князев.

– Это, смотря у кого, – недовольно хмыкнула старшая сестра. – У врачей, может, и ничего, а вот сестрам и санитаркам почти всегда одни копейки достаются!

– Ну, – травматолог широко развел руки в стороны, – тут уж кто на кого учился!

– А вы это все сейчас мне к чему рассказываете? – насторожился я.

– К тому, уважаемый заведующий, что в армии все по последнему смотрят. Если мы свою работу выполним, а кто-то, простите, задержит, то накажут всех!

– Это вы на то намекаете, – я небрежно провел рукой по бумагам, – что если я вовремя не переделаю бумаги, то все отделение лишится премии?

– Ну, я не лично вас имел в виду! – смутился травматолог.

– Я все понял, – остановил я рукой его дальнейшее выступление. – Но как я за один месяц справлюсь с такой задачей?! Тут только навскидку документов около пятисот листов формата А-4! А если учесть, что я печатаю со скоростью один лист в час, то на всю эту кипу уйдет… – тут я задумался, высчитывая, сколько же времени мне понадобится.

– Прекратите ломать голову, не нужно ничего вам самому печатать, – широко улыбнувшись, травматолог прервал мои вычисления. – Все гораздо проще и прозаичней, чем вы думали! Все эти документы в свое время печатали на компьютере, значит, сохранились в электронном виде. Сейчас поставим задачу Володе, и он живо все найдет, исправит и распечатает.

– А кто у нас Володя?

– Володя – это солдат, который нам… – травматолог замялся, подбирая нужное слово.

– Который работает у нас в отделении на компьютере. Он сам по специальности компьютерщик, – пришла ему на помощь Елена Андреевна. – Гений, можно сказать! Компьютерный!

– И сколько этот ваш компьютерный гений берет за свою работу?

– Что вы, Дмитрий Андреевич, какие могут быть деньги?! – резко взмахнула правой рукой старшая сестра. – Он же у нас в хирургии лежит!

– Что-то я не припомню такого бойца на обходе? – наморщил я лоб. – Он в какой палате лежит?

– В девятой! Только его на вашем обходе не было, он, тогда как раз в штаб документы с отделения относил.

– Дмитрий Андреевич, – травматолог добродушно улыбнулся, – видите ли, у нас здесь есть группа солдат и матросов, которые работают в госпитале. Числятся больными, а мы ведем на них истории болезни.

– А-а-а, понимаю, – протянул я, – сачки, значит? Не хотят служить?

– Ну, почему сразу «не хотят служить»? – перестал улыбаться травматолог. – По большому счету никто из современных призывников не желает служить, за редким исключением. И я их понимаю, почему они должны за спасибо целый год впахивать на министерство обороны?

– А как же долг перед Родиной? – я с вызовом посмотрел Павлу Сергеевичу в его честные голубые глаза. – А если война? Кто нас тогда с вами защищать станет?

– Да бросьте вы кидаться избитыми фразами, – спокойно выдержал мой тяжелый взгляд доктор Князев. – Я сам ВМА заканчивал и не понаслышке знаю об армейской службе. В армию, равно как и на флот, люди должны идти сугубо добровольно, а не из-под палки! Иначе – бардак! Они вон сейчас всего какой-то год служат, а дедовщина все равно существует в войсках и процветает. Год! Деды, блин! Вот они и пытаются закосить по-всякому, лишь бы не в части находиться!

– А здесь, простите, позвольте с вами не согласиться! Я сам служил, еще тогда в Советской армии, и про дедовщину знаю не по рассказам бывалых. И компетентно могу заявить, что в тех частях, где офицеры борются с дедовщиной, она сходит на нет!

– Так в том-то и дело, если борются! А в большинстве случаев офицерам откровенно наплевать на солдат и они закрывают глаза на то, что творится в подразделениях. Поэтому я за контрактную армию!

– У-у-у, господа, в какие дебри вы сейчас залезли, – с улыбкой прервала наш спор Елена Андреевна. – Вернитесь на землю! Это уж не нам решать, какая у нас армия будет – по призыву или по контракту. Нам нужно вот в данный момент решить проблему с бумагами, – она многозначительно посмотрела на возвышающуюся на моем столе кучу. – Поэтому я предлагаю привлечь Володю.

– А разве это правильно – привлекать для этой цели больного солдата?

– Да он уже три месяца как здоров!

– Три месяца? – я перевел взгляд на старшую сестру. – Он что, у вас три месяца работает?!

– Ну, во-первых, – Елена Андреевна слегка обиделась, – тут так все делают! Раньше были специальные солдаты из числа хозобслуги, которые прямо проходили срочную службу в госпитале. Но теперь их сократили, а обязанности-то их остались, и нам приходится самим как-то выкручиваться. Вот подбираем толковых парней из числа больных и продляем им истории болезни. Фактически они числятся больными, а практически выполняют разного рода работу. А во-вторых, если вам что-то не нравится, то печатайте сами!

– Дмитрий Андреевич, – вновь заговорил травматолог, – не берите в голову! Начальство в курсе наших маленьких хитростей, с командирами частей, откуда прибыли эти бойцы, контакт налажен. Вы поймите, что без таких ребят тяжело. Старшина отделения, компьютерщик, дневальный, на КПП, даже санитар в операционной – это все из команды выздоравливающих.

– Так они тут у нас, глядишь, и дембель встретят, – обронил я.

– Так и замечательно! Мы потом вместо них новых ребят наберем. Свято место – пусто не бывает! Они нам пользу приносят немалую. Их же в армию призвали, а там уже неважно, где служить – тут или в части. Вот, к примеру, у нас извечная проблема – в операционной уже много лет подряд нет санитарок. Никто не хочет идти на такую нищенскую зарплату. Кому прикажете мыть инструменты, операционную и помогать на операциях?

– Ладно, – я устало махнул рукой. – Может, в ваших словах и есть доля правды. Пускай этот самый Володя займется документацией, не возражаю!

– Займется! – расцвела старшая сестра. – Только ему нужно показать, что конкретно нужно исправить. Вы разберите пока документы, а я его сейчас позову.

Елена Андреевна и травматолог вышли из кабинета, я вновь устремил свой потухший взор на бумажную груду. Как тут можно во всем разобраться? Тяжело вздохнув, принялся без особого энтузиазма разгребать шелестящую кучу.

Володя оказался долговязым субтильным юношей с бегающими хитрыми глазками на скуластом лице. Без предисловий он взял быка за рога, шустро отсортировав все документы на три кучи в порядке их значимости. Начал вносить изменения с наиболее важной кучи – папок по боевой подготовке. Мой рабочий день закончился в 17:00, а компьютерщик, удобно расположившись в кабинете старшей медсестры у ее компьютера, продолжил работу над документами. Довольный так удачно разрешившейся проблемой, я спокойно отправился домой…

Беспристрастный звук телефонного звонка вырвал меня из объятий Морфея ровно в шесть часов утра.

– Это доктор Правдин? – поинтересовался встревоженный женский голос. И, получив ответ, четко отрапортовал: «Удар ноль семь! В госпитале объявлена боевая тревога! Вам надлежит как можно быстрей явиться в отделение и занять место согласно боевому расчету! Вы – начальник эвакуационной хирургической бригады! Остальные члены уже оповещены!»

– Есть! Принял! – четко по-военному ответил я, положил трубку и… спокойно перевернулся на другой бок. Как ни крути, а мне еще оставался час до намеченного мной подъема…

– Норматив на отлично – сорок минут после получения сигнала тревоги! – вместо «Здравствуйте» с ходу выпалил мне в лицо стоящий у ворот КПП малознакомый холеный подполковник Комаров в полевой форме с какой-то синенькой толстой тетрадкой в руках. Я видел его один раз, когда устраивался на работу, возле здания штаба, где он что-то обсуждал с Волобуевым. Как я понял, он был представителем головного госпиталя. – Судя по адресу, вы живете всего в пяти кварталах отсюда!

– А кто вам сказал, что я ночевал дома?! – лихо парировал я его напрасный выпад. – Время сейчас на часах восемь пятьдесят. Рабочий день у меня с девяти ноль-ноль. Я на работу прибыл вовремя! Какие у вас еще могут быть вопросы к гражданскому лицу?

– Дежурный врач вам передала сигнал ровно в шесть утра! Вам надлежало явиться через сорок минут или сообщить, что вы задерживаетесь! – не унимался подполковник, пропуская мимо ушей мои объяснения.

– Я по дороге попал под бомбежку! Чтоб уцелеть, пришлось зарываться в землю! – без тени смущения вдруг заявил я обалдевшему проверяющему и, сжигаемый сзади его испепеляющим взглядом, твердыми шагами проследовал в отделение.

– Я сейчас подымусь к вам в хирургию! Готовьте документацию! – словно тяжелый дротик, пульнул мне в спину он последние слова.

Володя порадовал – вся документация по боевой подготовке была исправлена и распечатана и еще носила тепло перегревшегося принтера. О том, что сей подвиг дался ему нелегко, свидетельствовали его красные воспаленные глаза. Я поблагодарил компьютерного гения и отправил его спать. Наскоро провел утреннюю конференцию, где выяснилось, что дежурная смена грамотно среагировала на сигнал тревоги: опустили на окнах светомаскировку, выслали на КПП дополнительный наряд, закрыли все входы-выходы в отделение, выставили дополнительных дневальных.

Теперь осталось дождаться проверяющего и показать ему документацию, где в одной из таблиц карандашом было вписано, во сколько кто прибыл. Оказалось, что почти все сотрудники хирургического отделения явились лишь к самому началу рабочего дня. Но, правда, и все они жили куда дальше меня.

– Так-так! – постукивая остро отточенным карандашом по крышке письменного стола, начал просмотр документов развалившийся в моем кресле подполковник Комаров. – Посмотрим, как тут у вас с документами!

– Я заведующий всего второй день, – напомнил я, усевшись рядом на жесткий стул.

– Я в курсе, – кивнул Комаров. – У меня нет полномочий вас наказывать, я только выявляю недостатки, а вы их потом устраняете. Где у вас журнал учета рабочего времени?

– Вот! – быстро выудила из кипы на столе и сунула под нос проверяющему какую-то толстую тетрадь помогающая мне старшая сестра. – Все заполнено!

– Хорошо-хорошо, – пробежал глазами все исписанные страницы подполковник и поднял свои водянистые глаза на меня. – А журнал тренажей оказания экстренной помощи?

– Вот!

– Журнал тренажей отработки видов боевой тревоги? Журнал учета прибытия и убытия военнослужащих? Журнал учета перевязочного материала? Журнал учета медоборудования? Журнал…

– Вот! Вот! Вот! Вот!

Три часа невозмутимый подполковник въедливо изучал выложенные перед ним журналы. Три часа, не разгибаясь, он искал недоделки, делая какие-то пометки у себя в секретной тетради. За это время в операционной выполнили две плановые операции. Увы, без моего участия!

– Ну, что ж, – Комаров потянулся в кресле, поворачивая затекшее туловище в разные стороны. – Так вроде неплохо!

– У нас всегда все хорошо, – поспешила заверить его Елена Андреевна. – У проверяющих претензий не бывает!

– Верю-верю! А где у вас «Журнал учета журналов»?

– Что? – я посмотрел на подполковника широко раскрытыми глазами, не зная, то ли он чего-то напутал, то ли сейчас издевается за мое утреннее поведение.

– Пожалуйста! – старшая сестра уже отточенным движением подала вспотевшему проверяющему еще один, не замеченный мной, заботливо укутанный в прозрачную пленку небольшой журнальчик, сделанный из общей тетради.

– Ага! – победно вострубил подполковник. – А вот это уже серьезное замечание будет! Я понимаю, вы там даты исправили, у вас поменялся заведующий, начальник, они не успели еще везде расписаться. Ладно! Распишутся! Но вот тут! – он ткнул толстым волосатым пальцем в последнюю страницу. – У вас указано, что числится тридцать восемь журналов, а я насчитал тридцать девять! Не вписан журнал учета дополнительных полдников для больных! А вот это уже серьезный залет! И я буду вынужден доложить о нем вышестоящему начальству!

– Но мы только на днях получили приказ завести такой журнал! – попыталась оправдаться старшая сестра.

– Ничего не знаю! – Комаров громко захлопнул тетрадь и впервые за все время плотоядно улыбнулся, обнажив редкие зубы. – Залет!

– Журнал учета журналов, – все крутилась у меня в голове необычная фраза. И не ведал я еще того, что через год цифра в нем вырастет до пятидесяти трех.

Шел второй день моей работы в Военно-морском госпитале…