Читать книгу: «Тайный остров», страница 3

У костров, домашними запасами подкрепляясь, негромко переговаривались…

– Тут монашки жили, я ещё помню, – рассказывал немолодой серьёзный мужик, который весь день молчал, а тут, видно от воспоминаний, расчувствовался. – С мамкой ходили сюда, у ней тут сестра была, тётка моя, значит, божатка. Добрая была тётка-то. Да и остальные-то монашки – добрые. Говорят, среди них и дворянки были, так у тех в кельях и сахарок водился. Вот и даст, бывает, какая из них сахарку-то…

– А правда, что господ из города за деньги принимали? – спросил, нагло ухмыляясь, дюжий парняга, развалившийся у костра, ковырявший травинкой в зубах.

До мужика не сразу дошёл смысл, а когда понял – аж побелел от обиды:

– Чего мелешь-то? Дурак! – прикрикнул.

– А чего им – ни семьи, ничего… – тот же парень сквозь зубы цедил.

– Да разве ж для того люди в монастыри уходили?! В миру-то грешить сподручнее. А здесь – молились да работали…

– Ты пропаганду-то религиозную не разводи, дядя, – парень уже явно издевался над мужиком, приятели его – трое парнишек, ради выпендрёжа перед которыми он и старался, – хихикали.

Неожиданно прекратил это кураженье Митька Дойников.

– Замолчи-ка ты, дружок! С тобой, видать, девки-то не гуляли – беспокойный такой на это дело…

– Чего? – верзила поднялся.

Дойников тоже не мал ростом, но на голову этого ниже. Да тот и в плечах широк. Только это Митьку, одного из лучших кулачных бойцов Семигорской округи, не смутило – без замаха, снизу, локоть под дых здоровяку воткнул. Тот и согнулся сразу…

– Ну-ка, ну-ка… Хватит там! Разошлись!..

Обоих под руки друзья-земляки прихватили, развели.

– Ты молодец, – сказал Иван Попов Дмитрию Дойникову и руку протянул, тот небрежно ладонь сунул, но рукопожатие было крепкое. Оба ведь и свою недавнюю стычку помнили.

– Ничего, ерунда всё… Надо таких на место ставить, – сказал Митька.

– Он вон какой здоровый, а ты его сразу… – уважительно Иван сказал.

– Да, ну… – отмахнулся Митька. – Большие шкафы громко падают, – весело добавил.

Оба присели у костерка.

И тут две неожиданные фигуры в монастырских воротах показались… Странники по этой дороге (да и по другим – от деревни к деревне, от монастыря к монастырю) и раньше ходили, и нынче ходят… А эти – не сразу поняли мобилизованные – один слепой, другой глухонемой. Слепой – довольно высокий с седой клочковатой бородой – одной рукой опирался на посох, другой – на плечо своего поводыря. Поводырь – ростиком пониже, костью пошире, лицо круглое и бородка округлая. Сам показал руками, мол, – не говорю, не слышу… Одеты были оба чисто, опрятно, да уж больно как-то, даже для тех, кто из дальних деревень, необычно – так, может, лет тридцать назад одевались, а может, и сто… В армяках, кушаками подпоясанные, в войлочных круглых шапках, в портках, в лаптях с онучами. Лапотки, однако, новые, беленькие…

– О, давайте к нам, божьи люди, – сразу к костру их позвали, зная, что странники либо сказку расскажут, либо песню споют. Дали им место на брёвнышке у костра, дали и котелок на двоих, и хлеба… Не торопили, ждали пока странники поедят, а и они терпения не испытывали – быстро управились.

– Благодарствую, служивые, – слепой сказал, котелок с ложками отдавая.

– А ты откуда знаешь, что мы служивые-то, а? Да мы ещё и не служивые… Это тебе немой что ли нашептал? – опять тот здоровый парень засекаться начал, он сейчас тасовал колоду карт, раскидывал на себя и своих приятелей…

– Все мы служивые, – слепец ответил.

А немой, закончив жевать, перекрестился и достал вдруг из котомки лыко, крючок-кочедык, да и принялся лапоть плести…

– Ишь, как ловко-то у глухого-то получается. Ну, а ты-то что умеешь? – слепого спросили.

– Да какие наши умения…

– Расскажи-ка, дедушка, сказку, – кто-то попросил.

– Сказку… Ну, что ж… Сказку – можно! Про солдата и расскажу… – с достоинством ответил странник. Сидел он прямо и глядел мутными слепыми глазами прямо – чуть мимо костра, в сгущающиеся сумерки. Тут потеснее к ним садиться стали, кто-то толкнул кого-то, ругнулись, кто-то закурил, другому прикурить дал. Странник дождался, когда все успокоятся и начал:

– Чур, мою сказку не перебивать, а кто её перебьёт, тот трёх дней не переживёт… – заговорил мягким, одновременно пугающим и будто насмешливым голосом. – Вот, вышел один солдат со службы, идёт и думает: служил я царю двадцать пять годов, а не выслужил и двадцати пяти реп, и никакой на рукаве нашивки нет! Видит – идёт ему навстречу старик. Поравнялись, старик и спрашивает: «О чём, служивый, думаешь?» – «Думаю, говорит, о том, что служил царю двадцать пять лет, а не выслужил и двадцати пяти реп, и никакой на рукаве нашивке нет!» – «Так чего же тебе надо?» – старик спрашивает. «А хоть бы научиться в карты всех обыгрывать, да никто бы меня не обидел». (Призывники-картёжники при этих словах переглянулись, заусмехались.) «Хорошо, я дам тебе карты и сумочку: тебя никто не обыграет и не обидит». Взял солдат от старика карты и сумочку и пошёл. Приходит он в деревню и просится ночевать. Ему и говорят: «Здесь у нас тесно, а вон в том новом дому, если не побоишься – ночуй». – «Чего же мне бояться?» – «Да так». Купил солдат свечку да полуштоф водки, пошёл в тот дом и уселся. Сидит, карты перебирает. Рюмочку выпьет и карточку положит. В самую полночь вдруг двери отворились, и бесёнок за бесёнком полезли в комнату. Набралась их пропасть, и стали они плясать. Солдат смотрит и дивится. Но вот один бесёнок подскочил к солдату и хлестнул его хвостом по щеке. Встал солдат и спрашивает: «Ты что это – в шутку или взаправду?» – «Какие шутки!» – отвечает бесёнок. Тогда солдат и крикнул: «В сумку!» – как его встречный дед научил. И все черти полезли в сумку, ни одного не осталось.

На утро солдат видит: хозяева дома несут гроб. Вошли в комнату, хозяин и говорит: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа!» – «Аминь!» – ответил солдат. «Да ты разве живёхонек?» – спрашивают его. «Как видите!»

Солдат так полюбился хозяевам, что они оставили его у себя пожить и женили на своей дочери. И зажил солдат богато и с женой согласно. Через год родилась у него дочь. Надо ребёнка крестить, а матери крестной нет – никто к солдату нейдёт. Вышел он на большую дорогу и думает: какая женщина встретится первая, та пусть и будет крёстною матерью. Только успел он это подумать, видит, идёт старая-престарая старуха – худая-прехудая, кости да кожа и коса на плече. Солдат и говорит ей: «Бабушка, у меня дочь родилась, а крестить никто не идёт». – «Так что же, – отвечает, – я окрещу, идите в церковь, я сейчас приду».

Принёс солдат младенца в церковь, и кума пришла, сняла с плеча косу и положила у порога, а когда окрестили ребёнка, взяла опять косу и пошла. Солдат и говорит ей: «Кума, зайди поздравить крестницу!» – «Хорошо, – та говорит, – вы идите и приготовляйтесь, а я сейчас приду».

Пришёл солдат домой, приготовил всё, скоро пришла и кума. Опять сняла с плеча косу, положила у порога и села за стол. Когда отпировали, она встала и говорит: «Кум, проводи меня!» Солдат оделся и пошёл провожать куму. Вышли они в сени, она и говорит: «Кум, хочешь ли научиться ворожить?» – «Как бы не хотеть!» – «А ты знаешь, кто я? Я ведь смерть. Если тебя позовут к больному, и ты увидишь, что я стою у него в головах, не берись лечить, а когда буду стоять в ногах, то берись. Спрыснешь больного раз холодной водой, он и выздоровеет. Прощай!»

В этот год в той деревне сделалось столько больных разными болезнями, что солдат едва успевал переходить из одной избы в другую. И всех вылечивал: в ногах кума-то стояла.

Случилось, что заболел царь, а слух о солдате, который хорошо лечит, разнёсся уже по всему государству. Вот его и призывают к царю. Входит солдат к царю, поглядел и видит: его кума стоит в головах. Плохо дело – солдат думает. Однако велел принести скамейку и положил на неё царя. Когда это сделали, солдат и давай вертеть скамейку с царём, кума же его стала бегать кругом, стараясь быть в головах у царя и до того добегала, что устала и остановилась. Тогда солдат повернул к ней царя ногами, спрыснул его водой, и царь сделался здоров.

«Ох, кум, кум! Я тебе сказала, что когда стою в головах, то не берись лечить, а ты по-своему делаешь, ну, я тебе за это припомню!» – смерть говорит. «Ты это, кума, в шутку или взаправду говоришь?» – «Какие тут шутки!» – «Так, в сумку!» – крикнул солдат, и смерть залезла в сумку. Пришёл солдат домой и бросил сумку на полати.

Через год приходит к солдату Микола милостивый и говорит: «Служивый, отпусти смерть! Народу старого на земле много, он просит смерти, а смерти нет». – «Пусть пролежит ещё два года, тогда и отпущу», – сказал солдат.

Прошло два года. Солдат выпустил смерть из сумки и говорит: «Каково, кума, в сумке?» – «Ну, кум, будешь ты просить смерти, я не приду к тебе». – «Обо мне, кума, не беспокойся, я и сам на тот свет приду!»

Тут слушатели заулыбались, задвигались. Но это был ещё не конец сказки. Слепец продолжал (напарник его всё так же невозмутимо орудовал кочедыком, уже заплетая головку лаптя):

– Вот солдат живёт себе да поживает, в карточки играет да водочку попивает; жена и дочь у него уж померли, а он всё жив. Однажды играл в одном доме в карты да и услышал, что скоро придёт антихрист и станет людей мучить. Солдат испугался и отправился на тот свет. Шёл, шёл, шёл, наконец, приходит к лестнице, которая тянулась до неба и сел отдохнуть; потом, собравшись с силами, полез по лестнице. Лез, лез, лез и прилез к самому раю. А у дверей рая стоят апостолы Пётр и Павел. Солдат и говорит им: «Святые апостолы Пётр и Павел, пустите меня в рай!» – «А ты кто такой?» – спрашивают его. «Я солдат». – «Нет, тебя не пустим, иди туда, вон тебе рай!» И указали ему на ад. Солдат пошёл к аду, у ада стоят два бесёнка. Солдат и говорит: «Святые апостолы Пётр и Павел в рай меня не пускают. Пустите ли вы меня в ад?» – «Иди», – говорят ему бесёнки и пропустили его в ад.

Приходит солдат в ад. Отвели ему там особую комнату. Он и лёг отдыхать. Отдохнувши, насобирал толстых палок и понаделал из них ружей, наловил чертей, составил их в роту и начал их обучать военному искусству. Если который из чертей заленится, то ему и палкой надаёт. И всех чертей в аду замучил.

Узнал сатана, что солдат, который должен быть в раю, живёт у него в аду, и захотел его душою завладеть. Приходит к солдату и говорит: «Давай играть в карты! Только с таким условием: если я тебя обыграю, то ты будешь мой, а если ты меня, то я тебе отдам грешную душу». Солдат согласился, и они уселись играть. Играют, играют, и всё солдат выигрывает. Нет, говорит сатана, больше играть с тобой не буду, ты, пожалуй, у меня все души выиграешь.

Узнали и бесы, что это тот самый солдат, у которого они сидели в сумке, и решились его выгнать из ада. Наговорили на него сатане, что он мучит чертей и никому спокою не даёт своим солдатским ученьем, и сатана дал приказание по аду, чтобы выгнали тотчас же солдата. Окружили черти солдата и объявили ему приказ сатаны. Делать нечего – взял солдат свою амуницию и две выигранные им у сатаны души (жены и дочери) и пошёл. Только вышел он из своей комнаты, видит, все черти выстроились в ряд, заиграла музыка и запалили из ружей. «Э, чертовское отродье! Обрадовались, что я пошёл!..» И всех их выругал.

Приходит он опять к раю и говорит: «Святые апостолы Пётр и Павел, пустите меня в рай!» – «Да ведь ты отказался от рая, – говорят ему, – ступай в ад». – «Да я там был!» – «Так ещё сходи». – «Да пропустите вот хоть эти две грешные души». – «Ну, пусть оне идут», – сказали апостолы и отворили врата. Солдат поставил впереди душу жены, сам встал за нею, а позади себя поставил душу дочери. Так все трое и вошли в рай. И до сих пор живут они да поживают в раю, ни нужды, ни горя не знают.

Вот какие нечаянные случаи встречаются на пути жизни! А всё Бог и Его святое провидение правят делами и намерениями нашими…

Кто посмеялся, кто сказал:

– Вот бы нашу смерть кто-нибудь в сумку спрятал…

Кто-то уже спал, кто-то стал укладываться после сказки… Странники куда-то в темноту ушли, тоже легли вроде… Дмитрий Дойников и Иван Попов растянулись, положив под головы котомки.

…Млечный путь лежал над ними дорогой из вечности в вечность…

Не спал в эту ночь Николай Иванович Попов – молился за внука. Не спала Катерина – молилась за сына и зятя. Не спала её дочь Анастасия – утирала слёзы, думая о муже, вспоминала молитву да не вспомнила – как могла Бога и Мать Его за мужа и брата просила…

В каждом доме села, в каждой избе ближних и дальних деревенек шептались молитвы, проливались и утирались слёзы…

И восстал из вод озера монастырь. И горели свечи в храме Спаса Всемилостивого, и молились иноки, и подпевали молившимся за Россию инокам монахини в Богородицком храме Крутицкого монастыря, и сливались их голоса с ангельскими гласами…

Глава третья

1

К вечеру следующего дня мобилизованные семигоры пришли в город.

Шли по мощёной булыжником улице. По бокам её – фонари, тротуары – деревянные мостки, пружинящие под ногами редких прохожих. (Ох и хочется парням да мужикам по этим мосткам пройтись!)

Вдоль дороги двухэтажные деревянные, на несколько квартир, дома, обнесённые дощатыми заборами, за которыми просматривались дворы с сарайками, с верёвками и бельём, с поленницами дров, огородиками…

Видно, как колышутся занавески на окнах. Жёлтый жилой свет там – в квартирах…

В канаве стоит коза, будто задумалась, перестала даже жевать, наверное, от шума, производимого пятьюдесятью парами топающих, шаркающих, стучащих по мостовой ног.

Но вот ступили на центральную улицу – чёрную, гладкую:

– Асфальт! – сказал кто-то.

Тут уже и каменные дома были, хотя деревянные всё же преобладали.

Вышли на центральную площадь с высоко поставленным памятником Ленину посредине и чахлыми кустиками акации вкруг него. Подошли к двухэтажному каменному дому, выкрашенному серой и белой краской, обнесённому решётчатым забором. Табличка со звездой и золотыми буквами подтверждала, что это и есть райвоенкомат.

Ершов скомандовал устало-равнодушно:

– Становись! Смирно! Вольно! – Его команды уже привыкли выполнять и построились по росту быстро, не задавая вопросов. – Подождите тут, – просто сказал лейтенант и шагнул на крыльцо. Но перед высокой дверью короткими привычными движениями поправил портупею и согнал назад складки гимнастёрки под ремнём. Из двери ему навстречу сунулась голова в фуражке:

– О, здравия желаю!..

– Привет!

И дверь за лейтенантом захлопнулась.

Строй, конечно, сразу нарушился, кто на скамейку присел, кто к забору прислонился, закурили некоторые…

Минут через пять на крыльцо вышел не Ершов, к которому уже привыкли, которого уже «наш лейтенант» называли, другой командир – также туго перетянутый портупеей, в сапогах с гладкими блестящими голенищами…

Вышел он на крыльцо, постоял, поглядел на вольницу. Да как рявкнет:

– Становись!

И когда не все и сразу выполнили команду, крикнул:

– Разойдись! – и через секунду: – Становись! Равняйсь! Смирно!

– Вот это дак начальник, сразу видать!

– Кончилась вольница…

– А лейтенант-то наш – всё, видно, сдал нас с рук на руки…

– Меня зовут майор Сухотин! Поступаете под мою команду! Выходи со двора! В колонну по два становись!

И уже к ночи прибыли в казарму, размещавшуюся, как говорили знающие, бывавшие в городе мужики, на «льнострое», то есть незаконченной стройке комбината по переработке льна.

Здесь уже по-армейски, прямо из полевой кухни накормили. Спать, правда, на голых, грубо сколоченных нарах пришлось.

Весь следующий день для мобилизованных в суете прошёл: Сухотин и его помощник старшина Козлов делили команду новобранцев на отделения, назначали командиров этих отделений, назначали дневальных, объясняли обязанности дневальным. Суета…

– Долго нас тут держать-то будут? – спросил Дойников у старшины. Тот – ростом под два метра, левая сторона лица шрамом пропахана – лишь усмехнулся:

– А ты торопишься? Я вот на финской бывал. – И он вдруг резко наклонил голову, и на лопатистую ладонь левый глаз выкатился. Стеклянный.

Сначала не по себе стало тому, кто рядом стоял, потом засмеялись. А Козлов рявкнул: «Отставить смех!» И глаз на место вставил.

На другой день строевые занятия начались, сборка-разборка винтовки. Проводили их «старики»-срочники из гарнизона. Объявился и лейтенант-политрук.

Появились в казарме газеты. Вечером политрук читку организовал.

«Сообщение Советского Информбюро.

24 июня 1941 года.

В течение 24 июня противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском, Гродненско-Волковысском, Кобринском, Владимир-Волынском и Бродском направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной Армии.

Все атаки противника на Шауляйском направлении были отбиты с большими для него потерями. Контрударами наших механизированных соединений на этом направлении разгромлены танковые части противника и полностью уничтожен мотополк.

На Гродненско-Волковысском и Брестско-Пинском направлениях идут ожесточённые бои за Гродно, Кобрин, Вильно, Каунас.

На Бродском направлении продолжаются упорные бои крупных танковых соединений, в ходе которых противнику нанесено тяжёлое поражение.

Наша авиация, успешно содействуя наземным войскам на поле боя, нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам и важным военным объектам противника. В боях в воздухе нашей авиацией сбито 34 самолёта.

В Финском заливе кораблями Военно-Морского Флота потоплена одна подводная лодка противника.

В ответ на двукратный налёт на Севастополь немецких бомбардировщиков с территории Румынии советские бомбардировщики трижды бомбардировали Констанцу и Сулин. Констанца горит. В ответ на двукратный налёт немецких бомбардировщиков на Киев, Минск, Либаву и Ригу советские бомбардировщики трижды бомбардировали Данциг, Кёнигсберг, Люблин, Варшаву и произвели большие разрушения военных объектов. Нефтебазы в Варшаве горят.

За 22, 23 и 24 июня советская авиация потеряла 374 самолёта, подбитых, главным образом, на аэродромах. За тот же период советская авиация в боях в воздухе сбила 161 немецкий самолёт. Кроме того, по приблизительным данным, на аэродромах противника уничтожено не менее 220 самолётов.

* * *

Финляндия предоставила свою территорию в распоряжение германских войск и германской авиации. Вот уже 10 дней происходит сосредоточение германских войск и германской авиации в районах, прилегающих к границам СССР. 23 июня 6 германских самолётов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолёты были отогнаны. Один самолёт сбит, и четыре немецких офицера взяты в плен.

24 июня 4 немецких самолёта пытались бомбардировать район Кандалакши, а в районе Куолаярви пытались перейти границу некоторые части германских войск. Самолёты отогнаны. Части германских войск отбиты. Есть пленные немецкие солдаты.

* * *

Румыния предоставила свою территорию полностью в распоряжение германских войск. С румынской территории совершаются не только налёты немецкой авиации на советские города и войска, но и выступления немецких и румынских войск, действующих совместно против советских войск. Неоднократные попытки румыно-немецких войск овладеть Черновицами и восточным берегом Прута кончились неудачей. Захвачены немецкие и румынские пленные.

* * *

25 июня подвижные части противника развивали наступление на Вильненском и Барановичском направлениях.

Крупные соединения советской авиации в течение дня вели успешную борьбу с танками противника на этих направлениях. В ходе боя отдельным танковым группам удалось прорваться в район Вильно – Ошмяны.

Упорным сопротивлением и активными действиями наших наземных войск пехотные соединения противника на этих направлениях отсечены от его танковых частей.

Попытки противника прорваться на Бродском и Львовском направлениях встречают сильное противодействие контратакующих войск Красной Армии, поддержанных мощными ударами нашей авиации. В результате боёв механизированные соединения противника несут большие потери. Бой продолжается.

* * *

Наша авиация нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам немцев в Финляндии, а также бомбардировала Мемель, корабли противника севернее Либавы и нефтегородок порта Констанца.

В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии за 25 июня сбито 76 самолётов противника; 17 наших самолётов не вернулись на свои базы.

* * *

Немецкий лётчик, взятый в плен после того, как его самолёт был сбит нашей авиацией на советско-финской границе, заявил: “С русскими воевать не хотим, дерёмся по принуждению. Война надоела; за что дерёмся, не знаем”.

* * *

На одном из участков фронта немецкие войска шли в бой пьяными и несли большие потери убитыми и ранеными. Пленные немецкие солдаты заявили: “Перед самым боем нам дают водку”.

* * *

Наши лётчики Н-ской авиационной части в воздушных боях сбили 10 самолётов противника. Командир полка, Герой Советского Союза майор Коробков, сбил два бомбардировщика противника; радист-стрелок Шишкович во время исполнения боевой задачи сбил два самолёта противника системы “Мессершмитт”. Командир Сорокин при выполнении боевой задачи девяткой самолётов был атакован 15 самолётами противника, в бою сбил 6 самолётов и потерял 4. Майор Ячменёв, будучи ранен в обе ноги, отказался ехать в госпиталь и продолжал выполнять боевые задачи.

* * *

Красноармеец Н-ского стрелкового полка Романов, подкравшись к вражескому разведчику-мотоциклисту, уничтожил его. Командир подразделения этого же полка младший лейтенант Мезуев, будучи трижды ранен, не ушёл с поля боя и продолжал вести бой.

* * *

Шофёр строительного батальона Н-ского воинского соединения задержал четырёх немецких лётчиков, которые выбросились с подбитого самолёта и пытались скрыться.

* * *

Командир одной из пулемётных рот, находясь в окружении более 8 часов и непрерывно ведя бой с противником, удержал позицию до прихода подкрепления.

* * *

Младший сержант Трофимов, командир орудия, в обстановке, когда орудие находилось в окружении противника, а боевой расчёт орудия был выведен из строя, увёл в укрытие трёх раненых бойцов своего орудия, а затем сам хладнокровно расстреливал противника прямой наводкой. Когда сопротивление стало бесполезным (танки противника были почти на огневой позиции), Трофимов взорвал орудие, а сам умело вышел из окружения врагов».

– Товарищ старшина, – опять у Козлова спрашивали, – а финны, они, как солдаты, как?..

– Ничего, воевать умеют, – сразу понял невнятный вроде бы вопрос старшина. Глаз стеклянный больше не показывал.

В той же газете на последней странице было помещено объявление: «Цирк “Союз”, дрессированные животные, клоуны, акробаты…»

2

Уже больше недели находились семигоры и мобилизованные из других районов на сборном пункте «льнострой»…

Неожиданно к Ивану тот здоровяк, с которым Митька Дойников в монастыре сталкивался, подошёл: «Слушай, земляк… Иван, тебя зовут-то?..» Иван знал его отдалённо, где-то раньше видывал – из их сельсовета, но из другого колхоза парень. Да уже по дороге и в казарме немножко познакомились. Парень-то – добродушный на самом деле…

– Ну, Иван.

– А меня Фёдор, ну, Федька…

– Да я знаю уже…

– Слушай, а пошли в цирк!

– Чего? В какой цирк…

– Ну, вот, – Федька сунул в руки ему газету. – Пошли, а… Хочется. Никогда не были ведь, а и будем ли, если не сходим. Эти упёрлись, боятся, – кивнул на свою компанию в углу казармы…

– Дак, как, когда…

Федька услышал колебание в его голосе, пристал как репей.

– А вот с десяти утра. Мы на утренней поверке скажемся, позавтракаем и смотаемся… Да чего ты – в самоходы вон ходят…

– В какие ещё самоходы?

– Да на рынок вон бегали наши, без спроса… На рынок можно, а в цирк нет?..

Дойников, войдя в казарму, глянул в их сторону подозрительно:

– Вы чего там?

– Да нет, ничего… – Иван знал, что Митьку сейчас звать бесполезно, командиром отделения его назначили, дак он вдруг такой весь правильный стал, серьёзный. А в цирк Ваньке захотелось, очень захотелось. – Ну, давай! – Федьке шепнул.

Как решили, так и сделали. На утреннее представление пошли.

Шатёр цирковой неподалёку от рынка и стоял. Будто и нет войны никакой: идут дети, взрослые идут. Билеты в кабинке кассы покупают. На яркой афише у входа – черноволосая красавица в платье с широким, но коротким подолом, с какой-то вичкой в руке, а перед ней на тумбочке на задних лапках собачка кудреватая, похожая на овцу…

– Слушай, Федька, денег-то нет у меня…

– Так и у меня нет…

Стали бродить близ шатра. С одной стороны там за шатром временный забор стоял, автомобили с ярко раскрашенными фургонами… Кого-то ругали там, женский голос кричал:

– Опять напился? Я буду таскать мешки? Артисты будут таскать? Всё – будем ставить вопрос об увольнении…

Прижались к забору парни, одна доска сдвинулась… Пьяный мужичонка в чёрном рабочем халате стоял, болтаясь из стороны в сторону перед высокой строгой женщиной. Стоял тут же автомобиль с фургоном, задняя дверь приоткрыта и видны мешки.

– А давайте мы поможем, – вмиг оценил ситуацию Федька.

Женщина на него обернулась:

– Сколько вас? – раздражённо спросила.

– Двое!

– Давайте, ребята, – вот эти мешки, вон туда перетащить, – уже радостно заговорила женщина. – В другие фургоны не суйтесь, – предупредила, – там животные. Места на представление нужны? – спросила просто.

– Да, – одновременно выдохнули парни.

– Ну, я вас посажу… Так, полчаса до начала. Успеете?..

Иван и Фёдор даже раньше, чем за полчаса, разгрузили машину. В мешках, как поняли они, – корм животным, зерно… Слышно было, как за закрытыми дверями фургонов кто-то мягко по-кошачьи ходит, рычит, собаки взлаивают…

– Всё, ребята, заканчиваем, заканчиваем, пойдёмте – я проведу вас, – появилась та женщина. И по какому-то тёмному закулисью она вывела их в зал, посадила в первом ряду.

Грянула музыка, прожекторы осветили арену, и вышел красавец с пышными усами в сверкающей одежде. Набрав в выпяченную грудь воздуха, он крикнул: «Представление начинается!»

Они оказались в сказке… По команде дрессировщицы Иссидоры Быстрицкой собачки бегали на задних лапах, медведь танцевал, а тигр прыгал в огненный обруч. Воздушные гимнасты летали под куполом. Куплетисты распевали, наяривая на крошечных гармошках. Иван удивлялся: как они на кнопки-то попадают? «Будем бить фашистов стаю мы и в хвост и в гриву!..» Рыжий клоун падал, поднимался и снова падал, и слёзы из его глаз вдруг брызгали параллельными земле струйками. А потом клоун обметал метёлочкой пыль с ушей зрителей. От счастья, от волнения Иван Попов забыл себя, забыл, где он, когда клоун и его своей волшебной метёлочкой коснулся…

Когда из цирка шли, сначала молчали, так поражены были представлением. Потом Фёдор сказал:

– Вот. Теперь и на войну можно… – И добавил задумчиво: – А я бы, наверно, на этой Иссидоре женился…

– Она б тебя быстро надрессировала, – сразу ответил Иван и сам засмеялся своей такой удачной шутке…

А на площади с памятником Ленину посредине, под репродуктором, стояла толпа, и спокойный простой голос Сталина говорил…

«…Неужели немецко-фашистские войска в самом деле являются непобедимыми войсками, как об этом трубят неустанно фашистские хвастливые пропагандисты? Конечно, нет! История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало. Армию Наполеона считали непобедимой, но она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англо-французских войск, и наконец была разбита англо-французскими войсками. То же самое нужно сказать о нынешней немецко-фашистской армии Гитлера. Эта армия не встречала ещё серьёзного сопротивления на континенте Европы. Только на нашей территории встретила она серьёзное сопротивление. И если в результате этого сопротивления лучшие дивизии немецко-фашистской армии оказались разбитыми нашей Красной Армией, то это значит, что гитлеровская фашистская армия также может быть разбита и будет разбита, как были разбиты армии Наполеона и Вильгельма. Что касается того, что часть нашей территории оказалась всё же захваченной немецко-фашистскими войсками, то это объясняется главным образом тем, что война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных для советских войск. Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы, и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было ещё отмобилизоваться и придвинуться к границам. Немалое значение имело здесь и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключённый в тысяча девятьсот тридцать девятом году между ней и СССР, не считаясь с тем, что она будет признана всем миром стороной нападающей. Понятно, что наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла стать на путь вероломства. Могут спросить: как могло случиться, что Советское Правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского Правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в тридцать девятом году. Могло ли Советское Правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии – если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом. Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определённый выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии. Что выиграла и что проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира, как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьёзным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией. Вот почему вся наша доблестная Армия, весь наш доблестный Военно-Морской Флот, все наши летчики-соколы, все народы нашей страны, все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии клеймят вероломные действия германских фашистов и сочувственно относятся к Советскому правительству, одобряют поведение Советского правительства и видят, что наше дело правое, что враг будет разбит, что мы должны победить.