Читать книгу: «Excommunicado», страница 5

– В том-то и дело, Джейн, что несколько показателей совершенно не бьются с нормой, в то время как следы наркотиков непосредственно в крови не обнаружены. Они-то меня и смутили: в том деле, от которого я когда-то отказалась, было нечто похожее. Жертва умерла из-за стабильного приёма препаратов, содержащих мефенамовую кислоту. Но Дик подозревает не только её в случае мистера Ричардса. По документам грешить можно минимум на четыре вещества, три из которых – наркотические. Каждый из них мог привести к инфаркту совершенно разными путями: одномоментно, постепенно с нарастанием дозировки, из-за сумбурного приёма…

– Я не помню, чтобы папа вообще хоть что-то принимал… Почему тогда, чёрт возьми, никто из врачей не сказал об этом? – тут же закипаю, вдавливая акселератор в пол. Голова идёт кругом от полученной информации, каждый новый пазл которой всё только сильнее запутывает. – Почему никто даже не заикнулся об этих несостыковках?

Кейт молчит – мне кажется, что бесконечно долго, хотя на самом деле всего-то пару секунд – и, протяжно вздыхая, наконец произносит:

– Может, потому что им… не позволили?

– Думаешь, им угрожал тот, кто свёл моего отца в могилу? Тогда почему вообще эти цифры есть в анализах? Можно же было всё сфальсифицировать! Выдать «чистые» бумаги! – с учётом того, что меня саму недавно плотно подсадили на крюк шантажа, я охотно верю в версию того, что молчание врачей могли купить. Но не хочу одновременно с этим верить в то, что система вокруг прогнила настолько, что это уже не впервой так или иначе касается именно меня…

– Фальсификацию при таком диагнозе заметить проще, нежели некоторые правдивые показатели, данные чуть ли не в самом конце многостраничного документа. Ставка на то, что горюющая дочь навряд ли станет в нём копошиться – её мысли будут заняты лишь шоком от смерти отца и хлопотами по похоронам. Скорее всего, если бы не мой приезд, Джейн, который ты изначально посчитала бессмысленным, то мы бы так и остались в неведении.

Голос подруги звучит чётко, ровно, но негромко: она осторожничает, несмотря на то, что явно идёт где-то по улице многомиллионного города. Впереди образуется пробка, и я плавно останавливаюсь за другой машиной, на мгновение позволяя себе отнять ладонь от руля и сжать пальцами переносицу:

– Господи… Кейт, что мне делать? – обречённо шепчу, понимая, что морально совершенно не готова к такой вести и повороту в, казалось бы, обычной, хоть и неожиданной кончине папы.

– Это всё – лишь наши догадки, Джейн, а ты сама прекрасно знаешь, куда они могут привести без доказательств. Я не представляю, как тяжело тебе сейчас приходится, но, думаю, не стоит лезть на рожон, не имея на руках фактов. Давай немного подождём. Может, Дик сможет нарыть ещё что-то, не знаю…

– Твой Дик – не ищейка, а всего лишь судмедэксперт… – разочарованно напоминаю я, отнимая пальцы от лица, и, щурясь, смотрю вперёд. – Да и что тут искать, Кейт: ничего нового, кроме этих заключений, я тебе не предоставлю, а тело уже захоронено… Это всё приведёт к тупику.

На том конце повисает молчание, которое разбавляется лишь сбивчивым дыханием подруги, скорее всего, из-за быстрого шага, и я, остекленевши уставившись в одну точку на лобовом, едва слышно добавляю:

– Если папу действительно убили… Неужели я никогда не смогу узнать, кто это сделал? Неужели этот мерзавец не понесёт наказания?..

Это что, какой-то чёртов круговорот кармы, решившей отправить меня в нокаут тем, что и я не отсидела в тюрьме за убийство?..

Содрогаюсь от одной лишь мысли: что тогда ещё мне уготовлено?

– Не знаю, Джейн… Всё это очень странно и неоднозначно. Но в чём Дик и я теперь убеждены: мистер Ричардс действительно умер не сам.

– Ты говорила про какую-то кислоту. В чём она содержится?

Плавно выкручивая руль, я выезжаю на 10-ую авеню, выскочив из пробки. Взглянув на часы на бортовом компьютере, мысленно прикидываю, успею ли взять хотя бы кофе до встречи с Рамиресом. Мне нужна ясная голова, но ничего уже не изменишь, хотя тупую боль во лбу и недосып можно попробовать временно заглушить крепким эспрессо.

– Мефенамовая. Понятия не имею, Джейн, но я могу прислать тебе всю собранную судмедом информацию и по остальным веществам, которые тоже под подозрением.

– Хорошо, давай так: высылай мне всё, что этот Дик собрал, а я попробую выяснить, чем занимался отец в последнее время и кому мог перейти дорогу… – осипшим голосом отвечаю я и кашляю, а Кейт строго и решительно заявляет:

– Только без глупостей и необдуманных действий, Джейн, прошу. Хватит с тебя испытаний и горя… Я не хочу, чтобы ты вляпалась в то, из чего потом не выкарабкаешься.

Я украдкой смотрю в зеркало заднего вида и кривлю губы, ощущая тошноту от самой себя.

«Знала бы ты, Кейт, во что я уже вляпалась…» – привкус желчи обволакивает корень языка, и я жёстче сжимаю руль.

– Хорошо…

– Ты там как? В порядке? Всё ещё не хочешь рассказать, что за история с шантажом? – с осторожной тактичностью и заботой спрашивает подруга после небольшой паузы, и в этот момент я замечаю невдалеке то самое здание, в котором буду теперь работать, пока мои дни не будут сочтены. Как символично, что Кейт спросила об этом именно тогда, когда взгляд остановился на нём.

– Я в норме. В относительной, но норме. Будь моя воля, ты бы уже вчера всё знала, но я пока пытаюсь разобраться во всём сама.

– Ладно… Только, пожалуйста, будь осторожна, Джейн. И что бы ни было, дай знать сразу же, как сможешь.

Мы обмениваемся ещё парой слов, Кейт снова обещает выслать необходимую информацию, и я неохотно нажимаю на значок красной трубки на сенсоре. Чем ближе я подъезжаю к «Сомбре», тем больше хочу оттянуть момент выхода из машины.

***

Остановившись на платной парковке перед типичным представителем современной урбанистической архитектуры, я глушу двигатель и, сгорбившись, смотрю вверх, не опуская стекло. Живя в Нью-Йорке всю жизнь, что иронично, – так и не смогла полюбить его небоскрёбы. Строя друг за другом эти прозрачные высотки, люди думают, что будут лучше тех, кто внизу; пытаются пробить облака и стремятся быть выше самого Бога, в которого даже не верят, и забывают о том, что это лишь очередной самообман и ласкание собственных комплексов.

Я отвожу взгляд и поправляю зеркало заднего вида, вновь всматриваясь в себя напоследок.

Опрятна, хоть и не выспалась; волосы лежат ровными, но, увы, потускневшими прядями; малахитового оттенка костюм, насколько его видно в небольшом отражении, выглажен и сидит идеально. Небольшие тонкие кольца серёжек в ушах, часы и неприметный золотой браслет – лаконично и строго.

Но при этом никакого макияжа. Абсолютно. Я не хочу давать Рамиресу повода думать, что тщательно собиралась, чтобы блеснуть и поразить внешностью. Для него будет достаточно и обычной аккуратности в моём деловом виде, не более. А на бледность лица, неподкрашенные светлые брови и ресницы, круги под глазами и потрескавшиеся губы – плевать. Не знаю почему, но кажется, что он будет оценивать меня каждый раз; я же каждый раз хочу приводить его в бешенство не подчёркнутой косметикой невзрачностью.

Главный холл здания выглядит совершенно обычным, ничем не отличающимся от большинства бизнес-центров: наполированный пол, разбросанные в разных углах тёмные диваны с круглыми журнальными столиками, а впереди вытянутая длинная стойка ресепшена. Удивительно. Может, некая оригинальность Рамиреса мне лишь показалась, ведь я ожидала увидеть нечто иное, исключительное и в дизайне его офиса? Откинув эти неуместные мысли, я размеренным шагом направляюсь к юноше за стойкой. Кофе, увы, мне не выпить из-за нависшего в стрелках часов намёка на тотальное опоздание.

– Приветствуем вас в корпорации «Сомбра», мэм! Чем могу быть полезен? – вскидывает он взгляд, полный натренированной вежливости, и я невольно морщусь.

– Я к сеньо… мистеру Рамиресу, – спешно поправляю себя и нервно закладываю прядь за ухо. – Сообщите ему, что приехала адвокат Джейн Ричардс.

Договорив собственное имя, явственно начинаю ощущать стук сердца в ушах, словно начался обратный отсчёт до взрыва.

Он не прекращается и тогда, когда администратор делает несколько звонков и за мной приходит молодая девушка в строгом чёрном, наглухо закрытом костюме. Она представляется секретарём Рамиреса – надо же. Я думала увидеть холеную брюнетку модельной внешности, которая на досуге делает не только кофе своему боссу, а в итоге получила среднестатистический образ рядового офисного сотрудника.

Не прекращается и в тот момент, когда мы поднимаемся на скоростном лифте на пятьдесят второй этаж: даже в заложенных ушах я всё ещё улавливаю этот замогильный набат.

В горле резко пересыхает и саднит, а ладони стремительно потеют, что совершенно на меня не похоже: я не нервничала так даже на самом первом слушании в своей карьере по делу одной транспортной компании, где меня разнесли в пух и прах.

Бум-бум-бум.

Сердце сейчас словно вырвется прямиком из глотки, где теперь я его ощущаю, как и очередной приступ тошноты. Чем дольше мы идём по коридору, отделанному в тёмных тонах, к двери в конце, тем сильнее мои кости размякают, как желе.

И снова то чувство, что невозможно никуда сбежать. Теперь меня всегда будет преследовать эта необратимость, пока я рядом с Рамиресом?..

Из груди норовит выпорхнуть еле слышный вздох, когда сопровождающая меня девушка стучится в массивную дверь из явно дорогого дерева и почти сразу приоткрывает её. Ладонью указав вперёд и дежурно улыбнувшись, она отстраняется, и я, сглатывая вязкую слюну, заношу стопу над порогом.

Бум-бум…

Шпилька туфли вонзается в сапфирового цвета ковролин. Моя вторая нога встаёт рядом с первой: я вижу это, потому что пока не могу поднять взгляда, тщетно пытаясь усмирить предающий меня орган, качающий кровь. Дверь с приятным щелчком закрывается, и я спиной чувствую исходящее от поверхности сзади тепло. Или мне это только кажется…

Бум.

Последний удар о грудную клетку.

Внутренний таймер нещадно пищит, возвещая о начале катастрофы в тот миг, когда я наконец решаюсь поднять взор и встречаюсь глазами с Альваро.

Всё те же тёмные, засасывающие в бездну, карие глаза с опущенными наполовину веками. Всё та же несущаяся вихрем от высокой фигуры опасность. Я почти вижу, как воздух между нами начинает вибрировать…

– А вот и вы, мисс Ричардс, – неприкрытый сарказм, бьющий по намеренно изменённой форме обращения, в очередной раз показывает, насколько этот ублюдок ни во что не ставит трагедию, случившуюся в моей жизни. В его взгляде вспыхивает мрачное торжество, и уголок рта дёргается. – Добро пожаловать…

Глава 8

Тело сковывает неловкостью, и я не могу разлепить губы, чтобы хоть как-то поприветствовать этого самодовольного мерзавца в ответ. В солнечном сплетении начинает полыхать огонь ненависти и злости, хотя, по сути, злиться я должна только на себя. Неписанная истина – любой человек виноват в своих проблемах сам.

В памяти непотушенными угольками тут же вспыхивает всё то, что произошло на складе: распотрошенный труп того криминалиста, наручник на моём запястье и ледяная угроза Рамиреса.

Держаться. Надо как-то держаться.

– Не стойте на пороге, Джейн, – добавляет он обманчиво мягким тоном, неторопливо пряча ладони в карманах безупречно выглаженных брюк.

Сегодня Рамирес в костюме-тройке цвета берлинской лазури. Тонкая серебристая цепочка, очевидно часов, уходит от кармана жилета под борт пиджака. Рубашка в подходящий оттенок и начищенные до блеска тёмно-коричневые туфли. Меня начинает раздражать тот факт, что я снова признаю наличие непревзойдённого стиля у этого мужчины.

– Проходите, присаживайтесь. Признаться, я ожидал увидеть вас утром, а не в час дня.

Сам он стоит с ровной осанкой рядом с широким столом с чистейшей стеклянной столешницей – чёртов педант, – и пока я молча делаю первый несмелый шаг, Рамирес продолжает внимательно наблюдать за мной, не шелохнувшись.

– Мне нужно было закончить некоторые дела… – я тщательно стараюсь придать небрежности своему тону.

Чтобы не зацикливаться на мандраже и чрезмерно идеальном облике своего нового начальника, полностью вписывающегося в обстановку, я решаю украдкой осмотреться.

За спиной Рамиреса огромные панорамные окна в пол – как и в любой высотке, ничего особенного. Зато в целом убранство кабинета чересчур выдающееся и одновременно аскетичное: прозрачный стол с двумя креслами для посетителей и высоким кожаным для хозяина компании, два небольших пуфика у одной стены в углу, а вот по левую руку – лишь странная экспозиция в рамке, которую с трудом можно назвать картиной. Я завороженно уставляюсь на неё: в чёрном металлическом обрамлении за стеклом… тоже разбитые кусочки стекла, собранные в мозаику, и на каждой частице размазано нечто алое, как капли крови. Меня слегка передёргивает от заключённой в раму идеи жестокости и от неуместной мысли, что в любви к минимализму в обстановке мы с моим мучителем схожи.

Медленно опускаясь в гостевое кресло, я продолжаю изучать этот одинокий элемент интерьера, пока не слышу размеренный и хладнокровный голос Рамиреса:

– Любите искусство, Джейн?

Я вскидываю одну бровь, наконец, повернувшись к нему. И не отвожу прямого взгляда, кое-как собравшись:

– Не увлекаюсь и не разбираюсь, – в звенящей тишине помещения мой голос звучит чеканяще, и это придаёт мне сил. Сохраняя видимость спокойствия, я опираюсь на подлокотник одной рукой, перекидывая ногу на ногу, и сцепляю пальцы в замок на животе.

Рамирес безразличным взглядом скользит по натянувшейся ткани юбки на моём бедре, на что я внутренне чертыхаюсь, и снова смотрит на своеобразное панно из стекла.

– Думаю, придётся начать, – выносит он свой непонятный вердикт, вынимая руки из карманов, и совершенно расслабленно устраивается в своём кресле напротив, предварительно расстегнув пуговицы пиджака.

Я состраиваю максимально кислую мину и в раздражении закатываю глаза. Опять эта дурацкая недосказанность, из-за которой даже страх перед этим человеком уступает место бешенству.

– Я была бы крайне благодарна, сеньор Рамирес, если бы вы изъяснялись точнее. Адвокаты ценят чёткость. Что означает это ваше «придётся начать»?

Альваро медленно прикладывает палец к губам, словно в умолкающем жесте, но после коротко улыбается максимально холодной улыбкой, от которой я тут же чувствую себя неуютно. От его пристального внимания не ускользает и то, как в затянувшуюся паузу я начинаю ёрзать.

Чёрт. В словесных баталиях Рамирес пока выигрывает по очкам: у него непробиваемый подход к оппоненту и чрезвычайно самоуверенный язык жестов. Нужно хотя бы добить его по доводам, поэтому я жду ответ, подбирая варианты, чтобы отпарировать, как шпагой на фехтовании. Я не должна позволять ему играть со мной и перехватывать инициативу слишком часто.

«Клиент, Джейн, он – всего лишь очередной клиент… Думай об этом».

– Вдобавок к нашему сотрудничеству мне требуется кое-что ещё, Джейн.

Почему-то среди вращающейся, как на игровом автомате секций, выборки не было того варианта, который тут же вылетает из моего рта необдуманно. Кажется, я повторяю ситуацию с бельём…

– Я не собираюсь ложиться с вами в постель, – ощетинившись, отсекаю и сильнее прижимаю влажные ладони друг к другу.

И неожиданно Альваро заходится в смехе. Заразительном смехе, который удивительно резко меняет выражение лица и словно сбрасывает с его обладателя десяток лет. Интересно, сколько ему сейчас? Около сорока? Я замираю, слушая его переливчатый хохот, и думаю, что если бы мою раздражительность можно было бы сейчас заложить в градусник, мы бы давно сидели в груде осколков и разлитой ртути.

– Мне это и не нужно, – наконец остановившись, сквозь отголоски проходящего веселья произносит Рамирес. – К чему нам эта вульгарность? Вы – профессионал своего дела, Джейн, и в первую очередь я желаю заполучить ваши мозги и навыки.

Я хмурюсь, поджимая губы в нитку, и он, видя мою реакцию, тут же умиротворённо добавляет:

– Но никак не могу отказать себе в небольшой прихоти. В небольшом условии.

– Сделаю вид, что мне любопытно, и спрошу – в каком?

– Иногда я буду приглашать вас на встречи. Мне будет приятна ваша компания, Джейн, – я открываю рот для очередного шквала возмущения, но Рамирес опережает меня, буквально затыкая следующей фразой и пресекая отрицание мрачным тоном: – На следующей неделе мы поедем на одну выставку. Так что не пренебрегайте интересом к искусству.

От скрытого в голосе приказа и властной угрозы я вновь ощущаю липкий страх, кутающий позвонки. Если эти эмоциональные качели будут продолжаться, от моей нервной системы точно останется её подобие.

– А если я не хочу?..

Мой резонный вопрос – какого чёрта он решил, что может навязывать мне хобби и интересы? – выходит разъяренным шипением. Взгляд Альваро вновь прорезает меня насквозь, вынуждая задержать дыхание, но благо это длится недолго – пока я перевариваю услышанное, он переводит взор на дверь, шум открывания которой возвещает о новом посетителе. Меня захлёстывают разномастные бурлящие эмоции, грозящиеся вылиться наружу, и я, не оборачиваясь, в праведном негодовании продолжаю:

– В договоре не было такого пункта. И я вам не юрист-эскортница.

Чувствую спиной присутствие третьего человека, который, похоже, замялся, услышав меня.

– Я могу зайти позже, сеньор…

Узнав голос Смита, всё-таки сажусь вполоборота, чтобы взглянуть на него.

– Нет. Проходи, – твёрдо отрезает Рамирес, и я вновь ощущаю на своём профиле его внимание. – Мы с мисс Ричардс обсуждаем её функционал.

– Миссис, – цежу я сквозь зубы, намеренно поправляя его, и игнорирую любезное приветствие помощника, подошедшего и вставшего за плечом этого невыносимого человека. – Вам, кажется, стоит запомнить две вещи, сеньор Рамирес: то, что я – вдова, и то, что вы обойдётесь без моей компании вне работы.

На секунду я воображаю себе эти самые встречи и порывисто вскакиваю с места. Ну уж нет. Терпеть Рамиреса не только в офисе, но и в остальных сферах жизни, которые пока принадлежат мне, я не собираюсь. Хотя, возможно, дело даже не в этом – я попросту не хочу чувствовать постоянный страх, который как сизый дым выползает и заполняет пространство между нами всякий раз, когда его вижу. Даже сейчас, несмотря на свою браваду и вспыхнувшую смелость, я всё равно ощущаю себя балансирующей на краю лезвия, владелец которого сидит напротив. И понимаю, что, кажется, перегнула палку…

– Сядьте, – каждый произнесённый слог одного короткого слова пробивает меня, как забитый в доску гвоздь.

Я перебегаю затравленным взглядом с каменного лица Альваро на Смита, который тоже невольно вздрагивает от тона своего хозяина. Чего я жду? Помощи? Сочувствия?

– Сейчас же.

Плюхаюсь на место, наплевав на манеры, и в висках опять начинает пульсировать боль, притупившаяся с момента встречи с Рамиресом. Непроизвольно касаюсь пальцами головы и морщусь, совершенно забывая, где нахожусь и что меня сейчас ожидает. Опять схватит за шею или закует в наручники?..

– Ваше счастье, Джейн, что я сегодня не в том настроении, чтобы слишком всерьёз воспринимать подобные протесты, – с ленцой неторопливо начинает Рамирес, протянув руку назад, не поворачиваясь, к помощнику и забирая у того многочисленные папки. Раскрыв одну из них и опустив взгляд, он продолжает: – Вы будете сопровождать меня на тех мероприятиях, на которых я посчитаю нужным, и не как какая-то эскортница, а мой сотрудник. Я так хочу, и это не подлежит обсуждению.

Мне кажется, что вот-вот – и я захлебнусь в собственном гневе и беспомощности, ведь на самом-то деле этот мерзавец получит своё или же прибегнет к радикальным методам, сколько бы я с ним не спорила.

Рамирес берёт со стола элегантный футляр, вынимает из него ручку под стать и неожиданно усмехается, прежде чем поставить на бумагах свою подпись.

– Всё-то вы пытаетесь перевести в горизонтальную плоскость, Джейн. Как-то это не этично, – ухмылка становится шире и похожей на оскал, отчего я ёжусь и украдкой поглядываю на застывшего Смита.

Удивительно, что и тот не привык к экстравагантным повадкам своего хозяина, хотя наверняка работает на него давно. Новичок точно не был бы посвящен в «грязь», подобно той, что была на складе.

Рамирес выводит очередную размашистую подпись и смотрит на меня безразличным взглядом исподлобья:

– Я начинаю думать, что нравлюсь вам настолько, что вы хотите затащить меня в постель.

– Ошибаетесь, – распрямив плечи, оскорблённо выдавливаю я в ответ и хочу всё-таки разойтись в оборонительных речах, но он мягко, что удивительно в контрасте с предыдущими эмоциями, перебивает меня:

– Можете быть спокойны. Я воспринимаю вас исключительно как адвоката компании, но, как я уже сказал, вы будете присутствовать со мной на тех неформальных встречах, на которых потребуется.

Я ловлю на себе участливый взгляд Смита и хмурюсь. Да уж… Выгляжу я наверняка как человек, нуждающийся в жалости, но жалость унижает, так что… Поправив волосы, отвечаю ему равнодушным взором, но Энтони уже заглядывает за плечо сидящего босса, который тоже сейчас не обращает на меня внимания, полностью уйдя в документы.

Голову снова простреливает болью, и, приложив пальцы к вискам, я осторожно массирую их, остро жалея, что не позавтракала, не выспалась, не взяла с собой анальгетики. Заодно и обдумываю всё, что сказал Рамирес, будь он проклят.

Биться лбом о его бетонную стену абсолютнейшей упёртости дальше просто не имеет смысла. Альваро – тот, кто запросто может проявить насилие и заставить меня объявиться на каком-нибудь рауте в ошейнике, величественно держа при этом в руке поводок. Придётся идти на компромиссы – а я так их ненавижу…

Как? Как он умудряется выкручивать беседы только в свою пользу?

– Я – не светский человек… Даже приёмы, устраиваемые давно родителями, меня не прельщали… – медленно и тихо начинаю я, наблюдая за его реакцией. Коротко взглянув в ответ, Рамирес открывает следующую папку. – Мне не интересны театры, музеи, выставки, благотворительность и прочее. Всё то, чем занимают свою и так праздную жизнь богатые и бестолковые.

– Надеюсь, что меня нет во второй категории, как и ваших родителей, потому что к первой нас отнести ещё можно, – ну надо же, кто бы мог подумать: вопрос денег его задел. Типичный мужлан, измеряющий всё кошельком…

– Ага, конечно… Именно поэтому отец вернул вам долг, а я просто зашла выпить кофе и узнать о вакансиях, – голос сочится ядовитой иронией, и я вдруг понимаю: чем адекватнее и спокойнее говорит со мной Рамирес, тем больше я выхожу из себя. – Я, конечно, не хочу знать цифры на вашем счету, но мои родители, несмотря на известность папы на политической арене, не были сказочно богаты. С учётом того, что я выплачиваю сумму своей работой на «Сомбру», даже соответствие дресс-коду на этих ваших мероприятиях я слабо представляю.

– Ох уж это ваше завуалированное женское: «Мне нечего надеть»… – мне кажется, или Рамирес спрятал улыбку, откровенно забавляясь над моими аргументами?

– Именно, – ощущая, как от вновь подкатывающего бешенства алеют скулы, я сжимаю кулаки под столом. – Меня действительно волнует то, как я буду после окончания рабочего дня у вас петь где-нибудь в метрополитене, чтобы хоть как-то оплачивать себе ужин, налоги и прочее… А вы мне про всякие встречи.

– Ну вот. А говорите, что не интересуетесь искусством, – вы ещё и, оказывается, поёте, Джейн. Вдобавок к имеющимся талантам спасать компании от исков и убивать людей, – внутри всё обрывается, когда Рамирес вскидывает свой тяжёлый взгляд, прошивающий моё тело, как автоматная очередь. Иллюзия относительно нормального разговора – хотя был ли он нормальным? – рушится при напоминании мне главного… Боже, как же я его всё-таки ненавижу. – Но если говорить всерьёз: неужели вы действительно думаете, что я позволю главному адвокату корпорации голодать? Это не сделает мне чести.

– О, ну конечно, вы же думаете только о себе…

Тело меня предаёт, запуская дрожь в конечности, и я машинально обхватываю себя за плечи. Мне так хочется завершить этот чёртов обмен сарказмом и слишком болезненными колкостями, что я уже просто не сосредотачиваюсь на произнесённом. Одно я поняла точно – о случившемся в моей жизни этот ублюдок будет напоминать постоянно, вне зависимости от контекста…

– Каждый думает в первую очередь о себе, Джейн. Вы, право, слишком наивны порой, – Рамирес с силой захлопывает последнюю папку, мрачнея, и только в этот момент я замечаю, что в ней он ничего не подписывал. Взгляд цепляется за пару букв на обложке: «H.Ltd», но я не успеваю вникнуть в это, потому что папка под предупреждающим взглядом Смита прячется под его подмышкой.

Если бы я не была так занята собственным раздраем и постоянной напряжённой атмосферой между мной и Альваро, наверное, заметила бы то, как в его взгляде появились сосредоточенность и ярость, адресованные явно не мне или помощнику.

– Для меня это всё нелогично: платить мне зарплату, хотя я здесь, потому что должна эквивалентом своей юридической практики вернуть вам двести тысяч. Это так не работает, – шепчу я, еле унимая дрожь, и надеюсь получить хоть какие-то внятные объяснения всему происходящему.

Я должна работать на «Сомбру», но за двадцать минут непонятного словесного пинг-понга не получила никаких инструкций и указаний. Зато с лихвой позволила задеть себя во всём и снова унизить. Зачем я вообще Рамиресу на какой-то чёртовой выставке и не только?..

Мысль о том, что он окончательно сделает из меня ручного зверька, теперь ещё и живущего на подачки, не отпускает и грызёт внутри не хуже тысячи крыс.

Я снова касаюсь виска, жмурясь и пытаясь сформулировать что-то весомое, но Рамирес поднимается с места, озирая меня свысока, и бесцветно проговаривает, явно пребывая раздумьями где-то далеко:

– Это остаётся на мне, и это всё, что вам нужно знать, Джейн. А теперь мы с Энтони оставим вас одну на несколько минут. Когда я вернусь, настоятельно рекомендую остыть к этому моменту, чтобы мы смогли продолжить.

Когда дверь за ними закрывается, я обессиленно поникаю в кресле, искренне желая исчезнуть. Разум заполнен такой кашей, что совершенно не облегчает мигрень. Положив голову на руки, я закрываю уставшие глаза и медленно считаю до ста, надеясь как-то разобраться в хаосе прошедшей беседы.

Не знаю, на какой именно цифре бесшумно зашла секретарь, но когда я поднимаю голову обратно, досчитав до конца, обнаруживаю стоящий перед собой стакан с водой и таблетку на белоснежной салфетке.

И вдобавок к вспышке новой боли меня настигает озарение.

***

Медленно выпрямившись и положив ладони на стол, – наверняка оставлю отпечатки, как свидетельство своего волнения, – я, не двигаясь, сверлю остекленевшим взглядом маленький белый овал.

В голове всплывают обрывки разговоров с Кейт сегодня и Рамиресом на складе, и осознание того, что он всё-таки заметил моё плохое самочувствие, проявив своеобразную заботу, уходит на второй план.

«Я знал Эдварда, и достаточно давно…»

«Мефенамовая кислота, Джейн…»

«Эдвард Ричардс должен был мне двести тысяч. Просил для своей любимой дочери, кажется…»

Нет. Не может быть.

Вскакиваю с места так резко, что кресло падает, и тут же оборачиваюсь на звук вновь открываемой двери. Волосы хлещут по лицу, и я дышу так прерывисто, так тяжело, будто бежала не один километр.

Рамирес заходит обратно в кабинет, держа в руке смартфон, в который углубился, и не сразу замечает мой вид и состояние.

Ярость настолько плотно застилает глаза, что не даёт нормально всё проанализировать, и вся комната сужается лишь до одной персоны. Я ступаю на шаг вперёд, мечтая вонзить шпильку не в ковролин, а в глаз Альваро:

– Это ты…

Он недоуменно приподнимает брови, лениво убирая телефон в карман.

– Что, недостаточно дал вам времени, чтобы прийти в себя?

– Это ты убил моего отца! – выкрикиваю я в запале, делая ещё один шаг и сжимая костяшки до хруста. – Ты отравил его!

Рамирес молниеносно двигается навстречу, и я вижу, как в его зрачках мелькает тень удивления, но не придаю этому значения, продолжая с уже полноценной агрессией в голосе:

– Я пока не выяснила, почему, но даже тот факт, что ты знал его и он был тебе должен, уже говорит о том, что это мог сделать ты!

Официоз и мнимая вежливость отброшены в сторону. Рамирес теперь прямо напротив меня, сократив расстояние до неприличного минимума, и его взгляд… Немигающий чёртов холодный взгляд, не сулящий ничего хорошего, впивается в моё разгневанное лицо. Обоняния опять касается запах его духов, как тогда, в машине, вперемешку со стойким флёром исходящей опасности и кристально чистой злости. На мгновение кажется, что он схватит меня и причинит физическую боль вдобавок к той, что и так крошит душу, но Рамирес, не сводя взора, лишь с нажимом произносит:

– Так я… мог? Или всё-таки убил? – его глаза блуждают по моему лицу, вынуждая ответно заглядывать в их тьму, и мне хочется отшатнуться, но некуда: сзади упавшее кресло. – Это радикально разные вещи, Джейн, и если для тебя в одну линию сходятся лишь два факта без третьего, который звучит так: «Нахрена мне убивать человека, который торчит мне кучу денег и вовлекать после во всё дерьмо его дочурку?», то у меня плохие новости – адвокат из тебя, мягко говоря, хреновый.

Он бросает быстрый взгляд на нетронутую таблетку и кривит губы в язвительной усмешке:

– Надо же, какая острая реакция на обезболивающее…

– Раз я такой хреновый адвокат, может, не нужно было шантажировать меня работой на тебя? – я поднимаю подбородок, чуть было не касаясь его, и ощущаю на языке привкус омерзения. Крылья носа всё ещё трепещут, и я никак не могу успокоиться – ладони дрожат от желания ударить по самодовольному грубоватому лицу.

– Нужно было. Но надо сказать – хорошо, что ты не практикуешь уголовное право. Я ещё никогда не видел, чтобы предположение, основанное лишь на паре подозрений, выстраивалось так бездарно, – карие глаза неспешно осматривают каждую чёрточку и линию на моём лице, дольше положенного остановившись на трясущихся губах, а после возвращаясь к моему прожигающему взгляду. Который для Рамиреса – как носорогу назойливая мошка, пытающаяся пробить толстую кожу. – Возможно, в финансовых махинациях ты всё-таки чего-то да стоишь.

– Ненавижу… – еле слышно сиплю я, и Альваро щурит глаза. Сердце падает куда-то вниз, и на короткий миг мне кажется, что он всё-таки действительно возьмёт меня за лацканы пиджака и хорошенько встряхнет.

Но Рамирес лишь плавно качает головой, словно узрел одному ему открывшуюся истину, и отступает от меня к столу. Взяв с него чёрную тонкую папку, он швыряет её мне, как кость надоевшей собаке, и я еле успеваю поймать за край.