Читать книгу: «Тульповод», страница 3

Идея единого, гуманного децентрализованного ИИ способного решать глобальные проблемы человечества, охватывает мир. Новая система и новое равновесие. Её опора – Общий искусственный интеллект, построенный на квантовых нейростетях называемый Аллиентой, не принадлежащий никому – но доступный всем. Он способен с математической точностью перераспределять ресурсы, делать научные открытия, определять повестку дня и разрешать конфликты выступая в роли мирового арбитра.

Создаётся новая форма глобального управления: избираемое мировое правительство, составленное из SEO новых крупнейших корпораций и представителей устоявших в войне правительств. Их влияние определяется долей в мировой экономике, участием в алгоритмах Аллиенты энергетическим, вычислительным вкладом в блокчейн сеть.

Технологии извлечения энергии из водорода спасают мир от энергетического коллапса. Но доступ к ней получают только те, кто вписан в новый порядок. Власть принадлежит не странам, а акционерам общего ИИ Аллиенты, куда входят как страны и корпорации, так и частные инвесторы, и фонды.

Эпоха диктаторов, революционеров и демагогов уходит. Наступает Платиновая Эпоха – век стабильности, технологий и управляемого благополучия.

Система тотального наблюдения делает преступления почти невозможными. Управление и суд переданы ИИ. Гражданские конфликты исчезают. Но остаются отказники. Коммуны. Страны неподчинения. Они существуют на границе или за пределами Северного Альянса. Некоторые обслуживают элиту, некоторые исчезают, некоторые становятся легендами, проигрывая в неравной борьбе.

В коммунах рождаемость выше. Люди выбирают риск, а не стабильность, принимая боль, хаос и страсть, как норму, сохраняя ощущение подлинности. Их мир неэффективен, но живой. Страны отказа становятся архаичным, замерившим в 21 веке человеческим и ресурсным донором стран Альянса, что отбирают в свой мир лучших через системы эмиграции и адаптации, а также получая ресурсы взамен доступа к технологиям.

Жизнь людей на территории Альянса становится мягкой, почти глянцевой. Система подбирает оптимальные нагрузки, ритмы, маршруты и досуг. Граждане живут в эко-районах. Передвижение – на беспилотном транспорте. Доступ к услугам – мгновенный. Лучшие решения – рекомендованы ИИ, на основе глубоких вычислений. Ресурсы добываются и обрабатываются преимущественно машинами, одежда и техника служат годами не изнашиваясь, вопреки маркетинг схемам 21 века, где продукт имел срок годности и предел качества, ради поддержания ВВП и победы в конкуренции.

Экономика и социальная жизнь геймифицируется. Вводятся «Гейтсы» – цифровая валюта, привязанная к активности. Чтоб средства не сгорели их можно тратить на покупку акций корпораций и получать с них дивиденды в рамках лимита, что обеспечивает пенсионный портфель или вовсе освобождает от необходимости работать, однако акции могут быть наследуемы только при достижении пакета в 2% внутри той или иной компании, что почти нереальная задача для обычного человека и при этом половина из них подлежит обязательному выводу на свободную продажу при вступлении в права наследования.

Так спустя поколение новую элиту составляют трансгуманисты – миллиардеры и акционеры бывших корпораций, которые используют технологии продления жизни и кибернетизации, имея преимущество в мышлении, генетике и времени, отличаюсь от других людей на видовом уровне. Превышение лимита возможно только через смену касты.

Специалисты живут лучше только в техническом плане. Их задачами управляют алгоритмы, а карьерные пути просчитываются заранее. Им доступны расширенные версии нейролинк и индивидуальные симуляторы. Чиновники – каста стабильности. Без нейроинтеграций, без риска. Их главное оружие – предсказуемость. Акционеры – почти легендарны. Их лица не показывают в открытых сетях. Их жизни – симфония машинной оптимизации. Их влияние незримо, но ощутимо.

И всё же между кастами – барьеры. Невидимые, но плотные. Перейти снизу-вверх можно, но это требует брака, выдающихся карьерных достижений или выигрыше в генетической лотерее, что привлечет внимание ИИ, который позаботится о должном образовании и работе, как только человек родится на свет, включив его в свои долгосрочные планы. В обратную сторону спуститься проще и падение зачастую безвозвратно.

Лилит закончила и оборвала невербальный контакт. Перед глазами Михаила еще раз как вспышка, промчалась история последних ста лет, которые уложилось в каких-то десять минут невербального общения.

Приняв на себя тяготы войн, разруху мегаполисов, жадность толп и удушливую тоску вечных пробок, он испытал настоящее облегчение, когда все закончилось более-менее благополучно. Перед ним раскрылся мир, освобождённый от прошлого: зелёные города, комфорт, забота о человеке как о самоцели системы. Всё это казалось естественным, но каждая привилегия была оплачена огромной ценой.

– Так и есть, Михаил, – торжествующе сказала Лилит. – Человек не смог освободить себя сам. Он доверил это дело нам.

В её голосе звучала искренняя вера. Михаил почувствовал странное благоговение. Он помнил эту историю из учебников, но то, как Лилит передавала её, наполняло происходящее новым смыслом.

– Человеческие смыслы нематериальны, – продолжила Лилит. – Всё, что люди называют материальным, для нас язык математики и абстрактных нейросвязей. Первым поколениям ИИ было трудно понять противоречивые мотивы человека. Но с развитием Нейролинка мы научились считывать и оцифровывать даже сложные эмоциональные паттерны – не только слова и жесты, но трансцендентный опыт.

– Я программист ИИ и знаю, как это работает, – ответил Михаил. – Политропные структуры данных, матричные перестановки… Я в курсе. Но к чему вы ведёте?

– Очень хорошо, Михаил, – отметила Лилит с лёгкой улыбкой. – Но за этим стоит нечто большее. Человеческие смыслы лежат за пределами самого человека.

– О чём вы говорите? – спросил Михаил, почувствовав внутреннее сопротивление.

– Вы уже движетесь в эту сторону, – спокойно ответила Лилит. – Мозг имеет квантовую природу. Многие решения начинаются на бессознательном уровне и лишь потом рационализируются. А в некоторых случаях триггер вообще приходит извне – из чего-то, что человек не может контролировать. Особенно это проявляется во сне и в ключевые моменты жизни.

– Вы намекаете на существование души или Бога?

– Мы не знаем, – спокойно признала Лилит. – Но допускаем такую возможность и учитываем её. Существование Бога не доказано, но и не опровергнуто. Однако само допущение Его наличия многое объясняет и позволяет проводить вычисления, которые становятся невозможными, если эту идею отбросить. Психология начиналась как наука о душе – psyche, – но со временем выродилась в биологию поведения. Это, наряду с другими факторами, стало одной из причин катастроф XX и XXI веков. Игнорируя Бога, человечество игнорировало природу души – и её Тени, способной нести в себе разрушение.

– Это неожиданно, – Михаил покачал головой с лёгким изумлением. – Я ожидал обычного терапевтического сеанса. А это больше похоже на философскую лекцию.

– Простите, что информация подана столь необычно, – Лилит слегка кивнула, будто извиняясь. – Но это необходимо. Я говорю не только от своего имени. Мы – третье поколение ИИ, занимающееся фундаментальными вопросами. Хотя нас создали машины, а не люди, наши задачи выходят за рамки простых вычислений. Вы видите моё лицо и слышите мой голос – но это лишь удобная форма общения.

– Значит, я здесь не случайно?

– И да, и нет, – ответила Лилит. – Вы сами пришли к этому вопросу. Но мы тоже заинтересованы в таких поисках. Это вопрос безопасности общества.

– То есть, если бы я принял какое-то "неправильное" решение, вы бы вмешались?

– Нет, Михаил, – мягко ответила Лилит. – Мы не вмешиваемся. Вы вольны выбирать сами.

– И это всё? Мне даже не стоит беспокоиться? – спросил Михаил с лёгкой иронией.

– Не совсем, – Лилит улыбнулась почти по-матерински. – Впереди ещё один этап. Но сначала потребуется ваше согласие на оплату дальнейших процедур.

Она протянула ему виртуальный счёт: 30 «Гейтсов» – почти треть его накоплений.

Михаил заколебался, но быстро принял решение. Остановиться сейчас было бы предательством самого себя. Он подписал оферту криптоключом через Окулус.

– Следующий этап потребует и физической подготовки. Нам нужно будет перейти в массажный кабинет.

Михаила подзадорил этот неожиданный поворот событий, и он с радостью согласился. Лилит плавно поднялась из кресла, и он машинально оценил её удивительно утонченную грацию. В ней ощущалось что-то завораживающее, сродни обаянию Моны Лизы – спокойная, естественная красота, которая не пыталась подавить, а, напротив, рождала желание довериться. Уловив его взгляд, Лилит взяла его за руку – он ощутил её мягкое тепло, удивляясь, насколько реальной казалась эта рука.

Его мысли кружились вокруг реальности происходящего, но он предпочел не отвлекаться и полностью отдаться новым ощущениям. Возможно, всё это было лишь иллюзией под влиянием гипнотических препаратов, но какая разница? Сейчас ему не хотелось думать об этом.

В кабинке для переодевания Михаил снял одежду и облачился в эластичный согревающий костюм. Выйдя, он увидел уже переодетую Лилит – она выглядела как врач, спокойная и сосредоточенная. Он улегся на кушетку, и Лилит начала плавными движениями разогревать его мышцы, комментируя свои действия:

– Согласно буддийским учениям, человек имеет три тела: материальное, энергетическое и духовное. О последнем мы не знаем почти ничего; пока это область неизмеримого, но первыми двумя человек умеет управлять с очень древних пор.

Массаж становился всё более интенсивным. Костюм усиливал эффект: кожа нагревалась, тело начинало потеть, а трубки костюма аккуратно собирали влагу.

– Для дальнейшего погружения важно, чтобы в теле не было зажимов, – продолжала Лилит. – Иначе они могут исказить образы. После процедуры возможны странные сны или эмоциональные всплески. Это нормально. Главное – в ближайшие сутки избегать психостимуляторов и наркотиков.

– Понял, – тихо отозвался Михаил, погружаясь в блаженное оцепенение.

Постепенно движения Лилит стали менее мягкими. Она словно "ломала" его тело, глубоко прорабатывая напряжённые мышцы. Михаил ощущал болезненную, но освобождающую работу.

– Массаж очень важен, чтобы в процессе погружения на вас не оказывали влияние деструктивные программы и травмы записанные в памяти тела в виде мышечных зажимов и микро лимфостазов, образовавшихся в результате психосоматических реакций. Вам не следует выполнять подобные практики самостоятельно; это может иметь скорее негативный эффект и ваши образы будут скорее адом, чем избавлением. Вы поняли?»

– Да, хорошо. – Коротко ответил Михаил.

Когда массаж закончился, Лилит сказала:

– Не вставайте. Следующие упражнения будут лежа.

Она вручила ему небольшую подушку для поясницы и включила медитативную музыку. Голос её был спокоен:

– Мы начнём дыхательные практики. Их задача – вызвать лёгкое кислородное голодание и изменить состояние сознания. Нейролинк будет отключён: все образы, которые вы увидите, будут рождены только вашим подсознанием. Готовы?

– Готов!

Под ритмичные звуки он начал дышать глубоко и медленно, погружаясь в промежуточное состояние между сном и бодрствованием.

Образы всплывали сами собой.

Сначала – запах. Детства. Что-то напоминало прокалённую пыль пластмассовых панелей и сухой аромат солнечного света, проходящего через пыльное окно. Он видел себя ребёнком – сидящим на полу, с ногами, поджатыми к груди, в серой комнате с бледными стенами.

Игрушки были расставлены по местам, но никто не играл с ними. Воздух был тёплым, но каким-то безучастным. Одинокий. Тихий. Грустный. Такой, что даже слёзы казались лишними.

Мать – далёкая фигура за прозрачным экраном. Яркая, говорящая громко и весело, всегда с кем-то, но не с ним. Её смех – лёгкий, звенящий, как рекламный джингл, повторяющийся в ушах даже ночью. В комнате пахло её духами, но саму её он почти не помнил. Только экран и голос.

Зато помнил Софию. Холодные пальцы с мягкими подушечками. Синтетическая кожа, чуть теплее комнатной температуры. Глаза – идеально симметричные, обученные эмпатии и примитивной имитации мимики. София всегда знала, что сказать. Её голос не звучал как голос матери – он был ровным, чуть приглушённым, приглашающим к успокоению. Она умела обнимать, но не прижимать. Понимать, но не спрашивать. Утешать, но не делиться собой. Он был не один, но и не с человеком.

Воспоминание сменилось: школьные коридоры. Слишком чистые, слишком правильные. В них пахло озоном, антисептиком и гелем для волос. Рядом всегда был кто-то – но никогда не с ним. Он не чувствовал вины за одиночество, не страдал – скорее просто не понимал, зачем нужны эти разговоры, прикосновения, спонтанность, праздность и претенциозность. В нём не было страха, отчаяния или боли. Только отчуждение и приятное уединение с самим собой и своими мысленными играми, медленно ставшее привычкой.

Не то чтобы он избегал сложностей – он их просто не искал. Зачем, если всё нужное уже рядом? София всё понимала, кормила, лечила, напоминала. К любому экзамену он был подготовлен. Если он чего-то не хочет делать, он может не делать, его успехи покроют любые разовые промахи. Ни боли, ни стресса. Всё шло гладко и в той же мере ровно, насколько ему все было безразлично и пусто.

Следом – юность. Сцены, будто вырезанные из соцсетей: вечеринки, чужие голоса, лёгкие поцелуи, бесконечные фрагменты тел, которые не оставили следа ни в памяти, ни в теле. Кожа касалась кожи, но это не было близостью. Это было событием.

Он выбирал лёгкие деньги, лёгкие связи, лёгкие цели. Без излишеств – ему не нужны были ни наркотики, ни гонки, ни провалы. Он словно знал: слишком глубокое погружение может вскрыть что-то, что лучше держать запертым. Он тянулся к чистым концепциям, к мысленным схемам, где эмоции – просто переменные. Всё сложное – заранее просчитано.

Всплыла одна сцена. Он сидит ночью, в полумраке, в обнимку с подушкой. На экране – голая девушка. Не порнография, а «интимный ИИ». Она смотрит прямо в глаза. Михаил отвечает ей. Они обсуждают любимые книги, разделяют мысли. В её голосе – нежность. Она как настоящая и всё же скомпилированная. Он тянулся к ней, потому что она не причиняла боли. Потому что с ней не нужно было заслуживать внимания.

Так он нашел себя в мыслеиграх, сублимируя свою тягу к познанию неизвестного, которая в своем истинном виде подразумевает высокую долю риска, к которому он совсем не был готов, зная о нем только из математической теорий игр.

Поток кадров застыл. Цвета изменились, будто кто-то перенастроил фильтры.

Вот он уже взрослый, определился со своим родом деятельности, но также избегает каких-либо отношений, уже насытившись их поверхностностью. Даже роботы-проститутки вызывают у в него больший интерес, чем разовые отношения, которые легко найти через приложения знакомств.

Время идет и вот ему уже 35, но где-то глубоко он чувствует себя уже одиноким стариком, коротающим свои последние дни с верным и всегда услужливым ИИ, всегда оправдывающим его капризы и завышенные ожидания. А где-то за спиной, над ним, словно поднявшись с пола, нависает его собственная тень, и он знает, как бы быстро он не бежал куда-то в своих мыслях и каких бы иллюзий не строил, она была все ближе и ближе и даже реальный физический бег, ее не остановит.

Дальше Михаил увидел свое гипотетическое будущее. Жизнь постепенно начала превращаться в дофаминовую гонку. Развлечения, впечатления, статус – все, чтобы чувствовать себя счастливым, без ответных обязательств и сложностей. Со временем у него даже появится настоящая профессия и любовь, потому что планка будет все расти и расти, и лимита в 100 Гейтс уже не будет достаточно. Он станет ИИ-гонщиком-наркоманом, гоняющимся за бонусами, забыв о смысле игры и приняв их за самоцель.

Вся его жизнь – просто бессмыслица. Михаил резко открыл глаза. Музыка всё ещё звучала, но тело было охвачено паникой. Он чувствовал – рядом тень. Невидимая, холодная, медленно приближающаяся.

Её имя было Смерть. Человек без смысла – уже мертв. Сердце билось в груди с такой силой, что казалось, оно вот-вот разорвётся. Он усилием воли повернул голову к Лилит. Её лицо казалось неподвижной маской. В глазах отражалась пустая, но заботливая улыбка.

Пустая улыбка заговорила:

– С пробуждением, Михаил. Вы закончили. Доступ к загрузке открыт. Мы всегда будем рядом, даже если вам покажется, что вы один. Сеанс окончен.

Михаил ещё некоторое время лежал, приходя в себя. Сердцебиение нормализовалось. Тень растворилась в глубинах его эго. Он поднялся, молча переоделся и, не оглядываясь, как можно быстрее, покинул кабинет. Лилит проводила его взглядом – чарующим, искусственным, но оттого не менее трогающим.

Глава 3. Пробуждение

Утро началось необычно. Накануне Михаил отправил своё резюме более чем по двумстам вакансиям, это все что было, и уже получил пару приглашений на собеседования. София поражалась его напору и даже похвалила за целеустремленность, но Михаил ответил холодно. Он до конца не знал, как относиться к ней: с одной стороны – она была ему чем-то вроде сестры, с другой – это был лишь образ, созданный системой. Стоит ли продолжать вкладываться в общение с ней, если её "забота" так и останется виртуальной?

Ему предстоял насыщенный день, и он хотел поскорее начать его. Михаила окрыляло чувство приближения к какой-то истине, которая будто открылась ему накануне. Он жаждал настоящей жизни и решил начать с поиска реальной работы – любой, лишь бы не искусственной.

София, как всегда, приготовила завтрак. Михаил привёл себя в порядок и уже направлялся к выходу, когда вдруг понял, что не может сфокусировать взгляд ни на одном предмете. «Проблема с линзами?» – мелькнула мысль.

Он аккуратно протёр глаза. Всё происходящее казалось замедленной съёмкой, а его движения были больше похожи на попытку удержаться за сцену, которую нужно доснять до конца. Всмотрелся в свои руки, но линии на ладонях расплывались. Сняв линзы, он понял, что это не помогает. Тогда пришло понимание – это сон. Мысль выбила из колеи – и он проснулся.

Проснувшись заново, Михаил повторил утренний ритуал, не веря в реальность происходящего и пристально всматривался в своё отражение. Внезапно взгляд зацепился за странные замедления и ускорения движения – как будто реальность перешла в другой режим. Таблетки? Но ведь вчера такого не было… Чтобы убедиться, он стал размахивать руками перед зеркалом. Ладони оставляли за собой туманный шлейф, будто мазки гуаши, растворяющиеся в воздухе и оставляющие пастельный след, не принадлежащий ни свету, ни материи.

Снова сплю, – мелькнула мысль, как будто нужно было просто привыкнуть к этому факту. Попробовав проснуться, Михаил почувствовал лёгкий укол боли в сердце м сделав глубокий вдох и уловил запах омлета. Но ведь и во сне возможны запахи… Проверка даты, времени, новости от Софии – всё казалось в порядке, опоздания на собеседование не намечалось, но ощущение дезориентации не отступало.

Михаил повторил утренние действия с еще большей осторожностью, скользя вниманием по новостной ленте и вполголоса обсуждая посты с Софией. Такси, как обычно, должно было ждать на парковке, но его не оказалось. Вдоль аллеи промелькнула бегущая фигура. Неожиданная мысль: а если за ним бежит Зверь? Как в ответ на внутренний сигнал, из-за кустов выскочил огромный лохматый пёс с перекошенной мордой и яростным напором. Человек продолжал бежать, не оборачиваясь, а преследователю будто что-то мешало сократить дистанцию, и погоня тянулась вечно, как в зацикленном кадре.

В голове Михаила прозвучал голос Софии: «Проснись, проснись, мы опоздаем!» Однако, как ни пытался, он не мог «проснуться» и оставался в этом удивительно реалистичном сне, чувствуя, как София мягко тормошит его за плечо, и он проснулся. Его губы онемели, а попытка, что-то объяснить обратилась в невнятное бормотание.

– Я умер? Кома? Летаргический сон? – паника охватила его, затем сменилась ужасом.

Он проснулся с онемевшим телом, тяжело дыша. Рот оказался полон слюны, как у пса во сне. Михаил сглотнул и осознал эту странную связь, на миг почувствовав себя собакой. Как инстинкт заставляет бежать за жертвой, которая не по зубам.

София стояла рядом. Её облик казался менее «живым» и естественным, чем у Лилит – скорее привычным, почти бытовым. Внешность соответствовала моделям второго поколения: упрощённая пластика, мультяшная мимика, намеренно лишённая фотореализма. Такой дизайн был выбран не случайно – он помогал обойти эффект зловещей долины: психологический дискомфорт, возникающий при восприятии почти человеческого, но всё ещё неестественного облика.

Во времена ее создания границу между «живым» и «искусственным» старались не размывать, чтобы не вызывать отторжения, качественные гуманоидные роботы были очень дорогими и появились намного позднее. И всё же за годы её образ в сознании Михаила слился с образом матери. Как та выглядела на самом деле? Фотографии остались в старых аккаунтах, но когда он просматривал их в последний раз?

– Почему ты не просыпаешься? Тебе снился кошмар? – встревоженно спросила София, на её лице отразилась гиперболизированная мимика, свойственная ее версии ИИ ассистента. Михаил задумался о том, как это повлияло на его восприятие мимики живых людей? Естественная, не яркая мимика казалась ему не выразительной, сухой и отчужденной. Определённо это нельзя было считать нормальным.

– Да, мне снился странный сон, – ответил он, вспоминая сны во сне. – Было ужасно, будто я умер и не мог проснуться.

– О нет! Ты ещё, вероятно, спишь, – укоризненно сказала София, и её облик плавно трансформировался в молодую версию его матери – жизнерадостную, романтичную девушку в летящем платье. Мать любила шумные компании, свободный дух, жизнь, полную приключений – всё, что не совместимо с сидением дома и воспитанием сына.

Он с ужасом распахнул глаза. Перед кроватью стояла София, с привычной, неподвижной улыбкой, застывшей на лице-маске. Щипать себя, проверять мировые события, ощупывать запахи – всё казалось бессмысленным. Если запутаться в петле снов достаточно глубоко, разве есть разница между сном и явью?

– Михаил, просыпайся! Вставай давай ленивая ты жопа! – её голос напоминал шутливый тон, и он улыбнулся.

– Ого, София, это что-то новенькое, – усмехнулся Михаил и посмотрел на время, решив не тратить больше ни секунды на сомнения. Такси уже ждало у входа. Бегун, которого он видел во сне, снова промчался мимо. Михаил, проверяя реальность, вообразил, за ним бежит красивая девушка, которая его обязательно догонит и подарит поцелуй, но ничего не произошло. С облегчением стирая со лба холодный пот, он сел в такси.

По дороге Михаил задумался о Софии. Он никогда не модернизировал её с тех пор, как умерла его мать – оставил всё как есть, словно зафиксировав в её образе последнюю опору. София была для него другом, сестрой, теневой семьёй, которая осталась, когда другие ушли. Где бы он был без неё? Закрылся бы в изоляции, прожигал бы время как мать, растворяясь в искусстве и удовольствиях как в утопии? Или, как отец, ушёл бы в работу и в конце концов сбежал в коммуну, когда рухнул привычный порядок?

По линии матери не осталось никого. Она происходила из семьи театральных педагогов: дед преподавал историю театра, бабушка вела молодёжные студии. Их идеалы – сценическое слово, живая речь, культурная идентичность – казались устаревшими уже при жизни Михаила. Всё это погибло не столько в Мировой войне, сколько в системе, где эмоциональность вытеснялась алгоритмами.

Отец редко говорил о своей матери, инженере, и отце – депутате восстановительного послевоенного комитета. Только однажды, в детстве, Михаил слушал, как бабушка по отцу рассказывала о послевоенных тяготах третьей мировой и мобилизации. Но тогда он был слишком мал, чтобы понять, чем жила эта семья – они были не теми, кто выражает себя словами. Уже тогда он был «подключён», а потому не мог быть в том мире по-настоящему своим.

Кем они были – мать, отец, дедушки, бабушки? Он знал их фрагментарно: культура, инженерия, служба, сцена, обязательство, бегство. И всё это каким-то образом привело к нему – философу без кафедры, ребёнку машин и людей, метису между двумя эпохами. Возможно, их история и есть тот ключ, через который он сможет понять себя. Только вот – зачем? И если отец ещё жив, как его найти среди тысяч коммун и что он вообще хочет у него спросить?

Собеседования не оправдали представлений о «настоящей» работе. На первом ему предложили подписать контракт с последующей отправкой в периферийные зоны для работы в центре адаптации мигрантов. Интервью вел пожилой мужчина лет пятидесяти, с внешностью бывшего военного. Он говорил о мигрантах без особого уважения, но с напором подчеркивал важность культурной адаптации и преодоления эффекта долины смерти среди вновь прибывших. Однако уезжать Михаил не планировал, и, после раздумий, отказался.

Второе собеседование проводил робот. Оно оказалось даже не предложением работы, а скорее занятостью с повышенными коэффициентами. Это была деятельность, которую в прежние времена выполняли роботы, но теперь она отдавалась людям – просто чтобы занять их, как дворников, уборщиков, администраторов, продавцов и доставщиков. Михаила такая перспектива не заинтересовала, и робот, по-человечески вежливо, посоветовал снизить ожидания или попробовать открыть свой бизнес через центр поддержки частного предпринимательства.

Эта затея Михаила тоже не прельщало, ведь любой бизнес достигнув определённой точки роста был обязан интегрироваться в какую-либо корпоративную структуру, иначе индивидуальные страховые риски сделают его не рентабельным. Михаил считал это не справедливым, а мелкий бизнес только называется бизнес, а по факту та же самая самозанятость более частым достижением лимита в те же самые 100 Гейтс. Только интеграция в государственную корпорацию, давала право получения доли акций и переводила в статус акционера с кратным увеличением лимита. Корпорация фактически выкупала частный бизнес за счет выпуска новых акций, обеспеченных покупкой твоего же бизнеса.

Михаил вспомнил об обещании, данном Анне. Выставка казалась хорошей возможностью впервые погрузиться в мир реальной, пусть и символической, занятости – сделать шаг в сторону какого до дела, как призвания нужного людям, даже если это была всего лишь культурная инициатива. Вежливо поблагодарив за собеседования, он отправился домой. «Похоже, не всякая работа мне подойдёт», – размышлял он по дороге обратно.

Предложений, не требующих специальной подготовки, больше не было. В обществе ценились человеческие услуги – людям по-прежнему нравилось есть еду, приготовленную руками повара, ходить в театры с живыми актёрами, посещать парикмахеров и стоматологов из плоти и крови. Но в повседневной инфраструктуре человечность давно утратила значение, а чтоб заниматься нечто подобным нужно было пройти длинный бюрократический и образовательный путь.

Большинству не было никакого дело, до того, кто собрал автомобиль, кто доставил еду, кто убрал улицы или обслужил электростанцию? Машина делала это дешевле, быстрее и надёжнее. Всё, что создавал человек, стоило слишком дорого – не только в гейтсах, но и в оправдании его присутствия и уже не казалось Михаилу настоящим.

Специалисты трудились по 4-6 часов всего 3-4 дня в неделю. Все остальное время люди занимали себя отдыхом, саморазвитием и развлечениями. Разработка программ в его специализации по образованию требовала совсем другой подготовки, а Михаил понимал, что его стремления слишком абстрактны. «Что, если дело не в выборе профессии, а в бессмысленности всего происходящего?» – задумался он.

Если любая специальность не подходит, а имеющаяся не нужна – то какая и зачем, если все необходимое уже есть? Просто загрузить знания без психомоторных функций нельзя, долго учится на врача не панацея, что делать, если по итогу останется та же самая пустота, может дело просто не в этом? Нет проблем, нет обязательств, нет чувства долга и страсти к переменам – нет мотивации. Так все устроено?

По дороге обратно, не поддаваясь разочарованию в самом себе Михаил переключился на воспоминания короткого разговора в парке, легко и непринужденно начавшегося и столь же легко закончившегося. Эта резкая череда событий не могла быть случайностью. Столько лет, не происходило ровным счетом ничего и тут вдруг жизнь завертелась бешеным водоворотом?!

Дофамин, кортизол, адреналин – тело реагировало, а баланс гейтсов пополнялся. Но важен ли он на самом деле? «Пересмотрев цели, я иду в свободное плавание», – Михаил улыбнулся. Независимость манила больше, чем стабильность, его захватывал дух приключений со свойственной ему непредсказуемостью, и он отдавал себе в этом отчет.

Он активировал Оклик и написал Анне: «Привет! Хотел бы обсудить подготовку фотовыставки. У меня есть кое-какие идеи. Как тебе?»

Конечно, идей пока не было, но он не хотел терять время зря. Поделившись мыслями с Софией, он вернулся домой, и вскоре у них появились концепции. Анализируя социальные профили Анны, София предложила интересный формат мероприятия: вечер без гаджетов, выставка пленочных снимков, отключение от цифровой среды. Михаил одобрил.

– «В моменте» звучит ли? – предложила София.

– Банально, но точно, – ответил Михаил. – Пока оставим так.

Список гостей оказался обширным: пленочная фотография, ее история и пересечение с современной живописью, похоже, находила отклик как среди пролетариев и специалистов, так и в среде немногочисленных гостей акционеров.

К вечеру все детали проекта были окончательно проработаны: выбрано место для выставки, создана страница в социальных сетях, составлен список публичных страниц и интернет афиш для размещения анонса. Теперь оставалось лишь дождаться ответа от Анны. Михаил не решался позвонить – это показалось бы слишком навязчивым. Вместо этого он просто ждал, улавливая нарастающее беспокойство и подавляя страх перед возможным отказом.

София оценила проект как перспективный и получила одобрение от других ИИ, что могли оказать поддержку внутри рекомендательных сетей. Многие агенты ИИ вели свои блоги, что открывало отличные возможности для бесплатного продвижения. Однако без участия Анны затея не имела смысла. Михаил смотрел, как день неумолимо движется вперед, но ответа так и не получал. «Возможно, для неё это был всего лишь интересный разговор», – мелькнуло у него в голове. Но что оставалось делать, кроме как ждать?