Вурдалакам нет места в раю

Он пролетел низко над капищем, высматривая свою жертву, но мелкие муравьишки попрятались, как будто каменные истуканы могли их защитить. Змей уже порезвился вволю и чувствовал голод. Но это был голод не по плоти и крови.

Языки пламени в его оперении из ярко-оранжевых становились багровыми, как тлеющие угольки. Чешуя истончалась и переставала бренчать от того, что чешуйки стукались друг о друга при каждом движении.

«Нужно срочно глотнуть огоньку!» – вот что чувствовал змей, пролетая над капищем и опаляя кумиров гарью. Поэтому он устремился не к людям, а к Змеиной горе, продолжающей извергать смесь камней, пепла и вязко-текучей лавы. Хищник нырнул в самое жерло вулкана и с наслаждением погрузился в лавовый поток, питающий его своей силой.

Зловещая черная туча росла на горизонте, уже начиная сверкать извилистыми уколами молний. На ее вершине клубились тени, похожие на небесного всадника в окружении охотников. Нежата выбрался из-под опаленной статуи Перуна, приложил ладонь к бровям и воскликнул:

– Вижу белую птицу! Вона, как крыльями машет!

– Это не птица, – поправил его Лутоха.

– А кто тогда?

– Небесная берегиня!

– У юродивых – половина ума! – с досадой гаркнул княжеский кметь, отмахиваясь от нищего, как от назойливой мухи.

Дракон выполз из кипящего жерла и взмыл ввысь. Он наслаждался силой и властью. Впитав пламя дышучей горы, он стал намного могущественней. Его крылья переливались всеми цветами жара, от огненно-алого до слепяще-белого. Сумерки быстро сгущались, но не от того, что солнце уходило к Вечернему морю, как ему было положено в этот поздний час. Как раз наоборот – светило продолжало висеть, словно прибитое к небу гвоздем. А вот тучи над головой становились все гуще и гуще, отчего угасал свет и холодило хребет.

Но змея не беспокоило то, что творилось над его головой. Гораздо приятнее было смотреть, как мелькает в пенистых волнах отражение его желтого брюха, покрытого огненной чешуей. Длинный изогнутый хвост с острым шипом на конце, изящный изгиб алых крыльев, и шея с костистым гребнем, угрожающим небесам десятками игольчатых стрел – что может быть великолепнее этого древнего зрелища, которого мир людей не видел уже много веков?

Дракон спикировал и полыхнул огнем на мельницу, уже порядком расшатанную водоворотом. Крыша ее мигом вспыхнула, колесо сорвалось и покатилось в воде. Поток ошалевшей Змейки подхватил колесо и потащил его к омуту. Попав в водоворот, оно завалилось набок и завертелось, как будто снизу, из глубины, кто-то насадил его на невидимую ось и принялся вращать, как волчок в ловких пальцах. Удовлетворенное чудище развернулось и обратило свой взор на Крутояр – туда, где за кумирами капища прятались уцелевшие люди. Вот и настал их черед!

Змей рассек хвостом воздух и устремился на них.

– Все пропало, все пропало! – носился по капищу Щеробор, забыв о больной ноге.

– Укройтесь! Быстро! – выкрикнул Нежата, глядя на небо, с которого резко пикировал вертящийся клубок пламени.

Но укрываться на выжженном капище было негде – лишь перекошенные кумиры глядели в небеса своими каменными глазами, да повалившийся тын из обветшалых бревен пускал вверх струйки дыма. Всеволод обнял жену и дочь, словно надеясь закрыть их от надвигающейся беды.

– Не смотри туда, доченька! – вымолвила Верхуслава и попыталась заслонить лицо Ярогневы ладонью.

Однако княжна бесстрашно взглянула в небо и ответила:

– Не стану я прятать взгляда! Если приблизится смерть – я хочу посмотреть ей в глаза!

Пышущая жаром чешуя пронеслась над их головами, опалив волосы.

– Высматривает добычу. Первой жертву свою хочет взять, – смекнул староста.

В этот миг со Сторожевой башни донесся пронзительный крик. Щеробор подпрыгнул над горящим тыном, замахал руками и завопил в ответ:

– Сюда! К нам!

– Ты кого зовешь, остолоп? – накинулся на него Нежата. – Мало тебе гада летучего?

Но крик исходил не от змея. На ровной площадке каменной башни, возвышающейся над водой, подскакивал и голосил во всю глотку Звяга. Его мятый кожух отсырел и разбрызгивал капли – как видно, псарю пришлось искупаться, прежде чем он смог выбраться из подвала, в котором был заперт. Об этом же говорили и обрывки веревок на его грязных запястьях – руки пленного до сих пор были опутаны ими, и только длинные концы болтались, как у огородного пугала.

– Вот те на! Про Звягу-то мы и забыли! – хлопнул себя по лбу Нежата.

– Что с ним станется? – хмуро откликнулся Дый. – Он сам выпутался. Видать, перегрыз веревки.

– Заберите меня отсюда! – через залитое водой поле орал псарь.

Лесной царь переглянулся с князем.

– Как мы его заберем? – сморщился Всеволод. – От нас самих скоро одни пуговицы останутся.

– Спасите! – не унимался псарь, продолжая прыгать и размахивать длинными ручищами. – Не дайте пропасть!

– Кабы была у нас лодка – забрали бы, – озадаченно почесал всклокоченную шевелюру Нежата.

– Кабы была у нас лодка – сами удрали бы! – возразил Щеробор.

– Змей опять налетает! Держитесь! – прозвенел голос Лутохи.

Дракон сделал круг над Крутояром и приготовился к новой атаке, но крики со Сторожевой башни отвлекли его. Он разглядел мокрого человечка, который метался по ровной площадке, не находя себе места. Человечек подскакивал, голосил и размахивал сырым кожухом, надеясь привлечь внимание.

И это ему удалось. На миг змей позабыл о своей жертве и направился к новой цели. Этот маленький муравей так смешно прыгал, так махал своей шкуркой! Любопытство смешалось с игривым настроем – дракон чувствовал, что он тут хозяин, и ни одно из этих жалких созданий не уйдет от него.

Змей отклонился от капища и, перелетев через водный поток, опустился на краю башенной площадки, как будто нарочно приспособленной под драконий насест. Вонючий кожух в руках крикуна мигом просох. Псарь обомлел, перестал прыгать, и попятился к противоположному краю башни. Змей сложил крылья, хлопнул хвостом, и вытянул к этой смешной жертве шею. В его прямоугольных зрачках отразилось перекошенное лицо Звяги, почуявшего погибель.

– Прыгай, дурень! Спасайся! – закричал издали Нежата.

Его голос едва доносился через пенное поле, но Звяга сообразил, что делать, и без подсказок. Он повернулся к змею спиной, пробежал несколько шагов и сиганул с края площадки в бурлящие воды потопа.

Змей с удовольствием распахнул пасть, и окатил летящего вниз головой муравья такой густой волной дыма и пламени, что огонь на миг скрыл от глаз и падающую фигурку, и зажатый в ее руках кожух.

Ярогнева зажмурилась и отвернулась. Князь же, напротив, во все глаза смотрел на то, как обгорелые останки псаря плюхаются в воду, и водоворот затягивает на дно клочки кожуха, распавшегося на ошметки.

– Сейчас и с нами так будет, – угрюмо подвел итог Дый.

Больше ничто не мешало змею расправиться с мелкими тварями, возомнившими себя новыми хозяевами земли. Он взмыл под тяжелые тучи, сковавшие небо, вытянулся в струну, и ястребом полетел вниз, прямо к капищу. Деревенские бабы в один голос взвыли и принялись разбегаться, но змей нацелился не на них. Чутье вело его прямо к жертве, кровь которой его разбудила. Она, худая, тонкая дочка местного князя, видать, возомнила себя бессмертной. Вместо того, чтобы залезть с головой под остатки забора, или хотя бы метнуться в сторону, как сделали все мало-мальски разумные люди, она бросилась по центральной аллее, вдоль которой стояли кумиры.

Змей почувствовал наслаждение. Какая чудесная охота! Он и мечтать не мог, что представится такой редкий случай: не просто взять свою жертву, а сделать это красиво, в полете, прочертив над аллеей идеальную линию, по прямоте не уступающую грани алмаза.

Глупая добыча даже не думала прятаться. Она добежала до конца ровной тропы и уперлась в срединный столб с нахлобученным конским черепом. Даже сейчас у нее оставался шанс юркнуть в сторону и попытаться спастись, но она встала, как вкопанная. Деревенские бабы в этот миг с визгом и оханьем прятали под кустами и бревнами своих розовощеких детей, а добыча только прижалась спиной к холодному камню и уставилась на огненного ящера такими же холодными, синими глазками, как будто надеясь сковать льдом его пламя.

Змей привык все делать быстро, стремительно, но сейчас ему хотелось продлить удовольствие. Он опустился на землю, выжигая на ней полосу черной гари, и пополз прямо к деве, вытягивая вперед шею, разевая пасть и шипя.

Дракон дотянулся до ее лица и попытался лизнуть ее языком. И надо же, какая досада! Как раз в этот сладостный миг кто-то куснул его за кончик хвоста. Вот найдутся же такие вредители, которые помешают в самый приятный момент!

Змей скрутил свою длинную шею и обернулся, горя желанием растерзать того, кто вмешался в столь неподходящее время. И увидел прозрачного волка, похожего скорее на привидение, чем на существо из настоящего мира.

Волку приходилось туго. Даже призрачная душа не выдерживала жара, исходящего от дракона. Она истончалась и испарялась, делая своего обладателя совсем слабеньким. Но он упорно лез на рожон, как будто ему больше всех было нужно.

– Горюня! Я знала, что ты не пропадешь насовсем! – закричала дурная жертва.

В этот момент в бок змея вонзилась острая сулица, брошенная ловкой рукой опытного загонщика. Непробиваемая чешуя задержала ее, но все равно неприятно – как будто иголку воткнули. Кто там еще безобразничает?

Не так-то просто вертеть головой, находясь на земле. Простор ограничен, шеей не пошевелишь, развернуться негде. Прошло несколько драгоценных мгновений, прежде чем змей выгнулся в другую сторону и осмотрелся.

Что за напасть? Еще и тут пара новых пришельцев. Двое всадников бросают короткие копья, норовя засадить их под дых, где чешуйки потоньше, а огни послабее. Тоже призраки-навьи. И эти туда же: так и лезут под тяжелую лапу, так и напрашиваются на расправу!

Только бы жертва никуда не сбежала!

Змей снова вытянул шею и увидел, как прямо перед его мордой опускается с неба летучая дева с огромными крыльями, настолько широкими, что за ними не видно разлившейся речки. Эта летучая тварь заслонила княжну белесыми перьями, как будто не давая ее в обиду. Тоже нашлась берегиня! Дуну – дымка от тебя не останется!

И опять дурной волк ухитрился цапнуть за хвост, пусть и ценой пары зубов. «А ведь больно! Ты же сам зверь, и сам знаешь правило: хвост – не трогать! Ну, пеняйте на себя! Вы меня разозлили! Сначала вас попалю, а после сожру вашу княжну!»

И тут случилось то, чего змей никак не ожидал. Ослепительная извилина молнии вырвалась из грозовой тучи и вонзилась ему в хребет, пробив дыру, сквозь которую проступила горелая проплешина почвы. Змей надломился и плюхнулся брюхом на почерневшую траву, которая зашипела и задымилась. Ошеломленную княжну берегиня быстро повлекла прочь-подальше.

Из тучи выскочил небесный всадник на белоснежном коне. Рогатина, молнией пронзившая змея, выскочила из земли и вернулась ему в ладонь. Конь почуял нестерпимый жар, исходящий от змея, заржал и встал на дыбы. Всадник удержался в седле и начал нацеливать свое оружие на аспида, чтобы еще раз пронзить его насквозь.

Ящер не стал дожидаться. Алые языки пламени вспыхнули и мгновенно затянули рану, пробитую небесным жалом. Хребет снова стал гибким, змей распрямился и пыхнул на бога огнем. Лазурное корзно на всаднике вспыхнуло, золотистая бахрома конской попоны обуглилась и почернела.

Испуганный конь подскочил высоко вверх, но всадник справился с ним и заставил слушаться. Рогатина вырвалась из его перчатки и понеслась змею в голову. Тот ловко вывернулся, и вторая молния обуглила землю прямо перед срединным столбом – как раз там, откуда Убава только что увела Ярогневу.

Змей разъярился и прыгнул за всадником, пытаясь впиться зубами в брюхо коня. Конь опрокинулся, едва не выбросив наездника из седла, но Перун сдюжил и даже успел подхватить рогатину, которая снова легла ему в руку.

Оба противника – змей и бог – закружились в неистовой пляске, пытаясь отыскать друг у друга уязвимое место.

Горихвост потерял Ярогневу из виду. Молнии сыпались сверху одна за другой, гром оглушал чуткий слух. Раз за разом Перунова рогатина пробивала в гибком змеином теле дыры, и раз за разом они затягивались огненной дымкой. Змей мгновенно приходил в себя, изгибался, и, как ни в чем не бывало, бросался в атаку.

Ворон Хорохор не выдержал этой свистопляски, сорвался с плеча Дыя и начал носиться между огненных струй, хрипло каркая:

– Гром! Гарь! Не выдержать! Всем хана!

Острая искорка угодила ему в крыло, и он, как подбитый, рухнул в ладони Лесного царя, который и сам не знал, куда деться от бури. Но и с подбитым крылом ворон не угомонился, а продолжал оглашать капище своим хриплым граем, только усиливающим всеобщее смятение.

Горихвост метнулся к столбу, чтобы найти след любимой, но как раз в этот миг рогатина снова вернулась в десницу Перуна. Широкий взмах, бросок – и острие рогатины сверкнуло, как синяя спица, и распалось на множество ответвлений, каждое из которых нашло щель между чешуйками змея. Громовой грохот ударил в уши, одна из молний попала в столб и сбила обугленный лошадиный череп, а четырехгранный камень раскололся на половинки, каждая из которых мгновенно почернела и ушла в землю. И все это прямо перед носом волка, который даже принюхаться не успел!

Сквозь тяжелые тучи солнца не было видно. Тьма сгустилась, как ночью, но ее каждый миг прорезали вспышки молний и драконье пламя. Огонь отражался в черной воде, и казалось, будто бой идет одновременно и сверху, и снизу, а люди приплюснуты посередине, как между молотом и наковальней.

Еще одна молниеносная вспышка – и Горихвост наконец разглядел, куда все подевались. Дый – вот молодчина! – отвел всех на самый край Крутояра, подальше от взрывов. Леший Распут загородил всех своими ручищами, рубище из грубой холстины на нем задымилось, дырявая шапка того и гляди загорится. Упырь подтянул под себя хвост и вжался в землю – даже он не решался посмотреть в небеса, чего уж об остальных говорить? Громадный Сиводур, и тот набрал в грудь побольше воздуха и нырнул, чтоб только не высовываться из воды. И в середине этой компании – жалкая кучка людей во главе с Всеволодом и Верхуславой.

Вспышка молнии – и рядом с отцом мелькнуло лицо Ярогневы. Отчего оно синее? Или это молонья так ее подсветила?

В пылу боя Перун позабыл обо всем. Его рогатина так и втыкалась в землю. Повалились истуканы Сварога и Рода, Велеса и Хорса, Ярилы и Лады. Раскат грома – и огненная проплешина сожгла остатки травы у самых ног князя.

Горихвост потерял ощущение времени. Он увидел, как на сжавшихся, дрожащих людей опустилась Убава и окутала их своими широкими крыльями. Молнии посыпались справа и слева, крылья берегини затрепетали, но выдержали напор.

Он метнулся к ней, чтобы помочь.

– Я долго не продержусь! – выкрикнула берегиня. – Уводи битву в сторону!

Горихвост зарычал от бессилия. Когда бьются великие, малым лучше к ним не соваться. Призрачный волк подскочил к мятущемуся всаднику и пролаял:

– Господине, уйди прочь, иначе людей погубишь!

Перун даже не оглянулся – змей как раз в этот миг налетал на него, разевая огромную пасть и норовя ударить шипом на конце хвоста.

– Господине, не сыпь молнии – люди не выдержат! – проорал Горихвост, но белый конь так скакнул, что едва не раскроил ему череп алмазной подковой.

Рогатина пронеслась у него над ушами, пробила змеиное тело и воткнулась в землю, отчего островок затрясся, а последние из уцелевших кумиров попадали. Воспользовавшись мгновением, пока раненый змей приходил в себя, Перун резко поддал сапогом в бок коня. Конь набросился на противника и принялся топтать его копытами, затрещавшими от напряжения. Всадник примерился для удара, но рогатина не успела вернуться в его ладонь, и он с досадой наблюдал, как рваная рана в броне змея затягивается, и противник опять оживает.

Пролетев мимо Горихвоста, конь повернулся к нему крупом. Длинный, повисший космами лошадиный хвост заметался перед глазами.

– Ну, дождетесь вы у меня! – зарычал Горихвост и вцепился в этот белесую метелку зубами.

Не ожидавший такого подвоха конь дико заржал, поднялся на дыбы и резко скакнул ввысь. Всадник едва не свалился, вцепился руками в лошадиную шею и припал лицом к гриве. Скакун вознес его под нижний край туч, нависших над островом.

Рана змея как раз в этот миг затянулась, он хищно клацнул зубами и понесся догонять противника. Оба борца вновь сошлись в схватке, но теперь они оказались высоко-высоко – там, где клубились грозовые тучи. Вспыхнул огонь, молнии снова засверкали, но на этот раз они посыпались вдали от острова, попадая то в воду, то в верхушки горящих деревьев.

Убава с облегчением сложила крылья, а люди перевели дух, хотя гром продолжал грохотать над их головами.

Все взоры устремились ввысь. Всеволод, Воропай, Верхуслава задрали головы, чтобы получше рассмотреть, что происходит в поднебесье, однако оттуда виднелись лишь яркие вспышки огней и доносились оглушительные раскаты.

Змей пустил в ход последнюю уловку, которую приберегал на крайний случай. Он совершил в воздухе ловкий переворот и подставил Перуну желтое брюхо. Короткие лапы с острыми когтями вытянулись вперед, словно намереваясь подловить противника. Перун увидел, что ящера можно ткнуть рогатиной прямо в нутро, и, не раздумывая, направил коня вперед.

– Берегись! – рявкнул Горихвост, но его слабый возглас потонул в громовых раскатах.

Змей расчетливо выждал, пока всадник приблизится на уязвимое расстояние и забудет об осторожности. С драконьих когтей сорвались железные стрелы и дождем осыпали горнего витязя и его коня. Острые наконечники прорвали корзно Перуна, оставили дырки в конской попоне и срезали роскошную бахрому. Одна из стрел разбила в щепы задник седла, другая угодила коню в переднюю ногу, отчего тот захромал и сбавил ход.

Перун распахнул корзно – под ним показалась прочная кольчуга со стальными пластинами на груди. Драконьи когти оставили на пластинах глубокие вмятины, но пробить их насквозь не смогли. Однако их жестких ударов хватило, чтобы ошеломить всадника и сбить ему дыхание. Секиру, притороченную к седлу, сорвало, но оглушенный витязь успел подхватить ее левой рукой.

Люди на капище, задравшие головы и наблюдающие за боем, в один голос вскрикнули, словно драконьи стрелы ужалили их самих.

Конь споткнулся и припал на переднюю ногу. Всадник едва не вылетел из седла.

– Дружок, потерпи чуток, – зашептал он коню на ухо. – Сейчас подберемся поближе, и я наконец уязвлю это чудище.

Горихвост ясно увидел, что Перун задумал предпринять решительную попытку победить змея. Скакать на коне, как прежде, было уже невозможно. Скакун послушался хозяина, собрался с силами и приблизился к чудовищу, но резвости у него поубавилось, и рассчитывать приходилось лишь на один точный бросок.

Дракон, как нарочно, выжидал и готовился к сближению. Он распахивал пасть и высовывал длинное жало, раздвоенное на конце. Но пламя больше не вырывалось из его глотки – то ли и он копил силы, чтобы пыхнуть по-настоящему, то ли боялся вспугнуть врага, который сам шел на съедение.

Расстояние между противниками стало опасным: Перун подъехал почти вплотную, без суеты нацелился и метнул рогатину прямо в разинутую драконью пасть. Бросок оказался метким: острие вошло змею в рот, рассекло высунутый язык и пробило насквозь нижнюю челюсть, отчего ящер вспыхнул багрянцем и засиял, как новорожденная звезда.

Древко рогатины застряло в пробитой челюсти. Змей замотал головой, пытаясь избавиться от занозы, но отчаянные телодвижения лишь причиняли ему нестерпимую боль. Лихорадочные огоньки побежали по его чешуе.

Зрители с капища возликовали. Лутоха сорвал с тела драное рубище и швырнул его в воздух. Дый стиснул в медвежьих объятьях князя, а Верхуслава прижала к себе Ярогневу. Леший Распут заплясал на одной ноге, широко растопыривая руки-сучья, и даже вредина-русалка зашлась в пронзительном визге, выражающем высшую радость.

– Наконец-то! – облегченно вздохнул Воропай. – После такого чудище уже не очухается.

– Рана должна быть смертельной, – авторитетно подтвердил Нежата и от избытка чувств хлопнул старосту по спине.

– Победа! – заголосил Щеробор, вылезая из-под забора.

– Погодите праздновать! – каркнул ворон.

Он оказался единственным, кто не поддался всеобщему ликованию. Перебитое крыло не позволяло Хорохору как следует двигаться, и от того он сидел на поваленном истукане и продолжал смотреть в небо, пока другие предавались веселью.

Ящер рывком сомкнул челюсти и перекусил древко, застрявшее в его пасти. Рогатина треснула и переломилась. По ее обломкам пробежали струйки огня. Змей изогнул шею и так резко тряхнул головой, что обломки выпали, и, догорая, понеслись вниз, к реке.

Горихвост только и успел, что проводить их взглядом. В темной воде отразились полыхающие щепы. Обломок потяжелее, со стальным наконечником в виде острого жала, плюхнулся неподалеку и обдал волка брызгами. Раскаленная сталь зашипела и погрузилась на дно.

Радостные голоса мигом смолкли. Повисла тяжелая, напряженная тишина. Затих гром, извилистые линии молний перестали разрезать темные небеса.

– Что теперь? Все пропало? – растерянно задал вопрос Щеробор. – Выходит, плакала наша победа?

Никто ему не ответил.

Дракон повеселел. Лихорадочные огоньки перестали пробегать по его чешуе, он засиял ровным ало-оранжевым пламенем, как будто новые силы наполнили его изнутри. Острые иглы на его гребне встали дыбом, он извернулся и бросился в нападение, пытаясь кольцом охватить и зажать коня с всадником. Перун едва успел выскочить из этого огненного капкана. Он взмыл высоко вверх, к грозовой туче, нырнул в ее пороховые клубы и скрылся в непроглядной мгле.

Князь сжал ладонь Дыя и оглянулся на своего верного кметя, словно ища у него поддержки. Нежата покрутил ус, отвел в сторону взгляд и глухо вымолвил:

– Бой проигран.

Раскрасневшаяся Ярогнева нахмурилась, ее лицо потемнело.

Змей метнулся под тучу, преследуя всадника, но залезть в ее мрак не решился, боясь, что не сможет в нем ничего разглядеть. Вместо этого он принялся носиться по поднебесью и вертеться волчком, пытаясь ухватить себя за кончик хвоста. В этот миг он походил на узор клейма, которым Курдюм прижег Горихвоста.

– Ишь, ликует,– осудил его Лутоха. – Это он радость свою показывает. Когда змея за хвост себя пытается укусить – значит, сильно удовлетворена.

– А чего делать-то? – завопил Щеробор. – Куда всем теперь? В воду или в огонь?

Ветер в поднебесье начал жутко свистеть и превратился в смерч, переходящий в огненную свистопляску. Нижний край туч окрасился алыми сполохами, как будто на них проступила кровь.

Горихвост зарычал и взмыл над Каповым Середицем. Им овладела одна мысль: разыскать бога-воина, так позорно покинувшего поле боя, и заставить вернуться в сражение.

«Не знаю, как это устроить. Делай, что хочешь – хоть зубами рви, хоть царапайся и кусай – но Перун должен вернуться. Иначе все было напрасно! – эта мысль затмила угасшие чувства. – Как ты мог сдаться? Как мог спрятаться от врага? Ты же бог! Ты – хозяин грозы! Князь небесной дружины! Если ты бежишь – то как быть остальным?»

Горихвост увернулся от танцующего ящера и влетел в тучу. Тут и в самом деле было не продохнуть. Даже собственного носа не видно – плыви, куда хочешь, пока не наткнешься на что-нибудь. И не придумаешь лучшего места, если в прятки захочется поиграть. Нет ни молний, ни грома, только ватная тишина. И сквозь вату – глухой стук копыт. Ага, вот ты где, храбрец на белом коне!

Горихвост засучил лапами, но призраку двигаться среди тучи – все равно, что плыть под водой. Вроде, шевелишься изо всех сил, а продвигаешься еле-еле. Хорошо, что и сбежавший всадник застрял среди этой вязкой ваты. Волк не столько услышал ушами, сколько почуял нюхом, где тот скрывается.

Вот ты и попался мне, подлый трус! А еще называл себя горним витязем! И за что? За то, что прячешься от врага в облаках?

Конь хромал – Горихвост распознал это по тому, как вяло стучало копыто. Даже сквозь пелену удалось быстро догнать его. Волк накинулся на лошадиный круп, но облачное животное, едва не растворившееся в плотной туче, не занимало его. Всадник – вот, кто должен был ответить за грех трусости!

– А ну, стой! – гневно зарычал Горихвост, впиваясь когтями в кольчугу Перуна. – Стыдно смотреть на тебя: драпаешь, как мышь от кота! Еще не поздно спасти честь. Вернись в бой. Не можешь победить – так хоть погибни с достоинством!

– Дурак! – обернулся к нему всадник, и тяжелой рукой в жесткой перчатке сбросил с изломанного седла.

Горихвост отцепился, но остался висеть рядом в облаке. Дырявое корзно Перуна колыхалось перед его носом. Он зарычал от ярости и впился зубами в лазурную полу. Всадник сбросил ненужную паволоку и сердито выкрикнул:

– Ты мне только мешаешь! Отстань!

– Я тебе так отстану, что ты век не забудешь! – пообещал волк.

Перун поднял секиру – единственное оружие, оставшееся в него в руках.

Ах, ты так, значит? Решил топором меня сечь? Вот до чего довела тебя подлая трусость, изменник!

Горихвост резко дернулся вслед за теряющимся во мгле всадником, и тут же вклеился лбом в ледяную стену. Холодная капелька чистой воды упала на разгоряченный нос.

Это еще что? Со мной такое уже бывало. Я что, второй раз попадаюсь? Вот тебе и волк: ничему опыт не учит!

Его лапы прижались к покатому боку сосуда. Сомнений не оставалось: это огромная ледяная чаша с дождевой влагой, собранной внутри тучи. Снова она у меня на пути, и как раз в самый неподходящий момент!

Горихвост зарычал от досады.

– Посторонись, зверь! – раздался из мглы голос Перуна.

Что значит «посторонись»? Куда тут «сторониться»? Здесь же сплошная чернильная хмарь, сквозь которую ничего не разглядишь. Сам-то ты где, горе-вояка? Что затеял?

Всадник вынырнул из темноты. В деснице зажата секира. Ладонь поднялась вверх – видать, для того, чтобы рубануть изо всех сил. Ну, давай, рубани. Я же не змей. Меня сечь не страшно, я огнем не дышу.

Горихвост съежился, прижал уши к макушке, подтянул хвост. Конь набрал полный ход. Где твоя хромота? Залечил рану в облаке?

Деться некуда. Во мгле от всадника не сбежать. Волк зажмурился, ожидая удара по темени.

Острый звон – прямо над головой. Ледяные осколки, как иглы, впиваются в тело. Вода хлещет потоком, словно начался потоп. И здесь потоп? Здесь же небо.

Горихвост распахнул глаза во всю ширь. Темная мгла поредела. Ледяная чаша расколота надвое, а Перун продолжает рубить ее своей секирой, да еще с такой яростью, будто она и есть его главный враг.

Дзинь! – и отколот огромный кусок хрусталя. Рушится ледяная стена, и новые потоки дождевой влаги вытекают наружу, развеивая облачную пелену. Вода собирается в зрелые капли, а те проливаются ливнем и устремляются струями к земле, где горящие кроны деревьев так ждут их.

Вот так ливень! Как будто запруду прорвало! А как же моя голова? Неужели цела?

– Эй, чего на дороге торчишь? – заорал прямо над ухом Перун. – Если не помогаешь, то хоть не путайся под ногами!

– А чего помогать-то? – растерянно пролепетал Горихвост.

– Лупи стенку! Ледышки разваливай!

И хрясь секирой по высокой ножке, поддерживающей чашу! Волчок едва успел отскочить. Ледяная ножка подломилась, расколотая чаша опрокинулась и завалилась набок. Стенки, уже порядком разбитые оружием Перуна, окончательно рассыпались на мелкие ледяные осколки, а те тут же рухнули вниз, накрывая дольний мир градом.

Град! Вот, что ты замышлял! А я тебя костерил! Эх, и дурак же я после такого!

Крупные градины вывалились из тучи густой россыпью и усеяли огненную чешую чудовища, празднующего победу. Прикасаясь к пламенеющей броне, они коварно шипели и обжигали морозом. Ящер даже не понял, что за напасть вдруг обрушилась на него из облаков. Холод сковал его крылья, а ледяные осколки прожгли в них такие дыры, что змей едва удержался в полете.

Перун выпрыгнул из тучи, вздымая секиру, но змею было не до него. Вслед за ледяным градом на него обрушились потоки холодной воды. Влага гасила огонь, заставляя змея шипеть от злости. Пламя на его чешуе начало затухать, силы таяли с каждым мгновеньем.

Огненный вихрь, в котором кружилось его длинное тело, сначала замедлился, затем вовсе остановился. Перун на полном скаку подлетел и рассек его шею секирой – как раз в том месте, где она отходила от тулова.

Чешуя треснула, огоньки вспыхнули, но на этот раз они оказались слишком слабы, чтобы соединиться и слиться в единое пламя. В отличие от прежних атак, рана не смогла затянуться. Змей взревел от боли, как сто тысяч труб, и пустился наутек. Ему нужно было время, чтобы вернуть силы и дать ране зажить.

Однако Перун уже чувствовал, что противник сдает. Он понесся вдогонку, размахивая секирой и выкрикивая победный клич. Но облачный конь все еще прихрамывал и не мог бежать быстро. Змей уходил от погони, и даже навьям Мирославу и Славомиру не удавалось его догнать.

«Нет, так не пойдет! От лошадей ты еще можешь упорхнуть. Но от меня не уйдешь!» – едва не рычал Горихвост, устремляясь в погоню.

Он повел себя, как вожак в волчьей стае, загоняющей дичь. Двигаться среди смерча и воя ветров было невероятно трудно, но он все же перегнал провисающий хвост чудища и поравнялся с основанием шеи. Рана зияла и вспыхивала огоньками, но разрубленные края чешуи так и не срослись. Минуту Горихвост бежал рядом, выбирая момент для прыжка, а потом резко скакнул и вонзился зубами в горячее горло ящера.

Он почувствовал, как пульсируют под броней жилы, по которым течет жидкое пламя. Змей мотнул головой и попытался сбросить его, но волк – бывалый охотник, и так просто от него не избавиться. Чудище заметалось – оно начало задыхаться и чахнуть. Пламя вырвалось из разорванных жил и ударило Горихвосту в глаза, так что он вынужден был зажмуриться, чтобы не потерять зрение. Вслед за пламенем из змеиного нутра повалил едкий дым, и на этот раз туго пришлось ноздрям волка.

Однако ослабить охотничью хватку не смогло бы ничто на свете. Горихвост сжимал зубы так яростно, что скорее дал бы порвать себя в клочья, но не отпустил бы добычи. Змей заметался, суматошно захлопал крыльями и задергал хвостом.

В этот миг прямо перед ним опустилась из тучи Убава, расправила крылья и загородила дорогу. Собрав последние силы, змей раскрыл пасть и пыхнул на нее жаром. Однако это усилие так истощило его, что багровые крылья потухли, безвольно обвисли, и тяжелая туша начала опускаться к реке.

Волна огня окатила Убаву, ее пушистые крылья вспыхнули и загорелись. Как подбитая птица, она понеслась вниз, едва не срываясь в неуправляемое падение. Краем глаза Горихвост видел, как она пытается выровнять полет, но отцепиться от змеиного горла для него было немыслимо.