Вурдалакам нет места в раю

Глава 18. Звездная река

Извилистая Змейка разъярилась. Из мелкой речушки она превратилась в полноводный поток, сметающий все на своем пути. Плотину Курдюмовой мельницы смыло, и замоченные в ней конопляные стебли разлетелись по волнам. Мельничное колесо сорвалось, и течение катило его в сторону омута, подбрасывая на подводных ухабах.

Воды Шерны поднимались все выше и выше, подбираясь к Крутому яру, на котором метались обреченные бабы с малыми детьми на руках. От разбушевавшейся речки люди бросались к противоположному краю капища, но оттуда на них надвигался трескучий пожар, пожирающий остатки леса. Огонь уже выбрался на опушку и принялся за сухую траву, оставшуюся на Девичьем поле после косьбы.

– Где Яруша? – бросалась княгиня от одного беженца к другому. – Вы не видели Ярогневы?

Но люди лишь ошалело мотали головами и отводили глаза. Всеволод вцепился в мантию Дыя, притянул к себе и заглянул в карие, играющие отблесками искр глаза.

– Что теперь с нами будет?

– Мы – лишь мелкие муравьи на груди у земли. Исчезнем – земля не заметит. Главное – Мироствол. Если он загорится – конец всему миру. Упадет Дерево – рухнет небо. Твердь распадется на осколки. Погаснут солнце и месяц, звезды осыплются, наступит тьма. Миры вселенной перемешаются, жить станет негде, – подвел черту Дый.

Ровную площадь посреди горки встряхнуло так, что князь ухватился за столб. Кумиры старинных богов дрогнули и перекосились. Порыв горячего ветра повалил ворота ветхого капища, и без того дышавшие на ладан. Столбы, на которых они держались, выворотились из земли и рухнули на чахлую траву, в которой уже мелькали озорные искорки близкого пожара.

Вихрь попытался сорвать с Дыя мантию и едва не сбросил с Крутояра трактирщика, который метался больше всех. Щеробор издал дикий вопль, вцепился в статую Рода и заголосил:

– Кто не держится – тот пойдет на уху!

Хорохор сорвался с каменной шапки кумира, встопорщил крылья и истошно заграял:

– Летит! Прячьтесь! Пропадем ни за грош!

– Кто летит? Куда прятаться? – тотчас впал в панику Щеробор.

– Змей летит! Пламя несет! – нарезая круги, вопил ворон.

Всеволод тревожно вгляделся в юго-восточную даль, откуда порывистый ветер швырял в глаза пыль и пепел пожара. Оседлав воздушный поток, оттуда неслась пламенеющая фигура дракона. Змей то и дело нырял вниз и обдавал землю огненными волнами, словно охотясь на добычу, пытающуюся ускользнуть от него в лесных зарослях.

– А вот и наш простачок! Ай да ловкач! – с удивлением бросил Нежата.

Всеволод повертел головой, не понимая, о чем толкует его верный слуга, и тут же увидел, как из-за бурелома выпрыгивает Лутоха, сжимающий в руках что-то тонкое, длинное, затянутое в багряное корзно.

– Ярогнева! – прошептал князь.

Тонкая девушка казалась невесомой, но даже с такой ношей продираться через поваленные стволы было трудно, и юродивый то и дело спотыкался и припадал на колено. Окровавленный Душебор в ножнах болтался у него на боку и цеплялся за кусты. Верхуслава прижалась к мужу и стиснула его руку. Змей спикировал и накрыл чащу огненным шквалом. Еще не затронутые пожаром сосны вспыхнули и затрещали, как спички.

Лутоха перебежал через опушку и бросился в поле. Завернутая в корзно дева трепыхалась в его руках от тряски.

– Она жива? – заглянула в глаза мужа княгиня.

Всеволод не нашел, что ответить, и только крепче обнял жену. Змей опять пыхнул огнем. Сухая трава в поле вспыхнула, и шустрые огоньки понеслись вслед за бегущим, стараясь его догнать. До капища оставалось еще двести шагов, а змей уже несся над полем, и маленький человечек со своей тонкой ношей виднелся перед ним, как муравей, пытающийся уползти от орла.

– Тут никто не уйдет! – пытаясь подготовить хозяев к беде, произнес Нежата.

Спасаясь от огненных струй, Лутоха принялся зайцем петлять по равнине. От пламени ему удалось ускользнуть, только сменив направление – теперь он несся не к капищу, а к реке, которая поднялась настолько, что начала заливать край поля и лесную опушку.

Порыв горячего ветра принес клубы черного дыма, которые заволокли обзор. Из этих клубов неожиданно вырвался змей, вытянулся в огненную струну и понесся на беглеца, как стрела.

– Все, пропал! – хлопнул ладонями по бокам Нежата.

Змей разинул багровую пасть и полыхнул струей жара. Лутоха метнулся к кромке бурлящей реки и бросил в воду девушку. Огненная волна понеслась на него. Всеволод сжал кулаки, Верхуслава зажмурилась.

За мгновенье до того, как огонь обрушился на поверхность реки, Лутоха успел нырнуть в воду и притопить деву, бултыхающуюся перед ним. Волна пламени пронеслась по реке, достигла омута и угасла. Змей взмахнул крыльями над речной рябью, заложил крутой вираж и взмыл к облакам.

Верхуслава потеряла дар речи. Народ на краю Крутояра молчал, не решаясь проронить ни слова. Поверхность воды оставалась недвижимой.

– Утонули? – сдуру спросил Щеробор.

И в этот же миг из воды поднялась, отбрасывая тучу брызг, фигура Лутохи с длинным багряным свертком на руках. Из корзна выпуталась Ярогнева, встала на ноги, и, почти по пояс в воде, принялась отплевываться и выжимать волосы.

– Дочь! Цела! – выдохнул князь.

Народ разразился восторженными криками. Уже через несколько мгновений княжну подняли на Крутояр, не забыв и про юродивого. Верхуслава бросилась к дочери и так ее стиснула, что едва не задушила в объятьях.

Воспользовавшись тем, что все внимание народа сосредоточилось на княжне, Лутоха отвел Дыя в сторонку, протянул ему Душебор и шепнул:

– Возьми лучше ты этот меч, Лесной царь! Оружие это жуткое, колдовское. Покойный Дедослав выудил его из змеиного храма. Подумать страшно, сколько душ оно погубило. Один Горихвост мог с ним совладать, потому что сила в вурдалаке была и от людей, и от прежних волхвов. Мне он не по зубам, так что храни его ты.

Дый принял протянутый меч и ответил:

– Благодарить не стану, ибо подарком твое подношение не назовешь. Да и хранить его не придется – времени не осталось. Видишь? Гремячий дол уходит на дно. А сгорит Мироствол – так и небеса рухнут.

*

– Я знаю дорогу, не сомневайся! – лебезила навка, цокая копытами по крутым ступеням витой лестницы. – Держись за меня, и не пропадешь!

Она буквально тащила за собой Горихвоста, вцепившись в его запястье.

– Эк как тебе не терпится! – поддел ее вурдалак.

– Побродил бы ты с мое средь руин, тоже замаялся бы! Стоило ли лезть на небеса, если рай переехал невесть куда?

Прозрачную площадь Убава пересекла с превеликой опаской. Только на Золотом кольце навка выдохнула и раскрепостилась. Горихвост едва поспевал за ней. Оставалось лишь диву даваться, как ловко находит она нужные закоулки в развалинах, заросших кустами. Ныряя то в один проход, то в другой, навка вывела его на широкую улицу, и с нетерпением потянула к воротам. Солнце ударило в левый глаз, и Горихвост догадался, что они движутся к северу.

Его провожатая не стала задерживаться и в воротах, за которыми мирно несла серебристо-молочные воды река. Пристань, рассчитанная на огромные корабли, поражала воображение, но еще больше Горихвоста впечатлила одинокая лодочка, привязанная к причалу. Она выглядела такой сиротливой, что хотелось развеселить ее, прокатив по волнам.

– Бери в руки весло! Не зевай! – деловито распоряжалась Убава, отвязывая серебряную цепь. – На корму вставай, олух! Толкай! Что ты делаешь, руки-крюки? Шест лежит для чего?

Не отвечая на ее ворчанье, Горихвост подобрал шест, заботливо уложенный вдоль днища, и оттолкнулся от берега. Ладья начала выворачивать на стремнину. Молочные воды подхватили ее и понесли по свекающей ряби. Убава взгромоздилась на нос с гнутой фигурой в виде морской девы, зачерпнула ладонью из речки и расхохоталась:

– Смотри, чистые звезды! Рекой текут! Где еще такое увидишь?

– Куда плыть-то? – прикрикнул на нее Горихвост.

– Держись ближе к стремнине! Река знает, куда тебе плыть. Она донесет!

Горихвосту лишь изредка приходилось обмакивать в воду весло, когда нос ладьи отклонялся от середины реки. Течение понесло так стремительно, что он едва успевал разглядеть чудесные рощи с диковинными зверьми, выходившими к берегу, чтобы встретить таких редких путников.

– Долог ли путь? – с беспокойством спросил он.

– А куда ты торопишься? Для души время – вечность.

– Это у нас вечность. А на земле – беда. Не успеем – целый мирок пропадет.

– У тебя там кто-то остался? – вытаращила на него круглые глазки Убава.

– У всех там кто-то остается, – нехотя буркнул он.

– Не забыл еще. Знать, они тебе дороги, – пробормотала Убава под нос. – Только что мы теперь можем сделать? Лишь глазеть свысока.

– Я не брошу их, – шептал Горихвост, рассекая густые воды веслом. – Ярогнева. Дый. Князь. Воропай и селяне. Братья-лесовики. Я вас помню. Я с вами. Держитесь!

*

Дождавшись, пока бабы перестанут охать вокруг княжны, Колоброд вынырнул из волны и спросил:

– Эй, а где вы Горюню оставили?

Ярогнева изменилась в лице, и, не найдя, что ответить, пустилась в слезы. Лутоха скорчил жалобную гримасу и задумчиво почесал спутанные космы. Болотник оглядел меч в руках Дыя, с кончика которого до сих пор падали алые капли, и сбивчиво пробормотал:

– Как же так? Вот несчастье… Я ведь Горюню еще мальцом помню. Каким он был шустрым, когда дед его от беды в лес спровадил…

Ярогнева разрыдалась еще сильнее. Всеволод прижал ее к груди и погладил по мокрым волосам.

– А вы знаете, все равно я в Горюню верю! – неожиданно выпалил Колоброд. – Жаль его, но я знаю: он и на том свете нас не оставит. Он такой! Своих ни за что не бросит. Даже оттуда, с небес…

– Если только он там… Грешник ведь он был. Как бы к бесам его не упекли, – отозвался Лутоха.

– Вот дурак! Помолчал бы! Что на уме, то и на языке, – обругал юродивого Воропай.

Лутоха пожал плечами.

– Как бы не так! Нашего вурдалаша так просто в пекло не заманить! – убежденно вымолвил Колоброд. – Он из таких передряг выкарабкивался, что и на том свете себя в обиду не даст. Я в него верил при жизни, я и после смерти в него верить буду. А меч этот вы сохраните. Им одним можно одолеть водяницу. Когда-то он принадлежал Чернобогу, если верить преданиям из колдовской книги. От него даже нечистая сила шарахается.

– Не водяница меня беспокоит, – Дый указал на огнезмея, парящего под облаками.

– А вот и зря! – возразил Колоброд. – Не было бы ее, не было бы и пожара. От Шутихи все беды пошли.

– Если ты такой умный, то плыви, разыщи ее, и прикончи! – велел с раздражением Дый. – Вот и меч тебе, если ты в состоянии с ним совладать.

И Лесной царь бросил болотнику Душебор. Колоброд на лету схватил меч, приладился перепончатыми пальцами к рукояти и довольно забулькал.

– Смотри, не потеряй! – пригрозил Дый.

– Будь спокоен. Теперь я эту злодейку запросто одолею! – заверил его Колоброд и с шумом шлепнул хвостом по воде.

И в тот же миг схлопотал веслом по своей косматой, нечесаной голове.

– Кто тут меня одолеет? – раздался насмешливый женский голос.

Разбушевавшаяся Змейка выплескивала в Шерну свои воды так рьяно, что над омутом, который был прежде таинственно-тихим, закружился водоворот. Из туманной пелены над ним бесшумно выскользнула ветхая лодка. Почерневшие и набухшие от воды доски жалко потрескивали. Брошенные весла болтались на ржавых уключинах, издающих пронзительный скрип. Масляный фонарь, притороченный к носу, едва поблескивал призрачным огоньком, а за кормой волочилась оборванная цепь, которой некогда эту лодку привязывали к причалу. С бортов свисали круглые щиты, обтянутые мокрой кожей, что придавало судну воинственный вид. Но взгляд Ярогневы упал не на них.

На деревянной скамье, устланной расшитым покрывалом, гордо сидела водяница Шутиха с книгой в черном кожаном переплете. Ее мокрое тело оставалось прикрыто одной лишь исподней рубахой – длинной, спускающейся ниже колен, и белой, без единого вышитого узора. От влаги рубаха казалась прозрачной, она сползала с плеч, и сквозь распахнутый ворот виднелись две пухлые груди, по которым стекали тонкие струйки. Водяница привстала со скамьи и поправила венок из болотных кувшинок, который прикрывал ее длинные, отдающие зеленью волосы.

– Шутиха! Только тебя нам и не хватало! – булькнул Колоброд.

В ответ Шутиха вырвала весло из уключины и так огрела им болотника, что тот закатил глаза, безвольно перевернулся вверх желтым брюхом, и медленно начал тонуть. Водяница выхватила Душебор из его обмякшей лапы, высоко подняла и расхохоталась:

– Вот он, тот самый меч Чернобога, которого все так боятся! Думали, он поможет вам со мной справиться? Не надейтесь!

Широко размахнувшись, она бросила Душебор в омут. Замерев, Всеволод с Ярогневой смотрели, как меч уходит на дно. Вслед за ним начала погружаться и туша болотника, потерявшего чувства. Челюсть Колоброда отвисла, длинный язык выпал из пасти, и вскоре лишь по пузырькам воздуха в мутной воде можно было узнать место, где он сгинул.

С кормы лодки вспорхнула серенькая камышовка, сделала круг над водоворотом и пронзительно защебетала.

*

Время остановилось. Звездная река несла Горихвоста в глубины вселенной. Самые дальние уголки мироздания вставали у него перед глазами. Маленькие звездочки на глазах превращались в огромные солнца и светили так жарко, что могли бы испепелить, но Горихвост сам ощущал себя лучом света, и впитывал этот жар, как земные животные поглощают еду и питье.

Навка на носу ладьи притихла и съежилась. Встающие перед глазами миры, состоящие из неисчислимых мириад огоньков, пугали и восхищали ее. То ли час был мгновеньем, то ли мгновение часом – Горихвост то и дело опускал весло в воду, чтобы держаться поближе к стремнине, но и он не мог сказать, сколько длилось их плаванье.

Неожиданно ладью так тряхнуло, что Горихвост едва не свалился с кормы. Нос лодки задрался к темному небосводу, а после резко ушел вниз, как будто деревянная птица вздумала клюнуть зерно. Навка подпрыгнула и истошно заголосила.

– Куда смотришь, раззява? – в сердцах выкрикнул Горихвост. – На кой ты вообще там уселась?

– Работай веслом, остолоп! – не осталась Убава в долгу. – Не видишь, что ли: пороги под самым носом!

В верно: только теперь Горихвост разглядел, что река перекатывается через каменистые пороги, зубчатой лестницей уходящие в кромешную тьму. То справа, то слева по ходу движения вздымались огромные валуны, омытые слабым мерцанием звездного потока. Невидимые булыжники царапали днище и так скрежетали, что обострившийся слух Горихвоста страдал. Ладью снова бросило вниз и закружило в водовороте.

– Выворачивай! Разобьет! – пискляво вопила Убава, с ног до головы облепленная молочными звездочками.

– Хватай весло и греби! – сквозь пену и брызги бросил ей Горихвост.

Убава кинулась под скамью и начала шарить, только усиливая суматоху. Наконец, ей удалось нащупать шест. Она тут же принялась отталкиваться им от утесов, возникающих так неожиданно, как будто невидимый великан швырял их навстречу.

– Пронесло! – с облегчением выговорил Горихвост, когда ладью перестало болтать и вертеть.

Пороги остались у них за спиной, течение выровнялось, и речка опять усыпляюще зажурчала, как ни в чем не бывало.

– Погоди радоваться! – взвизгнула навка. – Нас несет прямо на остров. Щас как бросит на берег!

Горихвост посмотрел поверх ее спутанных мокрых волос. Прямо по курсу молочный поток разделялся на два рукава, огибающие сказочный островок.

– Вертай в сторону! – завизжала Убава.

Горихвост изо всех сил заработал шестом. Ему удалось перебороть течение и направить ладью в один из рукавов, но берег начал шириться прямо у него на глазах, вытягиваясь сразу вправо и влево.

– Это еще что за шутки? – выкрикнул Горихвост, но волна уже подхватила ладью и вынесла ее на песчаную отмель.

– Все, приплыли! – с досадой сказал он, бросая шест.

– Кажись, да! – согласилась навка, и голос ее звучал до удивления довольно.

Горихвост выпрыгнул на влажный песок. Тонкие ручейки звезд заструились под его сапогами. Убава не давала оглянуться – она потащила его за собой, приговаривая:

– Скорей, не зевай, иначе проспишь свое счастье!

– Видали мы такое счастье, – попытался сопротивляться Горихвост, но вскоре заметил, что Убава ведет его по удобной дорожке на холм, над которым сияет радуга. «Раз дорожка проложена – значит, по ней кто-то ходит», – смекнул он, и позволил Убаве увлечь себя вдаль.

Остров, казавшийся издалека маленьким, теперь выглядел необъятным. И справа, и слева, насколько хватало глаз, тянулись заливные луга.

– Вижу их! Вижу! – восторженно визжала навка.

Вместе с ней Горихвост на одном дыхании долетел до вершины холма.

– Ну что ж ты? Не мешкай! Ведь сам к ним хотел! – тянула Убава к цветному шатру, стоящему на возвышении.

– Да к кому к ним-то? – не мог отвязаться от нее Горихвост.

– Дурень! – бросила Убава, откинула полог шатра и затащила его внутрь.

*

– Вот она, виновница торжества, полюбуйтесь! – вышел на край обрыва Дый. – И не стыдно тебе показываться на глаза после всего, что ты натворила?

Шутиха заливисто расхохоталась.

– Стыд и позор должен чувствовать проигравший! – с вызовом выкрикнула она. – А я победила! Посмотри вокруг!

Она повела рукой, показывая, как речные волны захлестывают Девичье поле и подбираются к деревенским избам.

– Это мой мир! Мое царство! – подплывая поближе, продолжала она. – Час мой уже наступает. Скоро вся суша уйдет на дно, а вы превратитесь в рыб. Только от моей прихоти будет зависеть, миловать вас или казнить. А тебя, вшивый царек, я превращу в холопа и заставлю пасти жаб и гадюк!

– Не слишком-то ты опечалена гибелью мужа, – хмурясь, встал рядом с Дыем Всеволод.

– Мой благоверный был простаком, – отозвалась Шутиха. – Он думал вернуть меня с того света. Переживал, что отправил жену в мир теней. Я вертела им, как хотела.

И она опять рассмеялась – на этот раз с самодовольством.

– Ты загубила свою душу злодейством, – мрачно заметил Дый. – Пропащим душам с того света выхода нет.

– Верно! – выкрикнула водяница. – Мой наивный супруг никак не мог взять в толк, что этого мне и не надо. Я всегда знала, что родилась для большой власти. Этот потоп превратит Гремячий дол в подводное царство. И я в нем стану царицей! В этом царстве не будет предела моей воле! Как захочу, так все и поворочу. А вы все мне подчинитесь, либо сгинете без возврата. Вам понятно? На колени перед своей госпожой! Я кому говорю?

И она замахнулась веслом на народ, столпившийся на берегу. Воропай испуганно отступил, растолкав напирающих баб.

– Ничего у тебя не получится! – злорадно возразил Дый. – Змей тебя попалит! Видишь, как он ширкает под облаками? Того и гляди пыхнет пламенем!

– Дурень! – залилась хохотом водяница. – Змей здесь лишь потому, что я этого захотела. Его выпустил мой муженек, потому что вслед за пожаром приходит потоп. Мне того только было и нужно!

– Ты сама с ним не сладишь!

– Вот и нет! – водяница подняла в руке черную книгу, вымокшую в пене водоворота. – Змеем можно повелевать с помощью заклинаний. Он – оружие в моей деснице. С ним я страшнее Перуна! Видишь – он делает то, что мне нужно: жжет остатки деревни и леса. Когда они догорят, их поглотит вода. И тогда мое царство придет. Никто этого не остановит!

– Оплошала ты! – мстительно улыбнулся Дый. – Змей хозяев не признает, и он это уже доказал.

– Меня он признает! – заверила без сомнений Шутиха. – Признаешь и ты, и все твои дикие твари, и эти людишки, что скоро уже перестанут дышать. Деваться вам некуда! Либо в рабство ко мне, либо в полное небытие! Выбирайте!

*

Горихвост шагнул под полог и обомлел. Он как будто провалился в огромный чертог, поразивший его необъятным простором. Стены шатра расступались и уходили в стороны верст на десять. У скитальца ум за разум зашел, когда он попытался представить, как такое просторное сооружение может помещаться на вершине холма. Нога его почти по колено ушла в мягкий ворс ковра, застилающего пол. Ворс беспрестанно колыхался, в нем шло нескончаемое шевеленье, и Горихвост даже подумал, что тут, видать, завелись насекомые. Однако приглядевшись, он обнаружил, что это двигались чудесные изображения, вытканные разноцветными нитями. Города, крепости и долины утопали в садах, по которым бродили волшебные звери. Земледельцы косили травы и жали колосья хлебов. Особенно поразил Горихвоста иссиня-черный змей, кольцом обернувшийся вокруг каменного кремля. И все это – у него под ногами, в волшебном движении узоров.

Вдали, у столба, подпирающего потолок, высились три роскошных престола. Середина шатра была уставлена столами, там царило столпотворение, бурлил пир и звенела музыка. Веселые песни лились из уст музыкантов, бренчавших на гуслях и дувших в сопелки.

– Наконец-то! Нашел! – облегченно вздохнул Горихвост и шагнул к ним.

И тут же отскочил назад, как ужаленный. Его сапог наступил на хвост змея, обернувшегося вокруг крепости. Змей пришел в движение, зашипел, поднял голову и высунул жало.

– Что за черт! – от неожиданности выкрикнул путник.

Навка издевательски расхохоталась.

– Смотри под ноги! – панибратски хлопнула она его по затылку.

Струящийся вокруг крепости змей успокоился и улегся, и Горихвост понял, что это – всего лишь движущийся узор, которому не дано оторваться от ковра, украшенного такой дивной тканью.

– Быстрей! Мы в одном шаге от рая! – потянула Убава за рукав спутника, который никак не мог прийти в себя.

И тут же перед ними словно ниоткуда возникли двое стражников в блестящих доспехах. Оба могучие, но бестелесные, как и все в Горнем мире. Из-под кольчуг проглядывали неосязаемые, почти прозрачные телеса, прикрытые рубахами, но крепкие руки уверенно сжимали копья и вытянутые щиты.

– Откуда взялись? Чего надо? – не слишком приветливо молвил тот, что повыше.

– Мы с земли. Заблудились. Нам бы к Роду-владыке, – залебезила Убава.

– Еще чего! – молвил второй стражник, низкий и толстенький. – От вас обоих за версту несет нечистью.

Горихвост непроизвольно ощерился, по старой еще привычке, но теперь клыков у него не осталось, и оскал получился ущербным.

– Ой, оскалился, волк! – засмеялся высокий. – Жаль, не наш грозный князь с тебя шкуру снял. Вот ты и заявился – чтоб тебя побыстрее разделали.

– Пропустите, – глухо, сдерживаясь изо всех сил, прошипел Горихвост. – Я по делу иду.

– По какому такому делу?

– По важному.

– Доложи нам свое дело, а мы решим, важное оно или нет.

– Ты мне не начальник, чтоб тебе докладываться. Веди к государю!

Разгорающуюся ссору прервало появление грозного всадника в добротной кольчуге, поверх которой колыхалось лазурное корзно. Рука крепко сжимала рогатину, а на челе сверкал золотой обруч с сияющим самоцветом.

– Ой! Это Перун, государь горней дружины, – тоненьким голоском сообщила Убава. – Я его страсть как боюсь!

– Мирослав! Славомир! Живо ко мне! – звучно выкрикнул небесный витязь.

Голос его разразился, как гром. Стражники бросились к нему и схватили коня за поводья. Взгляд Перуна с любопытством скользнул по Горихвосту, словно выискивая затаенные уголки.

– Кем бы вы ни были и зачем бы вы ни явились, у вас есть право получить в предместьях рая приют, – проговорил он. – Вас накормят, напоят, и дадут отдохнуть.

Он отдал поводья помощникам и повел странников за собой. Горихвост и Убава двинулись вдоль длинных столов, за которыми сидели высокие, горделивые небожители. Навьи мужи и жены чувствовали себя, как дома. Они поднимали заздравные чары и стукали их краями, издавая серебряный звон. На оживленных лицах играли улыбки, хохот и шум перекрывали чарующие песни музыкантов. Убава приплясывала от нетерпения – так ей хотелось немедленно броситься к ним, занять за столом свое место, сдвинуть вместе со всеми чары и затянуть песню о вечной жизни в раю.

Но Горихвост смотрел только прямо. Там, у центрального столба, подпирающего свод шатра, высились три престола. Почтенный старец в накинутом на плечи рдяном мятле держал тяжелую чару, вмещающую чуть не ведро вина. Он поднялся с престола и вышел навстречу путникам. Перун с почтением поклонился ему и промолвил:

– У нас гости, владыка Род. На наш шатер набрели новички: заблудшая навка и вурдалак, распятый на Древе миров.

– Этого доходягу распяли на Миростволе? – с любопытством осведомился Род. – Какому бесу пришло в голову такое злодейство?

– Я сам это сделал! – с вызовом произнес Горихвост.

– Зачем? – удивился старейшина.

– Чтобы попасть к вам, владыкам вселенной, – речь Горихвоста зазвучала взволнованно. – Там, на земле, приключилась беда. Злодейская сила выпустила огнезмея, которого вы, государи, заперли в горе на краю Дикого леса. Люди не смогут с ним сладить. Если его не унять, он попалит их мирок.

– И чего же ты хочешь? – внимательно оглядел его старец.

– Чтобы вы помогли нам, как в давние времена. Смирите чудовище. Избавьте людей от несчастья!

Божества переглянулись.

– Ты знаешь, почему мы покинули Город? – гулко выдохнул старец.

– Нет, государь, – признался Горихвост. – Всю жизнь я прожил в лесу, среди диких животных и братьев-нечистиков. Откуда мне знать стародавние байки? Разве что дед рассказывал на ночь истории из черной книги, да можно ли им верить? Никто из людей не упомнит те времена, когда миром правили боги.

– Вот именно, – нахмурился рдяной бог. – Люди нас бросили и забыли. А теперь, когда воля дала им плоды, они снова бегут к нам? Так не выйдет. Пора жить своим умом.

Перун едва заметно кивал предводителю, полностью с ним соглашаясь.

– Но мы не выдержим в одиночку! – сбиваясь и горячась, заговорил Горихвост. – Нам нужна помощь! Без вас мы пропадем!

– Люди сами выбрали свою участь, – отрезал старец. – Они решили жить самостоятельно. Это значит, что со своими бедами они должны справляться без нас.

Горихвост зарычал от бессилия и закрыл лицо ладонями.

– Не слушайте его! – выскочила у него из-за спины навка. – Я не такая! Я тут вообще не при чем!

– А тебе чего надо? – уставился на нее Род.

– Того же, что и другим. Рая. Счастья. Веселья. Я столько скиталась! Столько ждала и надеялась. Неужели я не заслужила?

Род откинул широкую полу мятля и достал из заткнутой за пояс сумочки увесистые ключи. Навка уставилась на них так, словно они были главным сокровищем во вселенной.

– Ступай за мной! – велел ей владыка.

Широкий полог шатра откинулся. Горихвост увидел за ним зеленый луг, поросший медовыми травами, а за лугом – высокие стены из мрамора, покрытого позолотой, и широкую башню с воротами.

Род уверенным шагом пересек луг. Убава поскакала за ним, смешно вертя от нетерпения хвостиком и задирая копытца, чтобы не примять красочные цветочки. Владыка отпер ворота ключом и распахнул створки. Солнечное сияние вырвалось из-под башни и ударила Горихвосту в глаза, привыкшие к сумраку, царившему под шатровым пологом. Торжественная череда навьев, жен и мужей, вышла из ворот с хлебом-солью и встретила гостью. Обомлевшая от счастья Убава обмакнула в соль краешек каравая и разрыдалась.

– Добро пожаловать в рай, наша новая сестра, – молвил ей навий муж, державший каравай на расшитом узорами полотенце.

– Добралась все-таки! Добралась! – всхлипывая, бормотала навка.

– Смелее! Ступай! – подтолкнул ее Род.

Убава вступила в свет, ворота за ней захлопнулись, и довольный Род вновь закрыл их на ключ.

– Ну, голубчик, а теперь о тебе посудачим, – вернувшись под шатровый полог, сказал он Горихвосту.

*

Лутоха вырвал у Щеробора суковатую палку, на которую тот опирался, и запустил в Шутиху. Трость пролетела сквозь мокрое платье, как будто это было всего лишь туманное облачко, и лишь сучок на конце палки зацепился за Черную книгу и вырвал ее из рук водяницы.

– О чем с ней толковать? – выкрикнула Ярогнева. – У нее в голове черти пляску устроили. Ее мысли – как рваные струны, на которых безумные бесы бренчат копытами и хвостами. С ней один разговор – изничтожить, чтоб и памяти не осталось!

– Ой, а кто это подал голос? Неужели наша задохленькая княжонка? – издевалась над ней водяница. – Попищи, девонька, попищи, перед тем как у тебя прорастут жабры и выскочит рыбий хвост. Поглядим, каким станет твой голосок под водой. Там ты с рыбками наговоришься – они у меня разговорчивые. Слушают, не перебивая, и только умные глазки пучат!

– Горихвост натерпелся от жизни и от врагов, – не могла остановиться княжна. – Мало ему было бед, ты решила добавить. Да еще как все вышло: я своей же рукой его сердце пронзила! Если б ты, дрянь болотная, знала, чего мне это стоило! Как мне это далось, и что я теперь переживаю! У меня до конца моих дней его кровь будет на пальцах краснеть!

– А вот это ты зря! – возразила Шутиха. – Я могла надоумить Курдюма, чтобы он твоего ненаглядного сразу прикончил. Вурдалак ведь простой, как полено – ему самогонки нальешь, он и думает, будто ты его лучший друг. Я б велела Курдюму, чтоб он в первую же ночку его и прирезал, только мне это было не нужно. Вурдалак должен был выдать заветное слово, которым отпирается черная книга. Для этого мой муженек и водил его в баню, и спинку ему веничком парил, чтобы вычитать, что у того меж лопаток наколото. Позже, книгу прочтя, мы вызнали, что пробудить змея можно, лишь принеся в жертву девку благородных кровей, да еще сделать это нужно ветхим мечом, которым древние колдуны тешили чудище в давние времена. И ведь надо, какая досада: этот меч, Душебор, почти был у нас в руках! Да только твой вурдалак уже успел улизнуть, и ищи его, будто ветра! Пришлось посылать Курдюма за ним в Дикий лес, где его уже мелкий царек приговаривал. Ох, и набегался же мой благоверный!

Водяница расхохоталась.

– Так что я твоему Горихвосту еще несколько дней подарила. И за эти дни он с тобой успел познакомиться и сойтись. Да и ты к нему чувствами воспылала.

Ярогнева вспыхнула, будто от страсти – ее лицо стало того же цвета, что и княжеское корзно.

– Ты – злодейка, и нет тебе оправданий! – заключила княжна.

– Вурдалак был чудовищем, нелепым и страшным! – не унималась Шутиха. – Такое и не должно было ходить по земле. Нечего делать такому среди людей. Вот мы с тобой вместе и отправили его к праотцам. Не волнуйся: мы сделали доброе дело.

Ярогнева зарычала от злости – почти так же, как делал это Горихвост, когда был еще жив. Сорвавшись с места, княжна взвалила на плечи поваленные ветром ворота капища и поволокла их к обрыву.

– Ты чего вздумала, доча? А ну-ка, постой! – встревоженно попыталась остановить ее Верхуслава.

– Нежата, держи ее! – испугавшись больше жены, завопил князь.

Сообразительный воин тотчас бросился к княжеской дочке, но Ярогнева уже сбросила с Крутояра широкие деревянные створки, болтающиеся на выдернутых столбах. Ворота хлопнулись на воду, обдав брызгами щиты, развешанные на бортах ладьи. Однако едва княжна попыталась спрыгнуть с обрыва, как Нежата схватил ее за пояс и потянул к себе.