Читать книгу: «Ядерный вальс. Полдень. Акты 1 и 2», страница 52

Часть 8

Ульяна очень не любила легкомысленных, как ей казалось, людей. И если шутки Среды можно было спустить на родовой след – а она знала сразу двоих «юмористов» из их семьи, не считая того, что и сестра Димы, Бронислава, любила и умела пошутить – то вот для Лиски такого оправдания не нашлось. Не было секретом, и она не скрывала, что он ей не нравился, с каждым разом она все больше и больше считала его кретином, не знающим, что он вообще должен и может делать не только в Центральном Разведывательном Управлении, а вообще на планете Земля. Джек для Вирховой был что-то сродни белого шума, который вроде бы и не громкий, не пытающийся казаться слишком нарочито интересным, не навязывается, почти, но все равно какой-то назойливый, противный. Такой, который хочется выключить поскорее и заняться чем-то более полезным, чем его созерцание.

Именно по этому его фразу: «Прикрой нам спину, а мы все сделаем сами!», она приняла слишком буквально. Даже иногда подумывала о том, чтобы спустить курок и увидеть, как в перекрестии снайперского прицела появляется темное размашистое облачко, и черная тень, которая звалась когда-то Джеком Лиски падает в грязь. Вероятно, она бы даже не стала скрывать, что она убила бы его – ответила без тени всякого сомнения. Но вот почему не убила? Наверное, потому, что считала, что Самир не справится один, что он упадет духом, когда увидит смерть своего сослуживца и брата по оружию. Потому, что считала, что Джек еще может быть полезен, и даже в глубине души надеялась, что он все-таки зрелый и взрослый человек, который может жить не только иронией. Она не знала его толком, чтобы рассуждать о сути, судила по обложке, а потому понимала, что не стоит жать на курок и ждать, пока винтовка лягнет плечо.

Но все же она нажала на спуск и почувствовала практически неощутимую отдачу. Наемники толково расположили блок посты и цепи охранения на своей перевалочной базе, которую уже обустраивали около постамента Линкольна. Без крови было не обойтись никак, и чтобы не портить дело, чтобы действительно оправдать высокое имя советского снайпера и серебряной призерши мирового чемпионата по стрельбе, Ульяна ни разу не промахнулась. Била на повал, прошибая тела настолько точечно, что было и не докопаться. Каждую пулю клала вдумчиво, с быстрым и точным математическим расчетом траектории в голове или на листочке рядом. Очень любила бить в шею, точно под первый позвонок в черепе, расшибая тот в пыль, и не дырявя солдатскую каску. В темноте и в дожде было практически не видно крови, особенно если не знать, куда смотреть, и это могло сыграть на руку паре американских оперативников. Их работа ведь, как ни крути, оказалась сложнее – Лиски и Бадар подхватывали тела, чтобы те не рухнули на землю и не зазвенели снаряжением и автоматами. Аккуратно оттаскивали убитых наемников в сторонку, и даже, иной раз, клали в кусты или ямы с грязью, чтобы их трупы не слишком бросались в глаза. Но все равно рисковали – патрули ходили с незавидной частотой, и уже чуть было не случилась ошибка. Один из патрулирующих территорию наемников заметил силуэты в кусах и зарослях. Уже было собирался показать пальцем своему напарнику, но Ульяна сработала очень четко и быстро. Она заметила их движение и послала две пули навскидку и практически одновременно. Каждой была уготована своя цель, и они с ними встретились. Два тела, все-таки не слишком сильно, но зашумев, плюхнулись на развезенный дерн с ошметками травы.

Американцев это спасло. Увидев упавших людей, Самир и Лиски быстро сообразили, что здесь оставаться опасно, и дерзким рывком прошли прямо до рядов зелено-черных броневиков «Тигр», под колеса которых и нырнули, скрывшись от резко появившегося патруля наемников. Те были не на шутку взбаламучены – нашли тела убитых сослуживцев и практически сразу, без ошибки, определили, что работает снайпер. Они ведь оттачивали профессиональные навыки годами, в горнилах гибридных войн по всему свету, зачищая кишлаки от боевиков и не только, убивая врагов и не только, защищая интересы, видимо великой, России… и не только. И теперь с их навыками, с их чутьем кровожадных волков, которые знают все и умеют все, приходилось считаться. Резко поняв свою ошибку, Ульяна отпрянула еще дальше в комнату, утягивая за собой винтовку и рюкзак, на который та была положена. Ее опыт был еще больше, и она прекрасно поняла, что оставаться здесь больше нельзя.

–– Блять! – шепотом воскликнула она. – Лиски, вот мудила!

Как только она закинула рюкзак за плечи и взяла винтовку в руки, под самыми окнами раздался скрип мощных тормозов. У наёмников была своя группа быстрого реагирования, которая тут же отправилась на разведку ближайших домов. Из трех «Тигров» и одного «Урала-Тайфун» вывалилось до трех десятков бойцов, которые разошлись по паре домов. Ульяне не повезло – в многоэтажку, в которой она находилась, заходил самый крупный отряд из «Урала» – около пятнадцати человек. Вступать с ними в открытое боестолкновение было бесконечно глупо, и она решила не рисковать. Пробиваться с боем было нельзя – перекрыты лестницы и коридоры первого этажа, а запасной выход во двор придомового участка был завален обломками американского истребителя четвертого поколения, который сгорел от старенькой советской ракеты из «Бука».

Вирхова скрылась в одной из боковых квартир, выбив дверь ногой. В той, где был оборудован ее снайперский пункт, оставила затаенной взведенную гранату. Она ожидала отвлечь внимание наемников и вырваться на оперативный простор, или хотя бы лестницу, не вступая в прямой бой. В дополнение к этому, зажгла фальшфейер и бросила его вдаль по длинному и прямому коридору, который упирался напрямую к спуску. Так она надеялась увидеть тени, и сосчитать бойцов, понять, куда и как они двигаются, их организацию. А еще такой прием мог дезинформировать солдат противника. Не самые ожидаемые действия, обычно на грани абсурда, всегда приводят к дезорганизации и легкому испугу, который помешает в моменте объективно и трезво рассуждать. О чем подумают наемники, когда увидят, что матерый снайпер, который без всякого шума, перебил около полутра отделений, теперь выбрасывает источники света прямо в коридор? О том, что он сумасшедший. А сумасшествие признак того, что матерый снайпер уже точно не отступится.

Наконец послышались шаги и раздался хруст крошеного бетона. Здание уже было побитое боем, и тот этаж, предпоследний, на котором находила Ульяна, был, вероятно, самым целым из всех. Здесь были невредимыми практически все помещения и квартиры, комнаты. А вот крыша и первые этажи оказались завалены обломками. С остервенением барабанящий по изогнутому и разорванному подоконнику дождь мешал четко понять по шагам сколько было солдат, и тут как раз на помощь пришел зажжённый фальшфейер. Пятеро. Солдаты решили разделиться на три этажа поровну – по пятеро. Все-таки здание было очень большим, а наемников было сравнительно мало, чтобы вальяжно передвигаться по этажам огромной гурьбой. Действовали малыми тактическими группами, и это было даже правильнее. Они были мобильнее, были боеспособнее и злее, могли быстрее рассредоточиваться, не толкаясь и оперативнее отвечать на огневой контакт. Ульяна почувствовала, как у нее замирает сердце. Вжавшись в угол за распахнутой дверью, она бесшумно достала из ножен десантный нож, взяв его обратным хватом.

–– Вперед, вперед. – послышались команды. – Бери вторую справа, я возьму эту.

К Ульяне кто-то заходил. Света фонаря не было – на каждом из наемников был прибор ночного видения. Вот уж точно роскошь для простой армии и простых солдат! Вирхова закрыла глаза и стала прислушиваться. Скрипнул порог, и сапог ступил за дверь. Солдат быстро, но тихо наклонился, посмотрев в глубину помещения от двери, и сделал еще два шага вперед, развернувшись. Лезвие десантного ножа мгновенно, с жестким, но не слышным ударом, вошло ему в горло по самую рукоять. Второй рукой Ульяна держала его автомат, и сунула палец под спусковой крючок, чтобы наемник не выстрелил. Молча, как живая статуя, она, не моргая, смотрела ему точно в зеленые окуляры ПНВ, и видела, как тот захлебывается от крови и умирает у нее на руках.

Вирхова стянула с его глаз прибор ночного видения, заметив то, как угасают его зеленоватые, напитавшиеся света от ПНВ, зрачки. Через мгновение рассмотрела под его веком татуировку «Смерть!». Похоже, он и не собирался жить вечно, подумала она, надевая на голову трофейный прибор. Мир вдруг мгновенно стал более понятным и четким, темнота резко отступила, высвобождая пространство для мягкого, немного рябого, зеленого свечения. Полезное изобретение, все-таки…

–– Граната! – рявкнул один из солдат. – В укрытие!

Это был звездный час для Ульяны. Наемники залегли всего на несколько секунд. Сразу же после того, как прозвучал мощный взрыв, который услышали бы даже в бункере Белого Дома, она вынырнула в коридор, срываясь в сумасшедший по скорости бег. Так, вероятно, она еще никогда не бегала. Ни, когда сдавала нормативы, ни в Афганистане. В последнем точно было не до бега по ровному и гладкому полу американских построек… Но у нее получилось! Едва ставя ноги, и задыхаясь от настолько серьезного рывка, она просто плюхнулась на живот у самой лестницы и скатилась по ней кубарем. Контуженые взрывом гранаты наемники этого не услышали, но мгновенно вынырнули в коридор, продолжая прочесывание этажа.

–– Хитрый, сукин сын! – воскликнул один из них, но Вирхова этого уже не услышала.

Ульяна вскинула винтовку и посмотрела вниз по лестнице. Никого там уже не было – все из бойцов, кто мог, рассредоточились по этажам. Но нужно было быть аккуратнее, спешить точно не стоило. Собранность и терпение были лучшими союзникам Вирховой сейчас. Барабанящий по металлическим конструкциям дождь сильно мешал слышимости, было не понятно, кто и где находится. Обрывками звучали басистые разговоры, которые иногда перебивали одиночные выстрелы, ведь в здании еще, не смотря на повальное бегство, были гражданские. Почти неслышно дыша, Вирхова уже спустилась на первый этаж. Предстояло лишь сигануть по коридору до спасительных дверей и драпануть, что осталось сил! Спасительный выход был так близок, что она и не заметила странный шорох за собой. Обернулась лишь тогда, когда ствол винтовки практически посмотрел ей в спину.

Наемник наткнулся на нее в темноте. Он не сразу понял, что именно схватило его автомат. Четким и резким движением руки вверх, Ульяна сбила с его глаз прибор ночного видения. А другой увела винтовку вниз. Два резких и хлестких удара прошли мордатому наемнику точно в голову, отчего тот окосел и попятился назад, громыхнув тушей об стенку. С мощью въехавшей в грудину фуры, Ульяна толкнула его ногой еще дальше в стену. На пол посыпалась плитка, а от чудовищного удара, который чудом не сломал ребра, наемник шумно сплюнул кровью. Но следующий удар он все же сумел заблокировать. И тогда прилетело с другой стороны. Ульяна умела очень ловко и быстро боксировать. Она всадила кулак в челюсть с такой силой, что та захрустела и вынырнула из сустава, повисая на одних сухожилиях. Наемника снова потянуло к земле, но он устоял на ногах. Сумел даже собраться и закрыться рукой от ножевого удара – клинок затормозил всего в нескольких миллиметрах от его горла, но затем медленно начал приближаться все ближе и ближе. Острый кончик его уже входил под кожу, и Ульяна увидела, как солдат с остервенением оскалил желтоватые зубы. Мышцы набухли до предела, и Вирхова глядела точно в его глаза, которые не выражали ничего, кроме страха, смешанного с яростью – солдат еще не был повержен, он держался достойно, но медленно сдавал все свои позиции.

Внезапно Ульяну дернули за плечи. Быстро развернувшись, она махнула наотмашь ножом, полоснув кому-то по остроносому лицу. Но перед ее глазами мелькнула сложенная пятерня. Сознание на мгновение помутнело, а тело потянуло к земле. Последовал еще и еще один сокрушительный удар, и теперь уже ей приходилось защищаться. Активно отбиваясь и блокируя удары, она успевала бить еще и по первому, недорезанному наемнику. Дралась одна против двоих, но ей было не привыкать. Два четких удара в одного, ногой наотмашь во второго! И сокрушительный боковой, который поставил солдата с рассечённым лицом на колени. С остервенением схватив его за волосы, со свистом, разрывая кулаком воздух, размозжила ему нос так, что кровь оказалась даже на ближайшей стене.

Еще замах, но тут руку что-то стиснуло и сжало. Быстро подняв голову, Ульяна успела увидеть только тыльник приклада. Такой удар ее ошарашил еще сильнее, и ноги уже подкосились, но она еще стояла. Заблокировала второй, но прилетел еще один с другой стороны – тут было не выдержать. Вяло махнула рукой, пытаясь нащупать чьи-нибудь мягкие ткани, но это было мимо. Сознание в миг ушло в темные чертоги, и глаза будто бы выключились. Тело коснулось пола…

… В нос ворвался резкий запах нашатыря. И первое, что Ульяна увидела, когда разлепила болящие и практически ничего не видевшие глаза – большой золотой перстень с игральной мастью. Такой громоздкий и такой неподходящий тому элегантному, явно женскому пальчику, на который он был надет.

Однако, как в бочке, раздваиваясь, прозвучал все-таки мужской голос:

–-…Человек, при жизни успевший стать легендой…

–– О, только не это… – опустив голову, попросила Вирхова.

–– Не любите подобного пафоса к своей персоне, товарищ Сайранова? – усмехнулся вдруг мужчина.

Он стоял в полумраке, и можно было четко различить только то, как он скупо улыбнулся. На его зубной эмали немного приглушенно отразился свет тусклой керосиновой лампы, поставленной на столе посреди небольшой штабной палатки. Ульяна сидела привязанной к стулу, и уже практически не чувствовала перетянутых кнутами рук, однако головой она двигать еще могла. И пусть та гудела, страшно болела, и ощущение было такое, что из обоих висков торчит по отвертке, она все-таки еще была работоспособна. В мозгу потихоньку начинали расходиться, собранные в единый непонятный клубок из-за двух ударов прикладом, мысли, составляя картину того, что вообще происходило. Да, не выдержала, да не смогла – одна против пятерых наемников. Но, не сдалась сама, и, кажется, у нее теперь был способ отыграться и уйти не побежденной. Она уже все придумала, все сообразила. К сожалению, а может и к счастью для ее невероятного по своей величине военного опыта, она в плену уже была, и ничем, абсолютно, наемники не смогут ее удивить.

–– Какой я тебе товарищ? – усмехнулась она. И мгновенно почувствовала, как голову отвернуло от не слишком сильного, но ощутимого удара.

–– Вы не представляете, как увлекательно смешивать с грязью фантома. – сплюнул на пол наемник. И пусть он был красив внешне, с какими-то непонятными татуировками на шее и обратной стороне кистей, повадки его оставляли желать лучшего. Профессиональные военные, которым дорога их честь и достоинство, так себя не ведут. – Ощущаю себя борцом с паранормальными явлениями. Третьим братом Винчестером! Вы ведь уже несколько раз умирали. И нет ни одной, ни единой причины для того, чтобы не измываться над вами сейчас для собственного удовольствия.

Показательно закатав рукав повыше, он ударил еще раз. В ответ увидел лишь то, как она сплюнула кровь ему на ботинки.

–– Что вы делаете в Вашингтоне? – серьезно спросил наемник. – Зафиксируйте.

Только сейчас, после последнего слова, Ульяна заметила то, что через стол от нее притаился еще один наемник, который шуршал карандашиком по бумаге, фиксируя все, что ему скажут, или что он посчитает нужным. Итого – трое.

Третий наемник смог Ульяну удивить. Ведь это была женщина, и именно ее руку она и увидела первой. Судя по нескольким ее наколкам – а девушка, лет тридцати, была в майке и ее руки было прекрасно видно – она была кем-то вроде опального медика. Слишком сильно верующей стервой, с набитым на предплечье черным православным крестом. На ее ключицах, в обход шеи, оплетая витиеватый шрам, не то от петли, не то от ножа, была наколота колючая тюремная проволока. А на спине, когда девушка отворачивалась, Вирхова успела разглядеть храм с куполами. Этакий собирательный образ русского заключенного, только смешанный с достаточно элегантным спортивным телом и короткой прической. В ушах у загадочного парамедика были большие круглые золотые серьги. Но самое интересное было на шее – крупное и детализированное распятие на достаточно хлипкой, но золотой цепочке на мужской манер.

–– Так пристально рассматриваешь ее. – заметил наемник. – Это Ольга, она наш врач, и по совместительству, человек, который может сделать тебе очень больно.

–– Не помню, чтобы мы переходили на «ты». – огрызнулась Вирхова, повернув взгляд на допрашивающего. – Не думайте, что вам все можно, раз вы самые острые обломки от армии Громова, бывшей когда-то армией России.

–– Сомневаетесь в том, что мы делаем все это в интересах России?

–– О, нет, я не сомневаюсь, что вы делаете это в «интересах России». – едко ухмыльнулась Ульяна, показывая окровавленные зубы. – Я глубоко сомневаюсь, что вы делаете это в интересах российского народа. Да и людей, как таковых. Много ли получили наши люди от ваших завоеваний в Африке или на Ближнем Востоке, а? Список «Форбс» все пополняется русскими олигархами, а народ нещадно вымирает и беднеет. Так интересы какой России вы отстаиваете?

–– Мы самые эффективные подразделения на поле боя! – ушел от ответа тот.

–– Да, потому что не следуете правилам войны. – смело заявила Ульяна, перебив мужчину, который хотел что-то добавить. – Вас спускают с поводка, и вы грызете все, что попадется вам под другу. О, вы самые эффективные, спору нет. Но только потому, что вы наглухо отмороженные асоциальные кретины.

–– Ваши идеологические убеждения простой мусор. – отмахнулась вдруг Ольга, скривив мину крайнего недовольства ее высказыванием. – Безнадежная вера в то, что человеческую природу можно изменить. Мы же берем под контроль то, что потаенно в каждом сильном человеке – врожденный инстинкт хищника. – девушка вдруг наклонилась и подалась чуть вперед, что распятие с ее шеи начало висеть как маятник. – Слабые, бывает… не выживают.

–– Богоугодно, наверное? – усмехнулась Ульяна, вдруг дунув на крест, что тот закачался.

–– А Бог всегда жесток. – равнодушно развела плечами тогда наемница, распрямившись и отойдя назад. – Поэтому и существуют войны. И существуют воины! Существуют и те, кто не вписался в обыденный людской миропорядок, те, кто оказался против человеческой природы вечного противостояния самим себе. И эти особи оказываются на пути воинов, как ни крути. И тогда есть выбор – либо остаться воином, либо пасть жертвой собственного малодушия и бесхарактерности. Не у всякого хватит смелости выбросить миролюбивую чепуху и признать право собственной силы. Такие люди и руководят миром.

–– Ух ты… – знатно удивилась Ульяна. – Признаю, я купилась. Но купилась лишь на мысль о том, что есть те, кто не вписан в общественный миропорядок, ведь подобный элемент стоит прямо передо мной! – тут ей в голову влетел резкий удар. Это уже была Ольга. – Да блять… А характер у нее вспыльчивый. – шмыгнув носом и слизнув с губ кровь с рассечённой брови, Вирхова усмехнулась. – Вы, Ольга, точно доктор? Удар неплохой…

–– Доктором была в прошлой жизни. – она пододвинулась у Ульяне настолько близко, то та сумела увидеть, как у девушки задрана губа от небольшого шрама. Там был, словно выкушен, кусок плоти, и виднелись следы от небрежного штопанного шва. – А затем настала новая. У нас есть минутка?

Допрашивающий мужчина доверительно кивнул. И тогда Ольга распрямилась и достала из пачки папиросу, мгновенно закурив ее от бензиновой серебряной зажигалки. Чуть почадив дымом, она потерла перстень на пальце. Резко выдернула сигарету из зубов и небрежно выдохнула в сторону. Курила она точно не как Ульяна, более резко и дергано, но с каплей самолюбования и этакого эстетического удовольствия. Не будь на ней черной майки, и поменяй она свои болотного цвета широкие штаны на платье, можно было бы подумать, что она строит из себя светскую стерву, но так от «светскости» не было и следа.

Вирхова жадно поглядела на сигарету, и почувствовала, как сухой и горячий песок обсыпает ее пальцы на завязанных за спинкой стула руках. Свет керосиновой лампы стал ярче, он начал напоминать восходящее от горизонта солнце, жарить и даже обжигать шрамированную половину лица, хотя никто не добавлял в лампу мощности, никто ее не трогал. Жадным и даже пугающим взглядом, стараясь сохранять остатки самоконтроля, чтобы не выдать приступа наемникам, Ульяна вцепилась в сигарету. И наемник это заметил.

–– Дай ей. – приказал он Ольге. – Она чадит, как паровоз.

Девушка послушалась, и сунула закуренную ей папиросу Ульяне в губы. Та быстро сжала сигаретный фильтр зубами и глубоко затянулась. Все фантомные ощущения отошли. По измученному телу прошлась приятная дрожь. От подобной блажи закрыв глаза, Ульяна ощутила, как на ее макушке собираются мурашки, как дыбом начинают вставать ее длинные и черные как смоль волосы.

–– Видишь, ее чуть не сломало сейчас. – все-таки догадался наемник. – А я хочу растянуть удовольствие подольше.

–– Мог поглядеть на то, как она мучается. – со взглядом, подобным тому, каким обычно наблюдают за экспериментами, Ольга посмотрела на то, как Вирхова неспешно выдохнула дым.

–– Не хочу мешать тебе рассказывать историю. Знаю, ты ее любишь.

–– Так вот. – наемница вдруг мягко взяла Ульяну за коленку. – Я была чем-то вроде… медицинского работника, при отделении специального назначения. Элита, всех элит! Но я хотела быть выше, я хотела руководить! Я хотела быть командиром собственного отделения, а тот козел, который был моим командиром, постоянно осаживал меня, считал, что я не достойна этой роли. Я закопала его вместе с теми шестью гражданскими, над которыми я повеселилась. Лучший способ получить конкретное знание – испытать его на том, для кого оно будет рассчитано. Доктор Менгеле или отряд Исии были осуждены по праву, но вот то, что они привнесли в науку, закрепило их имена в истории навсегда. Кто-то может сейчас пожалеть тех горцев, которые принесли мне знание о человеческой природе? Кто-то может возжелать обменять свою, дорогую и близкую сердцу жизнь, на жизнь этих немытых козлопасов?

–– Ты просто мразь. – с отвращением ответила Вирхова.

–– Нет. Я – это исследователь. – с абсолютно безумными глазами ответила та. – Я отсидела три года, два из которых провела в карцере за убийство сокамерниц. У одной из них был рак прямой кишки в зачаточной стадии, и можно даже сказать, что я ей помогла. Зато теперь, у меня огромный талмуд из всего, что должно быть в медицине. Мы испытываем средства на низах, чтобы выдать их тем, кто должен этим самым низам выписать кнут. Это ли не счастье, работать и держаться в стезе сильных, зная, что ты одна из тех, кто может назвать себя владыками нашего мира?

–– Без совести и без чести?

–– Совесть – самая глубокая ошибка человечества. Тормоз эволюции, если угодно! Она заставляет тех, кто отличается, вставать в ряды тех, кто похож друг на друга, как две капли воды. Да, это бессовестно, но бессовестно по меркам тех, кто и обозначает слово «совесть». И пусть все думают, что мы есть мрак, что мы просто тщедушные мрази, несущие хаос и разрушения, но Бог… Бог знает, что мы несем человечеству лишь прогресс в плане их мышления. Мы несем человечеству идею, что следующая ступень нашей эволюции неизбежна, и что все, кто будут тормозить этот процесс «совестью» или «честью» … будут просто перетерты на корм.

Ульяна не знала, что и ответить. Она первый раз пребывала в настолько сильном шоке от того, что она смогла услышать. На несколько мгновений даже подумала, будто бы наемники смогли ее все-таки удивить, но потом поняла, что предпосылки к этой риторике были, и были каждый раз. Да, не секрет, они являются отбросами, идеологический гнилью, откровенно противопоставленной действительно важным армейским ценностям, вроде добросовестности и порядочности. Если Армия, полиция и прочие силовые структуры, все-таки, худо и бедно, с натяжкой совы на глобус, работали на государство, а сотрудники в этих ведомствах свято верили, что помогают людям просто потому, что должны и это их долг, то эти звери были точным им противопоставлением. Они те самые солдаты – в прямом смысле слова. Прорывные батальоны, не боящиеся ни ответственности, ни последствий. Они не работают на государство, они сражаются за самый противный и позорный стимул на земле – за деньги. Они подпитываются тем, что они воины, и что они сильнее. И потому эта риторика, из уст этой опальной докторши, была даже очевидна, и ничем новым не стала.

Однако Ульяна поражалась откровенности и горделивости, с которой Ольга ей это сказала. На лице наемницы не было никакого намека даже на тень стеснения или раздумий по этому поводу. Это были ее устоявшиеся позиции в жизни, ее взгляд, который любому нормальному человеку был бы противен. И Вирхова все ждала, когда же та вскинет руку, и прокричит что-нибудь особо «коричневое», но та вела себя даже на удивление сдержано. Умела сохранять самообладание, хотя, видно, очень хорошо эмоционально разгорелась во время монолога. Вирхова чуть не выронила сигарету, но сумела еще раз глубоко затянуться.

Тонкими пальцами, на одном из которых был, теперь заигравший другими красками, перст, Ольга медленно вытащила из ее губ сигарету, закурив сама.

–– …Мне искренне жаль… – с папиросой в зубах заговорила девушка, раскладывая на коленках Ульяны кожаный чехол с надраенными до блеска хирургическими инструментами. У нее там было все. Даже ватка, чтобы протереть лоб. – … что моя задача сейчас будет состоять в том, чтобы изуродовать то, что может принести пользу нашему миру. Вы не представляете, товарищ генерал, насколько мне противно смотреть, как вы защищаете бесполезные круги общества, вставая с ними в один ряд. Лучше будьте с нами, Ульяна.

–– Для тебя, засранка, Ульяна Евгеньевна. – грозно ответила та, резко дернувшись на стуле, что все наемники разом затаили дыхание. Все же боялись, даже связанную. – И я никогда не встану в ваш ряд. Моя задача – поднять народные массы, являющиеся самым сильным инструментом на планете, на борьбу с особо зазнавшимися и зажравшимися ублюдками, вообразившими себя владыками этой самой планеты. – она засмеялась, показав ей окровавленные зубы. От этого рваный ожоговый шрам стал еще страшнее, на той стороне ее лица будто бы на мгновение не осталось мяса, только голый почерневший череп. – Вы просто кучка блядей, которую необходимо вырвать как сорняк. Общество может и должно стать справедливым!

–– Она станет справедливым только тогда, когда каждый человек поймет свое место в иерархии. – вдруг ответил наемник, стоявший позади Ольги. Та все еще близко рассматривала лицо Вирховой.

–– Тогда вы готовы оказаться внизу пищевой цепочки? – медленно спросила его Ульяна, прищурив взгляд.

–– Нет, мы там не окажемся. – как-то даже простодушно ответила Ольга, засовывая почти докуренную папиросу снова Вирховой в губы. – Вы, товарищ Сайранова, явно что-то сейчас путаете. Я же вам говорила, здесь мы являемся силой.

Ульяна глубоко затянулась папиросой, почувствовав то, как у самых ее губ уже начинает подгорать фильтр. Выдохнув едкий табачный дым через ноздри, она вдруг сказала:

–-…Сомневаюсь.

И достала папиросу изо рта собственной рукой.

Ольга даже не успела сообразить, когда именно из загорелых и сухих пальцев Ульяны была выщелкнута докуренная папироса. Она, казалось, уже тысячу лет весит в подвешенном состоянии всего в нескольких десятков сантиметрах над землей и разбрасывает еще шаящий пепел. Время всего на несколько мгновений оказалось остановленным, и осознание пришло в самый последний момент – с звонким и грубым хрустом тоненький и аккуратный нос на ее наемничьем лице оказался сломан под напором лба Вирховой. Та ударила так, что весь череп дернуло ударной волной, как от попадания пули в стальной шлем. Потеряв всякое равновесие и связь с реальностью, Ольга лишь почувствовала, как ее тело соприкасается с каким-то шкафом или столом, затем бессильно падает на пол и замирает, теряя всякую связь с происходящей реальностью. Ульяна, взревев, как турбовинтовой бомбардировщик, подорвалась с места. С силой махнула рукой с зажатым в ней не самым легким дубовым стулом, разбивая об наемника. С силой и яростью бросившись в атаку, она подхватила какие-то обломки ножек, и нанесла еще два удара по его голове, надрывая на ней кожу. По дубовым обломкам брызнула кровь. Дальше, сориентировавшись и поняв, что тот писарь, который потихоньку вел записи в своем блокнотике, уже направляет на нее свой «Грач», Вирхова бросилась через стол и схватила его за грудки, выбивая пистолет из рук. В тот момент, когда оружие лязгнуло об пол, голова писаря повстречалась со столом, а сверху, в шею, как осиновый кол в грудь вампира-кровопийцы, она вогнала обломок ножки от стула. Обессилевшее и умершее в мгновение ока тело лишь трепыхнулось и с кровавым следом сползло со стола на пол, точно к ногам Ульяны, рассвирепевшей как бык.

Она, даже в тайне обрадовавшись тому, что допрашивавший ее наемник еще жив, пнула в него стол, сжав кулаки до такого состояния, что хрустнули пальцы. В ней таилась невероятная энергия, и сейчас было то самое время, когда стоило потратить ее до самого конца, до полной разрядки ее чудовищного заряда ярости. Схватив согнувшегося на стол от удара мужчину, она потянула его на себя, перевернув на столешнице. Взяв его в захват, начала сдавливать горло, как пресс. Наемник забился в истерике, попытался ударить ее своими кулаками, но эта боль, которую она практически не чувствовала сейчас из-за нахлынувших эмоций, нисколько не волновала. Наоборот! Это ее только раззадоривало. Она была настоящим хищником, страшным чудовищем, которого сопротивление в глубине души только забавит. Но она была тем чудовищем, которое удавливает тех, кто еще хуже нее. Необходимое зло на страже самого добра – вот кем она была всегда. Никто не отрицал, и все знали ее силу. А кто осмеливался предположить, что она хила и растеряла всякую форму – погибали под ней за собственные слова. Она сдавливала наемника так, что у него покраснела голова. Еще на не застывшем от смертной маски лице полопались сосуды, из глаз и носа потекла кровь, которая закапала на стол. Из горла вырвался скупой хрип, а дальше был только выдох. Чтобы не оставлять наемнику шансов на то, чтобы выбраться из ада, из той «Вальхаллы», о которой все они грезили, Вирхова сломала ему шею об край стола.